В лунном свете

Филипп слегка коснулся ластом самого кончика гладкой скалы, который в свете фонаря оказался нежно розового цвета со светло-голубыми узорами. Спустясь чуть пониже, охотник внимательно рассматривал странную скалу, всё больше убеждаясь в том, что она была отшлифована вручную и, скорее всего, представляет собой часть какого-то крупного сооружение. «Может, это русалочий дворец?», мелькнуло в голове. Сердце Филиппа трепетало, он медленно плыл вдоль шпиля (а он более не сомневался, что это шпиль самой высокой башни замка), широко распахнув глаза и осторожно касаясь пальцами гладкой, без единой выбоинки, поверхности. Но вдруг что-то привлекло внимание Киркорова позади себя. Он резко оглянулся, прижав к груди заряженный гарпун, и стал внимательно вглядываться в темноту. Всё вновь было тихо и спокойно, только едва слышный гул, характерный для подводного мира, слышался напряжённому Филиппу. Едва охотник вернулся к созерцанию постройки, в его мозг врезался пронзительный крик, наполненный болью, страхом и такой безысходностью, что кровь в жилах, казалось, застыла и резко похолодела. Филипп прижался спиной к скале, судорожно вдыхая воздух и стараясь успокоиться. Мысленно сосчитав до десяти, Киркоров медленно двинулся вперёд. Ему было страшно, но мысль о том, что он идёт на благородное дело — спасение — немного согревала его душу, внушая некоторую уверенность в том, что он доживёт до глубокой старости, а не погибнет здесь, от зубов неизвестного монстра. Он не знал, кого именно он встретит в чёрной пучине, в которой когда-то было большое русалочье поселение. Скорее всего, кричащая жертва наткнулась на небольшую акулу, которые заплывали в эти края, или же на электрического ската. Филипп, стараясь думать о хорошем, размышлял, кого он так отважно плывёт спасать: другого охотника, аквалангиста или, может быть, русала? Ах, как ему хотелось бы спасти русалку, попавшую в беду! Эгоистичная мысль о том, что он сможет ещё показать им, какой он хороший, настойчиво лезла к Киркорову, который тщетно пытался отмахнуться от неё. Вдруг, среди тёмных скал, как бы окружавших определённое пространство вокруг, сверкнула что-то ярко-голубое и тут же исчезло, стоило Филиппу направить фонарик в ту сторону. Прямой луч практически не давал представления об окружении, зато позволял видеть, что происходит далеко впереди. Охотник, подумав пару секунд, уже был готов двинуться туда, где мелькнул голубой лучик, но тут длинное серое тело пронеслось мимо него. Сильной волной Филиппа немного отбросило в сторону, и он, вскрикнув, выпустил в воду столп пузырьков. Он знал, что это была за акула, и от встречи с ней ждать ничего хорошего не приходилось. Акулы-мако довольно агрессивны и не брезгуют нападать на человека. Их размеры вполне позволяют им это сделать — самки вырастают до трёх с половиной метров. Вся эта информация лихорадочно пронеслась в голове Филиппа. Ему очень захотелось повернуть назад и уплыть подальше от этого жуткого места, но он поборол в себе это очень сильное желание и, как можно ближе прижимаясь спиной к скалам, направился к каменной арке или небольшой пещерке — в темноте было не разглядеть — где мелькнуло что-то, так остро напоминающее о чешуе русала, и куда очень хотела попасть акула-мако. Акула неслась на таран. Она с силой толкнула боком скалу, вызывая сильную волну и тучу песка, осыпающуюся с камня. Тихий вскрик существа, не видного из-за поднявшейся мути, стал отправной точкой охоты. Филипп, не выдержав такого наглого издевательства, рванул вперёд, прицелился и выстрелил, молясь всем существующим богам, чтобы он не промахнулся. Стрела пролетела чуть выше, чем хотелось бы, но ей удалось зацепить гладкую спину, позади спинного плавника. Морда акулы, казалось, недоумевающая, откуда появился новый соперник, тут же повернулась к Филиппу. Чёрные глаза мелькнули злым блеском, ярость акулы только усилилась со вспышкой боли. Киркоров не успел перезарядить гарпун. Мако, виляя