***
Я проснулась после обеда от ощущения того, что тело словно промерзло насквозь. Кутаясь в одеяле в позе эмбриона, мне показалось, что этот грёбаный термостат в очередной раз сломался. Каждую клетку моего тела трясёт так, будто у меня гипотермия. Облизав губы, понимаю, что во рту всё пересохло. Мне дико хочется пить. Поднимаю голову с подушки и вижу стакан воды на прикроватной тумбочке. Скорее всего его здесь оставила бабуля. Боже, храни эту женщину, она знает, что делать, в отличие от меня! Делаю глоток и охреневаю насколько сладкой и вкусной может быть простая вода. Ещё глоток, затем ещё и ещё, пока стакан не останется пуст. Возвращаю голову на подушку и слышу стук в дверь. — Входите, — охрипшим голосом произношу, и понимаю, что в горле жутко першит. Ттвою мать! Похоже, я и вправду заболела… В комнате появляется Саймон, он в антибликовых очках, в которых его заставляет ходить Руни. У него стопроцентное зрение, и Миссис Стелс переживает, что оно не долго будет таким, если её сын продолжит торчать за компьютером по десять часов в сутки. — Там Стив пришел, говорит, что ты обещала посмотреть с ним Гарри Поттера, — кажется, что мой друг не верит своим словам. Я усмехаюсь. — Сейчас спущусь, — говорю, а сама мысленно проклинаю детскую непосредственность Роджерса. Саймон кивает и уходит. Он явно мысленно занят подготовкой к олимпиаде. Вчера вообще уснул под грудой книг и с ноутбуком на коленях. Пришлось разгрести этот бардак, чтобы укрыть его одеялом. Встаю с кровати и хватаю с кресла плед, чтобы укутавшись, поспешить в гостиную. С поспешить я явно преувеличиваю, потому что моё передвижение в пространстве можно сравнить с пыткой. Спускаюсь вниз и вижу, как Стив с горящими как у ребёнка глазами уже включает «Гарри Поттер и Философский камень» на DVD- плеере. Стелс же потерялся в мире программирования с ноутбуком, лежащим на его коленях. Похоже дома больше никого нет, судя по полной тишине в остальных комнатах. На журнальном столике стоит огромная коробка с карамельным попкорном, если вы не в курсе, то знайте, Роджерс та ещё сладкоежка. Если бы не его дурацкие шуточки ниже пояса, я бы решила, что внутри него живёт четырехлетний мальчик, которого только что бросил отец. — Ты взял попкорн? — своим вопросом даю понять Стиву, что уже в гостиной, он на секунду отвлекается и, одаривая невероятно искренней улыбкой, кивает. Сажусь с ногами на диван с левого края, в противоположной стороне от Саймона, который, кажется, даже не слышит, что происходит вокруг. Роджерс, победив кнопки на DVD-плеере, плюхается между нами, а через секунду вся комната будто погружается в волшебный мир Гарри Поттера. Меня всё ещё знобит, но в душе становится как-то по-домашнему уютно. Мне жаль тех людей, которые никогда не посмотрят Гарри Поттера совместно со Стивеном Роджерсом, ибо это фейерверк эмоций и волшебство в квадрате. Его детская непосредственность и бурные комментарии по ходу фильма — это нечто. Если бы у меня была возможность, я бы поставила скрытую камеру, чтобы запечатлеть этот момент из своей жизни. — Интересно, на какой факультет меня распределила бы шляпа? — где-то посредине просмотра первой части с набитым от поп-корна ртом, вдруг интересуется блондин. — Пуффендуй, — издав истеричный смешок, заявляет Саймон. — Согласна, — поддакиваю Стелсу и вижу, как Стив краснеет от приступа ярости. — И с какого перепуга Пуффендуй, а? — парень гневно плюется кусочками поп-корна. — Потому что на этом факультете ценятся верность и дружба, — улыбаюсь, отмечая столь яркую реакцию парня. Момент довольно мимишный, как бы Роджерс сейчас не психовал. — Пфф… Тоже мне, спросил задротов, чье место на Когтевране. Если даже размазня Рон Уизли попал на Гриффиндор, то я тем более из львиной породы, — фыркает он и возвращается к просмотру фильма, поправив свою белокурую гриву. Мы с Саймоном приглушенно смеёмся. Примерно в похожей атмосфере нам удалось просмотреть три части. Осилили бы и четвертую, но меня вырубило на моменте, когда Гарри и Гермиона спасали клювокрыла.***
