Талисман

***

Я лежала с закрытыми глазами и думала. О Томасе, о детях, о прошлом, об Алфи, о приеме, о ночных разговорах, о рассвете и о будущем. Мне совершенно не спалось, хотя организм был уже на максимальном пределе усталости. Я очень хотела отдохнуть, но мозговые импульсы побуждали меня гонять вереницы мыслей вновь и вновь. Как только Томас уснул в моих объятиях, я бросила взгляд на настенные часы — половина восьмого. Я должна была вставать, как бы сильно мне этого не хотелось. Еще раз поцеловав цыгана в лоб, я шумно выдохнула и аккуратно стала выбираться из теплых сильных объятий. Укрыв Тома получше, я на цыпочках выходила из его спальни — точно также, как и пришла сюда. В восемь приехал Джонни Пес, который привез с собой не только заводное настроение, но и целый фургон продуктов, которые нужны были для сегодняшнего приема. Я подружилась с мужчиной почти сразу после нашего весьма странного знакомства и была абсолютно восхищена им, в хорошем смысле этого слова. — Хэй, Памела, красавица, ну что же ты так рано поднялась? — кричал Джонни с полураскрытой дверцы его старого цыганского фургона. — Ты никак у нас ранняя пташка, верно? — мужчина бросил машину и скорее полез ко мне обниматься. — Не знаю, сколько прошло времени с нашей последней встречи, — я крепко обняла Пса, — но я безумно соскучилась. — Сегодня рванем считать декабрьские звезды? — цыган заигрывал бровями, обнажая желтизну зубов. — Рассвет был прекрасным, а ночь будет еще лучше. Или у нас сегодня парламентская попойка? — Сегодня рванем считать, сколько шлюх и жирных уродов явятся сюда, — я выпустила облачко пара изо рта и многообещающе глянула на мужчину. — Но звезды мы еще посчитаем, за тобой должок! Недавно только Солнце вошло в зенит, а я уже устала, проклиная саму себя за то, что так и сомкнула глаз хотя бы на минуточку. Сегодня был ответственный день и я не могла подвести Томаса, а потому продолжала с особым усердием и, конечно же, любовью заниматься всеми делами сразу и помогать остальным. Двойные обязанности — определенно, моя награда. Мечась между кухней, столовой, банкетным залом и детскими комнатами, я даже не заметила, когда вернулась миссис Шелби, которая вместо банального приветствия, когда мы случайно столкнулись в прихожей, одарила меня презрительным взглядом и очередными замечаниями. — Я поняла, миссис Шелби, прошу прощения, — как и всегда, я пропускала мимо ушей ее едкие комментарии, чтобы и вовсе не сойти с ума или, не дай Бог, не заплакать, и повторяла одну и ту же заученную фразу. Я искренне ненавидела Лиззи в такие моменты. Она не помогала, как, по идее, должно было бы быть. Она приносила хаос, разруху и постоянный крик в довольно слаженную работу персонала. Несчастные рабочие не знали, куда им деваться, когда они устанавливали крупные мраморные статуи в банкетном зале, пока Лиззи Шелби орала на них, что они «безрукие, бестолковые болваны, которые ничего не понимают в искусстве!» Заменяя крик миссис Шелби своей размеренной и доброжелательной интонацией, я старалась объяснить рабочим, что и где должно стоять. Все шло достаточно хорошо, все укладывались в сроки по времени: столовая была великолепно украшена, с кухни доносились невероятные ароматы, дети сегодня были как никогда спокойными. Но не может же быть все так гладко, верно? Найдя минуту для того, чтобы выпить чаю и немного выдохнуть, я вышла на задний двор. Погода декабря совершенно не радовала: от красивых солнечных лучей утреннего рассвета не осталось и следа, а небо затянули грузные серые тучи, низко плывущие над Эрроу-Хаус, грозящиеся выплеснуть из себя все содержимое в виде мокрого снега. Белая пелена, лежащая под ногами, медленно, но верно, превращалась в мерзопакостную хлюпающую серую слякоть. Я стояла на крыльце в одной униформе и мне абсолютно не было холодно: что-то изнутри грело меня, похожее на пылающий огонь, пожирающий все на свете. Я не слышала, как меня окликнули несколько раз, до тех пор, пока чай в моей белоснежной кружечке не сделал круг по ободку и не вылился темными пятном на мою черную юбку униформы. За плечо меня трясла Милли, что-то громко причитая, но я так и оставалась где-то глубоко в