Зависимые

Голова трещит, глаза красные. Гермиона всю ночь читала книги и только под утро уснула, но и это вышло случайно. Каждый раз Гриффиндорка сама себе говорила, что нужно высыпаться, перед уроками, и каждый раз она об этом забывала. Теперь она стоит в ванной комнате, обвитая одним белоснежным полотенцем, и недовольным усталым взглядом смотрит на себя в зеркале. — Чёрт… — тихо прошептала она сама себе. Всё из-за Малфоя. Он во всём виноват. Всегда во всём только он. И не важно, что его всю ночь не было в башне, а пришел он только к тому времени, когда Гермиона уснула. Это не важно, ведь она из-за него не спала. Ей было неудобно спать, когда за стеной, за этой чёртовой стеной был посторонний мужчина, да какой там мужчина? Паршивый парнишка, мягко говоря. Других слов она не находила, чтобы описать этого индюка. Вчера Гермиона смогла отвлечься лишь благодаря Гарри и Рону. Как только они узнали «личность» её соседа, они сразу же пришли к ней со своей поддержкой. Они всегда её поддерживали, каждый раз, несмотря ни на что. Каждые пять минут Рон то и дело ей говорил: «Я могу поговорить с профессором Магконаголл, она поймёт…»; «Мы с Гарри наладим все дела…»; «Если ты захочешь, то тебя могут перевести…». И каждый раз Гермиона ему говорила: «Всё будет хорошо, я все шесть лет этого ждала и не позволю, что бы какой-то Малфой испортил все мои планы.» Они остались с ней на вечер и ушли только поздно ночью, а потом она провела оставшееся время с ничем не заменимыми, ей книжками. — Давай… Соберись… — со вздохом сказала Гермиона сама себе. Выйдя из ванной, она надела на себя школьную форму, обулась в белые кроссовки, сделала лёгкий макияж, после чего расчесала волосы и оставила их распущенными. Натянула на себя мантию и вышла из комнаты. Она пыталась быстрее выйти из башни, пока Малфой любуется перед зеркалом на свое всеми уже надоевшее лицо. Пока она быстро спускалась по ступенькам, нечаянно споткнулась и чуть ли не упала прямо лицом в пол, но ей крупно повезло, но не смотря на это, «небольшой» шорох всё равно образовался. — Ходишь, как слон, — сверху из комнаты раздался недовольный голос Малфоя. — Потише нельзя? Он что, ждал подходящего момента, чтобы упрекнуть её? У него такой хороший слух? Или Гермиона что-то не замечает? — Нет, нельзя! — прокричала Гермиона так, что бы он это точно услышал. Она хотела сделать ещё один шаг, как опять раздался голос Малфоя: — Иди к чёрту, грязнокровка. Как всегда. Ничего нового. Везде только это слово: «грязнокровка». Как оно уже достало ее. Гермиона пытается не обращать на это внимание, но у нее не всегда получается это делать. — К тебе я и близко не подойду, Малфой! — последнее слово она выделила и быстро убежала, чтобы не слышать больше его ненавистный голосок. Фамилия… эта самая ненавистная ее фамилия… Он еще что-то сказал, но Гермиона просто- напросто это проигнорировала. Она не была из тех «стервочек», которые кидались обзывательствами на лево и на право, но постоять за себя ей удавалось. И не только за себя. Она чувствовала, что это была не единственная «беседа» с Малфоем. Они даже друг друга в лицо сегодня не видели, а уже успели посабачиться. Что же будет дальше? Когда Гермиона вышла из башни, Грозная Дама с недовольным лицом посмотрела на неё как-то странно. И Гриффиндорка это заметила, но ей было не до этого. Она уже знала её характер. Как говорила Макгонагалл, «…она такая же, как и её имя…» Короче, она не стоит её внимания. Сейчас Гермиона должна только обращать внимание на учёбу и ничего больше. Это последний год, и она хочет его закончить хорошо. Как раз никакой Волан-де-Морт и ему подобные не будут мешаться под ногами. Конечно, кроме Малфоя. Он-то всегда найдёт повод помешать Гермионе. Но Грейнджер не позволит. Она не пойдёт на поводу. — Гермиона! Ты нас пропустила! — неожиданно раздался голос Гарри, от