Love the Moon

Поезд оставил его на станции сорок минут назад, но теперь все, что будет дальше, уже не во власти Юнги. Вот что он действительно ненавидел в этом мире, так это зависимость от других. Он ненавидел быть неспособным действовать самостоятельно, неспособным принимать свои собственные решения. Впрочем, он мог бы, не случись его тупому телефону разрядиться сорок минут назад. Юнги бывал в этом городе раньше, но в доме Чимина еще никогда, поэтому единственный способ добраться до его дома — ждать на вокзале, пока тот не закончит работать и не заберет его. Вот если бы у Юнги был его номер, он мог спросить адрес и взять такси, но, бинго!, номер находится в его бездыханном мобильном. Да, в описании личного блога Юнги можно прочесть, что он любитель старых, традиционных порядков — иронично, что об этом написано в интернете. Если бы он действительно верил в то, что соответствует своему вымышленному образу, то сейчас у него в кармане был бы листочек с телефонными номерами мамы и Чимина, а из оконного отражения на него бы смотрел богемный беззаботный мужчина, которому наплевать на холодный окружающий мир. А не мудак, зависящий от технологий, чья квадратная задница сидит тут уже дольше чем сорок минут. Из-за огромного чемодана и гитары на плече он остается здесь, не перемещается даже в кафе напротив, где можно было бы взять холодный американо, окончательно проснуться и вспомнить, зачем он вообще принял приглашение Чимина. Но кафе слишком маленькое, а в нем слишком много народу. А в Юнги слишком много страха перед всей этой толкотней. Через несколько дней начинаются вступительные экзамены в самое значимое место — Музыкальную Консерваторию столицы. Эта Консерватория значима не только из-за большой популярности: поступление туда стоит столько же, сколько новая машина отца Юнги. Юнги начал готовиться к экзаменам сразу же, как закончил учебу, да даже раньше — потому что ему действительно необходима стипендия, если он хочет попасть в такое престижное заведение. Но он уверен, что справится. Он бы не был на этой станции, будь у него сомнения. Спустя еще пару минут он решает пойти в уборную. Это хороший вокзал — куда лучше, чем в его родном городе, но Юнги привычны большие пространства, поэтому он не удивлен. По крайней мере здесь нет народу, лишь стук колес его чемодана звучит в четырех стенах; он моет руки и спокойно рассматривает в зеркале свое опухшее от поездки и гребаного ожидания лицо. Все равно не к сегодня ему хорошиться, дела будут только завтра. А чтобы увидеть Чимина он может быть зомби сколько душе угодно. — Ты в туалет? Юнги занят тем, что приводит в порядок челку, когда в двери появляется парень и задает ему этот вопрос. — Неа, иди. Парень в маске и кепке, но по его фигуре и изгибу щек под черной тканью видно отчетливо: симпатичный. На столичном вокзале все парни как раз такие — молодые и красивые, а не кислые и старые офисные работники, как в родном городе Юнги. Здесь — люди, которые путешествуют по другим причинам, путешествуют ради удовольствия, и это здорово. У Юнги мало знакомых в столице — а вернее сказать, только Чимин, ну, и его бойфренд. Чимин переехал сюда учиться, а после учебы начал работать и смог позволить себе аренду жилья. Когда Юнги рассказал ему, что будет сдавать вступительные экзамены, тот незамедлительно пригласил его на пару недель к себе, пока Юнги не освободится для поиска своей квартиры. Да, Юнги не особо нравится с кем-то жить, тем более в чужом доме, а уж тем более со сладкой парочкой, но... деньги есть деньги, а гостиницы нынче стоят пиздец как дорого. Поэтому если ему придется терпеть звуки секса его друзей из соседней комнаты, то он купит самые лучшие беруши, какие только сможет найти. Юнги