14 апреля 2008 года. Открываю глаза и понимаю, что проспала. Я даже не слышала будильника. Чувствую себя так, будто вчера вечером попала под асфальтоукладчик. Все кости ноют от боли, и мне жарко. Просто невыносимо жарко. Сил нет, даже чтобы оторвать голову от мокрой подушки и посмотреть который час. Протираю глаза руками и громко выдыхаю. Голова такая квадратная и есть ощущение, что я превратилась в Винни Пуха за ночь, у которого внутри одна вата. — Дорогая, ты что, проспала? — в дверях появляется силуэт бабули, которая видимо решила устроить уборку, судя по резиновым перчаткам на руках и фартуку. — Кажется, я заболела… Женщина подходит ближе и садится на кровать. Её холодные губы касаются моего горячего лба. — Милая, да у тебя жар. Тебе нужно в больницу, — она начинает нервно шарить по карманам в поисках мобильника. — Ба, у меня просто температура, я ведь не умираю, — закатываю глаза и переворачиваюсь на бок. — Сара, ты беременна, и это очень опасно, — гневно выпаливает бабушка, скидывая с себя фартук. — Ты плохо выглядишь, это не к добру, только по её выражению лица можно понять, что она действительно напугана. Следующие минут пятнадцать я только и слышу охи да вздохи, пока бабуля носится по моей комнате, собирая вещи. Затем я сажусь на кровати и надеваю джинсы и футболку, на носки даже нет сил. Ещё несколько минут, и мы в машине. Как только автомобиль трогается с места, я закрываю глаза и проваливаюсь во тьму.***
За окном идёт дождь, растекаясь каплями по стеклу. За моей спиной раздается звук шагов. Я оборачиваюсь и понимаю, что нахожусь в палате, где полгода назад мне пришлось провести не одну неделю. Передо мной стоит мертвенно бледный Саймон с кровавой раной на груди. — Что происходит? Что с тобой? — дрожащими губами задаю два вопроса к ряду, а затем ощущаю, что мне не страшно. Сердце не тарабанит о рёбра, оно вообще не бьётся. Вокруг нас облако мрака и ледяная тишина. — Я же говорил тебе, что мы мертвы… А ты всё цепляешься за мир живых… — он подходит ближе, а затем поднимает руку в сторону и указывает пальцем на больничную койку. Во тьме проявляется сцена из прошлого. Несколько врачей снимают с моего тела катетеры, один из которых интересуется у другого: «Вы зафиксировали время смерти?» Нет, это всё не правда. Это галлюцинации или просто сон. Да, сон! Мне срочно нужно проснуться. Сара, проснись! Открываю глаза и вздрагиваю от осознания, что всё ещё нахожусь в больничной палате. Меня ослепляет искусственный свет ламп, и я не сразу замечаю, что на стуле возле моей койки сидит мама. Её взгляд выглядит уставшим и измученным слезами. Не сразу понимаю, что произошло. Последнее, что я помню, как села в машину к бабушке. Смотрю в окно, а там уже темно. Который сейчас час? Блин, даже не знаю сколько времени прошло, пока я была в отключке. На левой руке катетер от капельницы, что стоит рядом. И тут меня накрывает волной страха. А что, если я потеряла ребенка? Начинаю метаться по койке, привлекая внимание матери. — Тише, Сара, успокойся, — приглушенно произносит она, поглаживая внешнюю сторону ладони моей правой руки. — Как долго я спала? — спрашиваю осипшим голосом, в горле такая боль, словно я пыталась проглотить живую кошку, которая цеплялась когтями за стенки гортани изнутри. — Почти восемь часов. У тебя грипп и обезвоживание. Температуру сбили, но ещё не все анализы готовы, я жду врача, — мама говорит, а я всё жду, когда она хоть что-то скажет про ребенка. Бабушка ей наверняка уже рассказала, ну или те же самые врачи. Мне нужно самой спросить, но это желание подавляет животный страх. — Я тут принесла тебе подарок, — после минуты моего трусливого молчания произносит женщина и достает из сумки пару книг. Мои глаза округляются, когда мне