Не забирай меня

      Это был сон. Это был всего лишь сон. Именно это я подумала, когда поняла, что спала и только сейчас прихожу в себя. Мне кажется, я проснулась от холода. Я не чувствую ноги, они онемели. А потом, с приходом других чувств и трезвости, я начала чувствовать твёрдость под щекой. Только в этот момент я со страхом решилась открыть глаза.       Меня не встретило яркое утро, чириканье птиц за окном. Меня встретили сырые чёрные стены, облезлая штукатурка, меня встретил холод и… мрак. Он был везде. Мне пришлось принять, что все обрывки памяти не были сном. Это была отвратительная реальность, иначе как объяснить тот факт, что я сейчас валяюсь на какой-то старой, холодной и твёрдой кушетке в неизвестной подвальной комнате. Я что, в морге заброшенной больницы?       Под грузом нахлынувшего страха, я начала задыхаться в своих собственных слезах. Причём они нахлынули сразу. Я резко подпрыгнула, вжалась в сырую стену за спиной и поджала к себе колени. На мне до сих пор были только белые трусики и майка. Мои волосы всё ещё были мокрыми. Я кусала обсохшие губы, истерично смотря в оба. Осознание приходило быстро. И голос его, голос самого дьявола быстро промелькнул в голове яркими вспышками. — О, нет, нет! — Начала задыхаться я, пытаясь найти хоть какое-то успокоение в этой ситуации, но безуспешно.

«Этот дом по всем документам принадлежит Виктору Фролову. Виктор Фролов — партнёр Глеба Голубина»

      Каждая буква этого сообщения возникала в сознании и носилась по кругу. Я зажмурила глаза и закрыла уши ледяными ладонями.

«Кого я вижу…»

      Снова отдалось эхом в голове. Этот голос… его зловещий голос был повсюду. Хотелось закричать, что есть мочи. Убежать.       От своих мыслей спастись не было ни единого шанса. Всё встало на свои места мучительно быстро. Моё выселение из квартиры, неожиданный заказ Чарли в другом городе и почему-то именно тогда кто-то дал заказ из Москвы. Боже, нет. Это всё слишком трагично, чтобы быть правдой.       Но я прекрасно понимала, что это всё не является сном. Страх окутал разум и парализовал его полностью. Сердце билось так быстро, что его биение отдавалось болью в рёбрах. Я начала чувствовать, будто из меня вытекает жизнь, как бледнеет моя кожа.       Я резко встала, убирая холодный пот со лба. Ноги откровенно шатались, я почти начала терять связь с реальностью. Мой разум всё ещё пытался отвергнуть тот факт, что до того, как в меня воткнули шприц с неизвестным веществом внутри, передо мной стоял сам он… Глеб Голубин, и если бы мне хватило смелости открыть глаза, я бы увидела его над собой.       Спустя столько лет потраченных сил, слёз и попыток спастись, я сама же забежала в его логово. Я не сумела даже заподозрить, что что-то не так. — Как же глупо! Как же глупо! — Мои пальцы ворвались в волосы, я начала их дёргать, пока моё тело не сползло на пол, я больше не в силах держаться. Неужели Кизару был прав, и я правда так и осталась той глупой девчонкой, что и прежде?       Долгое время я сидела на полу. Хватала воздух обсохшим ртом, кусала пальцы. Губы дрожали. Это всё слишком. Подступила тошнота и головокружение.       Конечным пунктом была агония. Была ярость из-за того, что я ничего не могу изменить. Я столько лет боялась именно этого чувства. Боже, как же я боялась. А теперь оно ворвалось в меня, в каждую мою мышцу.       Резким толчком изнутри я поднялась на ноги и забралась обратно на холодную кушетку. Глаза уже привыкли к темноте. Я облизала губы и попыталась вдохнуть полной грудью, но каждая попытка приносила мне физическую боль. Я закрыла лицо руками, понимая, что если я так продолжу, то моё сердце остановится.       Заставив себя прийти в себя, я резко убрала руки и глазами начала изучать комнату, где находилась. Ничего полезного не нашлось. Тогда я встала с места, и мои босые и грязные ноги подошли к железной двери. Я прижалась к ней руками и лбом, внимательно вслушиваясь, но была гробовая тишина. Но потом, нахмурив брови, я отошла от двери буквально на два шага и посмотрела на неё. — Твою мать…       Вырвалось сорванным голосом, когда я узнала ту самую дверь в подвале, которая была тогда закрыта, когда я впервые спустилась сюда. Меня держат в том же доме, где я свободно работала, спала, ела и жила ещё пару часов назад.       Редкостное унижение.       Узнаю твой почерк, Глеб.       Обратно сев, я начала перебирать пальцами. Нужно собраться. Сойти с ума, по крайней мере, я всегда успею. Олег. Он знал мой адрес. Он всё понял, а когда увидит, что я пропала и больше не отвечаю, сразу приедет за мной, если ещё не приехал.       В этот момент моя фантазия начала играть со мной в злые игры. «Но если он приедет, ты же знаешь, что с ним будет», — шипела она, — «его убьют! Из-за тебя, дура! Всё из-за твоей глупости!» — Нет! — Закричала я в пустоту, — нет, замолчи! Я не виновата!       Боже, я схожу с ума. В этом уже нет никакого сомнения. Мне остаётся только держать всё в себе и тихо ждать, что будет со мной дальше. Боже, почему я не падаю в обморок. Мне было бы легче отключиться.

