Растоптанные фиалки

Когда вдали взвилась тонкая струйка дыма, стремительно разрастающаяся в серый стяг, Лив почувствовала, как сердце в груди потяжелело. Ее родной мир был полон опасностей, но все они казались далекими по сравнению с тем, что творилось здесь. Лив храбрилась, стараясь убедить себя в том, что действительно справится со всеми бедами, но руки все равно дрожали от страха. Уверенности не вселяли ни прочная броня, ни колдовской меч Лиод. «Как странно, — думалось Лив. — Подвергать себя опасности, охотясь за сокровищами, было куда проще». По крайней мере тогда она могла контролировать хоть что-то. Спальник защищал от ветров, костер — от незваных гостей, а шокер просто был дорог сердцу, как символ защищенности. Что делать с мечом, кольчугой и гневом богов, Лив не знала. Еще больнее становилось от осознания собственной ненужности. Лив слушала разговоры приятелей, но не понимала в них ни слова, лишь скромно улыбалась, стараясь слиться с пейзажем. Они были другими. Древними, сильными, загадочными. И хранили в себе мудрость тысячелетий. Даже Локи, нелепый прохвост в потрепанной куртке, иногда смотрел так, что внутри все оседало. Шут снаружи и кто-то очень опасный внутри. Лив вспоминала легенды, что слышала о нем во время учебы на лекциях профессора Сверра, и думала о том, что, наверное, такой, как он, действительно способен привести к концу света. Даже Улль, по-приятельски простой и улыбчивый, в своем спокойствии нередко пугал. Он знал слишком много, и груз знаний отпечатывался в его глазах темной поволокой усталости. Когда пальцы его касались тетивы, что-то в воздухе неуловимо менялось, и он переставал быть тем Уллем, с которым можно было травить байки, он был Уллем, богом-лучником, разящим без промаха, и это почти пугало. Такой же была и Лиод. Таким был и Сагр. Только Сагра Лив не боялась от слова совсем. То ли дело было в его сущности вана, то ли это было связано с тем, что он сам по себе был тихим и безмятежным, но Лив с ним было спокойно. Сидеть рядом с Сагром у костра, наблюдая за тем, как он колдует над растоптанным Локи цветком, было до дрожи приятно. Лив отводила взгляд в сторону, боясь, что он все же заметит, но после вновь попадала под это странное очарование и больше не могла отвести от него взгляд. Сагр, правда, в ответ почти не смотрел. Он рассматривал деревья, окружающие его, шептал им ласковые слова на незнакомом языке и глядел так тоскливо, что разрывалось сердце. Когда Лив впервые увидела его рядом с Ванадис, тоска окутала грудь еще сильнее. Она ревновала и злилась, но не могла не признать — они подходили друг другу. Ванадис была светлой, прекрасной до невозможности и такой же созидающей, как и Сагр. И во взгляде Сагра Лив видела — он искренне в это верил. Пускай Ванадис и отвергала его снова и снова. Лив было стыдно, но она нисколько не жалела о подслушанном разговоре. Грусть, щемящая и вытягивающая все силы, снова сперла дыхание. Один был не только ее бедой, но и проклятием Сагра. Тогда, покидая двор Ванадис, она пообещала себе сделать все что угодно, чтобы не забыть Сагра. Кто угодно, но Сагр не заслуживал забвения. Пускай он будет далеким, как свет звезды, таким же холодным и отстраненным, Лив будет в него верить. Потому что это правильно. И теперь, глядя на дымовую завесу вдали, Лив не могла не помочь Ванадис. Причинять боль Сагру не хотелось. Наверное, вновь потерять кого-то столь дорогого будет невыносимо. И Лив двинулась вперед, сжимая рукоять меча и дыша полной грудью. Улль смотрел обеспокоенно и слишком мудро, а Локи, пожелавший было пошутить, внезапно осекся, когда встретился с ее взглядом. Наверное, ее глаза говорили о многом, вот только Сагр в них не глядел. Его спина исчезла за стволами берез, и Лив оставалось только пойти следом.