удается прочесть название первой «Посвящается молодым мамам». Горло сдавливает от волнения, а по щекам текут слёзы. — Тише, родная тебе нельзя плакать, — мама обнимает меня и целует в макушку. Я не могу остановиться, захлёбываясь в собственных эмоциях. — Почему ты мне не сказала? — Я хотела сначала поговорить с Майклом, — всхлипывая, отвечаю, уткнувшись в тёплое плечо матери. Ожидаю в ответ тонну упрёков, но она молчит. Это на неё совсем не похоже. Постепенно я успокаиваюсь, хватая воздух губами. Дыхание становится размеренным, но слабость всё ещё тревожит моё тело. — Сара, ты останешься здесь, пока окончательно не выздоровеешь, чтобы исключить угрозу выкидыша. Мне сегодня пришлось принять ряд решений, и ты должна понять, что это всё только для твоего блага, — мама обхватывает ладонями моё лицо и пронзительно смотрит в мои глаза. Вдоль позвоночника пробегают мурашки, мне не нравится её тон. У неё грозный настрой, и меня это пугает. — Мам, какие решения? — сердце снова начинает колошматить внутри, а в легких застревает кислород. Во рту четко ощущается привкус боли. — Я больше ничего не хочу слышать о Майкле Тёрнере! Мой внук или внучка не будут носить фамилию этого мерзавца! — её слова словно удар ножа пронзают моё тело в районе солнечного сплетения. — Что ты такое говоришь? Он вчера хотел уехать со мной. Ты! Ты не имеешь права… — начинаю кричать, разрывая глотку. — Это было вчера, Сара. А сегодня утром, во время пробежки, Люка Моринга сбила машина. Сейчас он в коме и лежит тремя этажами выше в реанимации. Единственный подозреваемый — Майкл, который волшебным образом в обед покинул город. — Вообще-то он говорил о своей поездке. Я не верю, что это Тёрнер! — злобно выплевываю предложения из своих уст. Мама качает головой. — Есть свидетель, он думает иначе, — мне не хочется верить её словам. Этого просто не может быть. Он ведь обещал… Мой Майкл не мог этого сделать… — Доченька, ты слишком юна, чтобы понимать всю серьезность ситуации. Я больше не могу смотреть на это… Самым важным сейчас для тебя в жизни должен быть ребёнок… Рано или поздно ты скажешь мне спасибо, — она произносит свою хладнокровную речь и закусывает губы, я же просто пропадаю в омуте собственных мыслей, игнорируя происходящее. Это какой-то самый жуткий кошмар, от которого либо умрешь не проснувшись, либо откроешь глаза, но будешь помнить до конца своих дней. Ещё вчера мне казалось, что всё налаживается, а сегодня… Даже не могу подобрать слов, чтобы не разреветься от отчаяния и грызущей боли.***
19 апреля 2008 года. Я пропущу пять мучительных дней из моей жизни. Мама лишила меня телефона и ограничила список гостей до неё и бабули. Всем остальным она сказала, что я вернулась клинику, и ко мне не пускают. Не удивлюсь, если это Руни надоумила её на такие бесчеловечные меры. Поэтому единственным источником информации для меня стали местные сплетни. Майкл был задержан во вторник и перемещен в отделение полиции в Сентфоре. С помощью адвокатов на время следствия его поместили под домашний арест, и, к сожалению, местом пребывания стал загородный дом Тёрнера-старшего. Бабуля наотрез отказалась съездить к нему, если дословно «потому что я до усрачки боюсь гнева твоей матери». Люк Моринг всё ещё в коме, и многие действительно верят в виновность Майкла. Я несколько раз пыталась отказаться от госпитализации, но никто из врачей не смог взять на себя такую ответственность. Более того, они ещё и рассказали маме о моих глупых попытках покинуть медицинское учреждение. Естественно, это только испортило наши и так натянутые отношения. Как бы все не старались, моя почти недельная изоляция от мира не очень-то мне и помогла. Симптомы гриппа прошли, однако, угроза выкидыша никуда не делась. Да, я понимаю, что вы считаете меня не лучшей мамочкой на свете, но, если честно, не могу никак к этому привыкнуть. Мама всё повторяет и повторяет, что