Какой ад? Здесь завод, неуч!

Горислав БеЗподобный открыл белую коробку и высыпал на стол перед Бенедиктом множество голубоватых шариков размером с горошину. Считать не требовалось. Их было ровно триста. — Что это? — Бенедикт с подозрением посмотрел на непонятную россыпь неизвестного вещества на своём столе. — Как заказывали. Триста Земель. На сей раз не из фекалий, а из чего положено, — прорекламировал продукцию Горислав, но в интонациях его почему-то звучала гадливость, словно планеты были слеплены как раз из той самой материи, о которой благопристойному ангелу не стоило упоминать. — А чего такие мелкие?! — возмутился Флорентиец. — А чего такие круглые? — заинтересовался Сен-Жермен. — По-вашему, я должен был налепить брак наподобие того, который уже торчит в кабинете вашего Светозара?! — завизжал и без того взвинченный Горислав. — Эту позорную параболическую антенну, накрытую идиотским дырявым куполом?! — и БеЗподобный нервными движениями пальцев продемонстрировал воображаемый процесс сверления. — Не знаю, кто из моих сотоварищей ваял тот «шедевр», но у нас давно шаблоны поменялись. И вот, извольте, — он широким жестом указал на своё новое творчество. — И только попробуйте сказать, что они не идеальны! — Всё-таки, — Бенедикт с сомнением приглядывался к конечному продукту, — как по мне, так мелковаты… Он легонько ткнул в один из шариков, ожидая, что крохотная планетка быстро покатится по столу, но Земля не шелохнулась. Бенедикт повторил попытку, усилив давление на шарик, но с тем же отрицательным результатом. Он начал раскачивать стол, едва не перевернув его, но ни одна из Земель не сдвинулась, будто намертво приклеенная. Горислав удовлетворённо хмыкал, наблюдая за его бесплодными потугами. Заинтересованный происходящим Сен-Жермен присоединился к товарищу. Вместе они толкали шарики, пыхтя и отдуваясь, пытались их взять в руки, но горошинки словно вросли в столешницу. Горислав начал откровенно покатываться со смеху, и его вызывающее поведение раздразнило Флорентийца. — Может, достаточно зубы скалить? — нахмурился Бенедикт, обращаясь к ангелу. — Что с ними делать?! — Они заархивированы, — злорадно сообщил БеЗподобный. — А как иначе я бы их сюда донёс на моих двух крыльях? — и он кивком указал себе за спину, где кокетливо подрагивая пёрышками, красовалась его главная гордость. — Тьфу! Что ж ты сразу не сказал! — Сен-Жермен повернулся к Гориславу. — И какой пароль от архива? — А что мне за это будет? — улыбка БеЗподобного ширилась на глазах. Бенедикт убийственно посмотрел на ангела: — Кванты низкого напряжения, полученные от САМОГО, подействовали? Закоротило? Ты с кем торгуешься, хоть бы подумал! Горислав мигом пришёл в себя, и его личико снова скуксилось, как у обиженного ребёнка. — Я заказ выполнил, а вы… Между прочим, из-за вас малыш Мирослав до сих пор в обмороке лежит. У него психическая травма от ваших порно-передач и задержка развития на пять столетий вперёд. Хоть бы извинились. Бессовестные! — Ну, извини, — Бенедикт вздохнул, изобразив на лице вселенскую грусть. — Так какой пароль? — «Виват, пралайя!». — Это мы давно знаем, — согласно кивнул Сен-Жермен. — С тех пор, как Софиюшкиного потомка узрели, так сразу и поняли, к чему дело движется… А пароль-то какой? — Это и был пароль! — раздражённо поморщился Горислав. — Так кого закоротило? — Хороший пароль, — оценил Бенедикт. — Молодец, — и потрепал БеЗподобного по встопорщенным от злости перьям. *** Жизнь не задалась. С самого рождения Михаил чувствовал себя слишком взрослым и не понимал, как остальные вокруг могут быть настолько инфантильными. Игры в куклы? В солдатики? В машинки? Да вы шутите! Казалось, никого вокруг не напрягала жизнь в беспробудной лжи. Никого не передёргивало от необходимости заталкивать в своё тело противную чужую биомассу, чтобы продолжать жить самому. Никто не удивлялся отсутствию памяти о собственном появлении на свет. Якобы «не помнить — это норма». Якобы память до трёх лет «работает как-то иначе». А Михаил помнил! Забудешь тут, когда его чуть не сплющило в лепёшку при прохождении узкого родового канала, но это ещё было полбеды. Он не мог понять, в какой именно момент из небытия перешёл в бытие? А ведь это точно случилось задолго до того, как он попал в живот матери — этой странной женщины, абсолютно чуждой ему. В материнское чрево он влетел живым, сознающим, умным, а