хвостом, рванулась к нему. Не сдержав крик и выпустив из рук гарпун от неожиданности, Филипп резко ушёл в сторону, и акула, не успев затормозить, врезалась в острый выпирающий камень. В судорожно мелькавшем и дрожавшем свете фонарика показалась тёмная кровь. Акула замерла на несколько секунд, и Киркоров воспользовался этим. Мозг полностью очистился от посторонних мыслей, теперь он работал ясно и чётко. Филипп достал оставшиеся от гарпуна стрелы и подплыл к пещерке, закрывая её спиной. Мако медленно развернулась, мотнула из стороны в сторону головой. Теперь она решила быть осторожнее со странным отчаянным человеком. Акула кружила, не торопясь плавая туда и сюда, всё ближе подбираясь к застывшему Филиппу. Её узкое тело, то появлялось, то вновь исчезала за узкой границей света. Охотник не расслаблялся ни на секунду, следя за каждым движением противника. И всё же, ему не удалось увидеть этот момент, когда мышцы акулы резко сократились, и она порывисто бросилась к нему. Филипп едва успел выставить перед собой стрелы, которые он крепко держал, и даже зажмурился, чтобы не видеть, как острые наконечники пронзают чёрный блестящий глаз, узкую верхнюю челюсть и левые жабры. Стрела вышла из глазницы с противным чавкающим звуком, и только тогда охотник нерешительно открыл глаза. Он смутно подумал о том, что на запах крови могут приплыть другие акулы. Ну, а его противница, меж тем, предпочла убраться и, слегка заваливаясь на бок, уплыла за скалу и больше не появлялась. Помедлив немного и продолжая вглядываться туда, где скрылась мако, Филипп наконец выдохнул и заплыл в пещерку. Сначала он никого не заметил и успел даже заволноваться, как вдруг, в самом дальнем углу отразил лучик фонарика чешуйчатый русалочий хвост. «Коля…», хотел было сказать Филипп, забыв, что они под водой, но русал и так бы не услышал его: он был без сознания.

***

Он старался идти быстро, но плавно, стелящимся шагом, чтобы как можно меньше тревожить открытую рану в русалочьем боку, кое-как заткнутую футболку, уже насквозь пропитанной кровью. Филипп прижимал к себе русала, то и дело осторожно перехватывая выскальзывающий хвост. Коля изредка полуоткрывал голубые глаза, и Киркоров тревожно вглядывался в них, но русал находился в беспамятстве. Конечно, Филипп знал, как оказывать первую, да и не только, помощь, ведь в ближайшую больницу из своего дома он смог бы попасть только через три часа после вызова, когда драгоценное время уже может быть упущено. Эти знания ему ещё ни разу не пригодились, максимум, он мазал зелёнкой ранки, да заклеивал их лейкопластырем, но теперь их время пришло. Киркоров с трудом отворил дверь коттеджа, поудобнее перехватив русала. Коля еле слышно застонал, и его лицо исказила гримаса боли, которую Филипп, как ему показалось, сам прочувствовал, едва взглянув в любимое лицо. Он чувствовал на себе большую ответственность за жизнь Коли, но она, почему-то, не страшила его. Филипп остановился посреди коридора, неловко топчась на месте и не зная, с чего начать. Наконец, он быстрым шагом прошёл в гостиную и аккуратно переложил русала на диван, кое-как подстелив под Колю чистую простыню и подоткнул ему подушку. Пока в ванну набиралась чуть тёплая вода, Филипп достал из шкафа аптечку, отдельно лежащую перекись водорода, спирт, и тщательно вымыл руки. Русал лежал, не двигаясь. Его веки, губы — всё лицо побелело и стало похожим на вылепленную из воска фигуру. Это очень испугало Киркорова, и его руки дрожали, когда он дезинфицировал их и натягивал перчатки. Через пару секунд все необходимые инструменты были промыты спиртом и разложены на чистом полотенце. Филипп медленно вытащил из раны свою футболку, откидывая её в сторону. На рваную рану было страшно смотреть: её границы было сложно определить, так как кровь испачкала большую площадь, но в самом центре зияла будто небольшая чёрная пропасть, в которой изредка появлялись и лопались пузырьки. Помимо неё, вокруг был ровный отпечаток от