выходит из уборной — раз уж он больше там не один — и возвращается на прежнее место. Бубнит проклятия в адрес запоздавшего друга. И мечтает о сигарете. Будучи снова в здании, Юнги глядит на свои часы: прошло всего десять минут, а ему показалось, что сорок. Однако теперь кто-то приближается. Приближается, неотрывно глядя прямо на Юнги, ясно давая понять, что идет именно к нему. Они глядят друг на друга, но после пары неловких секунд чужих безмолвных шагов от двери уборной до его места, Юнги опускает голову. — Прошу прощения, ты Юнги? Он хмурится. Голос под маской слегка невнятен, но Юнги все понимает. Он бросает максимально быстрый и незаметный взгляд на человека, в котором узнает того парня, повстречавшегося ему в уборной. — А кто спрашивает? Тот прищуривается. Теперь у него в руке кофе; он даже кажется выше, чем раньше, но это точно тот самый парень. — Парень Чимина. — О, — оживляется Юнги, — извини, я не понял. Ты тут уже давно? — Минут двадцать, может, чуть дольше. Не парься, Чимин сказал искать очень серьезного коротышку, и вот он ты во всей красе. А, ну, и еще он сказал, что ты будешь в серой бини. Юнги уже собирается опровергнуть этот сомнительный комплимент, но его мозг сосредотачивается на том, откуда Чимину вообще известно, что он сегодня в бини. Может, все дело в фото, которое он загрузил в свой инстаграм, как только сел в поезд. Да уж, его жизнь и правда зависит от технологий. Прежде чем что-то сказать, Юнги думает, что продолжать сидеть, пока этот парень разговаривает с ним стоя, это неуважительно. Поэтому он берет свою куртку и поднимается на ноги. Юнги не глупый, он не может не принять во внимание свое первое впечатление, свои мысли, даже если они ему вовсе не нравятся. Конечно, Чимин рассказывал о своем парне, но на фото мало что было понятно. Просто Юнги не знал, что тот окажется... вот таким. Первое, что представил Юнги, когда Чимин рассказал, что начал с кем-то встречаться, это худощавого низкого мальчика. Может, с цветными волосами или всякой такой херней, с улыбкой на все лицо. У этого парня не видно рта, но Юнги сомневается, улыбается ли он вообще. К тому же его напрягает этот пристальный взгляд. Словно это нормально, глазеть на него как любопытный котяра. Юнги не нравится, когда его так рассматривают. И все же, пусть он и не из тех, кто помешан на красоте глаз, а смотреть ему попросту больше некуда — теперь становится ясно, что глаза у парня очень милые. Юнги вздыхает. Не так он ожидал встречи с парнем Чимина. Обычно подобных встреч у него не бывает. Неловко. — Откуда мне знать, что ты не какой-нибудь охотник за органами? Я не могу вот так просто доверить кому-то тело. Он растягивает губы в глупой притворной улыбке, чтобы показать свое расположение — может быть, маленькая шутка это лучший способ растопить лед? Но потом Юнги понимает, что такóй шуткой вообще ничего не растопишь. Он тут же принимает решение сдаться и впредь не поддерживать никаких притворных взаимоотношений. — Хотя по правде говоря, я пойду с кем угодно, лишь бы, блять, убрать отсюда жопу, — криво добавляет он. Бойфренд снова щурится. — Чимин сказал, ты не любишь ходить. Юнги фыркает. — Этот ушлепок про меня только гадости и говорит. Наконец, один из них начинает идти, а второй — за ним. Все утро шел дождь; над городом висят серые облака, хотя на улице довольно светло, и дороги влажные от воды. Юнги шагает как можно ближе к фасаду, подальше от проезжей части, поэтому машины не окатывают его водой из луж. Столица куда больше, чем его родной городишко — конечно, Юнги не видит всей площади, но небоскребы и огромные торговые центры говорят сами за себя. Куда бы он ни взглянул, все серое и сияющее после дождя. Непогода сравняла все в