***

Лив не думала ни о волках, окружающих поляну, ни о Торе, могущественном и пугающем, ни о сокрушенном Локи. Все ее мысли занимал Сагр. Ванадис нигде не было, и в его взгляде читалась откровенная паника. Асы были жестокими, Лив уже успела уяснить это, и ей было страшно даже подумать о том, что могли сделать с богиней Тор и Фригг. Лив крутанула меч в руке, привыкая к незнакомой тяжести, и ринулась в бой, прикрывая спину Сагра и обрушивая удары клинка на кривые спины волков. Кисти болели от ударов, а мышцы сводило от усталости, но Лив продолжала идти вперед, прорубать себе путь, чтобы… Чтобы наткнуться на полный холода взгляд и едкое «мне не нужна помощь». Гнев и обида прострелили все ее существо, стиснули сердце мерзкими влажными лапками и заставили глаза неестественно заблестеть. Плевать. Если ему легче, пускай. Сейчас не время и не место обидам и ревности. Жмуря обожженные влагой глаза, Лив бросилась к Фригг, такой неестественной, нелепо светлой и жестокой. Если уж она валькирия, ей стоило сделать хоть что-то, чтобы доказать, что она может быть равна богам, что она воин, который не будет прятаться за спинами. Фригг же ее бравада, казалось, нисколько не впечатлила. Пустой взгляд богини скользнул по руке, отмеченной вороном, и на губах появилась недобрая улыбка. Лив сделала шаг назад, отсекая от себя ощерившихся волков. Небо нахмурилось, спеленатое черными тучами, воздух зазвенел, и Лив почувствовала, как страх сковывает все ее нутро. Взгляд Фригг горел торжеством и предвкушением, и под его весом Лив не могла даже вздохнуть. Где-то позади прозвучал голос Сагра, закричал Улль, отпихивая Тора от Лиод, но Лив не слушала ничего. Знакомое ощущение, скользящее по спине смертельным холодом, заставило ее вперить взгляд в небо. Молния, сверкнув среди туч, вмиг обозначилась более четко. В последний момент выставляя перед собой меч, тщедушную защиту против Гунгнира, Лив думала только о том, что умирать почему-то больно и зябко… И очень-очень страшно.