потом стремительно стал глупеть. Он точно знал, что все его нынешние умения — жалкая кроха того, что он мог делать до рождения. Но с каждым следующим днём прежняя память меркла. И вот он научился общаться с этими говорящими, беспамятными детьми, но почти забыл, кем являлся раньше… Он тщился вспомнить, однако всё было бестолку. Он точно знал, что пришёл в мир с важной миссией. Только вот с какой? Теперь этого было и не вспомнить. Став подростком, Миша начал искать забытые ответы на важные вопросы. Сначала в учении, которое исповедовала его здешняя семья. История об изгнании грешников из прекрасного райского сада изрядно озадачила мальчика. Что-то с этой историей было не так. Всемогущий, всеведущий Господь был достаточно мудр, чтобы создать Вселенную из ничего, но не предусмотрел, что в Его сад может заползти хитрое пресмыкающееся? А если предусмотрел, то вся история начинала играть другими красками. Тогда происшедшее являлось отнюдь не случайностью, а хорошо срежиссированным спектаклем с заранее прописанными ролями, где ни герой, ни злодей не могли отклониться от исполнения сценария. Но в таком случае о какой свободе воли могла идти речь? Есть режиссёр. Есть актёры. Причём последних, похоже, не спросили, хотят ли они участвовать в представлении. Их просто внесли в сюжет, как бессловесный реквизит. История про сад была отброшена… Следующим любопытным мифом, попавшимся на глаза, оказалась история о расплате за деяния. Здесь всё выглядело не менее странно. Грешников заставляли расплачиваться за то, чего они даже не помнили. Чему же могли научиться грешные души и какие выводы сделать, если наказание следовало не сразу за проступком, а спустя несколько жизней? «Даже собаку бьют тапком сразу, как только она нагадит в неположенном месте, — размышлял Миша. — А тут всемогущий Абсолют устраивает такую бессмысленную игру, откладывая возмездие в столь долгий ящик, что в наказании полностью отпадает смысл?». «Отрешись от мира. Всё иллюзорно. Вообще всё», — гласил третий распространённый Миф. «Да. Только вот жрать каждый день хочется, сколько ни внушай, что голод тебе только мерещится, — мысленно усмехался Михаил. — И если сломать конечность, то будет очень больно, вопреки уверениям в том, что всё — иллюзия!» «Ты не понимаешь, глупец! Надо медитировать, забыв своё Я, отключив мысли, и тогда спустя много тысяч жизней ты сможешь раствориться в Большом Прекрасном Ничто», — пафосно изрёк всеми Уважаемый Гуру. «Кто-то растворился? Были прецеденты?» — полюбопытствовал Миша. «О да! Спаслись очень многие!» — возвышенным тоном отозвался Великий Гуру. «А видеозапись можно увидеть? А лучше собственными глазами понаблюдать за таким чудесным явлением?» — обнаглел адепт. «Какую видеозапись?» — у Великого Гуру отвалилась челюсть. Впервые за долгие годы кто-то потребовал от него чего-то более существенного, чем красивые слова. «Ну… Если вы говорите, что многие достигли цели, то наверняка существует множество видеозаписей и множество свидетелей того, как именно это произошло», — не сдавался Михаил. «Но я сказал, о неразумный отрок, — потерял терпение гуру, — что надо медитировать тысячу жизней и только потом возможно вознесение! А если такое событие происходит раз в несколько тысяч лет, то пусть даже многие вознеслись, как это возможно зафиксировать?» «Значит, теперь вы утверждаете, что растворение в Великом Ничто — крайне редкое событие? — напирал Миша. — Настолько редкое, что невозможно ни записать его, ни отыскать прямо сейчас живых свидетелей такого происшествия?» Гуру весь вспотел, а Михаил продолжал, нимало не смущаясь: «А теперь представьте, Мастер, что я открыл фирму по производству лодок. Но я своих клиентов заранее предупреждаю, что в моих лодках они смогут благополучно перебраться с берега на берег только один раз за много тысяч жизней. И то переправа удастся далеко не каждому, а лишь избранным. При этом никогда не появится никаких доказательств чьей-либо удачной переправы, зато основная масса клиентов либо утонут, либо никуда не доплывут. Но это не оттого, что мои лодки плохие, а оттого, что клиенты криворукие и не умеют правильно грести. Как думаете, много ли будет желающих купить такие лодки?» Гуру побледнел как мел. Спустя сорок минут во время перерыва на чай трое дюжих ребят вежливо попросили Михаила выйти с сатсанга и никогда больше не возвращаться под угрозой