один цвет. А ему это нравится. В этом нет и духа старых порядков, но уклад жизни наконец становится чуть спокойнее. Люди идут ровным рядом, такси и автобусы приезжают безо всяких задержек, все сотрудники прилежно трудятся на своих работах. Вот от чего зависит покой на сердце у Юнги — все вокруг под контролем. Они ждут следующее такси. Этот парень рядом... не настолько уж он и высокий, всего каких-то пара сантиметров, хотя комплекция у него явно больше. Он осторожно приспускает маску, чтобы сделать глоток своего кофе, и Юнги удается только увидеть профиль — этого все еще мало, чтобы представить лицо. Такси останавливается, и они садятся. Спустя пару минут поездки и сцен города за окном, Юнги переводит взгляд на парня, что смотрит в свой телефон. Тишина слишком затянулась. — Чонгук, да? — Ага. Да, Юнги знал его имя. Только это он и запомнил из всех рассказов Чимина. — Чимин мало что о тебе рассказывал, — врет он. — А мне о тебе — много, — отвечает Чонгук. — Что вы друзья с самого детства. Юнги кивает и довольно улыбается себе под нос, а затем смотрит, как паренек делает очередной глоток кофе. Теперь его задача это не просто увидеть лицо, а рассмотреть его хорошенько. Пару недель им предстоит жить под одной крышей, и Юнги нужно знать, как двигается его рот во время разговора, как он улыбается, как выглядит в ярости. — Ну, если самое детство начинается в тринадцать лет. — Все равно он тебя знает лучше, нежели меня. Звук гудка заставляет их посмотреть вперед, но никто из них не заинтересован в происшествии на дороге на самом деле. Водитель чертыхается сквозь зубы, и Чонгук опускает взгляд, словно в этой ситуации есть что-то досадное и смущающее. — Чимин мне рассказывал про какие-то экзамены, это что? — Музыкальная Консерватория. Вступительные экзамены. — Да, точно, гитар— —Нет, в основном я играю на пианино. Чонгук сводит брови и в немом вопросе глядит на чехол с гитарой. — Ну ты же не думал, что я попру с собой пианино? Чонгук поднимает руку, чтобы приспустить маску, и снова пьет кофе. Только теперь уже не поднимает ее обратно. Несколько спешных секунд Юнги сканирует его лицо. Черты Чонгука более мужественные, чем казались из-за глаз: квадратная челюсть, ямочка на подбородке, которую Юнги находит довольно милой. Так или иначе, парень точно моложе. Мальчишка. Юнги отводит взгляд, когда продолжает: — Вот сниму свою собственную квартиру, тогда да. Я хочу жить здесь. Пока мне надо сосредоточиться на экзаменах, но через пару недель я найду работу и наконец попытаюсь стать полностью независимым. — Как Чимин? Теперь в такси пахнет кофе, и Юнги жалеет, что не взял себе тоже. — Чимин работает в ебаном Макдональдсе. Юнги и правда уже давно мог бы работать, как Чимин, который сразу же после окончания учебы схватился за первую попавшуюся работу, чтобы продолжать жить в столице. Только вот работенка эта паршивая. Юнги не считает себя каким-то пижоном, и все же ему не хочется каждую ночь возвращаться домой испачканным жиром и содовой. — Ну, ты всегда можешь поднять бабла, играя на улице. Юнги саркастично хрюкает носом. Он посвятил все детство и юность музыке. Это настоящее преступление, когда кто-то говорит ему выступать на улице, как бездомному. Он ничего не имеет против уличных музыкантов, но знает, что достоин намного большего. Впрочем, Юнги не собирается тратить время на перебранку с Чонгуком, они же едва знакомы. Чонгук заканчивает кофе, максимально наклоняя стаканчик, чтобы выпить все до последней капли. В его движениях только спокойствие: он очень аккуратен, чтобы не запачкать одежду, совершенно не суетлив. Может быть, это просто такая аура, но Юнги вновь задается вопросом: как же так вышло, что этот парень — бойфренд Чимина? — А