Годжо опоздал на пятнадцать минут. Впрочем, ничего удивительного. Снег прекратился, но вся земля была покрыта толстым белым покрывалом. Зря он согласился на этот бред. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Что у тебя такое мрачное лицо? Разве тебя не бодрит этот свежий воздух? — сказал Годжо дрожащими от холода губами. Белобрысый нес на спине большой черный ящик. В руках у него была здоровая бутыль воды. Джого поудобнее перехватил плед и старую сумку, что кряхтела от всевозможной съестной ерунды. Он был не настолько самонадеян, чтобы выйти в одной футболке, и надел единственную вещь с длинным рукавом, что у него была.
Пиджак.
Черные мешковатые штаны, что скрывали офигенные накаченные ноги, такая же черная футболка, старая трухлявая сумка и строгий чистый пиджак. У Годжо возникло ощущение, будто он встретил очень симпатичного бомжа. Бомжа-фетишиста, если еще учитывать ошейник.
И Сатору в своих очках, сделанных на заказ, ботинках Prado и рубашкой за четверть миллиона пошел в лес, оставляя остроносые следы, подыскивать славное местечко для их ночного рандеву.
— Вот это?
— Нет.
— А может быть, вот это?
— Нет.
— Ну а это?
— Нет.
Джого сложно угодить. Он ищет особенное место, чтобы сразу в голове возникла мысль о том, чтобы здесь остаться. Годжо же был готов хоть целый вечер ходить по лесу и слушать резкое «нет». То, что мужчина до сих пор следует за ним, заставляет шамана притоптывать от радости и петь себе под нос попсовые песенки, что постоянно крутят по радио.
— Тут, — внезапно громко сказал шаман. Он довольным взглядом обвел поваленное дерево и берег реки, что был неподалеку. Шатен бросил сумку и задумчиво попинал снег. — Я могу стопить снег, а затем и лужи, но есть опасность пожара.
«Мое сердце и так вот-вот сгорит. Почему меня должен волновать лес?», но вслух Годжо сказал:
— Ну тогда я могу запульнуть красным…
По выражению лица шатена можно было понять, что он думает об умственных способностях сильнейшего.
— Я могу это контролировать. Сделаю маленькую красную бомбочку и как…
— Привлечешь сюда всех шаманов в округе.
— И придется с ними делиться, — закончил фразу Годжо. — О. У меня есть идея…
Белобрысый сконцентрировал проклятую энергию в кулаке. Джого хотел было остановить его, но поздно. Холостой удар по воздуху — и мощная ударная волна смела снег по линии удара. Затем деревья опасно затрещали и с них посыпалось множество веток.
Шатен потряс головой, отгоняя шум в голове.
— Джого. Нам. Нужен. Шалаш, — белобрысый был серьезен как никогда. Джого лишь неодобрительно цыкнул.
— Я в этих глупостях участвовать не буду.
И одинокий в своих грандиозных планах шаман широкими шагами идет к большой поваленной ели, чьи ветки образуют прекрасный каркас для будущей постройки. Он специально делает все неумело, кладет так, чтобы все падало, и наигранно громко вздыхает. В итоге хитрая лисица добивается своего и угрюмый заяц подходит и начинает сам строить избушку.
— Ты не думай, что я поверил в твою рукожопость, — ворчит Джого, закрепляя ветку. — Я помогаю только потому, что ты так будешь до утра наигранно вздыхать… И че ты лыбишься?
— Неважно, поверил ты или нет, сейчас ты мне помогаешь. Шах и мат, — Сатору знает, что не надо дразнить Джого, но он не может промолчать. Неожиданно ему приходит идея. — А давай потом в шахматы сыграем?
Шатен быстро кладет ветки, сжигая на них лишние сучки, думая над предложением белобрысого.
— А давай. И накинь сверху еловых веток, пожалуйста… Какого ты в шалаш заполз и развалился там?
— Ты это, работай. А я тут внутри траву помну, — доносится из-под веток.
Джого отходит и закидывает в шалаш все сумки.
— Тогда обустрой там все. Плед расстели.
Мужчина начинает накидывать сверху еловых веток, заглядывая внутрь. Но единственное, что он видит — это белобрысая макушка. А потом он слышит звук молнии и последующее шуршание.
— Так! Я не понял, — Джого наклоняется, глядя прямо на Годжо, что хомячит запасы сладкого. С одной стороны, Джого сладости не любит и взял их специально для белобрысого, но, с другой стороны, неприятно осознавать, что на тебя одного свалили всю работу. — Не жри, а работай.
Ответом на призыв к труду было ускорившееся шуршание.
Шатен прибегает к решительным мерам и тянет за сумку. Годжо сначала крепко держит ее, а затем внезапно отпускает. Из еловой темноты слышится громкий смех, а Джого по инерции падает на спину, и еще сверху его обсыпает всякая мелочь из сумки.