***

Когда затих гром и погас свет, Сагр пошатнулся. Тело ныло от знакомой боли. Раны от Гунгнира никогда не зарастали полностью. Сагр попятился, сжимая в руке топор, оглядел поляну и замер. Фригг стянула волков к себе, бросила что-то Тору и исчезла в туманном мареве. Тор, двинувшийся было к лесу, в котором исчез бессознательный Локи, поморщился — плут снова удрал — и тоже скрылся в молочной завесе. — Куда они? — Сагр встал ровно, покачнулся, но тут же смог выпрямиться. Он вновь оглядел поляну, но Ванадис нигде не было. — Свое они взяли, — голос Улля звучал приглушенно. — Отродья Сурта. Сагр не сразу понял, о чем говорит лучник. А потом сердце затрепыхалось в груди почти болезненно. Сагр заозирался, заглянув для верности даже за березы, и застыл посреди поляны как вкопанный, когда взгляд коснулся того места, где в последний раз стояла Лив. Черное пятно — самое настоящее кострище — напоминало язву, что точила землю. И сердце Сагра. — Нет… Он сделал пару шагов вперед и остановился. Сил сделать еще один шаг попросту не было. Ему ли не знать, что Гунгнир разил без промаха? Ему ли не знать, как тяжело выдержать боль от его ран? Ему, богу… Сагр вздрогнул, когда в голове возник образ Лив, маленькой смертной, прикрывающей его спину. Что он тогда ей сказал? — Вы чего такие бледные? Думали, я просто так им дамся? — из травы, теряя облик кузнечика, выполз Локи. До тошноты довольный и целый. Лиод встретила его ударом под дых и растерянным взглядом. Великанша обвела поляну пустым, ничего не значащим взглядом и уселась прямо на землю, зарываясь пальцами в огненные пряди. — А где золотко? — Локи не успокаивался, и Сагру хотелось убить его как никогда в жизни. — Мертва, — хрипло выдохнул он, отворачиваясь от пепелища. Губы Сагра скривились. Собственные слова горчили на языке, и от этого глаза обжигало еще сильнее. Локи теперь тоже выглядел не лучше. Сделав пару шагов в сторону темного пятна, он недоверчиво прищурился. — Вы шутите? — глаза его скользнули по фигуре Лиод, по опущенным рукам Улля и лицу Сагра, искривленному болью. — Да не… Сагр не хотел его видеть. Не хотел слышать. Он развернулся в сторону леса, туда, где, как он помнил, стояло жилище Ванадис, и двинулся вперед нетвердым шагом. Мысли, мельтешащие в голове, причиняли боль. Он действительно позволил ей приблизиться к Фригг, сам сказал ей об этом, заботясь больше о том, чтобы поскорее найти Ванадис, сам толкнул ее навстречу Гунгниру, потому что… Потому что был полным идиотом. Сагр оступился, припадая плечом к березе, и задышал тяжело, часто. Перед глазами стоял образ Лив. Ее рыжие пряди змеились вдоль спины до самой талии, чуть завиваясь, словно игривые змейки, а голубые глаза сияли озорством. Она смотрела, как он оживляет погубленный Локи цветок, и губы ее невольно приоткрывались, а взгляд загорался восхищением. Сагр тогда впервые за долгие годы почувствовал то, что не чувствовал уже очень давно, — в него верят, — и смутился, сраженный открытым взором смертной. Он вспоминал, как наткнулся на нее в купальне Ванадис — случайно или нет, он уже и сам не помнил — и как не мог отвести взгляда от влажной, подернутой загаром кожи, от потяжелевших от влаги волос и уязвимого взгляда. Она сказала, что ревнует, а он лишь улыбнулся — шутки у Лив были под стать Локи. И постарался скрыться как можно скорее, потому что что-то внутри шептало о том, что Лив, открытая, нежная и одновременно сильная Лив, была прекраснее всех, кого он когда-либо видел. И когда она вступилась за Ванадис, Сагр почему-то думал о том, что Лив, отчитывающая Локи, — самое милое создание на свете. Восхищаться одной девушкой и свататься к другой — полный бред, и Сагр чувствовал, что предает обеих. Его догнал Локи. Ударил в грудь ладонью, заставив остановиться, и недовольно нахмурился. — Мы не можем бросить здесь… Лив, — от прежнего плута в нем практически ничего не осталось. — Останемся — Тор вернется по твою душу. Сагр усилием воли заставил себя не поворачиваться к проклятой поляне. — И что ты предлагаешь делать? — Локи зло усмехнулся. — Будем искать твою ненаглядную Ванадис? Деревья вдалеке зашуршали, и Сагр почувствовал, как в груди становится тяжелее. Ванадис, целая и невредимая, стояла между двумя сплетенными березами и смотрела на них удивленно, сжимая в руках корзину с ягодами. — Что ты здесь делаешь? — Сагр сжал в руке топор. Он злился. На себя, на Ванадис, на Локи. Злился и хотел упасть на землю и больше не вставать. — Как ты уцелела? — Уцелела? — переспросила богиня. — Здесь были Тор и Фригг, — встрял Улль. Ванадис отшатнулась, заглядывая им за плечи, и облегченно выдохнула. — Спасибо вам, правда, — она широко улыбнулась, и Сагра от этой улыбки замутило. — Они бы со мной даже говорить не стали. Слишком старые счеты. — Ага… Сагр сделал шаг вперед, обходя Ванадис и стараясь не думать о том, что они вернулись на поляну напрасно. Что он зря гнал их через лес навстречу асам. Что Гунгнир испепелил Лив из-за него.