ты как выживаешь? — Живу с Чимином. — О, эффективно, — с иронией отвечает Юнги. Чонгук улыбается и смотрит в окно. Вновь начинается дождь: стекло покрывают прозрачные капли, искажающие прямое серое полотно городских джунглей. — Я еще учусь. Родители оплачивают половину аренды. Несмотря на непогоду, Чонгук приоткрывает окно и впускает в машину промозглый осенний холод. Приятный запах. Он легко позволяет каплям украсить свои щеки будто веснушками, его пряди волос колышутся ветром. Эта картина кажется Юнги прекрасной. Естественность города, когда как естественным на самом деле является только дождь. * Чимин открывает бутылку пива и предлагает ее Юнги, а затем открывает еще одну для себя. Крышки остаются лежать на кухонном столе; Чимин смотрит на них, пока слушает машинную и скучную историю Юнги о поездке на поезде. Рассказывать особо не о чем: промозглая погода столицы, неприветливый дождь, сопровождающий их с Чонгуком от двери такси до порога, довольно мучительное ожидание — вот на ожидании Юнги заостряет особенное внимание. А Чимин просто улыбается. Прошел всего час, как он вернулся с работы, и тем не менее он уже полон счастья при виде своего друга после долгой разлуки. Включено отопление — холод барабанит по окну лишь снаружи, поэтому хоть Юнги и остался сидеть в своем свитере, Чимин, выйдя из душа, накинул только большую рубашку. Он отпивает пиво и косится куда-то вправо, а затем сводит брови. Кухня соединена с гостиной, помещения разделяет только обеденная стойка. Из-за нее видно Чонгука. Тот показывает им жестом, что направляется в душ. — Правда, прости меня, — начинает Чимин. — Я знаю, что ты не любишь ждать. Как и проводить время не дома, как и холод. Хотя и жару тоже. Ты та еще нюня, да? Юнги глядит на него исподлобья, и вместо того чтобы напугать, смешит. Вот так сразу и пить ледяное пиво — уже чересчур, Юнги и так почти простудился, но оно того стоит. — Не собираюсь комментировать это заявление, я слишком устал, да и не видел тебя уже тыщу лет. — Благодарю, Мин, вот это честь! Юнги оглядывает дом, в котором он гость: мебель, дорогущий телевизор, фоторамки со слащавыми селфи парочки. Второе пиво — уже согревает. — Хорошо живешь. — Хорошо, когда есть с кем делить хозяйство, — ухмыляется в ответ Чимин. — А то. Когда мы жили в общаге, твою комнату было не отличить от помойки. Капля пива падает с губ Чимина, когда тот пытается пить и смеяться одновременно. — Да чего, я дни напролет, блять, учился! Плюс, Тэхен не самый чистоплотный парень в кампусе, как известно. Юнги вздыхает и слабо трясет головой. — Ты дни напролет, блять, учился, чтобы закончить в Макдональдсе. — Это временно, мудачье. Именно благодаря этой временной работе я так хорошо и живу. Чимин с довольной улыбкой обводит рукой свою дорогую на вид гостиную. Юнги снова вздыхает. Когда они говорят о колледже, на ум приходят как сладкие, так и горькие воспоминания. Потом они с Чимином сидят в тишине, внезапно поглощенные красотой мрамора обеденной стойки. Остается лишь шум воды: за окном и в ду́ше Чонгука. — А он? — спрашивает Чимин. Юнги поджимает губы и поднимает на него взгляд. — Чонгук-то? — Ага, как он тебе? Чимин спрашивает об этом обычным разговорным тоном. Кажется, в ванной их голоса не слышны. — Он нормальный. — Нормальный? — Ага, ничего такой. Довольно симпатичный. Я бы сказал, мой типаж. Чимин беззвучно смеется; горлышко бутылки прижимается к его губам. — Видимо, и мой тоже...? — Это же комплимент. Я хотел сказать, тебе очень повезло. У вас все здорово, да? Чимин кивает, но Юнги уже отвел взгляд. Квартира не такая уж и большая, но нельзя не отметить, что обставлена мило; в комнатах пахнет свежо и чисто. Дом выглядит уютным. Юнги сейчас уютно. — Я