своих мыслях. — Памела, проблема! — уже видимо не в первый раз тараторила женщина, переминаясь с ноги на ногу от морозного воздуха. — Где и какая? — я старалась размеренно дышать, все не уводя взгляда от совершенно не живописной картины природы. «Сегодня просто не твой день, Пэм. Все наладится, дыши» — В зале. Пэм, все плохо, все очень плохо! — Милли истерила и я наконец взглянула на нее. — Нас всех уволят! — Никто никого не уволит, успокойся, — я старалась сдерживать себя, но дерущий ком уже подступал к горлу, а слезы подбирались слишком близко. — Пойдем, ты мне все покажешь. Служанка отчаянно замахала головой и бегом отправилась к месту происшествия, все что-то причитая. Наконец нагнав ее в банкетном зале, я увидела лежащую на полу Вивьен, которая не понимала, что произошло, а рядом — поднос с разбитыми фужерами. Глаза девушки округлились при виде меня, а я, в свою очередь, совершенно забыла о своих недавних переживаниях, переключаясь на малышку Ви. — Что с тобой, милая? — я обеспокоенно погладила бедняжку по щекам, убирая пару прядей с ее детского лица, присаживаясь на корточки рядом с хрупким тельцем. — Я… Мисс Торнтон, я так виновата, — наконец, эмоции накрыли девушку и она заплакала. — Не увольняйте меня, я прошу Вас! — Да что ж у вас тут такое? — возмутилась я, слушая про это дурацкое увольнение уже второй раз. — Здесь решаю и увольняю не я, а… — Я здесь увольняю, — спокойно продолжил Томас, появившийся буквально из ниоткуда, нависая грозной тучей не только над испуганной Вивьен, но, казалось, над всем домом сразу. Том был, как и всегда, одет с иголочки. Его взгляд был холодным и отстраненным, лицо не выражало ничего. Об его острые скулы можно было порезаться одним лишь взглядом. Он сказал всего одну фразу, а все вокруг притихли и весь процесс будто остановился, наблюдая за немой картиной. — Мистер Шелби… — лишь произнесла малышка Ви и цвет ее лица стал ровно в тон белой скатерти. Я знала, что нужно брать ситуацию в свои руки, иначе сейчас все полетит в тартарары. Прогнав через себя все ругательства, я зажмурила глаза, глубоко вздохнув. — Милли, убери разбитое стекло и продолжай заниматься своими делами, — я четко отдала приказ. — Всем остальным — продолжать, не останавливаться! — крикнула я куда-то вглубь поместья и люди снова начали движение. — Мистер Шелби, — я подняла усталый взгляд на Томаса, — дайте мне минуту, чтобы во всем разобраться. Вместо слов сочувствия или хотя бы более мягкого взгляда, Шелби показательно достал часы из кармана своего костюма-тройки, игнорируя всех вокруг и внимательно смотря на секундную стрелку, которая не хотела мне помочь в данный момент и хотя бы немного замедлить свой ход. — Что с тобой, Ви? — мое внимание снова вернулось к девушке, которая только и делала, что плакала, не в силах выдавить из себя хоть слово. Я смотрела на служанку в упор: ее ужасная худоба, карие оленьи глаза и дрожащие руки — и до меня наконец-то дошло. Ее внешний вид говорил об обратном, но я поняла, в чем ее проблема. — Какой срок, милая? — я нежно погладила ее по лицу. — 4 месяца, — костлявые пальцы схватились за мою руку, как за спасательный жилет, а огромные глаза смотрели ровно в мои, о чем-то умоляя. Я помню таких же испуганных девочек, изнасилованных не только солдатами разных национальностей, но и изнасилованных самой войной. У них были огромные ничего не видящие глаза и страх. Животный страх, который переходил все границы человеческого разума и понимания. Они бежали на мины, вешались, вскрывали вены, отдавали последнее лишь бы не становиться матерями, не брать на себя ответственность за чужую жизнь, когда и своей не распоряжаешься в полной мере. — Почему до сих пор работаешь? — я села на пол рядом с ней и по-матерински обняла, гладя по голове и успокаивая. — Меня изнасиловали, — шептала она мне в ухо, — я не могу все бросить, но и на аборт у меня нет денег. Я одна. — Минута прошла, я жду объяснений, — громко объявил Томас, отчего Вивьен дернулась в моих объятиях, но я проигнорировала как Шелби, так и порыв девушки. — Сейчас иди в магазин, — я поспешно достала 2 фунта из кармана своего передника. — Купи все необходимое для