***
Она никогда не считала себя глупой, потому что на самом деле такой не была. Она всегда была любознательной, интересовалась многими вещами и, если уж что-то привлекало её внимание, то она становилась настоящей эксперткой в этом. Кроме того, информаиця всегда усваивалась ею очень легко и быстро. Но Андрес вдвое старше её и бывал во множестве мест, о которых она лишь слышала, поэтому он знает намного больше и охотно делиться с ней. Франция понимает, что это тешит его эго, но ничуть непротив. Ему приятно, что она слушает с таким интересом, задает вопросы и запоминает. Они гуляют по узким улочкам Вены, которые иногда становятся настолько маленькими, что идти вот так вдвоем, пока она держит его за локоть, становится слишком неудобно. И в конце концов она берёт его за руку, уводит за собой в один из многочисленных переулков, где целует, заставляя прижаться к стене. Конечно, её вес против его — ничто, и при желании он легко может поменять их местами, но в том-то и дело, что желания пока нет. Их поцелуй со вкусом недавно выпитого кофе, но при этом тягучий, как карамель, веь спешить некуда. Он прижимает её ближе, чувствуя, насколько горяча кожа, сквозь тонкую ткань платья. Сейчас ранняя осень, здесь тепло и поэтому на нём даже нет пиджака, зато рубашка черная и верхние пуговицы расстегнуты, благодаря усилиям девушки. Она и сейчас пользуется этим, касаясь пальцами его обнаженной кожи, и улыбается, слыша тихое рычание. А позже они стоят перед Бельведером и Андрес рассказывает ей историю дворца, нет, целого дворцового комплекса. У неё в глазах нескрываемое восхищение и он ловит его жадно, запоминая момент в мельчайших деталях и не отрываясь от рассказа. Несколько туристов подходят ближе, чтобы тоже послушать, но они не обращают на это внимания. Она увлечена величественным зданием, а он — ею. А когда ночь окутывает город, принося с собой желанную прохладу, Берлин открывает бутылку шампанского. Это исключение, потому что сегодня ровно месяц, как он нашел её после ограбления и с тех пор они ни на день не расстаются. — Ты сразу понял, где меня найти? — Я спросил у Серхио, подозревая, что всё не может быть так просто. — Хочешь что-то спрятать — оставь на виду, — она приняла бокал, в котором танцевали маленькие пузырьки. — Когда всё очевидно, люди ищут подвох. — Он не сказал конкретное место, но ответил, что ты не раздумывала, выбирая себе имя для операции, — назвала тут же. — Это правда. — И тогда я решил, что в первую очередь стоит проверить вариант, который ту же приходит в голову. К счастью, я не ошибся. — А если бы? — Продолжил поиски. Он отвечает легко, не колеблясь, и она верит, делая глоток шампанского. Надо признать, на вкус действительно хорошо. В чем, а в алкоголе Андрес точно разбирается.***
Они застают настоящий снегопад в Риме. Виктория ловит большие хлопья ладонями и улыбается так, как, кажется, никогда прежде. А он стоит рядом, качая головой, понимая, что очень скоро её руки замерзнут и она будет греть их в его карманах. Так и происходит. Девушка льнет к нему, утыкаясь носом в теплый шарф, а ладони просовывает в его карманы, так всё, что остается мужчине, это обнять её, крепче прижимая к себе. Он-то не забыл купить перчатки. Конечно, так она не согреется полностью и вообще-то они могут зайти буквально в любой магазин и купить ей новые, но никто из двоих этого не предлагает. Потому что совсем не в перчатках дело. Он ведёт её к колизею и говорит, а она слушает внимательно, впервые думая про себя, что ей это уже известно. Римской историей она когда-то очень увлекалась, а потому, когда он замолкает, Виктория начинает говорить. Она достает из памяти всё, что когда-то находила и читала с таким интересом, и теперь очередь Берлина слушать. Он, кажется, не удивлен, но впечатлен и ей это чертовски льстит, хотя и вряд ли она признается. Рассказывает, что именно здесь в Риме появилось столь известное выражение как «деньги не пахнут», и говорит, что прежде никогда не занималась кражей денег. Это, конечно, влечёт за собой вопросы, но они не звучат сейчас, потому что не время. Возможно, позже. А потом они находят уютный ресторан, где уже действительно по-настоящему согреваются. Она заказывает горячий шоколад, а потом садится не напротив, а рядом с Андресом, теперь уже утыкаясь не в шарф, а его шею. Он замирает вначале, потому что всё время до этого она не позволяла себе проявлять чувств на публике, не считая держания за руку или его локоть. Даже когда они где-то ели она обычно вела себя довольно сдержанно, словно всё время оставаясь на чеку, готовая к чему-то, о чём он не догадывался. Но в этот раз ей похоже плевать на официантов и остальных посетителей, потому что она не отстраняется даже когда им приносят заказ. Берлин обнимает её, решая, что еда подождёт. Если надо будет, они могут просто