активного мордобития. Но духовные искания пылкого юноши даже после этого не угасли. «Господь создал Вселенную, чтобы насладить все души до единой», — услышал он признание от очередного просветлённого наставника и сильно изумился такому откровению. «Странно… А я вот не наслаждаюсь, — задумчиво почесал Михаил свой затылок. — Совсем ни капельки! Надо, наверное, спросить у того, кто мудрее, в чём причина?». И он спросил: «О возлюбленный Мастер, если единственной целью Господа было насладить все души, почему же тогда истинно наслаждающихся на этой планете по пальцам одной руки пересчитать можно?» Наставник, которого перебили в торжественный миг публичного выступления, побагровел, из последних сил сдерживая ярость: «А это потому, что Высшая Душа всегда наслаждается и пребывает в блаженстве верхних миров, а наша личность затеняет блаженство. Нам надо избавиться от своего эго, чтобы получить то самое божественное наслаждение», — высокопарно пояснил он. «Простите, Мастер, то есть, Высшая Душа — это вовсе не я?» «Это ты, но в другой ипостаси», — ещё пафоснее сказали ему в ответ. «Ага. Значит, я как бы наслаждаюсь, но при этом не наслаждаюсь? Кто-то где-то называется мною, но наслаждается вместо меня? А лично мне, такому, как я есть сейчас, блаженства не дождаться? Вместо этого мне предлагается избавиться от самого себя, фактически самоубиться, чтобы тот, кто не я, продолжал наслаждаться где-то там наверху? Но я никогда достоверно не узнаю, кто он, где он, наслаждается ли? А, может, Высшая Душа вовсе и не наслаждается, а ей там наверху обещают, что станет хорошо, когда я тут внизу самоубьюсь? Как об этом я могу узнать достоверно? И это при том, что Господь изначально создал МЕНЯ, чтоб насладился именно я? Ну да, воистину чудесная логика!» — заключил Миша, вызвав своими репликами большой резонанс в аудитории. Его лицо охранники запомнили… И на следующую встречу известного гуру его, как и ожидалось, не впустили. Шли годы. К тому моменту, как ему исполнилось тридцать три, Миша окончательно убедился, что все великие мудрецы всех времён и народов, аскеты и святые точно так же ни шиша не знают, как и обычные люди. И это была единственная истина, за которую он мог бы теперь поручиться головой. *** «Обнулять пора. Шибко умный, — сделал вывод Питирим 288, просмотрев на компьютере рабочие характеристики новенького. — Эдак всю матрицу перебаламутит, — и подкрутил настройки программы, вызывая вероятностное событие — травму головы вследствие автомобильной аварии. — Так-то лучше, — довольно усмехнулся Питирим. — Теперь безопасность не пострадает». Он даже не заметил, как внутрь основной программы проник тонкий золотой луч и, отразившись от головного мозга «слишком умного», срикошетил по всему виртуальному пространству… *** С некоторых пор окружающий мир, который и без того казался ему странным, превратился в чистейшую фантасмагорию. Миша брёл по бесконечной, извилистой дороге, нависшей над чёрной пропастью. По обеим сторонам тропы на небольших островках земли, осыпающейся под ногами, творилась какая-то несуразица. — Прыгаем! Прыгаем сильнее! Прыгаем вместе! — кричали дети и взрослые, безжалостно топча ногами посевы созревшей пшеницы. — Зачем вы давите эти семена?! — не выдержал Михаил, ненадолго задержавшись у обочины. — Чтобы повысить урожайность, — объяснил один вихрастый мальчишка. — Чем больше топчем, тем крепче и толще станут ростки пшеницы. — Разве они станут крепче? — ошалело переспросил Миша. — Конечно! Страдания их закалят. — Да вы же их просто передавите без толку, и они сгниют. — Иди прочь, глупец! Не мешай нам духовно развиваться. Михаил побрёл дальше. — Благодарите! — услышал он впереди с другого островка и увидел, как высокий мужчина под три метра ростом сечёт кнутом склонённых перед ним крошечных людей. — Я вам счастье приношу, любовь и благость! Благодарите и любите меня! Почему вы меня не любите, если я всегда так добр и милосерден?! Слепцы маловерные, узрите истинную любовь! Я вас научу! За ударом следовал удар, но бездуховные люди, не понимающие истинной любви, только рыдали и совсем не хотели любить в ответ. И благодарить тоже не собирались. — Зачем ты их бьёшь? — удивился вслух Михаил. — Им ведь больно. — А вот и нет! — рассердился трёхметровый. — Как им может быть больно, если в моих руках только исключительно любовь и благость? Вот любовь, — он приподнял