которого Гермиона вздрогнула. Она и сама не заметила, как дошла до Большого зала и прошла мимо Гарри и Рона. Гермиона оглянулась, вздохнула и села напротив друзей. — Ты так быстро пробежала, что мы тебя еле заметили, — сказал Рон, протянув ей «Пророк». Гермиона оглядела газету и сказала: — Если там найдётся хоть одно упоминание об Малфоях, я просто возьму и сожгу эту газету. Ей по горлу уже этот Малфой. Гермионе хватает уже того, что он будет теперь каждый день за ее стенкой. Она не стала смотреть, так как очень проголодалась, и начала уплетать жареную картошку и запивать ее тыквенным соком. Гарри и Рон лишь пожали плечами и продолжили завтракать. Наверное, это впервые, когда Гермиона ест что-либо с таким аппетитом, отодвинув в сторону «Пророк».  — У тебя всё нормально? — тихо спросил Рон. Гермиона чуть не подавилась тостом. — Эмм… Ну, вроде бы, да… — неуверенно ответила она. — Смотря, о чём именно ты спрашиваешь, — быстро поправила Гермиона. — Ну это… Он тебя не беспокоит? Гермиона отрицательно покачала головой. Ещё не успел побеспокоить, если не считать того инцидента, который случился утром. — Если что, скажешь нам, мы ему морду набьём, — смелым и гордым тоном сказал Рон. Гарри усмехнулся, а Гермиона лишь улыбнулась в ответ. — Рон, она и сама ему может морду набить, — усмехнувшись, сказал Гарри. — Помнишь тот случай на третьем курсе? Вспомнив это, они засмеялись. А Гермиона лишь немного покраснела. Это было прекрасно. Всё это прекрасно: то, как она ударила Малфоя, то, как Рон и Гарри постоянно за нее заступаются. Она бы хотела, чтобы всё было именно так, но не всё так легко. Если Малфой её побеспокоит, а Рон и Гарри вступятся за неё, то будут большие проблемы. Макгонагалл — директор школы. На неё за раз много дел навалилось, а Гермиона не хочет ей доставлять ещё парочку таких. И она даже, возможно, не будет их решать. Просто скажет: «Мисс Грейнджер, раз вы не справляетесь с этой должностью, так оставьте её». Возможно, есть ещё несколько кандидатур. Ага, щас. Не дождутся. Гермиона справится с этим. Она самая достойная кандидатура на эту должность. Если кто и должен оставить этот пост, то пускай это будет Малфой. Она сама всё решит. Нужно уметь решать все свои проблемы самой. И она решит их все. Точнее одну. И это будет так, как она всегда всё делает, — идеально и грамотно. Гермиона краем глаза заметила, как Малфой зашёл в Большой зал. Он направился к своему столу и сел рядом со своей компанией. Как всегда, с собой он взял тонну самоуверенности и самолюбия. Это сразу видно. С виду он будто сталь, самодостаточный мужчина, достойный аристократ. Но внутри он жалкий мальчишка, который ничего не может без своего папаши. Зачем Гермиона об этом думает? Зачем загружать себя ненужными мыслями? Зачем она его заметила? «Можно было и не замечать», — закатив глаза подумала Гермиона. А он, кажется, тоже её заметил. Или нет? Неважно. Да нет, как же, он смотрит прямо на неё. Зачем? Кажется, он заметил, что она его заметила. Нет. Это не важно Гермиона. Ты выглядишь глупо. Наверное, впервые за все эти года. Стань прямо сейчас серьёзней и постарайся не засмеяться. О Мерлин, зачем она об этом подумала, теперь она точно захочет засмеяться. Она терпела, как могла, но вот этот лёгкий смешок вырвался наружу. Кратковременный, но достаточный для того, чтобы её друзья обратили на неё внимание. И что теперь? Кажется, они сейчас смотрят на неё и некоторые ещё с Гриффиндорского стола. А может, и не только. — Что такое? — смеясь вместе с ней, спросил Гарри. Она подождала, чтобы другие перестали на неё пялиться. — Да так, ничего, у тебя просто в зубах что-то застряло, — она это сказала тихо, чтобы другие не начали пялиться снова. — Да, Гарри, у тебя и правда застряло что-то. Джинни так неожиданно появилась сзади, что Гермиона слегка вздрогнула. Надо же, а Гермиона и не