— Ты бесишь, — рычит Джого. — Я сожгу тебя в этом шалаше.
Годжо выползает и весело смотрит на мужчину.
— Безразличие — противоположность любви, — и добавляет, уворачиваясь от летящего в него свертка. — Я рад, что тебе не безразличен.
Джого лишь сжимает губы в тонкую линию и молчит. Он поднимается и сурово смотрит на развеселившегося шамана. Он привык к тому, что этот клоун специально начинает поднимать неоднозначные темы, так как знает, что шатен любит поспорить (и, конечно же, победить) и блеснуть эрудицией.
— Я не совсем согласен с этим.
— Почему? — Годжо старается не сшибить ногами шалаш, стелит внутри покрывало.
— Ненависть подходит лучше, — шаман задумчиво глядит в ночное небо. — Если любовь — высшее благо, то на другой стороне должно находиться ужасное чувство. А с каких пор зло по отношению к другим лучше безразличия?
— Ну, во-первых, любовь та еще зараза, а, во-вторых, дай мне определение.
Джого нравится, когда спор ведется основательно с четко прослеживаемой цепочкой рассуждений и определениями. Махито, может, и выскажет путную идею, но она потонет в куче ненужной информации. Дагон настроен только на монолог. Ханами не интересуется. Сукуна вообще не спорит (да и Джого не хотел бы отбирать его время). Гето хитрая лиса, которая молчит и улыбается с видом «Ты говори, говори. А я все равно буду придерживаться своего мнения». Нанами работает, и все «споры на высокие темы» откладывает на старость: «Вот выйду на пенсию, тогда и начну читать много книг. Тогда и поговорим». Шатен ожидал, что Сатору и спокойный структурированный диалог — это совершенно несовместимые вещи. Но в последнее время Джого понял, что он ошибался. Смешно, что в итоге единственный, с кем он может устроить нормальный дискус, оказался человек, который чуть не оторвал ему голову.
— Эх, Джого, ну что же ты. Любовь, — Сатору сделал драматическую паузу, — это высшее проявление заинтересованности в человеке. Ну если мы говорим о чистой любви, а не о любви в придуманном нами образе. И следовательно, противоположность сильнейшей заинтересованности — полное безразличие.
— Ненависть тоже подходит под определение «заинтересованности», — скептически заметил Джого.
— Да, — шаман улыбнулся и посмотрел на Джого поверх очков. Казалось, голубые глаза сияют ночью еще ярче. — Они похожи, именно поэтому от ненависти до любви один шаг.
Шатен поежился. Уж слишком пристально на него смотрели.
— То есть если человек ненавидит другого и в итоге влюбляется, то это не стокгольмский синдром, а «любовь»
— Ты споришь нечестно, — Годжо обижено надул губу. — Это другое. В твоем случае один человек боится того, кто над ним властен, и хочет заполучить его расположение.
— Возьмём равных людей, которые не могут друг другом управлять, — Джого очень раздражала позиция мужчины, и он хотел ее опровергнуть. — Один ненавидит другого. Если мы говорим, что один человек испытывает сильные отрицательные эмоции по отношению к другому, то ну никак не может это превратиться в желание заботиться и быть рядом. А если представить, что у объекта ненависти человека нет ни единого качества, за которое его можно любить, уважать, хотя бы просто терпеть, то возникновение «любви» вообще не возможно.
— Ой. Как будто люди не любят недостойных и жалких личностей. И, кстати, — Сатору от нечего делать принялся развязывать шнурки на кроссовках Джого так, чтобы он не заметил, — если они «равны», то последнее условие невозможно. Ну только если они не два одинаково жалких куска дерьма.
— Ладно, — протянул Джого. — Я просто хочу сказать, что если два человека ненавидят друг друга по какой-либо причине, то они не могут потом резко взять и полюбить друг друга. Это вообще не «один шаг».
— Но если они полностью друг другу безразличны, то любви там точно не будет, — Годжо связал два шнурка кроссовок, пока Джого укладывал крышу шалаша. — Так что если сравнивать безразличие и ненависть, то со вторым больше шансов. Безразличие — это когда человек не видит в тебе ничего, относится, как к предмету с определённым набором свойств. Допустим, как к сильной груше для битья, на которой можно отрабатывать удары и становиться сильнее. А вот ненавидят не вещи. Ненавидят личность, ну или там что-то более глобальное: судьбу, общество, миропорядок и прочее. И я не говорю, что если люди ненавидят, то обязательно потом засосутся, но вероятность выше, чем если они друг другом вообще не интересуются. А тут они интересуются друг другом, контактируют.
Джого думает. Он прокручивает основные тезисы, пытается найти аргументы из книг, личной жизни, но — о, ужас! — он понял, что очень мало знает об этом.
— А еще сильно ненавидеть долго тоже сложно. Рано или поздно отрицательные чувства ослабевают. Особенно если объект ненависти старается понравиться.