мне нужно думать о ребёнке. Это вполне логично, но, увы, я почему-то не воспринимаю данный совет всерьез. К сегодняшнему дню на прикроватной тумбочке уже пылятся четыре книги о беременности, в то время как мною не было прочитано и страницы. Я написала пару тестов для школы, чтобы отвлечься, и реферат. На большее меня не хватило. Моя жалкая душонка мечется от стены к стене в унылой палате, не давая разуму сосредоточиться на чем-то одном. Сейчас, только отобедав, я жду приход бабушки. Сегодня её день. Остается надеяться, что мне удастся уговорить её хоть как-то помочь Майклу. Ровно в два часа дня в палате появляется бабуля, стряхивая со своего кардигана паука. Где она только умудрилась вляпаться в паутину? — Ой, фу! Какая мерзость! — взбрыкивает женщина и подходит к моей кровати. Затем она окидывает заинтересованным взглядом помещение и ненавязчиво интересуется: «К тебе так никого не подселили?» Качаю головой из стороны в сторону. Бабушка открывает сумку и достаёт банку с маринованными помидорами. — Ты серьезно? Помидоры? Мне разве можно? — засыпаю её вопросами. — Твоя мама уплетала их банками, когда была беременна. И ничего, ты родилась здоровой и сильной, — начинает причитать женщина, присаживаясь на стул рядом. Закатываю глаза, но не специально. — Есть какие-нибудь новости? — Вчера Саймон вернулся из Бостона, он занял третье место на олимпиаде, и это гарантирует ему стипендию в MIT, — воодушевлённо произносит бабушка, а я даже немного улыбаюсь. — Он знает, что я беременна? — Нет, Руни скормила ему ту же сказку, что и всем остальным. Бедняга. Он очень расстроился. И я решила его напоить, — лицо бабушки тут же меняется, становясь настолько хитрым, что в профиль она похожа на лису, — и мальчонка мне рассказал про чокнутую Элли, похоже она лечилась в психиатрической лечебнице в Балтиморе. — Ба, ты напоила сына маминой девушки и моего друга? — усмехаюсь её поступку, несмотря на то, что в глубине души чувствую, как зарождается огонёк надежды. — А что, он же совершеннолетний, — отшучивается женщина, а я щурю глаза, надеясь, что она не будет тянуть и расскажет, что задумала. — В Балтиморе у меня живет старая подруга, как раз в сфере психиатрии. Возможно, я смогу узнать больше о вашей чокнутой, — вдруг она замолкает, переводя дыхание, и продолжает: «Я долго думала, и мне показалось странным, что Майкл планировал посещение колледжей перед тем как переехать на машине этого парнишку…» — Спасибо, бабуль, — тянусь к женщине, чтобы поцеловать в щеку. Это первая хорошая новость за пять чёртовых дней. — Пока не за что, дорогая. Тебя все ещё тошнит по утрам? — Лучше не спрашивай, если не хочешь увидеть, что я ела на обед, — меня теперь тошнит только от слова «токсикоз». — Милая, поверь, как только ты возьмешь своего малыша на руки, всё станет такой мелочью по сравнению с ним…***
25 апреля 2008 года. Я всю ночь не спала, ждала этого дня. Ба уехала в Балтимор во вторник и должна была вернуться сегодня. Любопытство уже перегрызло все мои нервы изнутри. Надежда, мне нужна надежда. Перечитав все параграфы, что мне осталось пройти по географии, я уже взяла бланк для запроса теста, когда в палату вошла моя любимая женщина. В этот раз она не принесла с собой паука, но выглядит так, словно собралась на свидание. Черная юбка карандаш, бирюзовая блузка, шпильки и боевой раскрас. Похоже, кто-то соскучился по своему Бернардо. — Мммм… Мне кажется или у тебя появился румянец? — подмигивает бабуля, направляясь ко мне. У неё с собой пакет, из которого доносится звук стукающих о друг друга стеклянных банок. Она принесла помидорки! Ням-ням-ням! Прошлую банку я уплела за вечер. Ранее особой любви к маринованным помидорам у меня не наблюдалось. — Я набрала два килограмма, — не сказать, что это много, учитываю общую потерю в весе. Но мой врач был доволен первыми результатами. Меня всё ещё тошнит, но по крайней