***
На следующий день, за завтраком, я убедился наверняка, что нихуя этого не переживу! Я сверлил мать взглядом, наблюдая за каждым её движением. Заметив моё настроение, она встала в позу, сложив руки на талию, как обычно, словно спрашивая меня «в чём дело?», а я всё прокручивал в голове слова Сала: «Роман» и «Признаться матери» Не знаю, что лезло из меня сильнее. Когда она собиралась мне рассказать? А я ей? Соберись, твердил я про себя, соберись. Не помогало. В каждой клеточке моего мозга застыл стыд, страх и много-много-много, чёрт возьми, вопросов, на которых не было ебучих ответов. Сал ушёл, оставив ключ-карту, и я расценил это как «Послушай, между нами ничего никогда не будет, и чем скорее ты вобьёшь себе это в голову, тем лучше будет всем нам». Или это очередной спектакль? Его игра? После вчерашнего поцелуя, я не мог угомониться. Не мог спать. Он слишком жесток. Мама собиралась что-то мне сказать, как вдруг, стук моей ложки о тарелку стал не единственным звуком разрывающим тишину, зазвонил телефон. Судя по выражению её лица, я сразу догадался, что звонил отец. Она всегда старалась отвечать сухо, почти по-грубому быстро. Я постоянно слышал это безразличное «Ага, пока!», и не успев опомниться, она уже снова сидела передо мной. Мама никогда не говорила мне об отце, а я — никогда о нём не спрашивал. Такое у нас было правило. Я размышлял о том, что готов видеть в роли отца любого, лишь бы не Генри Фишера. Ещё через несколько дней, я осознал, что Сал мне не попадался на глаза. Нет, серьёзно. Я нигде его не видел и уже начал бы переживать, всё ли с ним в порядке, как вдруг до меня доходит, что так даже лучше. Что, если я опять его увижу? Увижу с Эшли, или вообще с другим парнем? Я должен перестать ходить за ним по пятам. Прекратить эту бесполезную слежку. В конце концов, он сам принял решение уйти. Сегодня я встал позже, чем обычно. Решив, что меня на ноги поднимет только крепкий кофе, через несколько минут, я уже стоял со своим напитком возле почтовых ящиков. Мама попросила забрать почту, т.к на сегодня, как она сказала, будет много работы. Китайский колокольчик звенит и я понимаю, что входная дверь апартаментов открылась, впуская холодный ветер, который заставляет меня окончательно проснуться. Это Генри. Всё-таки, Сал был прав, когда интересовался, была ли неприязнь у меня к его отцу. Он неплохой человек, но я будто всегда ожидал от него какой-то подлянки. И ведь был прав. Сойтись с моей матерью — было вверх наглости. Он оставляет два здоровых пакета и передаёт мне ключи. — Привет, Ларри! Я очень спешу, не мог бы ты занести это в квартиру? — Здрасьте, да, конечно, — отвечаю я, а сам понимаю, что моим мучениям видимо нет конца. Боже, да кто угодно мог спуститься к этой сраной почте. Почему именно я наткнулся на него? — Отлично! Жду тебя с Лизой на сегодняшний ужин. С днём Благодарения! — бросил он и вновь меня обдало холодным ветром, только на этот раз, я даже не почувствовал холода. Это было моим благословением и одновременно проклятием. Мучительно выжидая, как циферблат сменял с первого этажа по четвёртый, я подбирал слова, составляя заранее заготовленный диалог, если увижу Сала. Хотя нет, лучше я не пророню и слова. Пусть думает, что мне плевать. Через секунду я отказался от этой идеи, посчитав, что это слишком по-детски, как-то. Мне нужно с ним поговорить. Нужно его увидеть этого говнюка. Мои руки буквально дрожали, когда я открывал квартиру под номером «402». На пороге меня встретил Гизмо. В квартире темно. Тихо. Включив свет на кухне, я оставил там пакеты и устремил свой взор на комнату Сала. Как же давно я там не был. С лета, наверное. Я открыл его комнату и рыжий пронырливый кот, влетел в неё первее, будто думая, что её хозяин прячется за ней где-то там, в темноте. Понятия не имею где Сал, но меня действительно начало это сильно беспокоить. Звоню ему. И вздрагиваю от внезапной вибрации. Телефон где-то на столе за кипой каких-то листов и тетрадей. Я собирался бегло просмотреть записи, но заметил чёрный свитшот, висящий на стуле. Взяв его в руки, я поднёс