Болек и Лёлек. Приключения.

Когда Питер заваливает снегом, так что не видно ни неба, ни земли — одно сплошное белое полотно, расчерченное лишь проводами и линиями домов, не воспользоваться этой природной аномалией и не слепить снеговика — это преступление. Так утверждает Арбузов, и Миша с ним согласен абсолютно и полностью. Вот только в размерах этого самого снеговика они внезапно расходятся. — Тох, ты точно снеговика лепишь? — интересуется Бестужев, наблюдая, как Антон толкает огромного размера снежный шар, который он накатал в удивительно рекордное время. Кажется, ещё чуть-чуть и шар станет размером с него. Арбузов толкает-то его с трудом, высунув от усердия язык, но почему-то не сдается. — Да, — пыхтит. — А что? — Больше на Звезду Смерти похоже. Арбузов ржет и наконец останавливается, сдвигает ушанку на затылок, оглядывая дело рук своих, косится на шар Миши. — Нужно ещё побольше, — выносит вердикт. — Я хочу большого снеговика. Огроооомного, — он широко взмахивает руками, показывая желаемые размеры, и аж на носки встает. Миша усмехается. — Что за внезапная гигантомания? — интересуется, но шар послушно по снегу катит. Огромного, так огромного, ему не жалко. Бестужев замечает, как Антон вдруг щурит глаза и ухмыляется так двусмысленно и очень довольно, театрально оглядывает Мишу, проходясь взглядом от головы до ног и обратно. — С чего гигантомания?  — переспрашивает и тянет: —  Даже не знаю. Хочется тут же залепить в этого нахала снежком, но в таком случае они этого гигантского снеговика не долепят никогда, поэтому Миша этот мальчишеский порыв сдерживает, и вот уже средняя часть готова, и Бестужев устанавливает ее на основание. Арбузов рядом сопит, соединяя снегом обе части, шмыгает покрасневшим носом, и Миша автоматические протягивает руку и натягивает сдвинутую на затылок ушанку на уши. Антон ничего не говорит, лишь фыркает и дергает головой. — Хочу, чтобы его видно было, — отвечает внезапно на вопрос, и Миша не может не подколоть: — Из космоса? — и ему тут же приходится увернуться от снега, брошенного возмущенным Арбзуовым. Тот, в отличии от Бестужева, свои порывы не сдерживает, и какое-то время они по-дурацки носятся вокруг незаконченного снеговика, осыпая друг друга снегом (на лепку полноценных снежков просто не хватает времени). В конце концов, Миша не выдерживает, и, задыхаясь от смеха, предрекает снеговику безголовую участь. Антон говорит, что это не дело и, скомандовав Бестужеву эту самую голову слепить, отправляется на поиск веток для рук и шишек для пуговиц и глаз. — Все должно быть по правилам, — говорит он довольно, ввинчивая «пуговицы» в снежную тушку снеговика и отходит, чтобы рассмотреть получше, опять сдвигая ушанку на затылок. У него раскрасневшиеся щеки и дико довольный вид, и Мише очень хочется его поцеловать, но кое-что не дает ему покоя. — По правилам ему не хватает носа, — говорит  Бестужев, тыча пальцем между снеговиковых глаз. Снеговик смотрит на него укоризненно. — Ща будет, — обещает Арбузов и, расстегнув карман на пуховике, выуживает на свет огромную морковку. Миша смотрит ошалело на этого мутанта от сельского хозяйства и гадает, где Антоха его раздобыл. Этот вопрос, видимо, написан на его лице, потому что Антон поясняет: — Утром, как увидел снег, сгонял в магазин. Откопал самую большую. Да уж, Арбузов постарался: морковка и правда оказывается подстать снеговику — гигантская — и занимает свое законное место. Антон смотрит на снеговика с непередаваемой гордостью, а Миша смотрит на Антона и снова хочет его поцеловать. Поэтому он нетерпеливо тянет его домой — вытряхнуть его поскорей из одежды, затащить в теплую постель — но дома Арбузов, только сняв ботинки, тут же мчится на кухню, и Миша слышит оттуда: — Я хотел, чтобы его  от нас было видно. Бестужев, раздевшись, тоже оказывается на кухне и выглядывает окно. Снеговика и правда отлично видно даже с их шестнадцатого этажа. Правда с кривыми руками-палками, отбрасывающий зловещие в сумерках тени, он больше похож на монстра из мультика Тима Бертона, но Арбузов так доволен его видом, что Миша в жизни эту мысль не озвучит. Тем более Тоха прав, когда выдыхает «огонь» и тут же лезет к Мише целоваться. Забирается ледяными пальцами под толстовку, прижимается такой холодный, все еще в пуховике, но с таким горячим ртом. «Огонь» — соглашается мысленно Бестужев. Вся жизнь с этим невозможным типом определенно огонь.