мере я стала есть. — Я так рада, — она хлопает в ладоши, а затем достает из пакета две банки с помидорами. Уверена, сейчас у меня довольно безумный вид, я облизываю губы, а затем причмокиваю губами. Ба смеётся. Она присаживается на кровать и щипает меня за щёку. — Есть новости? — с надеждой в голосе интересуюсь. — Ох, дорогая, твоей Эллисон стоило завершить лечение. Ты знала, что её госпитализировали дважды? — Неа, ты узнала диагноз? — сердце выпрыгивает из груди, чтобы совершить свободный полет. — Первый раз она пыталась покончить с собой, а вот второй ей диагностировали параноидальную шизофрению, — охренеть, вот это новость. — И какого чёрта она разгуливает по Сентфору? — выпаливаю со злости, женщина пожимает плечами. — Я так поняла у неё была ремиссия, и её дядя настоял на выписке, — Дядя? Хм. Странно, почему не родители? — Ещё что-то? Бабушка вздыхает, и утвердительно кивает. — Ты знала, что Кэнди Нельсон перевели на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу в Балтиморе, — она бросает на меня осторожный взгляд, но я даю понять, что не знала, поджав губы, слегка качая головой. — Эллисон навещала её несколько раз за последние три месяца. Эта информация мне совсем не нравится, какого дьявола она туда ездила? Совсем кукухой поехала? И от этого в голове всплывает вопрос: «Почему именно Люк, а не Адель, например?» Я совсем не понимаю логики её поступков… Должен же быть более серьезный мотив, чем месть семье Морингов?***
2 мая 2008 года. Мая, блять! Ещё неделя и плюс три килограмма в весе. Мама считает, что мне помогает психотерапевт, с которым у меня постоянные встречи. Однако, у меня своё мнение по этому поводу. Люк Моринг пришёл в себя, правда у него амнезия и он не помнит, кто сбил его машиной. Но и в этом есть плюс, если бы он умер, то преступление квалифицировалось бы как более тяжкое. Ко мне подселили женщину тридцати семи лет, она старше моей мамы всего лишь на год. Но это первая её беременность. Она ждёт двойняшек и уже на восьмом месяце беременности. Её положили на сохранение уже в четвертый раз. Соседку зовут Делия, и она самый милый человек на этом свете. Я даже поделилась с ней помидорками. Они с мужем занимаются созданием видеороликов, и каждый вечер мы с ней смотрим старое кино. Возможно из-за Делии я стала читать книги о беременности. — Сара, подойди, — женщина выводит меня из очередного транса по самокопанию, когда я снова жду приход бабушки. Встаю с постели и подхожу к Делии, которая держится за живот. Она улыбается. — Потрогай, — я осторожно касаюсь её живота через ткань пижамы и вдруг ощущаю толчок. Сердце ойкает в груди. По спине пробегают мурашки, и мои губы растягиваются в мягкой улыбке. — Толкается, — странно чувствовать, что внутри человека живёт и дышит маленькое существо, ещё и пинается, как мини-версия футболиста. Неужели и я почувствую это. Просто не верится. — Я хотела спросить, почему вы решили забеременеть… Ну… — блин, как же это сказать, чтобы не обидеть… — после тридцати пяти? — Боже, как мне стыдно за своё навязчивое любопытство, кто бы знал! — Ох, милашка… Мы с мужем всегда хотели детей, но вот это не всегда так просто… Врачи говорили, что в нашем случае почти нет шансов. Я прошла через четыре процедуры ЭКО, а это немаленькие деньги, — Делия закусывает губы, вспоминая тяжелые времена. — Дети — это подарок судьбы, а не данность… В этот момент я слышу, как открывается входная дверь, поворачиваю голову и наблюдаю странную картину. Бабушка пришла со Стивом и Адель. Я застываю в полном недоумении. — Хм. А тут чистенько, — произносит Моринг, оглядывая помещение. — Эм. Ба? — меня хватает только на два слова, и те максимально короткие. — Они за мной следили, пришлось рассказать, что тебя перевели в гинекологию. Ну, из-за воспалительного процесса по женской части… — женщина выглядит натуженной, она не любит врать вот так, без подготовки. Надеюсь, что