тоже рад тебя видеть, — говорит Чимин уже тише, — скучал по твоей кислой роже. Круто снова жить вместе. — Да на здоровье, — отвечает Юнги с чем-то, что он считает подмигиванием. Наконец, они допивают пиво и Чимин показывает ему комнату, в которой Юнги предстоит спать. Комнату Чонгука. Маленькая комнатушка: в ней едва помещается кровать, книжный шкаф, стол и пустой мольберт. Между Чонгуком и Чимином целый коридор. Может, они и живут вместе, но оба хотят иметь личное пространство. Четырех стен и крыши над головой для Юнги более чем достаточно, чтобы как следует отдохнуть перед экзаменами. Хотя он немного расстроен: очевидно, ему не удалось привезти пианино, поэтому он не сможет потренироваться. Пусть за пару дней Юнги и не улучшил бы мастерство, но целую неделю касаться разве что клавиш своего ноутбука... от этой мысли немного не по себе. Юнги вовсе не перфекционист, просто не любит незаконченные дела. Когда Юнги отправляется спать в свою временную комнату, уже поздно — и все же не так поздно, как он привык. У него понятие «поздно» совсем другое. Пусть в комнате Чонгука горят только лампы на прикроватном столике и на столе, огни улиц освещают ее достаточно, когда занавески открыты. Свое рабочее место Юнги хотел бы видеть минималистичным, хорошо освещенным, просторным, безо всяких абсурдных гаджетов, которые плохо сказываются на полете фантазии. А вот его спальное место должно быть иным. Ему нравятся уютные, теплые и темные места. Конечно, и чистые тоже — несомненно, комната Чонгука именно такая. Одна из стен практически полностью занята окном. Стекло запотело, снаружи все еще дождь, поэтому можно увидеть лишь облако черных, желтых и оранжевых всполохов, улицу — нутро города. Здорово. Хотя помимо Юнги здесь еще двое, в квартире стоит тишина. Самый лучший отель, который он мог бы себе позволить. Юнги снимает бини и начинает раздеваться. Он еще не распаковал свой чемодан, и не собирается делать это: будет лишь брать оттуда одежду по мере надобности. Может, всего неделя. Ему не хочется оставлять след в месте, которое ему не принадлежит. Юнги берет свою белую пижаму и последний раз выглядывает в окно. Ему нравится спать в абсолютно темной, спокойной, свободной от шума и света комнате. Но здесь такой теплый дух. И свет, который проникает с улицы, тоже теплый, несмотря на холодную осеннюю ночь, и запах простыней Чонгука тоже несет тепло. Юнги засыпает сразу. * В это утро через окно льется особый свет. Теперь Юнги сыпет проклятиями, что не закрыл занавески, ведь он вовсе не собирался вставать так рано, уж точно не до будильника. Несмотря на пышную облачность, свет чистый и яркий. Босоногие шаги Юнги шелестят по паркету, в квартире уж слишком тихо; на часах едва перевалило за семь утра — должно быть, остальные все еще спят. В темном коридоре Юнги ищет дверь ванной: может, еще никто и не встал, но ему не хочется бродить по дому с опухшим от сна лицом и взъерошенными волосами. Но из кухни доносится звук. Пик из тостера. Наспех умывшись, Юнги приводит себя в порядок и направляется именно туда. Там пахнет кофе. Тостами и кофе — запах даже чуть сладковатый. Чонгук стоит к нему спиной и орудует на столе; Юнги стоит посреди гостиной и просто смотрит. Высокий, в серой футболке, с идеально спутанными волосами. Мальчишка оборачивается от шороха, улыбается — и приветливо, и сладко, как сам аромат, наполняющий кухню: наполовину завтрака, наполовину — его шампуня. Для такого телосложения у него очень деликатные черты лица. Юнги представляет, как Чонгук выглядит голым, и тут же корит себя за такие отвратительные мысли в столь ранний час. — Привет. — Где Чимин? — Юнги понимает, что хрипит, поэтому прокашливается. — Спит, он поздно лег. Тостер