На грани.

POV Тарасов До сих пор сердце щемит после разговора с начальством. Сейчас я может быть и пытаюсь поесть, но мысленно прогоняю сегодняшнюю ситуацию с Даной. Сердце начинает выть. Казалось, что такого, если мать каких-то жалких 5 минут поговорит с родным сыном. Из-за этой операции мы практически полгода не видели свои семьи, не простились с Серегой. Для меня он всё по-прежнему жив и здоров. Сжимаю зубы до скрежета и интуитивно сжимаю руки в кулаки. Ребята отдыхают и восстанавливают свои силы после тяжелой операции, а мне вот не спится. Смотрю на часы — 1:30 ночи. Допиваю из своей любимой кружки, которую, кстати, подарила мне Русалка, и решаю подышать свежим воздухом. Вдруг раздается скрип двери и в комнату заходим Ума.       — А ты что не спишь? — молчание. Усмехаюсь, на что на меня кидают потухший взгляд и ее руки касаются горячего чайника. По комнате снова начинает летать запах мяты и жасмина — ее любимый запах. Ее волосы были на удивление не собраны в хвост, а распущены. Она устало садится за стол и делает первый глоток из своей кружки. Морщится. Наверное, опять сахар закончился. Достаю заботливо из-за пазухи молочный шоколад и протягиваю ей.       — Держи и не давись несладким чаем, — в моем голосе не столько можно было прочитать заботу, сколько нежности. Олеся лишь молча отдает мне ее обратно и продолжает пить зеленый чай. Чего это она? Начинаю смотреть на нее в упор, но замечаю только, уставшие, потухшие глаза. Ума сейчас молчала и даже не смотрела на меня. Ее пальцы нервно передвигались по кружке, а когда она брала ее одной рукой — она дрожала. Мимолетно касаюсь ее руки, Ума тут же кинула мне разъяренный взгляд и покрылась мурашками. Дурашка, опять пришла в футболке, знаю как тут холодно. Снимаю с себя толстовку и, под пристальным вниманием карих глазах, осторожно накидываю ей на плечи.       — Мне не холодно, — сухо ответила она, скинув с себя мою кофту.       — Олесь, ну что ты как маленькая, — улыбка тут же оказывается у меня на лице каким-то волшебным образом. Когда она рядом мне тут же становится тепло и уютно, прям как дома. Только сейчас Ума не в веселых домашних шортиках и легкой майке с небрежным пучком на голове, а в раздражающий уже глаза форме цвета хаки. Единственное, что по-прежнему остается у нее из «домашнего» — обручальное кольцо. Эххх, не знаю как меня угораздило жениться на ней два года назад, да еще так, чтобы об этом никто не знал. На работе я злой и строгий начальник, а дома заботливый и нежный отец.       — Ну да, ты-то у нас вполне зрелый! — психанула она, стукнув чашкой по столу. Ну вот, опять началось.       — Да что я снова не так сказал или сделал? — вскипел я. — Уманова, знаешь, это уже становится невыносимо! — провожу рукой по своим рыжим волосам и обеими руками облокачиваюсь на стол.       — Согласна. Я думаю, что жениться было слишком поспешное решение, — ее голос был абсолютно спокойным. И тут меня как будто ударило током. Стоп, что? Олеся намекает на развод?       — Я не ослышался? — скрипя зубами, но сдерживая порывы своего гнева, произношу я.       — Нет. Замечательно, превосходно! Да, в последнее время мы стали часто ссориться — то Леська не выполняла должные требования, то я был чересчур резок. Но вот такими фразами Уманова никогда не кидалась. Сдерживайся, сдерживайся Тарасов. Но нервы, твою мать, не выдерживают и я переворачиваю рядом стоящий журнальный столик. Олеся резко вернулась и отошла к окну. Смотрю на нее и вижу, как ее такие миниатюрные плечи слегка трясутся. Плачет. Точно плачет. Теперь злость берет верх, только злюсь я на себя. Дурак, испугал девчонку, снова расшатал ее нервы, которые и так на ладом дышат. Осторожно ступая, подхожу к Умке и кладу руки ей на плечи.       — Я не собирался, не собираюсь и не буду с тобой разводиться! — утыкаюсь носом в ее каштановые волосы, которые до сих пор пахли корицей. — Умка, ну что случилось? — слегка приобнимаю ее из-за спины. Она не сопротивляется. Значит, про развод несерьезно и мне можно спокойно выдохнуть.       — А ты бы меня также скрутил, как Дану, если бы на ее месте была бы я, а на месте Пашки Миша? Так вот в чем дело. Пожаловалась, значит, Лазарева уже.       — Олесь…       — Да или нет? А почему она вообще разговаривает со мной в таком тоне? Такое ощущение, что это только ее сын там далеко в Питере. Я между прочим тоже переживаю не меньше, даже с этим «начальничком"(майор Беляев) успел поссориться с утра, отстаивая интересы ребят. Это у него дома пусто, а у ребят дома семьи с детьми, которые считают, что их родители далеко на небесах. Черт, как же хочется снова прийти домой и поиграть с Мишуткой в его любимый паровозик, который мы ему подарили на Рождество. Как же не хватает его восторженных глаз. Мишке 4 года, он верит в сказки и оооочень любит зиму из-за снега и Нового Года. Он не так ждет лета, как зиму. Видимо ему не хватает родительского внимания. Мы целыми днями на работе, а он либо у родителей, либо у Иришки. Ей то все равно: одним больше, одним меньше. Эхххх, как она там? Вот закончится все это, возьму Леську с Мишкой и Иришку с семьей и махнем на моря, чтобы наконец отдохнуть по-человечески.       — Это был приказ, — тихо выдавливаю из себя.       — Значит, да, — шепотом на выдохе произносит Ума и скидывает мои руки с себя, попутно вытирая предательские слезы.       — Олесь, — снова она хлопает дверью.       — Черт! -пинаю уже перевернутый столик.       -А что у вас тут происходит? — спросил зевая Тигр. Видимо пришел чем-то наполнить свое брюхо, а вместо этого стал свидетелем нашей ссоры. А сейчас таращит свои глаза, глядя на меня.       — Зачем пришел? — рычу я.       — Яичницу пришел сделать, но видимо я не вовремя, — замямлил он. — Тебе, кстати, делать?       — Тигр, на ночь есть вредно, — и раздался хлопок двери.       Вот где ее прикажете искать? Да еще и ни черта не видно! Ладно, я принимаю вызов. Сейчас только возьму фонарик из комнаты и пойду на марш бросок по пересечённой местности. Я быстро дошел до своей двери, пытаясь ни о чем не думать. Уже подношу ключ к замку, как из соседней двери слышен характерный хохот Ионова и Олеськи. Ну и прекрасно, бегать никуда не надо. Теперь стою под дверью, как первоклассник и страшно постучать. А вдруг она это серьезно?       — Можно? — я все-таки решился.       — А если я скажу нет, это что-то изменит? — вот это перемена настроения. Значит, все очень серьезно. Хорошо, не стану нарываться на конфликт, да еще и при Коте. Просто молчу пойду к Багире, может ей нужны лишние мозги для анализа ситуаций. Чувствую ее прожигающий взгляд у себя на спине, но не могу обернуться.       — Стой, — послышался ее тихий голосок. — Вась, выйди на минутку.       — Конечно, — он улыбнулся и растаял за дверью.       — Мишутка руку сломал, сейчас операция идет, — послышался тихий шепот и ее хриплый голосок. Я медленно оседаю на стул, который по счастью оказался около меня. И как она это весь день терпит? Я бы уже давно сорвался или целый день провел в тире, подальше от людей. А она ходит, улыбается, делает вид, что все хорошо.       — Все будет хорошо, — единственно, что я мог сказать сейчас.       — Не знаю. Вот, узнаю это состояние. После смерти Физика она тоже также сидела на кровати, обняв колени руками, и молча смотрела в никуда. Ей сейчас хуже, чем мне, намного. Мало того, что с Мишуткой черт знает что, так еще и от Беляева выговор получила, хорошо еще, что не строгач. Молча подхожу и, садясь рядом, притягиваю ее к себе. На удивление, Ума даже не сопротивлялась.       — А откуда ты узнала? — спросил я, поправляя ее непослушные волосы.       — Вовремя зашла в ИВЦ. Беляев докладывал это Бате. Беляев! Язык бы ему вырвал! У самого ни черта и ничего нет, так он еще и к другим лезет. Сердце бы ему кто-нибудь вставил.       — Понимаешь, он там один! — рыдая говорила Леся.       — Почему? — удивился я.       — У тебя отец с сердечным приступом попал в больницу, после того, как увидел новости. С ним поехала Иришка. Недавно его состояние ухудшилось и твоя сестра уже перестала от него отходить. Влад сидит с Тимой дома. Вообщем, за Мишкой некому последить. Что??? Папа с приступом в больнице? Так вот о чем Пригов не собирался мне говорить! Ну спасибо, удружили.       — Да ты не переживай, все будет прекрасно! — ага, прекрасно. Сын думает, что его родители погибли, тетя сидит с дедушкой, а дядя с двоюродным братом. А потом он будет думать, что никому не нужен. Так, Тарасов, думай, ее нужно как-то успокоить.       — А помнишь, как я вас закапывал в снегу? — она издала легкий смешок сквозь слезы.       — Да, но тебя тогда попросил сделать из него ангелочка.       — Ага.       — Что «ага»? — недовольно пробурчала Уманова. — Потом мы все вместе, по чьей-то милости, валялись с ангиной.       — Какой ты пессимист, Уманова! — рассмеялся я, проводя по ее волосам. — Зато мы вместе были месяц дома.       — Да. Как я хочу, также как Дана, вырваться к сыну, только никто не выпустит. Да и Батю подставлять не хочется, — она еще больше прижалась ко мне.       — А то есть на меня все равно? — надувая губы, обиженно произношу я.       — Мне нет, а тебя на меня — да.       — В смысле?       — Ну под пули же прямо можно идти и пофиг, что одна такая железная убийца может навсегда забрать тебя у нас. Конец POV Тарасова