заказать снова. Спустя два месяца они в Португалии, лежат в постели, окружённые уютной тишиной. Тела наполнены приятной усталостью и говорить пока не хочется, хотя, возможно, дело в том, что никаких мыслей в голове и нет. Девушка чувствует себя в его объятиях непривычно спокойно, под ухом ритмичный стук сердца постепенно наполняет её решимостью. Поднимая голову, она смотрит в тёмные глаза. — Виктория. Настоящей фамилии я не знаю. Андреас, кажется, ищет признаки лжи, но не находит и улыбается чуть шире. — Как символично. Только победа, верно? — Только победа, — она целует его, словно скрепляя клятву, и думает, что нет необходимости говорить, как сильно он пожалеет, если предаст её доверие. Он и сам это прекрасно знает.***
Спустя полгода их встречи в Париже он решается спросить её о жизни до ограбления. Потому что ему известно, чем занимались остальные, а она всегда оставалась самой немного словно, когда разговор заходил об этом. Если кто-то из них — чаще всего Хельсинки с Осло или Токио — хвастался какими-то особенно успешными делами, то она всегда лишь улыбалась, отвечая что-нибудь ироничное. При этом, если все они имели опыт в каких-то ограбления, то чем зарабатывала на жизнь она и почему была приглашён Профессором, оставалось тайной для всех, а спрашивать особо никто не решался. Найроби как-то сказала: — Возможно, ты какая-то искусная аферистка. Ну знаешь, одна из тех, которые за минуту меняют внешность и одним взглядом могут заставить мужчину отдать все деньги. Все тогда с интересом посмотрели на Францию, ожидая ответа. Берлин заметил особую увлеченность Денвер и усмехнулся — он о таких только слышал и несомненно хотел увидеть, тогда как сам мужчина подобных особ встречал не единожды. Франция фыркнула, закатив глаза. — Я могла бы, но это слишком просто, да и я не стала бы притворяться, что мне нравится мужчина даже ради его кошелька. Найроби пожала плечами, но выглядела так, словно её самолюбие было немного задето. — Неужели это так унизительно в твоём понимании? Франция, замечая перемены, хмурится, а потом выражение лица немного смягчается. — Я не вижу в этом ничего столь ужасного. Особенно, если это необходимость, но жить так я бы не смогла. Не переношу вид самовлюбленных и заносчивых людей, думающих, что наличие денег, машин и прочего служит оправданием любого поведения или любым поступкам. Берлин словил несколько насмешливых взглядов присутствующих, Токио прыснула, но ему было плевать на это. Он знал, что не является, на самом деле, таким, даже если остальные считали иначе. О нём говорили и более худшие вещи. И, если уж на то пошло, правдивые. Потом они перешли на другую тему, но он не мог кое-что не заметить — Франция так и не сказала кто она. И сейчас он решился спросить прямо, впрочем, готовый к тому, что она не ответит. Только три месяца назад он узнал её настоящее имя. Они сняли дом с прилегающей территории достаточно далеко от города и вообще оживлённой местности, потому что обоим хотелось тишины и уединения. Виктория сидит на диване, укрыв ноги пледом и обхватив руками кружку с чаем. Ещё две минуты назад в руках была книга, но когда он за был вопрос между страниц была вложена закладка. Она сделала пару глотков и продолжала смотреть в камин. Андрес уже пожалел, что вообще задал вопрос. Зачем? Всё было так хорошо и спокойно. А теперь она вновь выглядит как тогда, в окружении остальных — сдержанной и осторожно. — Ты когда-нибудь убивал? Она всё ещё не смотрит на него и мужчина не может понять, зла ли она, что он спросил. В голове мелькают воспоминания. — Да, трижды. — А я гораздо больше. Это прозвучало так просто — лишь констатация факта. Берлин кивнул, хотя она не смотрела на него. — Это были не несчастные случаи и не самозащита, — её глаза плавно переместились к его лицу. — Именно так я зарабатывала на жизнь последние четыре года. Был ли он удивлён? Да, определенно. По её манерам держаться, умению управлять оружием и то, что она всегда носила что-то из имеющегося при себе, можно было понять, что опыт у неё был достаточный, но зарабатывать убийствами четыре года… Это очень долго. — Чем именно ты занималась? Она поняла скрытый смысл вопроса. «Скажи, что ты не просто хладнокровно убивала. Ты же об этом думаешь, Андрес? Так тебе будет проще принять правду? Но я не собираюсь упрощать задачу. Либо ты примешь правду такой, как она есть, либо сейчас всё закончится». К своей досаде она поняла, как сильно не хочет последнего варианта. Потерять Андреса было бы не смертельным, но увидеть в его глазах отвращение или презрения будет очень больно. Понадобится немало времени, чтобы пережить такое. Впрочем, надежда теплилась внутри. Его брат ведь принял её, даже позвал для ограбления. «Да, но с Серхио отношения рабочие. Максимум — дружеские. С Андресом иначе. Захочет ли он касаться меня, зная, что