***
— Минхо! Командующий медленно оборачивается, не веря своим ушам. Первый раз когда он назвал по имени; первым обратился. — Да? — Как реки проникают в моря, так и мои молитвы будут с тобой. Как пески насыщают пустыню, так и Божья милость будет с тобой, — младший говорит уверенно, голос не дрожит, однако на лице смятение и что-то, что Командующий не в силах прочесть. — Возвращайся с победой или без неё. Скажи он это на неделю раньше, то Минхо отправил бы в поход на Ырван свою Правую руку. Любыми способами и путями попытался бы остаться, потому что очевидно, что те люди будут драться до своей последней капли крови; они никогда не покорятся живыми. Командующий — это смерть. Но когда смерть предчувствует её пришествие, то приходит всепоглощающий страх. А Минхо боится не вернуться; тоже впервые. Ли резко подрывается на постели и, тяжело дыша, нащупывает в темноте чужую ладонь. Мин здесь — никакой войны нет, а это значит, что всё хорошо и бояться не стоит; по крайней мере, пока что. Старший давит кулаком на отчего-то бешено стучащее сердце и внутренне ликует, несмотря на чувство, что больше никогда не увидит Сынмина, которое преследовало во сне. Мин, видимо, проснувшись из-за копошения сбоку, открывает глаза. Пальцы практически невесомо касаются голой спины Командующего. — Что случилось? — Приснилось, что я ухожу в поход на Ырван, — честно отвечает Минхо и проводит рукой по волосам. — И мы прощаемся навсегда, потому что я знаю, что умру. Минхо, на самом деле, было всё равно на то, кто с кем спит. Разумеется, он не святой (что немудрено), а потому посещал публичные дома, но только для обеспеченных людей. Ли даже не пытался запоминать ни лица, ни имена девушек — достаточно того, что они были красивыми и стройными. Однако Минхо и представить себе не мог, что лишится близости на столь большой срок. Ли Минхо — человек. И ему не чуждо испытывать желание, пусть и думать о святом Сынмине в подобном ключе омерзительно. Командующий хотел бы не просто так лежать с Мином в одной кровати, а любить его так, чтобы в голову не приходила ни одна мысль о неправильности и грехе; чтобы до сдержанных стонов и кожа к коже. Возлечь с другой или другим — вето. Минхо может целовать Сынмина в этих стенах, прикасаться к его голым плечам, сжимая. Но он думает, что заставлять младшего или как-то давить на него недопустимо. Мин и так нарушил запрет; Ли до сих пор не в силах поверить в это. — Не умрёшь, потому что я буду молиться о твоём здравии, — Мин робко переплетает пальцы с пальцами Минхо, и старший целует тыльную сторону его ладони. — Ты говорил точно так же, как и сейчас. — Вот видишь, — улыбается — Ли различает по голосу. — Называй меня, пожалуйста, по имени чаще. — Хорошо, Минхо. Старший оборачивается и, мягко толкнув его обратно на постель, глубоко целует. Сынмин всё ещё пахнет домом, хлебом, яблочным мылом и сливами, которые могут расти только в Исмете. Однако для Минхо этого всегда будет мало; Мина будет мало. Советник Бан говорил, что в нём что-то изменилось, что понять нельзя. И Минхо с нежностью думает: «Если я стал другим, то даже лучше. Ким Сынмин отныне и есть покой и самая большая мечта, которую я могу осязать».***