***

      Сколько ещё часов я пролежала в этой сырой комнате? Сколько ещё слёз я пролила за это время? Было так холодно, что это уже не беспокоило меня, хотя мне казалось, что через некоторое время я просто умру от переохлаждения. Про голод и речи не могло идти, но вот жажда начала мучить ещё давно. Пересохшее горло так и просило воды уже который час. Из-за выплаканных слёз из меня вышла вся вода, что, кажется, мне даже в туалет не хотелось.       Я лежала на спине и смотрела в потолок пустым взглядом, иногда медленно моргая, когда в огромной двери начало что-то шевелиться. Не знаю откуда у меня нашлось на это сил, но я тут же подпрыгнула и, прижав к себе ледяные колени, вжалась в стену в ожидании.       Теперь это был уже явный звук открывающегося замка. Я прищурила глаза, мысленно подготовив себя к худшему, ведь моё такое содержание не могло предшествовать чему-то хорошему.       Железная дверь открылась с таким звуком, словно от боли кричал человек. Я еле сдержалась, чтобы не закрыть уши. Но было не до ушей, я прищурила глаза, чтобы понять, что за силуэт в темноте. Чьи-то ботинки ступили на пыльный бетонный пол. Через несколько шагов я узнала Марка, он не смотрел на меня, у него в руках был поднос, на нём я видела тарелку и чашку. Он подошёл ко мне, и я услышала свой охрипший голос. — Сукин сын.       Я сорвала горло. Но это меня не интересовало. Он всё равно услышал меня, ведь впервые поднял глаза. — Здесь вода и яичница, — коротко сказал он.       Организм, кажется, пропел, услышав слово «вода», но моя гордость тут же взяла верх, и лишь одним резким взмахом руки я отправила поднос из его ладоней на пол. Тарелка и стакан не разбились, но оказались на полу вместе со всем содержимым в них. — Если хочешь есть с пола, то пожалуйста, — спокойно проговорил Марк и, развернувшись, стал уходить.       Я вскочила на ноги и ринулась к нему, наступая на еду на полу. — Ты — грязная шестёрка! — Я со всей силы ударила его по спине, чтобы он наконец обратил на меня внимания, но сил особо не осталось. Но он всё же повернулся, — ты знал?! — Мой голос был ужасным, горло болело как никогда ещё, но я не могла не попытаться закричать, — ты знал?! Отвечай, жалкий ты трус! — Моя ладонь поднялась в воздух, но была легко схвачена им. — Тебе нужно успокоиться.       Я поднялась на цыпочки и прошипела прямо в его лицо: — Предатель!       Отпустив мою руку, Марк легко меня толкнул, но этого вполне хватило, чтобы отправить моё обессиленное тело обратно на тахту. Я опять ринулась к нему. — Нет, не смей уходить, слышишь?! Нет!       Но когда я достигла двери, она захлопнулась прямо у меня перед лицом. Я вжалась в неё ладонями, которые скоро сжались, став кулаками, и я начала всеми оставшимися силами бить по железяке. — Марк, ты предатель! — Закричала я, хотя мой голос в этот момент был больше похож на кряхтение.       Забившись в истерике, я сползла на пол.       Прошло ещё несколько часов. Я начала плакать. Плакать очень сильно, хотя слёзы всё никак не выходили, и мне от этого становилось только хуже. Жажда теперь грозилась убить меня за то, что я отказалась от воды. Я не понимала почему всё ещё нахожусь в сознании. Сколько часов я должна здесь просидеть, чтобы меня отпустили.       Я села где-то в углу и начала серьёзно размышлять. Если бы Глеб хотел меня убить, то не послал бы Марка нести мне еду. Но раз я здесь, то почему он не говорит со мной и не появляется. Он издевается? Да нет. Это слишком скучно для такого дьявола, как Глеб. Другая версия заключается в том, что он хочет меня сделать своей рабыней. Да, это больше похоже на его методы, но тем не менее, он вряд ли захочет насиловать меня с грязным лицом, с яичницей в ногах и в белье, которое из белого превратилось в серое. А волосы… Они нормально так и не высохли, но я чувствовала какие они грязные, на них были пролиты не только мои слёзы, но и сопли. Мне было до ужаса мерзко от самой себя.