я делала, на что я способна?» Мысли в голове противоречили друг другу. Наконец Виктория решила, что скажет правда и столкнется с последствиями, какими бы они не были. — Думаю, тебе не нужно объяснять, что очень многие влиятельные люди готовы заплатить хорошие деньги, чтобы избавиться от конкурентов. У них, конечно, есть свои подчинённые, но ведь лучше использовать кого-то постороннего, не своих работников. Профессионала, который не будет задавать вопросов и не оставит следов. Я получала заказ, пятьдесят процентов аванса, а после окончания дела остальную сумму. Точные предложения, сказанные легко и холодно слетали с её губ, пока взгляд был направлен к огню. Андреа слушала, смотря на неё, и пытался понять, что чувствуют, узнавая всё больше. За время, что они провели вместе, он понял, что она может быть разной — весёлой, трогательно, злой, чуткой и заботливый. Но сейчас вернулась другая Виктория — отстранённая девушка, которая ни с кем не сближалась и учила Рио стрелять. — Это всегда были убийства? — Нет, — на минуту её губы дернулись, будто она пыталась промолчать, но заставила себя говорить. — В большинстве случаев. Но иногда заказчик хотел кого-то наказать, тогда нужно было проявить фантазию. Иногда просто нужно было кого-то найти и вернуть беглеца. Воцарилось молчание. Виктория допила чай, но не спешила вставать и идти на кухню — сейчас подняться вообще оказалось очень сложным. Перед глазами проносились воспоминания, услужливо подсовываемые памятью. За четыре года было очень много всего. В голове промелькнула мысль, что, если бы только Андрес увидел хотя бы малую часть, его глаза тут же наполнились бы отвращением. То, что он сам совсем не безгрешен не секрет, но это другое. Когда безмолвие окончательно надоело, она посмотрела на сидящего в кресле мужчину и сжала край пледа, тут же встретившись с его карими глазами. Он смотрел спокойно, без осуждения. — Последний вопрос. Она кивнула, не показывая при этом своего удивления, что это уже последний вопрос. Другой на его месте принялся бы расспрашивать во всех подробностях. — Ты соглашалась на любое задание? — Я никогда не трогала женщин и детей, такой принцип. В остальном — да. Откинув плед, она села, собираясь идти на кухню. Курить хотелось ужасно, но сигарет с собой не было, к сожалению. Когда Андрес встал, она напряглась, не уверенна, чего опасается — слов или того, что он сейчас уйдёт вот так, молча. Она ненавидела такое. Но он подошел ближе и сел рядом. Пальцы коснулись подбородка, заставляя повернуть голову. Виктория была готова сейчас ко всему, буквально к любому исходу, любым словам, которые могут прозвучать от мужчины. — Я никогда ни за что не буду тебя осуждать. Во-первых, потому что не имею права. Во-вторых, учитывая всё то, что делал я, это было бы лицемерным. Я не буду больше спрашивать об этом, но готов слушать, если ты захочешь поделиться. Она была готова ко всему, но не к этому. Не желая сейчас больше ничего говорить, Виктория подалась вперёд, целуя его. Она подумала, что однажды расскажет ему о знакомстве с Серхио и, возможно, о чем-то ещё, но сейчас всё, чего хотелось — целовать Андреса и чувствовать его прикосновения.***
— В чём дело? — Серхио собирает всех. Прошло два года. — Что же, когда вылетаем? Сумасшедшая Найроби заставляет её смеяться до боли в животе. Она вся мокрая и обнимает её так крепко и неожиданно, что не ожидающая этого Виктория падает, и они обе продолжают смеяться. Она соскучилась. Сейчас, сидя за столом, слушая разные весёлые истории от каждого, она понимает это очень ясно. Хотя чувствует при этом что-то сродни опасению. У неё никогда не было настоящих друзей. Ну, может, кроме Серхио, если их периодичное общение можно было так назвать. Но эти люди вокруг друзья. Пусть они не знают её настоящего имени — одно слово из восьми букв это не самое главное, намного важнее искренний интерес к новостям друг друга. То, что каждый бросил всё и приехал сюда, едва Серхио позвал. Однако когда возникает напряженная пауза она вспоминает слова Адреса, сказанные по пути сюда: «Мой брат не славится сентиментальностью. Не думаю, что всё это просто так.» Нельзя было не заметить отсутствие Рио и состояние Токие, так что ещё до того, как слова произнесены вслух, Виктория уже всё понимает, сжимая под словом мужскую ладонь. Найроби соглашается первой, потом ещё пару человек. И когда очередь доходит до них с Берлином, он смотрит на неё в спокойном ожидании — не торопит, не говорит за обоих. И тогда она улыбается, вновь чувствуя зарождающийся адреналин при мысли о новом плане. — Мы не из тех, кто боится трудностей. Серхио кивает ей, принимая ответ. Его молчаливая благодарность и пальцы Андреса, переплетенные с её собственными под столом, лучшее подтверждение тому, что она там, где должна быть и сделала правильный выбор.