Хёнджин поворачивается набок, наблюдая за тем, как перекатываются мышцы на спине Командующего, когда тот наклоняется, чтобы поднять свою одежду. Тело Яна будто бы лепил сам Дьявол — как иронично — слишком идеально. Хван чувствует, как по бёдрам стекает чужое семя, но вопреки всему никакого отвращения нет. У Хёнджина были пару раз молодые мужчины, которые отлично работали ртом и готовы были практически на всё за пару монет, но он никогда прежде не принимал такую позицию. Возможно, тварь права. И Хёнджин был бы не прочь подставиться ещё раз, потому это приятно обоим. Чонин по-настоящему ненасытный любовник. Ему нравится всё делать медленно, тягуче и дразнить поцелуями по всему телу. Хёнджин никогда бы не подумал, если бы не знал его, что внешне «ребяческий» Командующий может быть настолько властным и сильным. — Повернись. Старший послушно ложится на живот. Длинные пальцы пробегаются по выпирающим позвонкам и останавливаются у ложбинки меж ягодиц. — Я больше не смогу, — вяло говорит утомлённый Хёнджин. — В самом деле? Если бы я был Командующим Гефана, то ты бы ходил затраханным день и ночь, — горячо шепчет на ухо младший, — ты всем своим видом умоляешь, чтобы тебя хорошенько отымели. Видел бы ты своё личико, когда я вошёл в зал совета. Сказать в ответ нечего. Хёнджин чувствовал, как трясутся колени, когда наблюдал за тем, как ырванцы рассаживаются по местам. И он бы соврал, если бы сказал, что не смущали ленивые взгляды младшего в его сторону. Король Ырвана и к нему приближенные будут находиться в Гефане около недели. Так как тут оставаться спокойным и не воспользоваться случаем по совету твари? Необходимо окончательно переманить Чонина на свою сторону, к себе в объятия. — Как можно свергнуть Ли Минхо? Он мне не нравится. Хёнджин садится, однако чувствует дискомфорт. Откровенный вопрос от ырванца застает врасплох, потому что до этого момента Ян ни разу не говорил о том, чего конкретно хочет. — Никак. Чонин смотрит через плечо, выгибая бровь. — У всех есть свои скелеты в шкафу. Бьюсь об заклад, что и у Командующего должно быть что-то, что может его утопить. Подумай хорошенько, что в нем изменилось, например, за последние несколько лет? Он не женат, но вдруг есть кто-то, кто ему особенно дорог. Хван отрицательно качает головой, а затем говорит честное «не знаю». Следить за Ли — себе дороже, поэтому Хёнджин и не пытался совать свой нос в его дела. Инстинкты самосохранения работают отлично. — В таком случае, открой свои очаровательные глаза пошире и гляди в оба. Я собираюсь убрать его к чертям отсюда. — Почему? — Потому что мне нравится быть в Гефане. Мирный договор между нашими странами может очень сильно помочь и тебе, мой дорогой, и мне.***
Ханаан грациозно отламывает кусочек от пирога и запивает его чаем с мятой. После смерти мужа женщина пережила, наверное, больше страданий, чем при его жизни. Как ни посмотри, но во времена правления Ванху была стабильность, а теперь жизнь во дворце похожа на борьбу за место под солнцем. Госпожа планировала никак не действовать то того дня, когда сыну не исполнится хотя бы тринадцать лет. Власть властью, но вряд ли люди и советники будут уважать ребёнка; юношу — уже другое. — Госпожа, как быть с советником Хваном? Он отказывается выполнять ваше поручение. Ханаан понятия не имеет, что творится в голове Хёнджина, который раньше беспрекословно выполнял практически все поручения. То ли должность сделала его смелее, то ли он попросту обнаглел и возгордился — иного объяснения нет. На данный момент Ёнши никак не мешает, но Ханаан не хочет рисковать. Сердце за сына болит всегда, но она не может себе представить, что же будет с Ёнбоком, если её не станет. Точнее, женщина уверена: его погубят. — Вызови ко мне. Я больше не намерена терпеть его капризы. Я — госпожа и мать наследника, а не какая-то рабыня, — твёрдо говорит она. — Пора напомнить ему. — Но что вы будете делать, если он откажется? — Я не позволю ему отказаться. Либо пусть убирает мальчишку сам, либо пусть находит человека, который сделает это и не оставит следов. Йена довольно поджимает губы и кивает.