заметила, что у Гарри что-то застряло в зубах. — Доброе утро, Гермиона, — сказала Джинни, сев рядом с ней. — Доброе утро, — с натянутой улыбкой сказала она в ответ. — Привет, — поприветствовал её Гарри и Рон. — Привет, — она ответила им обоим, но смотрела она только на Гарри. Сразу было видно: два влюблённых человека сидят напротив друг друга. А у Гермионы с Роном что? Она и сама не понимала. Вроде всё хорошо, но что-то явно происходит. — Гермиона, устроим сегодня втроём после школы пикник? За одно и уроки сделаем, — предложил Рон. — Ну, вообще-то… — протянула Джинни, а после посмотрела на Гарри. — Извини, Рон… У нас с Джинни уже есть планы на этот вечер, — неловко сказал Гарри, — вы идите вдвоём. — Ну ладно, — сказал Рон, посмотрев на Гермиону, — тогда встретимся в вестибюле к полшестму? — Хорошо, — кивнула Гермиона. Да, отвлечься ей не помешает, а пикник с Роном — это самое то. За одно и нужно выяснять их отношения. Она любит Рона как парня или как друга? Она и сама не понимала, но и ей нужно это понять. И понять, что он к ней чувствует. Вообще, получится ли отвлечься? Ведь после принятия этой должности у неё будет куча дел. И как она будет совмещать всё это, чтобы нигде не отставать? Ведь Гермиона не привыкла отставать. Она не знает, что это такое. Гермиона всегда и везде успевала и всегда будет так. Гарри и Рон продолжили есть в тиши, что, кстати, выглядело не очень привычно. Джинни сидела в своих раздумьях. После смерти Фреда она изменилась. Она стала более грустной и серьёзной. Это совсем не та Джинни Уизли, которую Гермиона так хорошо знала. Ей так же, было жалко Джорджа, ведь потерять брата близнеца — это очень больно. Особенно когда они постоянно были вместе. Постоянно всех разыгрывали, подшучивали, короче, жили весёлой жизнью и не видели бед. Кто бы мог подумать, что всё так сложится. Занятия прошли как обычно. Задания на седьмом курсе начали ещё больше задавать. Свободного времени совсем мало, иногда его вообще не было. Было как-то непривычно идти по школе зная, что прямо сейчас у Гриффиндора не отберут кучу очков… Но от этой мысли легче не стало. Хотя почему не отберут. Ведь есть же замена — Малфой. Он-то позаботиться о том, чтобы Гриффиндор остался в минусе. Но Гермиона так просто это не оставит. Теперь Малфой не имеет былое влияние. Пусть только попробует похвастаться своим дорогим папашей. Если бы он с самого начала так себя не вёл, всё могло бы сложиться иначе. Нормально жили бы, как все нормальные люди. У него всегда в планах было только унижение других. С ним Гермиона как на войне. Она слишком гордая, чтобы просто так взять и закрыть на это глаза. Только когда он попросит извинения. И то не точно. Ага, конечно. Как будто бы он попросит извинения. Обхохочешься. Пока в голове образовывалась каша, Гермиона поднималась по лестнице к себе в башню старост. — Белое золото, — машинально произнесла пароль и поднялась наверх, прямо в свою комнату. Она быстро переоделась в джинсы, толстовку и уложила волосы в конский хвост. Взяла с собой мантию. Пока Гермиона спускалась по лестнице, она услышала голоса, которые раздались из гостиной, или даже звуки. Малфой и высокая Слизеринка, с которой он целуется. Мерлин это так отвратительно смотрится. Пока Гермиона наблюдала за страстно целующимися влюблёнными, её чуть не стошнило. А те её даже не замечали. Конечно, ведь они так увлечённо целуются. Как волки, которых не кормили целую неделю. И тут, когда эта девушка начала уже расстёгивать свою рубашку, Гермиона решила вмешаться. — Кх-кх! От неожиданности Малфой и эта Слизеринка обернулись. Лицо девушки выражало всё: удивление, неожиданность, стыд. Чем дальше Гермиона смотрела, тем больше она видела. Её светлые волосы были растрепаны, тем самым немного закрывая лицо, но даже так Гермиона смогла распознать её эмоции. Лицо Малфоя же выражало лишь