ближе, зарываясь в него лицом, будто хотел навеки потеряться в его многочисленных складках… Тут меня посетила ещё более безумная идея. Я подошёл к постели, снял с себя футболку и пижамные штаны и, совершенно голый, залез с его свитшотом под одеяло. Закрыв глаза, я позволил себе насладиться его запахом полностью. Глубоко вдыхая и медленно выдыхая, я исчез в своих фантазиях. Ну и что, что он может стать мне братом? Мы не кровные родственники. Да и… Всё ещё может измениться. Ведь, если мама ничего мне не говорит, может, всё и не серьёзно? Не знаю, сколько я так провалялся, но достаточно долго, чтобы Сал, забравшись в свою кровать, осознал, что я тут был. Плевать, если он зайдёт сюда с минуты на минуту. Плевать, если застанет меня таким. Пусть знает. Пусть знает…***
За ужином я наконец-то его увидел. Каким образом ему удавалось избегать меня все эти дни? Понятия не имею. Сал выглядел спокойным. Невозмутимым. Впрочем, как и всегда. Что не скажешь о моей матери, которая суетилась и нервничала весь вечер. Я боялся, что тому есть весомая причина. Когда она попросила сесть меня рядом с Салом, мне на секунду показалось, что он немного сместился в мою сторону. Мы сидели до неприличия близко. Больше всего я желал узнать о чём думает Сал, сидя вот так, рядом со мной. Так же взволнован? Или безразличен? Не показывать волнения. Не показывать, что мне не всё равно. Спокойствие. Всё бестолку. Тело покалывало, бросая в жар. Мне всё время хотелось что-то поправить: волосы; одежду; передвинуть приборы; лишний раз взять в руки стакан. Я избегал смотреть на маму. Мне казалось, она давно уже обо всём догадалась. Даже не глядя на неё, я чувствовал, что она пристально изучает моё лицо, готовая поймать мой взгляд и отчитать, — и поэтому не отрывал глаз от рук Сала. В них я нашёл успокоение. Он умело пользовался приборами по всем правилам этикета. Так изящно. Так идеально… — Передай мне соль, пожалуйста, — обратился он ко мне и, клянусь, мои уши точно сгорели от его полушёпота. Такое чувство, будто меня только что попросили не соль передать, а взять его прямо сейчас на этом столе. Ладони взмокли. Потянувшись, я задел бокал, который, к счастью, ещё был пустым. — Вот, держи… — так же шепчу ему, стараясь быстро вернуть бокал в исходное положение. Он обхватывает своими пальцами солонку цилиндрической формы, и ждёт ещё секунду, прежде чем взять её себе. Наши взгляды встречаются. — Спасибо. — Сал, сними уже свой протез! — грозно говорит Генри, но при этом смотрит на меня. Его голос нас обоих отрезвляет. Неужто что-то заметил? Честно говоря, я думал, что ужин превратится в настоящую катастрофу после его слов, но Сал спокойно повиновался, отложив этот пластик в сторону. — Ларри, Сал… — Мы вдвоём уставились на мою маму, перестав жевать. От этого она, кажется, залилась румянцем ещё больше. — Я и Генри… Мы хотим пожениться. Надо ваше согласие, мальчи… Сал встаёт из-за стола так резко, что задевает тарелку, та благополучно летит на пол, разбиваясь вдребезги. Он вылетает из квартиры и я не успеваю остановить его. Ещё около минуты мы сидим в растерянности и наконец, я решаю покинуть стол следующим. — Я поищу Сала, вы уж извините… Картина маслом: Генри успокаивает мою маму, которая думает, что будет ужасной матерью для Сала. У меня болит сердце. Никто из них не знает что творится между нами на самом деле. Да и если бы нас попросили объяснить, мы бы тоже не смогли ответить. Я хотел сбежать из дома. Хотел, чтобы наступило снова лето, хотел убраться как можно дальше от этой реальности. Без сомнений, я знал где сейчас Сал и был совершенно прав, найдя его в домике на дереве. Увидев меня, он кинулся мне в объятия. Его трясло. Он плакал. Бесшумно, но очень горько. Я это чувствовал… Я совру, если не скажу, что тоже ощущал эту боль. Нас вдвоём будто предали. Уж не знаю, как давно догадывался Сал, но раз речь зашла о замужестве, явно это длилось не один месяц. — Можно тебя поцеловать? Я молчу, будто пытаясь отделить реальность ото сна. Приблизившись к нему, целую его сам, почти грубо, но не из-за избытка страсти