в воздух кнут. — А вот благость, — он достал из-за спины огромные раскалённые клещи, но недолго подумав, снова убрал их за спину, пробормотав «это на засладочку». — Стараюсь, стараюсь, — снова возвысил он голос. — Дарю радость своим возлюбленным денно и нощно! А эти неблагодарные не ценят. — Я ценю! О, мой Господин, я ценю!!! — неожиданно завопил кто-то из толпы. — Ударь же меня снова, мой Повелитель! Я жажду испытать ещё больше блаженства!!! — Вот, — удовлетворённо пробурчал трёхметровый. — Наконец, хоть один отверз духовные очи, а то сердце моё исстрадалось от чёрной неблагодарности. Думал, зря стараюсь столько миллионов лет… Но есть же нормальные. Есть зрячие! Значит, методика верная. Ещё пару миллионов лет трудов и, возможно, следующий просветлится. И так по одному, по одному… и до победного конца, — и, стиснув зубы, трёхметровый продолжил с новым усердием сечь стонущую толпу. Михаил вздрогнул от сверхъестественного ужаса и двинулся дальше. Неожиданно тропа закончилась, и взор Михаила упёрся в странное существо. Это был огромный извивающийся беловато-серый кольчатый червь, только голова у него выглядела вполне по-человечески. Михаил узрел перед собой лицо благообразного старца — курчавого, голубоглазого, с полными губами, густыми бакенбардами и длинной бородой. И это лицо улыбалось ему слащаво-приторной улыбкой с длинного тела. — Здравствуй, Миша! — ласково поприветствовал его гигантский червяк. — Всё-таки ты упрям и добрался до меня, не так ли? — А ты кто? — после длинной паузы, наконец, сформулировал вопрос бывший прораб. — Ай-яй-яй, — покачал головой на практически бесконечной шее старец. — Не узнал? А ведь матушку мою ты точно видел. А я на неё страсть как похож. С туловищем, конечно, техническая накладочка вышла, но зато глаза в точности матушкины, — и он часто-часто поморгал белыми ресницами, от чего Михаилу поплохело. — А я ведь раскусил тебя, подлый человечишка, Иуда, губитель! — внезапно в голосе червя прорезалась нешуточная злоба. — Знаю, кто тебя сюда прислал и зачем! Многие хотели меня прикончить, да никому не удавалось! Даже матушка и та не смогла, хотя поначалу пыталась. И тебе с твоими сообщниками, поверь, это не удастся. Слабоват ваш план оказался, ох, слабоват… — Т-ты Сав-в-велий М-мудрый?! — пробормотал Михаил, неожиданно начиная вспоминать прошлое и поняв, кто находится перед ним. — Он самый, — снова заулыбался старец-червяк. — Я. Источник беЗконечной любви, справедливости и благости, которая с момента зачатия Абсолюта никому даже не снилась! — А… это заметно, — быстро сглотнув, закивал Михаил, указывая рукой назад на тропу. — Там на каждом шагу я видел живые примеры… любви, справедливости и благости. Аж страшно делалось. — Это хорош-шо, что было сс-страш-шно, — Савелий обвился вокруг туловища Михаила, заглядывая тому в лицо своими кроткими голубыми глазами, в глубине которых пылало адское пламя. — Только через с-страх и боль мож-жно познать истинную любоф-фь и благосс-сть. — Я бы поспорил с этим, — смело возразил Михаил. — Да? — Савелий задумался. — Человечишка будет со мной спорить? — А вообще, уважаемый… Вам бы матрицу переформатировать, — борзея от собственной наглости, предложил Миша. — А то она у вас какая-то однообразная. — Думаеш-шшь? — голубые глаза Савелия подёрнулись белёсоватой дымкой. — Да. Обычно должен быть выбор между кнутом и пряником, а у вас только между кнутом и раскалёнными щипцами. Весьма однообразно. — Воз-змож-жно, — прошипел Савелий, начиная сматывать свои кольца с тела Михаила. — Однако вот что я с-сскажу, умник. Я могу изменить с-ссвою матрицу, но ты всё равно ос-станеш-шься тут навсегда! — Нет, вот «навсегда» точно не надо. Мне бы выйти. Наружу, на двенадцатый уровень, к Белой Башне, — жалобно заныл Миша, внезапно одним махом теряя смелость и заодно вспоминая всё, что случилось, начиная с нелепой гибели на дефектной Земле и вплоть до настоящего момента. — Останешься здесь!!! — загоготал Савелий, уползая вдаль по осыпающейся извилистой тропе. — Иуда! Мою прекрасную Вселенную уничтожить задумал?! Так я даже альфа-версии Питирима ничего не скажу. Для него ты так и будешь пользователем «Триады» с вечно продлеваемым контрактом. Попался, дурачок?! Ах-ха-ха-ха-ха!!! Эхо голоса Савелия Мудрого постепенно затихало вдали. Мир сжался в точку и выключился, словно сгоревший монитор от дешёвого компьютера.