гнев, злость, презрение и желание придушить Гермиону, от чего она немного съёжилась, но девушка лишь набралась сил и произнесла: — Малфой, будь так добр делать все свои дела в своей комнате, — уверенным тоном сказала Гермиона. Но он продолжал смотреть на неё гневным взглядом и в душе, наверное, проклинал её всеми непростительными проклятьями. Встав с дивана, он направился к лестнице. Гермиона невольно вздрогнула и оперлась спиной о перила. Он смотрел на неё с презрением, на что Гермиона отвела взгляд и сделала вид, что разговор окончен. Он поднимался всё выше и выше, всё ближе ближе к ней. И когда он встал на ту же ступень, на которой стояла Гермиона, остановился. Гермиона хотела спуститься и идти дальше, но он придержал её, сжимая тонкое запястье. У Гриффиндорки тут же пробежали мурашки по коже, запястье горело, от этого она хотела быстро исчезнуть куда-нибудь, лишь бы подальше от него. Но она показала своё безразличие ко всему происходящему. — Что не понятного? — она произнесла это, стиснув зубы, от этого её тон был более гневным, нежели холодным. Она хотела вырвать свою руку, но хватка была сильнее. — Не твоё нахрен дело, поганая грязнокровка, — гневно произнёс он. В этот момент Гермиона не знала, как реагировать. Она то отводила взгляд, то опять смотрела на него. Она растерялась. Впервые наверное. — Старое обзывательство, пора бы уже что-нибудь новое придумать, — спокойно произнесла она, посмотрев в сторону. — Ты ничего нового не достойна. После этого он посмотрел на неё с ещё большим презрением, разжал её руку и поднялся наверх. Она с облегчением вздохнула и посмотрела на ту блондинку, с которой Малфой даже не попрощался. Во время разборки она с интересом наблюдала за ними, но после решила смыться из этого «дурдома». Гермиона и сама не прочь смыться отсюда. «Когда же это всё закончится?» — каждый раз спрашивала себя Гермиона, и каждый раз ответ был один и тот же — «это только начало». Гермиона спустилась с лестницы, взяла свой рюкзак с учебниками, который покоился на кресле, и вышла из башни. — Сколько можно ходить, заходить… — Грозная дама ещё что-то сказала, но Гермионе было всё равно, она лишь думала об предстоящей встрече. Это ведь свидание? Или нет? Но ведь они пойдут только уроки делать. Но они же пара и они будут только вдвоём? Так что можно сказать смело, что это — свидание. Они же будут делать уроки, какое свидание? Но там ещё будет пикник. А-а-а, уже раздражает это всё. Гермиона будет называть все происходящее «это». Пока Гермиона спускалась, не замечая никого и ничего, она споткнулась и чуть не упала. Она упала бы, но её придержали. — Тихо, куда так торопиться? — Ох спасибо, Рон, — сказала она, подняв голову. — Пошли? — Да, я тут еду взял. Она оглядела корзину с едой, которая была в руках у Рона, и положительно кивнула. Проголодаться она ещё не успела, но через пять минут будет виднее. Доходя до черного озера, Гермиона вздохнула лёгким и свежим воздухом. От этого ей как будто бы стало легче. Голова проветрилась, мысли свежие — то, что нужно для того, чтобы сделать задания. У Рона, наверное, тоже самое. Осень — это любимое время года Гермионы. Природа одевается в яркие осенние краски, стремясь покрасоваться перед приходом чёрно-белой зимы. Быстрота и резкость жаркого лета уходят, уступая место степенности и неторопливости, что больше соответствует нынешнему времени года. Даже надоедливые насекомые, ранее практически неуловимые, теперь начинают впадать в спячку. Что, несомненно, радовало Гермиону, она ведь их ненавидела. Птицы уже начинают собираться в стаи, готовятся к длительному перелёту в тёплые края. Слышится отовсюду их весёлый гомон, щебетанье, которые вскоре утихнут до новой весны. Ещё не начался сезон затяжных и бурных ливней, однако небо уже изредка хмурится. Иногда на землю проливается дождь, но лужи высыхают тут же