и даже не потому, что нам двоим казалось, что это идеальная месть для родителей, а просто потому, что не был уверен — убедил ли он меня хоть в чём-нибудь. Я даже не был уверен, что он любит меня так же сильно, как я думаю, — но просто обязан был испытать его ещё раз. Я знал, к чему всё идёт, и сдавался ему с каждой секундой, сантиметр за сантиметром, и Сал наверняка это знал, но я чувствовал, что он всё ещё держит меня на расстоянии. Мы не заметили, как прижались к стене и в какой момент он начал целовать меня с языком. Однако я мгновенно понял, что не хочу прекращать этот поцелуй, а хочу чувствовать и дальше его язык у себя во рту; потому что после всех этих недель, и всей этой борьбы, каждый раз обдававших нас холодом, сейчас у нас есть только наши чувства, а остальное — ничтожно. Мы оба знали, что переступаем черту. Сал отстранился от поцелуя, с таким протяжным стоном, что всё внутри свело. Теперь он предоставил мне свою шею, а его длинные пальцы сжимали мои пряди. Пока я думал оставить ему засос или нет, он сам оттянул мне волосы и сделал это со мной. Сразу после боли, я почувствовал горячий язык и тёплое дыхание. Шею жгло. Если так продолжиться дальше, я кончу себе в трусы. Нормально ли это, что я собираюсь переспать со своим лучшим другом? Сводным братом? Эта мысль пугает меня. Одно дело просто думать о нём. Сгорать в этих фантазиях. Совсем другое, осознавать, что у нас нет будущего. Теперь я понимаю Сала. И почему я не подумал об этом раньше? Что будет завтра утром? Возможно, я уже буду кем-то другим. Понравится ли мне этот кто-то, кого я ещё не знаю? Или я останусь прежним, столь же полным сомнений, как сейчас? Понравится ли мне то, что я собираюсь сделать? А ему? Сал словно уловил, какая война во мне разбушевалась. Он терпеливо выжидал. Его и самого, наверняка, знатно достало, что мы застряли с ним на середине хлипкого моста посреди обрыва. И либо мы выбираемся из этого дерьма, либо падаем вместе. Больше я не собирался обдумывать каждый свой шаг. Если я глуп — пусть будет так. Если позволю себе дотронуться — что ж, значит, дотронусь. Если захочу обнять его — обниму. Не успев что-то предпринять, Сал отталкивает меня. Я слишком затянул. Ему нужно было на что-то опереться, поэтому он усаживается на подоконник и безразлично смотрит в потолок. Кажется, снова бесшумно плачет. На душе, самым большим грузом разрастается жалящее чувство, которое заседает и в голове. Я действительно люблю его? Люблю. Желание оказаться с Салом было моим единственным секретом, и теперь я хочу разделить его с ним. — Разве ты не этого хотел? — Так холодно. Снова… Он так холодно на меня смотрел, что слова застряли у меня в горле. Я хотел признаться ему. Хотел признаться до того, как что-то или кто-то захочет нас разлучить. «Я люблю тебя, Сал» Меня трясёт, чувствую как глаза застилает пелена слёз. Мне страшно. Чего я так боюсь? Я уже не понимаю, чего хочу больше: чтобы он просто ответил взаимностью или попросту позабыл о моих словах… — Ты заслуживаешь большего, чем парень с изуродованным лицом, — Он подходит и робко целует меня в щёку. — У любви нет страха, приятель. А затем уходит. И на этот раз навсегда. Я возненавидел себя за свою слабость. Возненавидел за свои страхи. Я так и не смог сказать ему. Вскоре Сал переехал от наших родителей. Не знаю, злился он на них или давно принял это, но моя мама была счастлива с Генри. А я был счастлив за них.***
Прошло несколько лет. Сегодня я должен был явиться на совместный ужин с ним и родителями. Но одна только мысль об этом ворошила прошлое. Прошлое, что по сей день нагоняло тьму в мою душу. Я сидел в домике на дереве и вспоминал дни, когда Сал был моим лучшим другом. В моей руке бутылка виски. Сал, я знаю, что это будет трудно понять. Прости. Пожалуйста, не вини себя и не держи на меня зла. Мне очень повезло, что ты появился в моей жизни. О большем я и просить не мог, чувак. {…} Я хочу, чтобы это закончилось. Больше не могу терпеть. Ты гораздо сильнее меня. Я люблю тебя, Салли-Кромсали. Всегда буду любить. Увидимся на другой стороне,Ларри