***

Сагр пристально следил за Ванадис. Он видел, как тряслись ее руки, как бледнели щеки и бегал из стороны в сторону взгляд, и чувствовал бушующую внутри злость. Пронести свою привязанность к ней сквозь сотни лет ради того, чтобы в ответ получить снисходительную пустую улыбку и мертвую Лив, было мучительно больно. Еще больнее было осознавать, что смерть Лив почему-то ее никак не коснулась, хотя прежде Сагр был уверен, что уж кто-кто, а Ванадис готова сопереживать всему миру. Но ее руки тряслись от осознания того, как близко была мстительная Фригг, от того, что опасность все-таки обошла ее стороной. Руки же Сагра тряслись потому, что он все еще чувствовал запах пепла, все еще слышал голос Лив где-то вдалеке, и ему казалось, что он сходит с ума от осознания того, что Лив, оказывается, смертна. Энергия Лив, прежде витавшая вокруг подобно сладкому ветру, исчезла, и от этого боль лишь усиливалась. Ванадис приблизилась неслышно, положила на плечо руку, стараясь приободрить, и тяжело вздохнула. Пару дней назад он, наверное, продал бы душу ради этого прикосновения. Теперь оно казалось чужим и совершенно лишним. Вместо этого вспоминалось, как Лив цеплялась руками за его предплечья, будто искала защиты, как держалась за рукав, опасаясь слететь с листа Иггдрасиля, и осторожно пожимала ладонь, знакомя с мидгардскими обычаями. — Это была достойная смерть, — тихо проговорила Ванадис. — Достойной смерти не существует, — Сагр откликнулся громче, чем нужно, и его голос еле заметно дрогнул. — Смерть есть смерть. — Нас учили чтить жизнь. Смерть — лишь ее итог. Она же прожила достойную жизнь, — Ванадис прошла вперед, заглядывая в его лицо, и ободряюще улыбнулась. Сагр почти физически ощутил желание исчезнуть из чертогов старой знакомой. — Она умерла в чужом мире по чужой вине, — он повел челюстью, но гневный рык сдержал. — Если это достойная смерть… — Она умерла за тех, кто был ей дорог, — отрезала Ванадис, и черты ее лица заострились. — Цени это. Сагр ничего не ответил. Он откинул голову к стене и уставился в потолок, будто там мог найти ответы на свои вопросы. Тяжесть прожитых тысячелетий рухнула на плечи неподъемным грузом. — А толку?

***

Лив была уверена, что умрет после того, как копье Одина пронзило ее грудь, однако боль все никак не прекращалась — мысли о смерти показались самым настоящим благословением. — Нельзя вмешиваться в законы мироздания и не нести за свои поступки ответственность, — глухой старческий голос прозвучал откуда-то издалека. Лив распахнула глаза, силясь разглядеть незнакомца, но все вокруг заволокла тьма. — Валькирии принадлежат мне. Весь этот мир мой. — Один? — она не слышала своих слов, но движение губ было понятным и четким. — Ты смекалиста для смертной, — Лив слышала, что он двигался вокруг, опираясь на деревянный посох. Шелест одежды, щелканье клювов воронов. Абсолютное спокойствие, проникнутое нескончаемой болью. — Даже жаль тебя рассеивать. Ты была бы неплохим воином. — Я такой же воин, какой и вы царь, — прохрипела Лив. Гунгнир, словно живое существо, вонзился глубже, заставив подавиться собственными словами. — Откровенно дерьмовый. — Теперь понятно, как ты смогла ужиться с Локи, — Один зло хохотнул. — Такая же неразумная. Гунгнир снова двинулся где-то внутри, скобля ребра резным древком. От боли не хотелось даже кричать, потому что горло свело спазмом, а ноги судорожно дернулись. Лив казалось, что ее подвесили над пропастью. Может, Один распял ее на ясене, как и себя когда-то. Шутка откровенно неудачная. — Ты не первая валькирия из другого мира, и не ты последняя, — голос старика снова зазвучал ближе. — Знаешь, как-то раз Мимир проговорился, что мне суждено пасть от руки того, кто не был создан для войны. Приятно осознавать, что родные дети не предадут. Но только не ваны. О, ваны, эти миролюбивые лицемеры, стали моим проклятьем. И я не дам Фрейе заполучить валькирий. Перебью каждую, но не позволю одержать надо мной победу. Вы слишком крупный козырь. Так ведь у вас говорят? Лив хотелось бы сказать ему очень много, но язык не слушался, став совсем вялым. Казалось, ее медленно душил сон, болезненный и дурманящий. Лив протянула руку вперед, пытаясь вырвать из живота копье, но руки сомкнулись вокруг пустоты. Один издевательски рассмеялся. — Можешь даже не пытаться. Слезы сами заструились по лицу, заставив Лив жалобно всхлипнуть. За что ей все это? Разве заслужила она эту боль? Разве по своей вине оказалась в этом мире? Беспомощность почти убивала. Неужели она умрет вот так? По прихоти безумного бога, насаженная на копье и истекающая кровью, словно крохотная бабочка в чужой коллекции. Лив вздрогнула, подумав о Сагре. Что будет с ним, если она умрет? Знает ли кто-нибудь из ее мира о нем? Или ему суждено, как и ей, пасть по воле Одина? Где-то в памяти вспыхнул насмешливый взгляд неестественно ярких глаз, тихий низкий голос, говорящий о тех днях, когда Ванахеймом правил Ньёрд, сильные руки, оживляющие мертвый росток, и губы, искривленные доброй усмешкой. Лив вновь попыталась схватить копье. Кто, если не она? Пожалуй, ей стоило задержаться в мире живых. Ради того, чтобы спасти от забвения Сагра. Чтобы научить Локи не прятаться от бед. И позволить Уллю избавиться от вины, рухнувшей на плечи. Может, она в богах и не нуждалась, но они в ней еще как. — Говорят, валькирии — это бесплотные духи, что даруют воинам покой, — прошептала Лив, закрывая глаза и погружаясь в туманное марево, где не было боли. — Так и есть, — донесся тихий ответ Одина. Лив усмехнулась. Сердце, слабое и едва живое, забилось чаще. Она напрягла все свое существо, отринула сознание и позволила ему плыть туда, где теплилась искра свободы. Так же она отдалась воле судьбы, когда ступила в огненное озеро. В конце концов, если норны дали ей эти силы, стоило ими воспользоваться. Гунгнир со звоном ударился об пол, окровавленный, испещренный рунами и сколами, больше не сдерживаемый плотью. Один дернулся, распахнув один-единственный глаз. Нет.