— Почему? — Джого с недоумением посмотрел на белобрысого. — Смысл пытаться сблизиться с тем, кто тебе безразличен?
— Ну типа любовь, — Годжо лег на спину, продолжая смотреть на мужчину снизу вверх.
— А почему тогда не оставит в покое? Если любит.
Сатору наигранно мучительно вздохнул.
— Ну любит, поэтому не оставляет.
— Нет. Любовь подразумевает ставить интересы другого человека превыше своих, — занудно произнес шатен.
— Эх ты, теоретик. Жизни не знаешь еще.
Шатен возмущенно поднял брови, и Годжо даже отсюда услышал злое и тихое «мы почти ровесники».
— Любовь — это жадность. Голод. Когда ты голоден, тебе интересна еда. Ты хочешь окружить себя ею и точно не планируешь оставлять красивый кусочек торта за витриной и печально дрочить на него издалека.
Лицо Джого перекосило от таких изысканных метафор.
— Да вот только человек живет сам по себе. Его не испекли специально для тебя и твоей «любви». Может, ты вызываешь у него лишь раздражение и ненависть. И то, что ты любишь его, не отменяет того факта, что он тебя ненавидит. И если ты заинтересован в нем, то есть в его комфорте, то ты отступишь.
— Торт, Джого. Охуенный торт, — четко произнес Годжо. — Я, конечно, заинтересован в том, чтобы он был счастлив, но мое желание съесть его намного сильнее. Хочу почувствовать его всего. А то он будет сиротливо жить в своей маленькой витрине и даже не познает радость быть съеденным!
— Это ты так намекаешь мне, что на голодный желудок тебе приходят только такие хреновые метафоры?
Белобрысый обиженно надул щеки.
— В смысле!? Прекрасные…
Джого сделал слишком широкий шаг и упал. Пакость повязочника свершилась, и офигевший мужчина лежал на спине, пытаясь понять, что произошло, а тем временем Сатору, подобно удаву, что выползает из темного хвойного логова, принялся оплетать дезориентированную жертву. Беловолосый лег сверху на Джого, упирая острый подбородок в грудную клетку, водя кончиками пальцев по раскинутым в разные стороны рукам, приятно щекоча запястья и выводя круги на ладонях. Ладони, покрытые белыми шрамами, резко сжались, хватая белые шаловливые пальцы и вызывая у Годжо лишь теплую улыбку.
— Стесняяшшка.
Стесняшка с моментально покрасневшими щеками хотела сделать захват ногами и, откинув белую мразоту подальше, схватить самовар и убежать, но при попытке пошевелить ногами он понял, что ничего не получится. Ему связали шнурки. А еще он чувствовал теплое дыхание на своей груди и приятную тяжесть, а руки до сих пор приятно кололо от легкого поглаживания. Если до этого Годжо с довольной улыбкой рассматривал красное лицо шамана, то сейчас, чувствуя скорое свержение, он напоследок уткнулся носом в чёрную футболку, втягивая запах.
— Так что, подводя итог, любовь — голод, жадность. И похуй, если тебя ненавидят. Если постараться, ненависть пропадет. А вот полное безразличие к человеку гораздо страшнее.
Горячее дыхание щекочет и греет грудь и ужасно смущает, сбивает с толку. Джого чувствует слишком много, чтобы понять, что именно. Словно он опять под воздействием бесконечной территории.
— Я не согласен.
— Это потому, что Сукуне на тебя плевать, и если ты допустишь мысль, что безразличие противоположность любви, то ты еще больше отдалишься от него? — Годжо говорил быстро, тараторя, не давая Джого прийти в себя.
— Что за глупости ты несешь… — шатен внезапно умолк, погрузившись в свои мысли. Почему-то слова белобрысого не казались чушью и прекрасно объясняли неприятное чувство, возникающее в груди. Он глубоко вздохнул и откинул голову на траву, забывая о том, что Годжо продолжает на нем лежать.
Прошло пару минут, и шатен наконец-то твердо говорит уже задремавшему на его груди мужчине:
— Я окончательно запутался, и у меня в голове бардак. Но я точно могу сказать, что уж лучше Рёмену будет наплевать, чем если бы он ненавидел меня. А вообще нет. Мне все равно, как он ко мне относится. Я просто уважаю его и хочу помогать. И все. А еще отпусти меня, — Джого смотрит прямо в голубые глаза.
— Да ладно. Хорошо лежим. Ты теплый.
— Самовар. Я пришел сюда ТОЛЬКО ради самовара.
— И моей восхитительной компании. И, конечно, не забывай про камушек, продажный пингвинчик.