второго ряда акульих зубов. Филиппу очень хотелось отвернуться, к горлу подступила тошнота, но он, стараясь сосредоточиться на главном, взял в руки пинцет: он обнаружил маленький, но острый зуб, застрявший в боку. Медлить больше было нельзя, и Киркоров осторожно промыл края раны перекисью. Русал тихо застонал, инстинктивно пытаясь зажать больное место, но сил поднять руку ему не хватило. Филипп покрепче ухватился пинцетом за застрявший зуб и резко дёрнул. Действовать тут надо было по такому же принципу, как зубной выдирает больной зуб — дёргать сразу, не мучая ни себя, ни пациента. Тело русала выгнулось дугой, и из раны вновь хлынула кровь. Филипп вздрогнул, испугавшись сам не зная чего. — Тише, маленький, я всё сейчас исправлю, подлатаю тебя, — обнадёживающе прошептал он, затыкая рану чистой тканью. Пока кровотечение останавливалось, Филипп достал медицинскую иглу и хирургическую нить, на глаз отрезая нужную длину. Подходил самый важный момент. Первый шов расположился точно по центру раны. Филипп был серьёзен, как никогда в жизни. Он зажал ушко иголки, и направил её кончик вверх так, чтобы рана не растягивалась. После каждого стежка необходимо было делать узелок, чтобы нитка не развязалась. От волнения Киркоров сильно прикусил нижнюю губу, так что скоро почувствовал привкус железа. Второй стежок располагался между первым и краем раны, на расстоянии примерно шести миллиметров от края. Филипп делал примерно и искренне надеялся, что небольшая погрешность не будет помехой. Наконец, рану стянули аккуратные белые стежки, выполненные дрожащей, но верной рукой. Киркоров едва не расплакался от облегчения, когда увидел зашитый и больше не кровоточащий бок. Он прислонился спиной к дивану, вытянув ноги и не в силах даже убрать инструменты, и вытер потный лоб. Вдруг, вспомнив о набирающейся ванне, Филипп подорвался туда и выключил воду. Пол был мокрый, но охотнику было не до того. Он вернулся в гостиную и заставил себя прибраться. Филипп тихо складывал инструменты, стараясь не потревожить русала. Сложно было понять, находился ли тот в полусне или в забытье: губы были чуть приоткрыты, веки подрагивали, а грудь еле заметно колыхалась. Он был бледнее, чем обычно из-за большой потери крови. Ею была залита белая простыня, накинутая на диван, несколько капель попало на тонкую шею, а на деревянном полу виднелись красные разводы. Филипп долгим взглядом смотрел на русала, думая, надо ли перенести его в воду, или лучше оставить пока всё, как есть, чтобы не разошлись швы. Так и не придя к единому точному выводу, Киркоров тяжело вздохнул и прошёл на кухню. Ему жутко хотелось пить, и Филипп решил заварить себе чай. Все действия он делал на автомате — вскипятил воду, отрезал дольку лимона, положил в чай ложку сахара — размышляя абсолютно о другом. Филипп не мог поверить в то, что в соседней комнате лежит на диване тот самый русал, раненый, беззащитный, полностью зависящий не от кого-то там, а именно от него, от русалочьего охотника. От этой мысли у Киркорова на глазах почему-то навернулись слёзы, а в груди расползлась странная смесь умиления, восторженности и тихой радости. Филипп вернулся в комнату. Ему не хотелось оставлять Колю одного, он боялся, что русал может в один момент исчезнуть или с ним случится что-то страшное. Наблюдая за мерным вздыманием и опусканием груди, Киркоров успокаивался и постоянно повторял себе, что он всё сделал правильно, и что с русалом всё будет хорошо. Рука с голубоватыми перепонками, которые при ближайшем рассмотрении отсвечивали фиолетовым, да и вообще были скорее синими, как отметил Филипп, свесилась с дивана и будто пыталась что-то отыскать, нащупать. Охотник взглянул в лицо русала. Оно было спокойно, к нему постепенно возвращались живые краски. Филипп, слушая своё сильное сердцебиение, взял Колю за руку, слегка сжимая тонкие пальцы в жесте безграничной поддержки и любви. Русал слабо улыбнулся одними уголками губ и прошептал, еле слышно: — Спасибо…