Земля драконов

      Среди высоких скал, там, где снежные верхушки терялись в густых облаках, а горные козлы неспеша пережевывали свежую траву, у подножия спящего вулкана стоял маленький дом из свежего елового сруба, утеплённый мхом и смолой, а просмолённая соломенная крыша его пахла дождевой водой и елью. В доме не было окон, лишь каменная труба из которой медленно струйкой поднимался дым, да деревянная дверь с узором вампирского клана Тдет.       Дом был окружен заборчиком из деревянных колышек, заострённых толи заточенными ножами, толи острыми когтями, а за частоколом виднелись ухоженные грядки с чернозёмом, на которых росли душистые цветы и разного вида травы.       Ядовито фиолетовыми цветами цвел Аконит, он был больше похож на друзы аметиста с белыми прожилками на стебельке и ярчайшими бутонами. Волкобой пах так сладко и ярко, что любой псовый обходил этот цветок за версту, ведь его пыльца била в ноздри похлеще хозяйского сапога. Ласточкина трава росла на другой грядке и цвела тусклыми солнечными цветами, лепестки которых уже немного пожухли и подсохли. Большая же часть огорода была засажена ядерной и очень опасной для человека мандрагорой, чьи клубни покоились в теплой земле и зрели, ожидая своей участи.       По стенам дома полз плющ с белыми цветками, имеющий гордое название Аренария, он не пах, он был просто прекрасен как полная луна в своем зените отражающейся рябью от озерной глади. А недалеко от жилища, там, где простилался лес из обычных елей, послушные вороны спрятав клювы под крыло тихо дремали и не каркали.       В самом же домике, был маленький самодельный камин из горного камня и цемента, в котором уже дотлевали угли. Расставленные на камине свечи слабо освещали весь дом, а воск стекал по камню до самого пола, его было лень убирать обитателям этого скромного жилища. Над углями висел пустой котел с остатками грибного супа, недавнего сытного ужина. Небольшой стол, заставленный склянками с цветными жидкостями и деревянным подсвечником, был задвинут далеко в угол с одной лишь скромной лавкой. По столу раскиданы пергаменты с записями на неясном и неведомом людям языке, да две тарелки с деревянными ложками, сиротливо оставленные почти на самом краю.       На стене импровизированной кухни и одновременно кабинета висела коса из лука. Красного, черного, белого цвета луковицы то блестели, то поглощали свет свечей. Куда более аккуратная и малая коса из чеснока так же сушилась над столом, отдавая приятным горьковатым ароматом. Сушенные пучки трав висели по всему дому, наполняя жилище своими запахами.       На паре прибитых к стене полок были сложены самые ценные и древние книги в кожаном переплете. Черная с золотым гребешком на нильфгаардском медицинская энциклопедия в трех томах, украденная прямо из-под руки императора, синий с зелеными прожилками заботливо укутанный в черный бархат ботанический атлас из института в Оксенфурте, да пара невзрачных книжонок стопкой сложенные в углу бывшие здесь ради праздного удовольствия. А среди этого великолепия лежал человеческий череп, с которого каждый день влюбленно смахивали пыль, словно со старого друга, который завещал вампиру заботиться о своих костях.       Сундук, словно нарочно спрятанный в тени, был закрыт на ключ. В нём лежали шкуры кролика, зимняя одежда и забытый кожаный плащ черного цвета, который все еще хранил запах крови Сильвии-Анны, женщины проклятой черной солнцем. Женщины, которая не смогла найти своего места в общем для монстров мире, так как такового для неё и не было.       Детлафф уже год не прикасался к сундуку и не смотрел на плащ, не вспоминал, не говорил и, кажется, даже не думал об этом. Он словно вычеркнул эти страшные воспоминания из своей жизни и отказывался признавать, что когда-то терял голову из-за человеческой женщины, которая так легко обвела его вокруг пальца. Под плащом лежали старые инструменты для резки по дереву. Когда-то он выстругивал ими причудливые игрушки для детей, о которых, впрочем, вампир так же не вспоминал.       Регис никогда не спрашивал о Рен, не задавал наводящих вопросов о том, что случилось в Боклере. Он принял произошедшее в ночь длинных клыков как должное, как и то, что они, разумные монстры, способны на ошибки. Ведь было время, когда и по его горлу текла детская кровь.       Он всегда подходил к Детлаффу со спины, обнимал его крепче чем кого-либо и зарывался носом в волосы на затылке вдыхая родной запах. Если его друг начинал хандрить и коситься взглядом на сундук, значит что-то было не так, значит Регис ему нужен, и он был здесь, отдавая все что мог и беря еще больше. Любые жертвы того стоили, каждая смерть, каждая капля крови стоили этого смирения. Они наконец обрели это – понимание и смирение с собственной природой. Теперь не нужно притворяться хорошими людьми. Слово «Человек» к ним не применимо. Понимания этого было достаточно, чтоб быть вдвоем. Этого достаточно, чтоб быть просто счастливыми вампирами, вдали от всего мира.       