снова пищит. Чонгук отворачивается, чтобы положить свежий тост на тарелку. Юнги раздумывает, почему же Чимин лег позже, если они спят вместе. — Я сделал тебе завтрак. Сладкий голос. Юнги начинает казаться, что этот мальчишка — единственная сладость, от которой он не устает. — Мне? — Ну, сначала я делал не тебе, но потом услышал, как ты вышел из комнаты. То, как Чонгук говорит, манит Юнги взглянуть на его лицо. С одной стороны рта у него видны зубы, когда он говорит, будто слова выходят прямо из уголка губ. У него необыкновенно яркая улыбка. Юнги вздыхает и закатывает рукава пижамной рубашки. Ему не нравится с кем-то жить, но он совершенно не возражает делить дом с кем-то вроде Чонгука, если проснувшись поутру будет получать такое же умиротворение. Юнги не призна́ется вслух, но такое непринужденное приготовление завтрака, завтрака для него — лучшее, что можно себе представить. Никто никогда для него не готовил. Да, Чимину пиздец повезло. — Кофе? — Да, пожалуй. — Какой ты пьешь? Юнги заходит в кухню и облокачивается спиной и локтями на обеденную стойку. Как же приятно смотреть. — Черный, без сахара. Чонгук сдвигает брови и поджимает губы, чтобы сдержать проступающую озорную ухмылку. Приятно смотреть на это выражение его лица. Они слышат, как в темноте коридора открывается дверь. Будто дух Пятничного похмелья, с припухшими глазами и темными кругами под ними, в кухне появляется Чимин. Юнги смеется и толкает его в плечо. — Не хотел бы я, чтобы мне собирали бургер с таким лицом. — Пиздеж, ты бы молил это лицо сделать тебе что угодно. Чонгук улыбается и обнажает свои красивые зубы; Чимин подходит к нему, чтобы оставить поцелуй на затылке и легкий шлепок на заднице. Юнги бездумно, автоматически отворачивается. Всегда некомфортно быть рядом с парочкой, когда они делают все эти парочковые дела. — Работаешь сегодня ночью? — спрашивает Чонгук, повернувшись обратно к столу, чтобы сделать для Юнги кофе. — Ага, с одиннадцати вечера до семи утра. — Бля, звучит очень заебно, — вздыхает Юнги. Чимин берет один из приготовленных Чонгуком тостов и засовывает в рот. Юнги мысленно сжимает руку в кулак при виде того, как один из этих изумительных тостов оказывается потерян. — Нифига, это самое лучшее время. Не так много людей приходят поесть с утреца, а те, кто приходят — это тусовщики или ебанутые, которым нечего делать кроме как покупать Макфлурри в четыре утра. Но у нас стеклянная перегородка, которая может спасти от опасности или каких форс-мажоров. Честно, это даже прикольно. Чимин удаляется в коридор, продолжая жевать свой тост. Кофе-машина заканчивает жужжать. Чонгук берет чашку черного кофе без сахара и ставит ее перед Юнги. Тот молчит, но Чонгук не перестает смотреть ему прямо в глаза. И Юнги не позволяет себе отвести взгляда. — Горячий, — шепчет Чонгук. — Пей медленно. Юнги кивает. Каждое слово, слетающее с уголка губ Чонгука, звучит иначе. Его слова горячие. И дразнящие. Юнги кивает и сглатывает. Чем больше он смотрит на Чонгука, тем больше хочет сказать себе, что каждый раз, когда тот говорит, то делает это с небольшой непристойностью. Как в кино, думает Юнги. Кино, в котором протагонисту приходится жить с сексуальной кузиной его девушки; в котором возникают неловкие ситуации, из-за которых протагонист выставляет себя дураком перед другими, перед своей девушкой, а та сомневается в его верности. Пока не осознает, что все случившееся было всего лишь для того, чтобы сделать ей самый лучший подарок на годовщину. Вот так, самый слащавый фильм в Голливуде. Юнги думает об этом, глядя на Чонгука, потому что тот не отводит взгляда. На какой-то момент ему хочется, чтобы Чонгук был той самой горячей кузиной. Но его вовсе не так легко подцепить.