Годжо смешно и хорошо от злого смущенного лица, но, с другой стороны, шаман правда может взять и свалить. Бросив напоследок грустный взгляд, белобрысый делает последнюю затяжку Джого и отпускает. Тот быстро вскакивает и быстро развязывает шнурки. Он не ожидал такого низкого коварства со шнурками от Годжо. Хотя…
— А ведь в техникуме ты уже проворачивал такое, — Джого оборачивается и смотрит на разложившегося на траве шамана. Белобрысый же наслаждается прекрасным видом снизу, представляя, как было бы классно трахнуть Джого в юбке. Или в чулках. Или в чулка и юбке, проникая длиными холодными пальцами под черную плотную ткань и грея их о горячую кожу. Блять, наверное, мускулистые ноги шикарно бы смотрелись в черных чулках. Годжо проглотил слюну и попытался понять, о чем говорит мужчина
— …Когда я собирался пойти к доске, то споткнулся и упал, поцарапавшись о крючок парты. Ты смеялся громче всех. Так что я до сих пор думаю, что это был ты. А еще… Помню, я тогда немного разозлился.
— Так немного, — в голосе Сатору была какая-то неуместная нежность, которую Джого не мог не расслышать, — что на тебя опять пришлось печати накладывать, а то спалил бы тот класс к чертям. Я, кстати, недавно проверял: свидетельство твоего спокойного характера до сих пор черным пятном красуется на полу, и на парте ожог в форме ладони.
Джого застыл на месте. Брови удивленно взлетели вверх, а голос стал выше на пару тонов:
— ЧТО? В школе до сих пор можно найти... ожоги?
— О... Я могу провести целую экскурсию, — мечтательно прошептал Годжо. — Я помню каааждое место твоего полыхания. Но только если ты мне клянешься, что не станешь их стирать.
Джого как раз это и собирался сделать, что Сатору понял по его отведенному в сторону взгляду.
— Ах ты ж вандал! Это достояние истории! Память будущим поколениям!
Джого лишь тяжело вздохнул. Хуевая память о его несдержанности. Надо скорее занятся каким-то делом.
— Я самовар растопить.
Шатен отходит подальше от шалаша, а Сатору идет за ним.
— Надо собрать ветки. Вот такие, — Джого тыкает небольшой толстой палочкой в лицо шамана. Тот кивает и ничего не делает, а смотрит, как шатен, горбясь и силясь что-то разглядеть в темноте со своим плохим зрением, ищет топливо. Джого не слышит, чтобы белобрысый хоть что-то делал, и снова непонимающе смотрит на шамана. Тот улыбается и аккуратно поднимает одну. Улыбка становится шире, когда он начинает размахивать палкой.
— Джого… АПОРТ!
Джого — дикая собака. Он не будет бегать за палкой, что кинул хозяин. Он будет пиздить палкой хозяина. Годжо же явно не ожидал, что в него полетит импровизированное копье, и не успел активировать технику. Белобрысый потирает ушибленный лоб и возмущенно смотрит на довольную псину.
— Ты что, пес, вложил еще туда проклятую энергию? ТЫ ПЫТАЛСЯ МЕНЯ УБИТЬ?
— Тебя может убить палка с небольшим количеством проклятой энергии? — насмешливо ответил Джого. — Прости, не знал.
Годжо стоит с открытым ртом и глупо хлопает белыми ресницами. Он медленно опускается на землю и начинает молча собирать палки. Шатен доволен произведенным эффектом и с чистой совестью отворачивается.
И поворачивается, когда в него прилетает шишка, выпущенная с большой скоростью. Белобрысый даже отсюда слышит скрип зубов и чувствует, как Джого его мысленно потрошит.
— Наша битва будет легендарной, — говорит Сатору, бросая еще одну шишку. — Или не будет, — заключает шаман, когда он видит, как шишка мгновенно испепеляется. От жара вокруг Джого гуляет ветер, что развивает непослушные кудри. Он скалится и со всей силы метает толстую палку. На этот раз Годжо успевает активировать технику бесконечности. — Ну что, Джого, ничья? — ласково говорит шаман.
Джого фыркает и закатывает глаза, но на душе приятное тепло. Он смог отхерачит шамана палкой. Мир стал чуточку справедливее.
Джого подходит к черной коробке и вопросительно смотрит на мужчину. Сатору же разыгрывает целое представление: он рассказывает историю самовара, как тяжко было ему добыть се произведение чайной инженерии и что за такой самовар если не бегут сразу под венец, то уж точно удостаивают кавалера поцелуем.
Джого на эту тираду со старомодными большими оборотами только закатывал глаза. Но не мог не улыбаться.
— Я не девица, чтобы тебя целовать. Да и самовар ты мне не даришь.
— А если подарю? — оживился кавалер.
— Я от этого в девицу не превращусь, — отвечает шатен, наливая в самовар воду, а затем крепкие руки сжимают ветки, зажигая их, и те летят в металическую трубу одна за одной. Хмурая складка бровей разглаживается, и на лице играет легкая улыбка. Сатору нравится наблюдать за спокойным счастливым лицом шамана.
— Ну и не превращайся. Понимаешь, это традиция, ритуал, — “пиздеж чистой воды” мысленно прибавляет про себя Годжо. — Иначе чай будет невкусным. Я тебе отвечаю.