Небывалое насыщение приходило к Регису, когда он мог целовать своего друга без каких-либо угрызений совести. Даже без крови он был сыт сполна во всех смыслах. Ведь теперь вокруг него не было людей, не было крови, лишь Детлафф с его черной душой полной до краёв покоя. И в этой душе можно было утонуть.       Пальцы с острыми когтями всегда трясутся в нетерпение, когда он пытается расстегнуть красную рубаху на любовнике. Десна у Эмиеля чешутся прямо во время поцелуя, хочется вонзить клыки в чужую шею и не пить, нет, нет, просто кусать, метить, оставлять именно свои укусы. И Детлафф демонстративно облизывается и прижимается ближе, сильнее поворачивая голову чуть правее, позволяя это сделать. Заявить право на себя, как на невесту, на юную деву не понимающую, что такие метки носят характер собственности. Регис никогда не отказывал себе в этом удовольствие.       Первый, очень глубокий резкий укус. Еще один, чуть выше, следующий ниже к ключице. У Региса глаза застилает пеленой, а зрачок расширяется как у монстра на охоте. Его колотит, а удлинившиеся острые уши и сморщенный крысиный нос лишь подтверждают их природу. Вампиры. Мерзкие, жестокие существа, способные на такую больную в понимание человека, но все же любовь.       - Ещё, – рычит Детлафф достаточно громко и рвет на себе рубаху, которую в очередной раз будет зашивать по утру, – Кусай. Штаны они уже давно носят только на завязках, с застежками и пуговицами долго возиться. Регис кусает, снова и снова, плечи, ключицы, шея, грудь. Один укус зарастает и тут же появляется другой. Горячая кровь растекается по груди, остается на губах, подбородке, руках. Эмиель никогда не царапает, никогда не берет жёстко, только гладит, только размазывает кровь по телу и любит долго, нежно с заботой, упиваясь каждым моментом.       - Хватит, больше не могу, – Регис шипит это так низко, что даже череп с книгами задрожали на полках, – Я выпью тебя.       - Выпей, - упав на соломенную подстилку спиной, шепчет Эретайн и улыбается, смотрит своими влюбленным нежным взглядом, – Всего, до последней капли.       - Не говори так, – прогоняя навязчивую мысль, шепчет Регис улыбаясь с чужой кровью на губах и приглаживая растрепавшиеся черные волосы, – Я не готов снова тебя потерять.       Детлафф вновь улыбается, прикрыв глаза и даже усмехается. Рывком он перекатывается, роняя Региса на подстилку и садится ему на бедра, потираясь ягодицами о стоящий пах. Эмиель чуть вздрогнул и рыкнул, хватаясь руками за бедра любимого.       - Я никогда больше, - говорит он на том языке, которому их учили матери – Не оставлю тебя, любимый.       От услышанного очередная волна нежности и похоти приливает к телу и Регис оторвавшись от пола прижимает Детлаффа к себе и вновь кусает его в грудь, царапая клыками и слизывая кровь с живота. Он соленый, сладкий, терпкий и горький сразу. Одни вкус сменяет другой, вкус у которого нет аналогов в мире. Эмиель стягивает с него штаны и замирает. Шелест черных крыльев, паническое карканье.       - Вороны, – говорит достаточно громко и слышно Детлафф сжав руку на плече у любовника, – Кто-то идёт.       Регис вскочил с настила и натянул штаны вместе с льняной рубахой, Детлафф же разодрал рубаху окончательно и остался наполовину обнажен. Он уже по привычке оскалил пасть и отрастил когти, ведь гостей в этих краях не бывает.       - Кого занесло в долину к старому вулкану? – Спрашивает Регис у любовника, вытирая с лица кровь, но только размазывая ее еще больше – Детлафф, убери когти.       - Регис, - втягивая воздух спокойно говорит Детлафф и расслабляется, убирая когти, – Принюхайся.       Эмиель втягивает носом воздух и слышит знакомые нотки серебра, пота и магии. Он открывает дверь прежде, чем в неё стучат, но уже улыбается, не стесняясь зубов.       - Геральт, – радостно восклицает вампир, не сразу понимая, почему его друг шарахается от порога и хватается за меч, – Как я рад тебя видеть!       - Регис? – С широко открытыми глазами спрашивает ведьмак и осматривает его с макушки до пяток, а потом мельком заглядывает в дом, натыкаясь на полуголого Детлаффа в крови, – Как… Что вы здесь делаете?       За спиной у Геральта мелькнуло еще две фигуры. Одна в фиолетовом фраке с выглядывающей из-под тёмно-серого плаща с шерстяным подкладом лютней. А вторая…       - Цири, – Регис обошел Герлаьта, словно он был не более чем столбом на дороге и сделал шаг к ведьмачке, - Как я рад видеть тебя в добром здравие.       - Здравствуй, вампир, – с улыбкой ответила ему Ласточка и протянула руку. Регис, как и положено, целует ее холодную кисть, оставляя кровавый след, – Уже и не надеялась тебя встретить в этой жизни.