***

Сагр смотрел на свой сад, бережно взлелеянный и цветущий, и не испытывал привычной гордости. Фиалки, те самые, которые Лив чуть не растоптала, когда впервые оказалась в его доме, смотрели в небо желтыми сердцевинами и выглядели так, словно ничто в мире не могло их потревожить. Коснувшись пальцами жестких лепестков, покрытых росой, он грустно улыбнулся. Лучше бы она их растоптала, но осталась бы в живых. Лучше бы и дальше сидела на его крыльце, рассматривая незатейливую вязь рун на одежде, хватала собранные под утро ягоды губами и рассказывала мидгардские несмешные шутки. Сагр услышал, как позади тяжело вздохнул Локи. Плут шаркнул подошвами, будто желал привлечь к себе внимание, но тут же ушел. Сагр не желал ни с кем разговаривать. Особенно с Локи. Напоследок коснувшись фиалок кончиками пальцев, Сагр поднялся на ноги. Стоило забыть обо всем, как о страшном сне. Сне, который, скорее всего, не забудется никогда. Что-то внутри тоскливо заныло, будто сердца коснулась горячая искра. Сагр сделал пару шагов к дому и застыл. Чувство было слишком знакомым. Оно отдавало сладостью на языке и запахом мидгардских духов. Сияло где-то внутри блеском грустных голубых глаз и шелком рыжих волос. — Лив? Позади раздался грохот, треск поломанных стеблей и громкий болезненный стон. Сердце Сагра сжалось в крохотный жалкий комок. Он развернулся так резко, что перед глазами заплясали искры. Лив смотрела на него взглядом нашкодившего котенка, торопливо приглаживала растрепанную прическу и виновато косилась вниз. Сагр взглянул на фиалки, придавленные босыми ножками, на Лив и снова на фиалки. Наверное, он впервые так сильно радовался погибшим цветам. И впервые обнимал так, что самому становилось страшно от сжимающих горло чувств. Воздух из легких вырвался рваным, выстраданным потоком. Сагр склонился к смертной, нежно боднув ее собственным лбом в висок, и еле слышно рассмеялся. Пусть уничтожит хоть весь его сад.