— Поэтому хорошо, что ты мне не даришь и мне не надо беспокоиться о нарушенных традициях, — когда языки пламени начинают выглядывать из трубы, отражаясь в карих спокойных глазах, Джого берет охапку шишек и кидает ее в огонь. Затем он наклоняется вперед и достает из сумки пучок трав и кидает к шишкам.
— Джого Яманаси, я, Годжо Сатору, дарю Вам этот самовар в знак моей глубокой симпатии к Вашей персоне.
Джого оторвался от созерцания латунного красавца и непонимающе посмотрел на Сатору. Прохладный приятный ветер, ночь, пламя, что греет руки. Где-то шумит река. Так спокойно. Кажется, задай он вопрос, ничего не изменится.
— Это с каких пор?
Кажется, задав он такой вопрос спокойным голосом, а не послав, шатен ввел Сатору в состояние ступора.
— С тех пор, как ты ударил меня в грудную клетку на одном из спарринге. Я почувствовал тот самый “ТУДУМ”, о котором пишут в седзе.
— Буду знать теперь, где у тебя слабое место, — отшутился Джого в ответ. Сатору не знал, плакать или смеяться от ужасающей правдивости этой фразы.
Годжо ловит на себе пристальный взгляд карих глаз. Он старательно делает вид, что не смотрит на Джого. Неужели шатен им любуется? Годжо хочет принять более соблазнительную позу, но в итоге решает не шевелиться. Шатен же качает головой, словно отгоняя мысли, и в итоге наклоняется вперед и достает из сумки пучок трав и кидает к шишкам.
***
Годжо хорошо. К запаху хвои примешивается ненавязчивый запах дыма и трав. А еще от Джого веет теплом, пока снаружи достаточно прохладно. Тихо, хорошо, и он не может подавить сладкий зевок. Джого наливает кипяток в маленький заварочный чайник и устанавливает сверху конфорки, что закрывает трубу. Он умилительно смотрит на самовар, а Сатору опять смотрит на Джого.
— Вот. Держи, — в руки шаману пихают кружку с горячим чаем, а сам Джого опирает уставшую спину на бревно, хрустя позвоночником. Он делает глоток, и его лицо расплывается в блаженной улыбке.
— Нравится? — Годжо отпивает глоток, и черные очки запотевают, но это никак не мешает шестиглазому.
— Да, — краткое и емкое.
— А что именно нравится? — Сатору незаметно подвигается ближе.
— Чай отдает дымом.
Сатору грустно поджимает губы. Он рассчитывал на тираду о достоинствах чая и о том, какой у него большой класный самовар, но, видимо, Джого не хочет говорить, а просто молча посидеть. Годжо не против. Он может говорить за двоих.
— Мне тоже. Тихо. Хорошо. А еще ты очень теплый. Тебя выгодно брать в темный холодный лес, — мужчина подвигается ближе. — Представь, сидел бы у себя в четырех стенах, грустный и одинокий. А сейчас в замечательной компании пьешь на свежем воздухе.
А Джого молчит и смотрит вдаль, думая о чем-то своем. А может быть, и слушая, но не подавая виду. Сатору видит, как тот постоянно доливает себе что-то в чай. Он выхватывает бутылочку, потому что просто спросить не в его стиле. В нос ударяет запах алкоголя.
— Джого! Ты пьешь!
— Чай. Я пью чай, — по слогам говорит Джого. Вроде бы он серьезен, но Годжо знает, что шатен в хорошем настроении.
— Ты бухаешь. Вот напьешься, и что мне с тобой делать?
— Да этим количеством не напьешься, — пренебрежительно бросает шатен, оглядывая флягу. — Верни.
— Я не могу просто так позволить тебе спиться. Мне нужна плата за то, чтобы я задушил свою совесть и вернул этот яд… — белобрысый снова принюхивается. - Сколько в нем градусов?
— Во-первых, совести у тебя нет. И я не помню.
— Это у тебя совести нет, лгун. Все ты прекрасно помнишь. Все. Я не могу выдержать такого оскорбления. Я выпью это... КАКАЯ ГАДОСТЬ! — Годжо морщится и высовывает язык, который нещадно жжется. Джого лишь тихо смеется и отбирает флягу, пряча ее в карман.
— Детям алкоголь нельзя.
— Сказал маньяк, что завел невинного бедного ребенка в темный лес.
— Да. Да, конечно. Как ты вообще умудрился напиться и написать мне? — Джого посмотрел, как из белой ладони в кружку сыпется сразу пять кусков сахара. — Хотя я догадываюсь как. И вообще, — Джого передергивает, когда он видит, как довольный шаман отпивает погубленный сахаром чай, - и это ты мне говоришь о вреде алкоголя?
Теперь очередь Годжо задумчиво молчать и кокетливо глядеть поверх очков. Джого все равно. Чай, точнее, “чай” придает ему сил, успокаивая нервы.