эти двое повелись, иначе меня ждёт маленький ад. — Это всё Адель, она хотела тебя навестить, а я говорил, что нельзя… Короче, она меня заставила, — виновато бубнит Роджерс, переминаясь с ноги на ногу. Ей Богу, маленький ребёнок. Рыжая закатывает глаза и толкает парня в бок локтем. Прохожу к своей койке и забираюсь на неё с ногами. Мои гости располагаются на стульях, за исключением бабули, она садится рядом на кровать. — Как ты себя чувствуешь? — интересуется Адель, поглядывая по сторонам, и я благодарна Богу, что убрала книги по беременности в тумбочку. — Уже лучше, — прочистив горло, отвечаю, стараясь сохранить спокойствие и не выдать свою маленькую тайну королеве сплетен. — Мы так и не посмотрели все части Гарри Поттера, — произносит Стив, и я начинаю смеяться. Серьезно? Он об этом сейчас думает? Моринг закрывает лицо рукой, не произнося и комментария. — Обещаю, что посмотрим, но немного позже, — утешаю друга, похлопывая его плечу. — Как Люк? — перевожу взгляд на Адель, мне немного некомфортно интересоваться, но я должна. — Уже лучше, состояние стабильное, — по лицу заметно, что рыжая пытается скрыть эмоции. Она словно облачилась в маску спокойствия. — Что я пропустила в школе? — пользуюсь моментом, чтобы получить больше новостей из внешнего мира. — Молли куда-то запропастилась, мы остались без тренера на три недели, — немного подумав, отвечает Моринг, и мне кажется это очень странным совпадением. — В прошлую пятницу состоялась премьера «Ромео и Джульетты», я блистал на сцене. Жаль, что ты не видела, — очередь Стива, но он не выглядит довольным, несмотря на хорошую новость. А ещё мне интересно, где он подцепил слово «блистал»?! — Они с Анной окончательно расстались, — предугадывая мои вопросы наперед, добавляет бабушка. Блондин поджимает губы зубами, и отводить свой взгляд в сторону окна. — Мне жаль… — все в помещении замолкают ненадолго. — Саймон съехал к отцу, кажется, он поругался с матерью, — не знаю почему, но Роджерс решил оповестить меня и об этом. Смотрю на бабушку, она пожимает плечами, ей нечего добавить. Какого чёрта? Что происходит у меня дома? Мы ещё немного поговорили о разных вещах, после чего Стив с Адель ушли, а бабуля осталась. Немного подождав в тишине, женщина щурит глаза, а затем тихо молвит, чтобы соседка по палате не услышала её: «Руни в очередной раз вешала лапшу на уши своему сыну. Он скучает по тебе, и очень просил, чтобы ты хотя бы ему позвонила. Так слово за слово, и они разругались. Саймон сказал, что любит тебя…» Ба складывает губы трубочкой и играет бровями, произнося последнее предложение. — Я знаю… Он мне признался… — отвожу глаза в сторону, чувствуя, как полыхают мои щеки от жара. Сейчас я веду себя как Роджерс, которого загнали в угол с неудобными вопросами. — А ты? — Ба! Ты знаешь, что я люблю Майкла, — сконфуженно отвечаю, пытаясь прекратить этот неловкий разговор. Я скучаю по другу, и уверена, что он смог бы мне помочь. Стелс бы наверняка догадался, как определить мотивы человека, который сбил Люка Моринга. Также он общался с Молли, и наверняка знает, куда она пропала. Так, так… Нужно подумать. Что я знаю о Люке и Эллисон? Она думает, что он был четвертым и знал о нападении на нас. Но с чего она так решила? Хм. У Бобби есть алиби, и якобы его не было с Райаном, когда мы прятались в комнате охраны. Саймон общается с Дереком, и наверняка может больше. Но у меня нет телефона. Как мне с ним связаться? Хм. У меня ведь есть хороший сообщник! Бинго! — Бабуль, ты должна попросить, чтобы Саймон кое-что узнал… — звучит невнятно, ибо есть сомнения, что она мне не откажет… — Мне нужно знать, куда пропала Молли, а ещё я хочу выяснить про алиби Бобби Тёрнера в вечер игры, когда мы со Стелсом были в комнате охраны… Женщина морщит лоб, но, не задавая вопроса, даёт молчаливое согласие, кивая головой.***