***

      Что же, стоит отдать должное Голубину. Его методы были восхитительны. Я, пролежав ещё пару часов со стеклянным взглядом, устремлённым в потолок, успела тысячу раз пожалеть о том, что сделала с подносом в руках у Марка. Но теперь мне было далеко не до рассуждений и не до шуток. Я понимала, что уже не выдерживаю. В туалет хотелось только когда я думала об этом, но пить хотелось больше, чем что-либо ещё. Постепенно перед глазами начало мутнеть. Я начала понимать людей, затерявшихся в пустынях без воды и еды. Я отлично понимала, что я постепенно либо теряю сознание, либо умираю. Сколько часов прошло я не знала.       Когда сквозь пелену белого шума в ушах послышался звук по ту сторону двери, я долго не соображала, мне это мерещится или нет. Но я не могла открыть глаза, не могла даже чуть-чуть поднять голову, чтобы посмотреть входит ли кто-то. У меня попросту не было сил. Но кто-то вошёл. Я поняла, когда почувствовала железную хватку у себя на затылке. Кто-то очень резко поднял мою голову за волосы, и я почувствовала возле губ что-то холодное. Полагаю, это был стакан, потому что следующее, что коснулось меня — была вода. — Глотай, девочка, — властный, но сдержанный тон прозвучал прямо над ухом.        Жадно глотая воду, я открыла глаза так резко, словно меня подожгли. Я сразу узнала этот тон… когда не повиноваться нет ни единого шанса. Этот голос был сильнее любого электрического заряда, любого нашатыря. Но глаза мои ничего не увидели, кроме большой ладони, держащей стакан возле моего рта. Хватка на затылке была всё такой же крепкой, и даже это казалось мне знакомым. Отчего обрывками в памяти возникли картинки полёта на Бали, что, казалось, было так давно и так старательно забыто. Господи, только не снова. Я ведь не выдержу, адский ты пёс. Нет, сам Сатана.       Когда вода закончилась, я еле сдержала себя, чтобы не заплакать и не попросить ещё. Но моя голова лишь обессиленно упала назад, когда сильная рука отпустила мои волосы. — Гл… Глеб, — прошептала я в бреду, — это ты?       Но ответа не было. Последнее, что я помню — это то, как холодная ладонь легла мне на лоб. Тогда я закрыла глаза, и мир потерялся в темноте.