Тепло. Весело и хорошо. "Чай" творит чудеса. Ну и, возможно, Годжо, который, как и положено наследнику клана, прекрасно знает историю магического общества и законодательство. Удивительно хорошая компания на вечер. Джого до сих пор не верит в то, что ему нравится. Прекрасный вечер.
И так думают оба.
Джого приятен разговор и природа. Годжо залипает на легкую улыбку, что блуждает по вечно хмурому лицу.
Спустя некоторое время белобрысый достает телефон и, игнорируя злые смски от Сукуны, что спрашивает, какого хуя Годжо говорит ему не пить и не есть, что предложит Юджи на следующей встрече, и открывает шахматы. Он ворочается, сминая плед длинными ногами, и садится со скрещенными ногами напротив Джого так, что их коленки касаются друг друга. Джого раздраженно цыкает на всю эту возню и уже хочет бросить злое «Ты можешь сидеть спокойно?», но взгляд падает на шахматы и на время, которое пошло.
— Ну ты зараза, — Джого начинает за оставшиеся десять секунд хода быстро думать как разыграть фигуры на этот раз. Ход сделан, а белобрысый ловит на себе злой и немного обиженный взгляд. Джого, не отрывая взгляда от доски, отпивает чай, отдающий хвоей и дымом. — Нафига время поставил? — ворчит шатен через десять минут игры и агрессивно ставит на землю пустую кружку и делает ход. — Так можно было бы чая налить.
— Кто много пьет, тот много писает, — произнес шаман глубокомысленно, за что схватил еще один недовольный взгляд.
— Более умной мысли от тебя я и не ожидал, — издевательски тянет Джого.
— Ты на меня не смотри, ты на доску смотри. У нас же на время, — передразнивает белобрысый.
Игра идет быстро. Сатору улыбается, качается из стороны в сторону, напевает и издает странные звуки. Джого сидит спокойн и лишь хмурит брови на веселого шамана. Но его терпению приходит конец, когда на доске остается один сиротливый белый король.
— Да ты задолбал! — Джого раздраженно преследует белую падлу единственной оставшейся у него фигурой: черным конем. — У тебя только король, а у меня еще остался конь. Я победил.
— Да, но нет, — белый король продолжает гонять по доске, уворачиваясь от черного злого короля на черном злом коне. — Вот будет мат, тогда поговорим. Или когда время выйдет.
— ЕЩЕ ЧАС?
— Всего лишь час, — улыбается Годжо.
— Я не собираюсь играть в эти догонялки.
— Тогда ты проиграл.
— Я выиграл, и мне все равно, как считаешь ты, — твердо говорит Джого и агрессивно наливает себе чая. Белобрысый, видя, что мужчина непреклонен, разводит руками.
— Ну раз так, то ладно, победа твоя.
— Да.
— Ты победил.
— Да, — говорит Джого, но уже не так раздраженно. Сатору решает еще умаслить сутулую бабку.
— Кто опять меня победил?
— Ну я, — Джого прячет самодовольную улыбку в кружке чая. Он понимает, что Годжо придуривается, но против фактов не попрешь: он крут.
— Давай еще одну, но не на время.
— На желания?
— Нет, — встретив вопросительный взгляд голубых глаз, в которых отражался телефон, единственный источник света в темном шалаше, Джого пояснил. — Не хочу влезать в долги по желаниям.
— А может, — Годжо лукаво улыбнулся, уперев щеку в кулак, — ты сейчас отработаешь?
— В лесу?
— В, — Сатору поглядел время в телефоне, — три часа ночи.
— Тут слишком тесно.
— Ну так мы вынесем плед на улицу.
— Вот еще возиться, — Джого поморщился. — Давай просто сыграем?
Годжо сделал вид, что задумался. А потом бросил радостное «нет» прямо в лицо шамана.
— Ну и не очень-то хотелось опять тебя побеждать, — высокомерно бросает Джого.
— А ты и не победишь, — дразнит белобрысый.
— Это провокация, и я на нее не куплюсь, — Джого снова неодобрительно глядит на сто девяносто сантиметров роста. — А сколько будет длиться это?
— Всего лишь час.
— Кончай…
— На лиц...
— ЗАТКНИСЬ! — рявкает джого, а потом, выдохнув, продолжает. — Прекращай дурить.
— Лааадно, — неожиданно капитулирует Сатору. Потому что он вдруг понял, что в темноте сложно будет разглядывать и фотографировать обнаженного по пояс Джого, а еще тут нет масла. А Годжо так хотел смазать его, а потом хорошенько отжарить прям на массажном столе, наслаждаясь скользким движением тел.
В итоге они так и не играют вторую партию. Молчат. Иногда Годжо пытается завязать разговор, но не получается, и в итоге он сдается и тоже погружается в тишину.