себя. Покушай, выспись. Я завтра пришлю кого-нибудь, тебе все расскажут, — я взяла ее лицо в ладони. — Ты не будешь уволена, ты меня поняла? — я всунула эти несчастные деньги ей в руки и она снова заплакала. — Не вздумай делать аборт, — я четко произнесла каждое слово. Пока я передавала Вивьен в руки Милли, которая обещала довести ее ровно до дома, девушка все плакала и благодарила меня. Проводив их взглядом, я повернулась к Томасу, который неотрывно смотрел на разбитое стекло. — Это к счастью, — сказала я, на что цыган лишь утвердительно кивнул головой. — В кабинете, через 20 минут, — сказал Шелби и, даже не подняв на меня взгляда, пошел вдоль по коридору, исчезая в длинных поворотах. Вновь оставив все свои дела и подходя к дверям кабинета хозяина дома, меня одолел непонятный ужас, сковывая мои конечности. Как будто это я беременна, а не Вивьен. Я не знаю, чтобы я делала, оказавшись в такой ситуации. Наверно, тоже самое — тянула бы до последнего. Но потом я поняла — я никогда не окажусь в подобной ситуации. «Никогда» Я вновь негромко постучала в дверь кабинета. Никто не ответил, как это обычно бывало, и я все же вошла внутрь. — Мистер Шелби? — я осмотрелась, так и не услышав никого. Огромный кабинет Томаса был величественен всегда, независимо от освещения или времени суток. Красивые высоченные потолки обрамляли такие же красивые шторы темно-изумрудного цвета. Ровно по центру висела огромная великолепная люстра, выполненная из хрусталя. Вдоль стен стояли книжные полки, до верха заставленные старинными книгами на разных языках с разными темами. На столе был необычайный порядок, коего в жизни здесь не было, что немного удивило меня. Красивый кожаный диван кофейного цвета занимал собой большую часть пространства, но все равно кабинет казался будто пустым. На кофейном столике стояла красивая хрустальная пепельница, еще одна такая же покоилась на рабочем столе Шелби. — Так, что же случилось? — Томас вдруг появился из ниоткуда, выдергивая меня из созерцания величества его кабинета, и я обернулась на его низкий голос. — Томми, она беременна, — начала я, следя за передвижениями мужчины. — Пятый месяц пошел, ей нельзя работать. А она все еще тут, потому что какой-то ублюдок изнасиловал ее, понимаешь? У нее нет родителей, и мужа тоже нет. Теперь у нее в два раза больше проблем, — я смотрела ровно в глаза цыгану, читая его эмоции. — Стоимость фужеров вычти из моей зарплаты, пожалуйста. — Тогда ты лишишься заработка месяца на три, — отчеканил Шелби, закуривая. — Хорошо, — я опустила голову, совершенно не сожалея о сказанном. — Еще просьба. Не увольняй ее. На ее место мы возьмем кого-нибудь, пока она не вернется в строй. И еще я прошу жалования для нее — 5 фунтов в месяц. Так она сможет жить и содержать ребенка. — Почему ты ее жалеешь? — смягчился Томас, выпуская ровные колечки дыма куда-то к потолку. — Потому что я добрая? — я улыбнулась Тому. — Мне хочется верить, что я спасла ее? Хоть что-то хорошее я должна сделать в этой жизни, ведь так? Шелби снова подал молчаливый знак, откладывая сигарету в чистую пепельницу. — Нет, Томми, не могу, — я сделала вымученное выражение лица. — Меня ждут люди и еще куча неоконченных дел. — Иди ко мне, — прошептал цыган. Я сняла свой уже слегка запачканный фартук и бросила его на кофейный столик. Томас развернулся на своем кожаном кресле ко мне лицом и подал руку. Я присела к нему на колени, обвивая руками крепкую шею. Он потерся носом где-то у меня за ухом, оставляя маленький поцелуй в том же месте. Его правая рука покоилась на моих бедрах, а левая выписывала забавные узоры на полотне юбки, создавая слегка щекотный эффект своими действиями. — Почему ты не осталась утром? — я будто нотки обиды услышала в интонации Шелби, но потом решила, что мне показалось. — Потому что сегодня очень важный день, — я гладила цыгана по волосам, стараясь не нарушать его прическу. Томас ничего не ответил, лишь слегка хмыкнул и стал меня рассматривать, как будто видит меня впервые. — Ты что-то придумал, — констатировала я весьма очевидный факт. — У меня есть план, Памела, — Томми взглянул мне в глаза и приблизился к моим губам. — Тебе пора вспомнить прошлое.