Встреча

      Джонг смотрит на часы, висящие на стене студии: уже приземлился. Ноги подрываются вскочить и бежать, хотя он и понимает, насколько это глупо. Ступня начинает притопывать в такт нарочно выбранной быстрой песни. Эфир тянется бесконечно. Впереди еще час: ответы на вопросы, рассуждения, разговоры; хорошо, что список композиций он составил заранее, придя в студию за полтора часа. Онью обещал встретить в аэропорту. Счастливчик, знал бы только, как ему повезло… А Джонгу еще дожить до завтра. Он сжимает в пальцах ручку и радуется, что она тонкая и пластиковая. С ней надо аккуратно, и он об этом помнит. Карандаш бы давно уже был в мусорном ведре, разломанный пополам. К концу эфира на его губах то появляется полуулыбка, то он мрачнеет и начинает неровно выдыхать, прикрывая глаза.       Телефон, забытый на столе среди бумаг, коротко вибрирует во время рекламы. Джонг откапывает его и читает: «Обернись». Медленно, будто боясь, что шея заскрипит прямо в микрофон, он поворачивается на кресле всем корпусом и видит за стеклянной дверью: улыбка, простая и искренняя, сощуренные глаза с лучиками морщин, светлая челка, отброшенная назад пальцами. Джонг смотрит широко раскрытыми глазами и не замечает, как рот сам собой приоткрывается на несколько секунд, а за стеклом — откровенный смех, машущая ладонь, и затем — указательный палец, показывающий на микрофон. Он резко разворачивается, мельком смотрит на часы — три минуты до конца — вдыхает и говорит заранее заготовленное прощание, даже не скрывая широкой улыбки. Пусть ее будет слышно. Вдруг меняет последний трек, без предисловий ставит «Press Your Number» и только после этого снимает наушники.       Он идет за дверь таким шагом, будто только что вышел из тюрьмы — и оказывается в объятьях, окруженный запахом самолета, парфюма с цветочными нотками, усталости и чего-то еще, еле уловимого и родного. Сжимает крепко, крепче, думая, что только теперь может жить, но слышит:       — Задушишь… — тут же смущенно смеется, отстранившись, хлопает по спине. Осекается:       — Ты как здесь?.. — руки не находят себе места, и Джонг сует их в карманы джинсов.       — Онью подбросил. Я попросил, — намеренно выделенное слово тяжестью ложится на слух. — Боялся, не успею к концу эфира, — карие глаза смотрят глубоко и серьезно, именно так, как Джонгу мерещилось две с половиной недели назад. Джонхен давится сердцем:       — Срочное что? — скрыть не получается, но он надеется, что беспокойство во взгляде можно принять за бытовое волнение. Ну, мало ли, что стряслось во время тура. Может, решил опять песню выпросить. Или важные съемки предложили. Или… нашел подружку. За прошедшие семь концертов он отмел подальше свою смелую догадку и не хотел к ней прикасаться, слишком болело. Короткие сообщения в чате не говорили ни о чем, ни на что не намекали. Звонить он не решался.       — Ты не забыл, не прикидывайся, — голос негромкий и ровный, голова смотрит на проходящего мимо редактора — поклон. Джонг вторит, сгибается на 45 градусов и вздыхает, понимая, что болеть, все-таки, начинает:       — Я помню, — оглядывается, видя впереди еще какого-то менеджера, чье имя никогда не получалось запомнить. — Пойдем только отсюда, — просит почти спокойно, вглядываясь в уже не улыбающееся лицо.       Тэмин на секунду сильно жмурится, кивает:       — Да… Едем. К тебе, — безапелляционный тон не оставляет возможности возразить, а протянутая ладонь с короткими пальцами кажется очень теплой и сухой. — Я поведу.       Брови Джонга сами собой ползут вверх:       — Ты же только с самолета… — внезапно до него доходит, что он еще ни разу не услышал протяжного и глухого «хен».       — Именно. Я поспал, — пальцы сгибаются пару раз и успокаиваются, когда на ладонь ложатся ключи. Тэмин разворачивается и идет к лестнице, даже не подождав Джонга, шагая широко, но медленно, будто раздумывая. Джонг смотрит на спину в серой толстовке, белый затылок и хочет догнать бегом, обнять со спины и поцеловать шейные позвонки. Он ограничивается быстрым шагом, коротким прощанием с проходящим мимо менеджером и резким выдохом. Ему страшно представить ближайший час, и оказывается, что ждать семь концертов было, все-таки, спокойнее.       В машине он ненадолго закрывает уставшие глаза, откидывая затылок на подголовник — и проваливается в пустоту, из которой его вытягивают мягко и тепло: ладонь на колене и вторая на лбу, придерживающая челку. Тенор вполголоса произносит:       — Приехали, — Джонхен открывает глаза: бледные губы, темные зрачки смотрят в упор, от такого взгляда тянет закрыться. Кажется, кровь приливает к щекам — Джонг окончательно просыпается, когда рот выговаривает:       — Код скажи, — так же вполголоса, бархатно и вальяжно. Язык едва не заплетается, голос выходит тихий и с хрипотцой, Джонг называет четыре цифры, и вместо них видятся четыре всадника, занесших над ним мечи. Но выйти из машины все-таки приходится, свежий воздух охватывает его. Тэмин захлопывает дверь со своей стороны и быстро проходит в подъезд. Джонг идет следом, слыша, как пискнула за спиной сигнализация, припечатав пути к отступлению.       Ру подбегает и потявкивает, пока не оказывается на руках Тэмина. Кажется, они улыбаются вдвоем, и Джонг, снимая кроссовки, думает, что иногда его собаке везет гораздо больше, чем хозяину.       — Будешь что-нибудь? — он и сам не помнит, есть ли что-то в холодильнике, но уж чай-то должен…       — Нет, — звенит в голове, как в пустом графине, пока Джонхен, включив свет, проходит в комнату и садится на кожаный диван. Тэмин подходит к окну и опирается о подоконник бедрами, совсем как Джонг пару недель назад. Взглянув в пол и закусив губу, он стаскивает с себя толстовку, остается в простой белой футболке с растянутым воротом — а Джонгу душно, он медленно зеркалит жест, одергивая задравшуюся майку после того, как толстовка комком приземляется на диван.       — Я спрошу сначала, — тенор чуть надтреснутый, пауза короткая и невесомая, вдох. — Как долго ты собирался мне врать, Джонг? — голос спокойный, но слова режут так, что Джонхен вздрагивает и вскидывает взгляд на Тэмина. В карих глазах нечитаемое выражение, Джонгу хочется сбежать. Голос поддается и получается неожиданно ровным:       — О чем именно я тебе вру? — он и ждет, и не хочет слышать ответ, голова инстинктивно отворачивается. Тенор звучит угрюмо:       — Хочешь, чтобы я сам? Хорошо, — в тембре слышен вызов. За три шага Тэмин доходит до дивана и садится на корточки, ловя опущенный в пол взгляд. — Ты в меня влюбился, — тенор скользит словно горячий нож в масле.       Джонгу кажется, что из легких выбили весь кислород. Слов не находится, и он беспомощно смыкает веки, чтобы не видеть прямой и чистый взгляд снизу. Руки сами накрывают лицо, пытаясь сделать забрало, а в груди на месте сердца — дыра, которую не прикрыть никакими рубашками. На его кисть ложится горячая ладонь.       — Ты бы у меня хоть спросил. Для начала, — голос вкрадчивый и ласковый, пальцы аккуратно отцепляют его руки от лица. Он видит спокойный взгляд, замечая, что Тэмин не отпускает руку. Кисть начинает гореть.       — Я не думал, что… — Джонг мотает головой, по-прежнему боясь озвучить, но накрывает руку своей ладонью и молится: еще бы минуту посидеть вот так. Но Тэмин высвобождается и становится на колени.       — Не думал ты, потому что дурак, — руки притягивают ближе за шею, темные глаза всматриваются пристально, рваный выдох — и сухой короткий поцелуй током бьет через губы до гортани, Джонг даже не успевает закрыть глаза.       Где-то в груди отпускает огромную сжавшуюся пружину, давая расправить спину и, наконец, вдохнуть. Джонг бормочет:       — Или не показалось, или я спятил… — большим пальцем скользит по скуле, обводит край уха указательным.       Тэмин снова сильно жмурится и, вздрогнув, произносит:       — Не могу и не хочу так больше. Хватит, — он цепляется за ворот футболки, и Джонг замечает чуть покрасневшие щеки. — Ну, скажи уже, скажи, Джонг… — тенор срывается в шепот. Джонхен убирает белую челку со лба Тэмина и прислоняется своим лбом. Кожа от сухого тепла почти пылает.       — Я так скучал, — руки становятся ватными и ложатся на плечи. Карие глаза закрываются, тенор становится громче, говорит вполголоса, чуть дрожа:       — Не то, — нос морщится.       — Я дни считал, — Джонг стихает, скользя ладонью вверх по нецелованным шейным позвонкам. Нос продолжает морщиться, голос уже не скрывает злость, выдавая высокие ноты:       — Не то! — голова пытается отодвинуться (Джонхен крепко держит затылок рукой). Он чуть улыбается и ждет, пока недовольные глаза откроются. Поймав взгляд, Джонг на одном выдохе произносит:       — Я тебя люблю, — и сам удивляется, как невесомо и гладко звучит его голос. В следующую секунду руки стаскивают его с дивана, он запутывается в своих и чужих ногах, Тэмин не отпускает и валится на него сверху — звонкий смех раскатывается по квартире. Ру гавкает из коридора.       Джонг тонет в запахе цветочного парфюма, пропитанных перелетом волос и кожи. Чтобы выплыть, целует, куда может дотянуться: нос, губы, ключицы, шея, ухо. Тэмин громко вдыхает, сильно дрожит и на секунду прижимается крепче, потом опирается на локти, бурча:       — И всего-то надо было улететь на два месяца в Японию. Почему до тебя доходит, как до динозавра? — Джонг смеется. Ру тявкает. — Не смешно! — Тэмин порывается вскочить. Джонг мгновенно меняется в лице, кладет руки на талию и удерживает, чуть вжав пальцы в кожу:       — Ты мне не ответил, — его голос глубокий и ласковый, он смотрит то на губы, то в глаза, напрочь забыв, как сам десять минут назад хотел сбежать.       — Заслужи сначала, — глаза сощуриваются, в голосе за требованием слышатся плохо скрытые ноты удовольствия. Джонг проводит большим пальцем по нижней губе:       — Помоги мне поверить, — шепчет просительно и открыто, благодаря судьбу за то, что лежит на твердом полу, иначе точно бы от стыда за свою наглость провалился куда-нибудь к центру Земли. Тэмин закрывает глаза, тенор задумчиво тянет:       — Я тоже ведь дурак… — Джонг ловит пальцами свисшую прядь волос. Затем хитро говорит:       — Не то…       Тэмин широко улыбается:       — Не моя проблема, что ты слепой, — Джонг рычит и впивается в губу укусом. Тэмин втягивает воздух сквозь зубы и проводит языком по верхней губе Джонхена. Голова кружится — Джонг снова радуется, что пол такой надежный. Он разжимает зубы и тихо произносит:       — У тебя осталась последняя попыт…       — Я люблю тебя, — громко перебивает Тэмин.       На этот раз пол уже не может спасти Джонхена.       Ру обходит двух целующихся людей и устраивается на подстилке, спокойно сопя. Ее глаза безразлично оглядывают комнату, уши слышат редкий шепот, какие-то слова, различают высокие интонации в голосах хозяина и того, второго, который гладит всегда ласково. Ру не волнуется, она узнает ноты радости и засыпает.