***
Джого из тех людей, которым сложно не спать целую ночь. И если Годжо достаточно часов пять или даже четыре, чтобы выспаться, то Джого готов убить за здоровый восьмичасовой сон. И сейчас, напившись “чая” среди тихого леса, наконец-то перестав беспокоиться и грызть себя, Джого начал часто зевать, а потом на минуту или больше прикрывать глаза. Свежий воздух и запах хвои окончательно его добили, делая тело тяжелым, а мысли вялыми и тягучими.
«О боги, он сейчас заснет», Годжо старался вести себя тихо, чтобы у шатена не возникло ни малейшего желания идти домой. Белобрысый коварно сложил плед у себя на плече и устроился рядом. Возможно, Джого и не планировал спать на плече несного шамана, но почувствовал что-то вроде подушки, и, отвлекаясь на разговор о кланах шаманов, он в итоге попал в коварную ловушку.
— Джого, — тихо произнес Сатору, — можешь прикрыть глаза, а потом мы пойдем.
Джого произнес вялое "угу" и последовал совету Годжо. Страшная ошибка. Никогда не стоит следовать советам Годжо Сатору. (Правда если это посоветует Годжо Сатору, то возникнет парадокс). Не прошло и пяти минут, как Джого уже спал, а белобрысый, пытаясь сдержать внутреннюю дрожь, аккуратно перенес его голову на коленки. Сатору начал рыскать в поисках телефона. Тот выпал из кармана и лежал в дальнем углу шалаша. Спасибо за длиные ноги. Он смог дотянутся и сделать пару фоток в темноте не очень хорошего качества. Жалко, что глаза закрыты. У него красивый умный взгляд, серьезный такой. Словно и правда на тебя смотрит бабка, что многое повидала. Спокойное лицо, с парочкой милых родинок на щеках, под глазом, под губой. Складка между бровями. Все таки этот идиот слишком часто хмурится. Годжо провел по твердой коже шрама. Красиво. Он весь такой дикий, волевой, несгибаемый. Тот редкий случай, когда внешность отражает характер. Шаман задумался. И все же нет. От человека с такой внешностью никак не ожидаешь мягкости и заботы. Да Джого сам ее не ожидает: до сих пор старается помогать незаметно, делая вид, что он не хочет и ему все равно.
Наверное, когда угрюмый кот неожиданно ложится на коленки хозяина, тот испытывает то же самое, что и Сатору. Радость, дрожь, боязнь пошевелиться и дикое желание погладить. Годжо дрожащими пальцами осторожно коснулся вьющихся волос и нежно помассировал кожу головы.
Наверное, если бы Джого был котом, то часто убегал бы от него. И Годжо бы приходилось сначала долго его подкармливать, постепенно сокращая дистанцию. А еще бы он кормил Джого валерьянкой. Ведь кот Джого под валерьянкой — самое милое и очаровательное создание, что есть на свете. И, конечно бы, шаман брал бы кота с собой в кровать, кладя этого здорового грозного хищника себе на грудную клетку, чтобы чувствовать приятную тяжесть, а тот бы убегал, стоило бы Годжо заснуть. И, конечно, у него были бы вечно исцарапаны руки, потому что слишком он любит дразнить этого уличного бандита. И да, он бы купил этому коту самый пиздатый ошейник. И эта тварь держала бы в страхе весь район. Начиная от котов, заканчивая большими собаками. Этот кот исцарапал бы морду бойцовской псины и еще нассал бы сверху. Его пушистая машина для убийств. Сатору обожал бы этого засранца.
Проходит время и Джого просыпается. В голове приятная пустота после сна. Первое, что он видит — это притихшего Годжо, что смотрит на него с нежностью и каким-то обожанием. А еще приятное поглаживание, спокйное,размереное. Пустая голова начинает наполнятся мыслями.
"Над покормить саламандру, как только приду. Годжо ведет себя страннее, чем обычно. А еще надо отчет по работе отправить. Он смотрит на меня с таким обожанием, словно любит. Интересно, как дела у Дагона и Ханами? Надо будет позвонить им... Сатору меня лапает постоянно. Больше других. Я проснулся с ним в одной кровати и, кажется, по пьяни понаставил ему укусов. Я. ПОНАСТАВИЛ. УКУСОВ. ГОДЖО. Холодает... зима близко. Тот поцелуй Сукуны был горячим. ЧТО? Нет. Нет. Нет. Я не буду думать. А ведь Сатору сидел со мной в больнице. Почему? МОЖЕТ, ПОТОМУ ЧТО ОН... идиот?"
Джого устало вздохнул. Голова после сна на свежем воздухе соображает слишком хорошо.
"Да, никак иначе. Все просто и понят... Он мной интересуется. Слишком сильно. Он точно л-л... испытывает сильную симпатию."
Джого очень устало вздохнул. Все, снова пиздец сложно и непонятно.
— Что ты так вздыхаешь?
