Талисман

***

Вывеска на улице над очень массивной темной дверью гласила, что я сейчас войду в помещение, принадлежащее «Шелби Компани Лимитед». И это то место, куда я направилась с самого утра, даже не позавтракав. Проснувшись около семи, я обнаружила, что Томас уже ушел, не оставив и записки. Меня это не удивило — он всегда уходил «по-английски» и неважно, кто был с ним в этот момент рядом. Я еще раз приняла теплую ванну, приоделась потеплее, натягивая на себя темно-серое платье, вернула все мелочи на свои места, стараясь не оставлять после себя следов. Я знала, что я больше не появлюсь в этой комнате, по крайней мере, в ближайшее время, а потому и лишняя память обо мне здесь ни к чему. В конторе Томаса Шелби, ровно как и в его доме, ничего не поменялось: все благоухало роскошью, кричало статусом и богатством. Я зашла внутрь и осталась стоять ровно на входе. Неспеша осматривая длинный коридор, дорогой деревянный пол и старинные коллекционные картины на идеально ровных стенах, я наткнулась на пару милых девчачьих глаз. На меня в упор смотрела молоденькая секретарша, которую я раньше не видела здесь, да и в целом в Смолл Хите. — Доброе утро, — поздоровалась я первая, подходя к ее столу. — Доброе утро, — ее голос был как будто встревоженным и она часто поглядывала на дверь своего босса. Я сделала буквально шаг в сторону дверей, ведущих в кабинет Томаса, как звонкий ангельский голосок предупредил меня: — Мистер Шелби сейчас занят, мисс… — секретарша смутилась, заранее не успев проанализировать меня, кидая взгляд на мою левую руку, чтобы удостовериться в правильности обращения ко мне, но на моих руках были перчатки. — Сейчас у него миссис Шелби — его жена. — Мисс Торнтон, — уточнила я, улыбнувшись одними уголками губ. — Спасибо, я подожду. Напротив стола миловидной секретарши стояли несколько стульев. Я села на тот, который был ближе всего к кабинету Тома, сняла перчатки, положив их на колени, и принялась разглядывать девушку, которая вновь вернулась к своим непосредственным обязанностям и уже вовсю разбирала утреннюю почту. Ее большие «оленьи» глаза цвета лесного ореха никак не сочетались с невозможно тонкими губами, которых почти было не видно на округлом личике. Ее плечи казались хрупкими под старой грязно-бежевой блузкой, длинные пальцы навевали мысль о том, что она могла бы быть пианисткой. Неестественно блондинистые волосы выглядели не самым лучшим образом, а ее туфли бутылочного цвета на каблучке-«рюмочке» были новыми. Она очень аккуратно раскладывала письма в разные стопки, на ее столе был строжайший порядок. Девушка слегка щурилась и постоянно заправляла непослушные прядки волос, которые так и норовили закрыть ей обзор и помешать ее работе. Погрузившись в свои мысли и анализ новой секретарши, я не заметила, как передо мной появилась болезненно худощавая фигура миссис Лиззи Шелби. Женщина грозно нависала надо мной и тяжело дышала. Как только я заметила перед собой носки знакомой мне пары обуви, я незамедлительно подняла взгляд. После свадьбы с Томми она всегда носила красивую одежду, выглядела безупречно и наконец хорошо жила. Теперь голубые глаза Лиззи были окутаны мелкой кровавой сеткой, как будто она не спала всю ночь, волосы были слегка взъерошены. Женщина выглядела уставшей, но на деле она была яростной фурией, готовой уничтожать всех на своем пути. Ее губы вытянулись в тончайшую нитку, а кулаки были сильно сжаты, отчего костяшки приняли цвет парного молока, которое я искренне ненавижу. — Я хочу, чтобы ты сдохла уже наконец! — она тыкнула в меня своим худощавым длинным пальцем. — Дрянь! Проститутка! Даже за херову тучу километров отсюда ты отнимаешь у меня моего мужа! Женщина грозно притопнула ногой, а я едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Она всем своим естеством излучала полное презрение ко мне и только глупый этого бы не заметил. — И Вам доброе утро, миссис Шелби, — улыбнувшись, ответила я на выпадку непонятно чем взбешенной Лиззи. — Тварь! — законная жена Томаса смачно плюнула на мои красивые кожаные сапоги и ураганом вылетела из здания, оставляя после себя лишь холодок ветра и неприятное послевкусие. Как будто съел что-то протухшее. Я сначала глянула вслед миссис Шелби, после которой осталась лишь настежь открытая входная дверь, которую она едва не снесла с петель, потом на Тома, который выглядел откровенно плохо, после на обомлевшую секретаршу, которая не знала, куда себя деть. Ее взгляд метался от меня к двери, которую Лиззи чуть не унесла с собой, а после на Шелби, который так и стоял в проходе в свой кабинет с отстраненным видом. Блондинка, казалось, на ватных ногах поднесла мне платок, которым я вытерла «щедрый» подарок миссис Шелби и вновь залюбовалась своими сапогами, совершенно не принимая к сердцу весь этот цирк. — Заходите, мисс Торнтон, — я услышала ледяной тон Томаса. Он придерживал дверь в свой кабинет, все еще стоя на пороге. — Благодарю, мистер Шелби. Остановившись между дверным косяком и Томми, от которого уже пахло алкоголем и жуткой усталостью, я вопросительно подняла бровь. Два ледяных океана указали мне вглубь кабинета, намекая на продолжение нашего немого разговора уже за закрытыми дверями. Я попала в кабинет, который с момента своего появления всегда был обставлен по последней моде, но при этом ничего лишнего или отвратно кричащего в нем не было. У дальней стенки на невысоком подиуме стоял массивный рабочий стол Шелби, на котором, впрочем, как и всегда, лежали аккуратные стопки документов, стоял телефон, красивая чернильница и пару печатей компании. Справа располагались высокие окна в пол с плотными шторами цвета горького шоколада, вдоль них стоял длинный бар с резными деревянными, но покрытыми позолотой, ручками. По его богатому наполнению я догадывалась, что миловидная секретарша каждое утро доставляет сюда бутылочный ассортимент, а иногда его и расширяет. По левую сторону была глухая стена, вдоль которой стояли высокие книжные шкафы с сотнями разножанровых книг. Рядом располагались небольшие, но вместительные диванчики в цвет штор с изысканным стеклянными столиком с кованными ножками. Я долго блуждала глазами по всей площади кабинета будто меня не было здесь десятки лет, а не пару месяцев. Мой взгляд неприятно наткнулся на Тома, который безмолвно предлагал мне выпить. — Ничего не изменилось, Томас. Я по прежнему не пью и ты это знаешь. Он молча опрокинул в себя большой глоток ирландского виски, а после налил еще, прихватывая красивый резной стакан с собой. Янтарная жидкость плескалась внутри, доходя почти до краев, грозясь пролиться на дорогой паркет, а после снова опускалась, напоминая мне неугомонный нрав хозяина. Цыган повесил на спинку свой пиджак, бережно расправляя плечики, а после присел в большое кресло шоколадного цвета. Его тело слегка расслабилось, мужчина прикрыл глаза, а после вновь вытянулся в пружинку, обретая отстраненность и полнейшее безразличие. — Я готов, Пэм, — сказал мне Шелби, закурив. — Я готов к разговору. Хотелось мне, конечно, задать пару вопросов про жену и слегка заставить Тома пооткровенничать, но его и без того плохой внешний вид уберег нас от сложного разговора, переходя к еще более сложному. Делая пару шагов вперед, стук моих каблуков будто набатом разносился у нас в головах, неся с собой тяжелый, неудобный смысл. Я поставила свою сумочку на диван и его кожа издала неприятный скрип. Потом я неспеша снимала свое пальто и шляпку, которую Алфи однажды купил мне, считая ее «затейливой». Стук моих каблуков звучал как приговор в этом маленьком пространстве и я готова была уже сойти с ума, но мои руки нашли кресло напротив цыгана и я схватилась за него, как за спасательный круг. — Который час, Томас? — сощурилась я, поудобнее усаживаясь. — Половина восьмого, — мужчина взглянул на свои нагрудные часы, сделанные для него на заказ. — Ты торопишься? В голубых глазах промелькнула толика непонимания. — Я спрашиваю тебя, Томас, который час? — Я ведь уже сказал тебе, Пэм. Что за вопрос? Сигарета в губах Тома тлела, заканчиваясь, ровно как и его терпение. Мышцы под рубашкой напряглись еще больше, цыган подался корпусом вперед, облокачиваясь на стол. Он чуть нахмурился и прожигал во мне дыру. — Томас, твою мать, который час? — мой тон стал ему неугодным. — Памела, блять! — его понесло. — Иди ты нахуй, поняла? Понабралась уже от Соломонса хуйни всякой! — он сильно хлопнул ладонями о стол, вскочил со своего места и указал на меня пальцем. — Ты — не он! Том потерял контроль и меня это не устраивало. — Который час? Который, блять, час?! — он передразнивал мой вопрос. — Да не знаю я, блять, который час, не знаю! — Томас… Он нервно чиркал спичкой о коробок и даже она не хотела подарить ему успокоение. Том все ходил взад-вперед за креслом и размахивал руками, все повторяя мой вопрос. Но тут он остановился и небрежно выплюнул сигарету на стол, опираясь на него руками. Его глаза превратились из ледяных голубых в темные морские. — Не знаю я, который час, Памела, — он произнес тихо, будто не было только что бури вокруг него. — Ты довольна? Цыган уставился на меня, ища то ли эмоций, то ли ответ, то ли поддержки, то ли еще чего. Но ничего из этого он не получил. Невыносимая для него перепалка глазами была окончена, он устало плюхнулся в свое кресло, подобрал оставленную сигарету и нервно закурил, пытаясь обрести вновь ясный ум. Я