12 мая 2008 года. Ох, как же меня достали приемы у психотерапевта. Новостей от Саймона не было, боюсь, что он проигнорировал. Мой друг хочет защитить меня и это понятно. Стивен и Адель приходили несколько раз, мы посмотрели ещё две части Гарри Поттера. Роджерс расстроился, что следующий фильм выйдет не раньше, чем через год. И поэтому, вы не поверите! Блонди решил купить книги, чтобы узнать, чем закончится история юного волшебника. Адель еле удержалась, чтобы не засыпать бедолагу спойлерами. Это было так забавно, Стив недовольно корчился и закрывал уши руками, пока Моринг говорила о том, что Гермиона вышла замуж за Драко Малфоя, а Гарри стал встречаться с профессором Снейпом. Я чуть не надорвала живот. После очередного приступа психотерапевта, вхожу в палату, где вокруг Далии собралась целая куча врачей. Что происходит? — Сара, скоро придёт мой муж, скажи ему, что меня везут на кесарево, — обессиленно просит женщина, когда её перекладывают на каталку. — Что случилось? — кивая, задаю вопрос. — Пуповина обвилась вокруг шеи одного из плодов, — объясняет один из врачей, и Далию вывозят из палаты. И я остаюсь в полном одиночестве с привкусом тревоги.***
13 мая 2008 года. Я уснула только в шесть утра, после того, как в палату зашла медсестра и сказала, что с Далией и её девочками всё в порядке. Всю ночь я думала о том, какого пола будет мой ребёнок. Какого цвета у него будут глаза и волосы. Впервые за месяц я вспомнила, что значит мечтать. Представлять, как твоя зеленоглазая дочь с пепельными волосами впервые пойдет на гимнастику. Какой у неё будет характер? Может она станет такой же любознательной, как я… Или харизматичной, как Майкл. Просыпаясь, потягиваюсь на кровати. В глаза сразу бросаются два огромных одинаковых зайца. Два зайки для двух малышек. Улыбаюсь этой мысли и набираю полные лёгкие кислородом. Меня не тошнит. Вау, как же это прекрасно! Присаживаюсь на постели и поднимаю прямые руки в замке над головой, чтобы потянуть спину. Косточки хрустят, выпуская лишний воздух. В палату входят мама и Саймон. Она улыбается. — Хорошо выглядишь! — радуется женщина, а Стелс неловко кивает. Парень осматривает помещение и на его лице читаются сотни вопросов. — Спасибо… — У меня хорошая новость, тебя выписывают, — я мягко говоря удивлена услышанным, поэтому не могу поверить в происходящее. — Я зайду к врачу. Саймон, помоги собрать Саре вещи. Мама тут же уходит, и мы остаёмся одни. Стелс, облизав губы, подходит ближе. Смотрю на него и вижу, как изменилось его лицо за целый месяц. Он немного похудел, щеки впали, а в глазах зияет грусть. — Почему ты здесь? В отделении гинекологии? — ох, сразу сходу такие неудобные вопросы. Значит, мама ничего не сказала. — У меня был воспалительный процесс… Ну, по женской части… — пользуюсь ложью, придуманной бабушкой. Поднимаюсь с кровати и надеваю тапочки, а затем укутываюсь в халат. Саймон обнимает меня, уткнувшись лицом в моё плечо. Это немного неожиданно, но я обхватываю его руками. — Зачем тебе знать, куда пропала Молли, и какое алиби было у Бобби? — он спрашивает тихо, почти неслышно. И я ощущаю его запах. Похоже, мой друг давно не мылся. Совсем забил на себя. Хотя обычно он такой чистюля. Мне жаль его чувства, но я должна узнать. Мотивы. Меня интересуют мотивы. — Эллисон пыталась натравить Драконов на Люка Моринга, объясняя это тем, что у ботаника есть алиби, значит был кто-то четвертый… Это глупо, но может она ещё что-то говорила им… Молли пропала, именно тогда, когда Майкла обвинили в наезде на Моринга. — Пфф… Сара, зачем ты опять это делаешь? — Стелс выдыхает, не разрывая объятий. Я чувствую, как его сердце с каждым ударом всё сильнее вколачивается в рёбра, словно пытаясь пробить преграду. — Я хочу понять мотивы… Почему именно Люк… — Алиби Бобби — это Мэйсон Вилльямс, а Молли вернулась вчера в город, я не знаю, где она была, — сглотнув, произносит друг. Мэйсон Вилльямс? Хм. А это интересно!