И тут шатен понял, что он до сих пор лежит на коленях, а его ухо мнут сильные пальцы, приятно массируя. Мужчина резко подскочил. Волосы в беспорядке, а взгляд дикий и ошалелый.
— Я... Мне... Надо. Пока. Спасибо за вечер.
Годжо удивлен такой резкой смене настроя. Кажется, мужчина вырвался из-под его колдовских чар и теперь спешит убежать. Что же его так напугало? Неужели...
Шаман предвкушающе улыбнулся, глядя вслед спешно уходящему. Пусть бежит. Все равно они скоро встретятся. Почему? Потому что Джого напрочь забыл все свои вещи. Да и вообще, то что Годжо не сожгли как ведьму-соблазнительницу уже большой прогресс.
И, черт, какие же у Джого красивые глаза. Особенно когда он удивлен.
***
Вот вроде бы все, как было раньше: за окном сиреневое небо, правда, уже потому что светает. На полу разбитая чашка, так как Джого ее не убрал. Он снова сидит, под ногами осколки, а взгляд устремлен в сторону леса.
Вот вроде бы он вернулся к тому, с чего начал. Все как до смсок Годжо.
Вот вроде бы можно просто забить. Этого нет. Годжо над ним издевается, а не "симпатизирует".
Вот вроде бы Джого точно самый натуральный натурал.
А потом он вспоминает Сукуну. А потом он вспоминает, что в последнее время слишком много общается с Годжо. И что ему нравится многое в их о-отно... ну то, что происходит.
Неужели он г-ге.. из этих. Опыт с Сукуной и отсутствие отвращения от мысли привязанности Сатору говорят, что да.
Так. Включаем соображалку. Разложить проблему и попытаться логически все решить.
Ему нравятся женщины?
Да. Все. Он не гей. Вопрос закрыт.
В голове всплывает ехидный голосок и задает следующий вопрос:
"А Суку-у-у-уна?"
Как было бы проще, если бы Сукуна был бы женщиной. Джого это представил. У него покраснели щеки, и он отчаянно закрыл лицо руками.
А Годжо?
У Годжо точно не тот тип личности, что нравится Джого. По крайней мере, шаман так думал. Видимо, те немногие достоинства белой каланчи смогли...
А что смогли?
Джого не хочет говорить. Даже мысленно.
Смогли заставить поменять свое мнение.
Ехидный голос продолжал задавать неудобные вопросы. Это нормально, что собственный разум ополчился на него? Это точно не проклятая техника? Шизофрения? Почему ехидный голос кажется таким знакомым? В его квартире точно не прячется Годжо?
Джого включает старый ноутбук, которому уже давно пора на свалку. Интернет услужливо предлагает миллион страниц по запросу "в голову лезут неприличные странные мысли".
Джого щелкает семки, щелкает мышкой. Он вчитывается, а потом давится семечкой и долго кашляет.
Что? Животные? Фуу. Какая гадость.
Руку? Прям туда? Отвратительно.
О, боги... Он думает это, глядя на гусей?
О, реклама пряжи по акции...
Ему нравится, что его бьют? Ненормальный...
Он натыкается на сегмент сайтов, связанных с "гомосексуальностью". И тут становится еще более непонятно.
Где-то предлагают лечение, где-то — совет по отношениям. То ли отклонение, то ли норма.
Джого неприятно считать себя "ущербным". Он вдруг осознает, что проявляет отвращение ко всем этим психологам из интернета.
Да кто они такие, чтобы говорить, что с ним что-то не так? Бесит. Джого не понимает, когда переметнулся на радужную сторону. Наверное, ему слишком нравится мысль о своей "неполноценности". Хотя, возможно, при общении с Годжо ему и правда была нанесена психологическая травма.
За окном уже было светло и пели птички, а Джого, даже не переодевшись, все сидел и читал. От него пахло хвоей и лесом, а глаза были красные. Джого захлопнул ноутбук и плюхнулся на кровать. Он понял, что ему уже все равно. Столько статей, "ученых", исследований, мнений. Уже не понятно, что правильно, а что нет.
И снова думать. Разбираться самим.
Он чувствует себя плохо? Больным психически?
Нууу. Нет, наверное. По сравнению с теми людьми на форумах он вообще в порядке.
Он может чисто теоретически стать таким мужиком в коротких розовых шортах и милом топике?
Никогда. Он сожжет себя заживо, если докатится до такого.
И вообще, Джого не гей. Он как его... пчела. Би. "Гетерогибкий".
Он правда это сказал? Пофиг. Ему уже прям ПОФИГ. Время покажет.
Джого засыпает. Спокойно. Потому что он наконец-то разобрался с этой непонятной проблемой, от которой бегал несколько месяцев.
И вообще, он может быть сверху...
Так. Спать. Спать и еще раз спать.
Из спарингов Джого знает, что Сатору имеет спортивное, худощавое телосложение. Наверное, у него красивые ноги, которые можно закинуть на...
СПАТЬ, СУКА. СПАТЬ.