сидела, сложив руки на коленях в замок, и рассматривала его уставшее и злое лицо. Казалось, что Том постарел за эти пару месяцев. Цвет его лица был земляного оттенка, а глаза потеряли былой блеск. Все вокруг видели: крыша Томми предательски съезжает и не спрашивает разрешения у хозяина. Он не мог контролировать себя, а потому и ситуация вокруг тоже потихоньку превращалась в хаос. Всемогущий Шелби, казалось, теперь ничего не контролирует. От этой мысли мне становилось откровенно больно: мы с ним едем в одной упряжке, а он так лихо отдает поводья мне, а сам пытается спрыгнуть в бездну. А я совершенно не знаю, как это все остановить! В звенящей тишине кабинета было слышно как тлеет сигарета Шелби, как перекладывает конверты секретарша за дверью, как ходят немногочисленные люди по улице. — Раньше ты бы понял суть вопроса, — я взглянула на Тома еще раз — он пялился в одну точку. — Ты не готов вести дела с Соломонсом, пока нервничаешь из-за моего вопроса. Он нагрузит тебя еще больше, ты должен схватывать на лету любую кроху информации. А пока что ты ни черта не понимаешь. Я встала, расправила плечи и свое платье, сделала один шаг к столу и наклонилась на уровень лица мужчины. — Мы не будем сегодня ничего обсуждать, — я заговорила серьезно, мой тон был приказным. — Приведи себя в порядок, Томас Шелби. Зреет конфликт международного уровня. А ты ведешь себя хуже мальчишки. Я забрала свое пальто и сумочку, надела шляпку и уже сделала шаг к двери. — Ты стала похожа на него, — упрекнул меня Томми, кидаясь словами мне в спину, словно ему пятнадцать лет и он пытается меня хоть как-то задеть, выудить хоть какую-нибудь реакцию. — А ты стал похож на глупого мальчишку, — я все же не удержалась и ответила ему тем же. — Я не думала, что ты так быстро превратишься… Я умолкла. Хватит взаимных оскорблений, мы не подростки. — Все, Том, — я поправила пальто на руке, — до вечера. Его глаза не выражали ничего, а после стали как у брошенного котенка. Переступив все эмоции, оставив его позади, я развернулась и направилась к двери, но Томас все же окликнул меня. Я обернулась. Молчаливый знак. — Ну что же мне с тобой делать?.. — прошептала я. Положив пальто и сумочку на кожаный диванчик, я подошла к Томми, все также стуча каблуками. Он протянул ко мне руки, как мальчишка, пытаясь найти поддержки. Наверно, ему хотелось, чтобы этого всего не было. Наверно, он уже придумал альтернативу, но как же поздно… Снова его голова на моей груди. Снова я глажу его по макушке и плечам, напевая старую песенку из своего детства. Снова он сжимает меня так сильно в своих объятиях, что мне не хватает воздуха. Я вынужденно расцепляю его руки на своей талии и присаживаюсь так, чтобы наши лица были на одном уровне. — Ну что же ты, мой Томас? — я нежно глажу его по щеке и ласково улыбаюсь. Когда-то давно Шелби рассказал мне, что так делала его мама, когда он откровенно шкодил или неохотно приходил домой с очередным синяком. Безусловно, я не была его мамой. Но мне так хотелось верить, что этот жест отрезвляет его, приводит в чувства и Том начинает думать головой, что я прибегала к нему снова и снова. — Пэм, — шепчет цыган, — я не могу без тебя. — Это был твой план, Том, — иногда моя бесчеловечность не знала границ. — Я просила тебя все обдумать. Просила, Томми. Чтобы хоть как-то сгладить холодный тон и тревогу в голосе, я начала гладить его ладони. — Но ты решил, как решил, и мы не можем отступать, слышишь? — я заглянула ему в глаза. — Просто не можем. — Я заберу тебя сегодня в шесть у «Гарнизона». Мы с тобой кое-куда отправимся. — Я не могу, прости, — его брови нашли точку соприкосновения, а я спешила оправдаться. — Я хочу провести этот вечер с детьми. С твоими детьми, Томас. Я снова гладила его по щеке, а он также преданно смотрел мне в глаза, как верный пес, который никогда не покинет свою хозяйку. На миг стало некомфортно от сложившихся обстоятельств: теперь Томми зависел от меня, а не наоборот. Я старалась оставаться человеком по отношению к нему, потому что имея власть над кем-то ты становишься худшей версией себя. Потому что власть — она всепоглощающая, бессовестная, жаждущая. — Ужин в твою честь, — произнес Шелби. — Никаких ужинов в мою честь, — прервала я его. — Будут все, мы снова будем все вместе, — уговаривал меня мужчина. — С одним условием, — я подняла палец вверх, а лицо Тома стало более живым. — Ты сейчас ответишь на мой вопрос. — Удиви меня, — ухмыльнулся он. Я выдержала паузу. Это мучает меня с самого начала этих глупых мужских игр. — Что будет со мной, если твой план провалится? — Он не провалится, Памела, — он встал передо мной и смотрел свысока. — Ты как будто совсем меня не знаешь.