под последними ласковыми лучами солнца. Гермиона любила в дождливую погоду, с чашечкой чая почитать какую-нибудь интересную книжку. Желательно, в гостиной Гриффиндора, но, увы, этого уже не будет. Рон выбрал удобное место под деревом. Они постелили мягкий плед и вытащили еду. Гермиона не успела ещё сесть, как Рон начал уже уплетать тосты с джемом. — Ты так уже проголодался? — с улыбкой на лице спросила Гермиона. — Нужны силы перед тем, как перейти к урокам, — сказал Рон, выпивая из маленькой бутылочки воду. Гермиона взяла вторую бутылку с водой и сделала несколько небольших глотков, и достала из своей сумки учебник. — Гермиона, давай сначала отдохнём? — сказал Рон, отодвигая учебник от лица девушки. Гермиона, недолго думая, отложила учебник и оперлась спиной об дерево. Надо же, она не стала возражать. Она сделала себе такой же тост, аккуратно откусывала кусочки и тщательно прожёвывала их. — У тебя тут… подожди… — он дотронулся до верхней губы Гермионы и убрал остатки джема. — Да, я тоже не всегда могу быть аккуратной, — усмехнувшись, сказала Гермиона. — И это не обязательно, — тихо прошептал ей Рон. Рон приблизился к ней ближе. Его взгляд изменился, он стал более нежным, нежели беззаботным. Они были настолько близки друг к другу, что расстояние между их губами составляло не больше двух сантиметров. В душе стало как-то тепло и уютно. Гермиона и Рон уже не чувствовали того лёгкого ветра. Рон осторожно коснулся, своими губами её нежных губ. Глаза сами с собой закрываются, а разум отключается, поддаваясь эмоциям. Гриффиндорец придерживал её затылок, своей рукой, чтобы объёмные кудрявые волосы цвета молочного шоколада не касались дерева. Его язык смело и бесцеремонно проник в её рот, и, поддавшись его напору, Гермиона отдалась во власть греховного искушения и более не противилась. Движения были смелыми и уверенными, но неспешными — они желали продлить этот момент. Но вдруг что-то внутри Гермионы защёлкало, и она как будто бы протрезвела. Она осторожно отстранилась от него, после встала и, смотря прямо в глаза парня, серьёзным тоном сказала: — Я думала, мы пришли сюда уроки делать, а не… — она немного покраснела и села обратно на плед. — Неважно. Рон лишь усмехнулся и ответил: — Ладно, ладно, давай начнём… Так что ты там принесла? — он взял тот учебник, который Гермиона отодвинула в сторону. Они начали делать уроки, но Гермиона никак не могла сосредоточиться, хоть и не показывала это. Она никак не могла понять, что произошло две минуты назад или пять, девушка и сама не поняла, сколько времени прошло. Сначала всё было хорошо, но потом что-то поменялось. Возможно, это просто было не то, чего она ожидала. И Рон принял это как-то спокойно, без возмущения, лишних вопросов и тому подобное? Сегодняшним вечером она хотела разобраться в этих отношения, но так и не получилось. Когда же получится? Может, уже получилось, а она этого просто не поняла? Наверное, впервые. Она всегда была очень умной и находчивой, но не в любовных отношениях, это было её слабым местом. Но не только в любовных вопросах. Она ошиблась однажды. Очень сильно. Это большая ошибка глобально повлияла на её жизнь. Изменив память своим родителям, она «удалила» себя из их жизни. Гермиона думала, что сможет все исправить, после войны, но она ошиблась. Теперь из-за этого, сейчас она места себе не находит. Гриффиндорка помнит тот день наизусть: как она расстроилась, как просила помощи у декана, как они пробовали вместе всё исправить, но ничего из этого не вышло. По словам Макгонагалл «…был стёрт очень большой и ценный кусок памяти…» И что было дальше, Гермиона не знает. Она пропустила это мимо ушей. Шок не давал покоя Гермионе. От незнания, что делать дальше, она совсем отчаялась. Первое время её лицо было словно каменное, будто бы она отказывалась в это верить. Долгое время она не могла прийти в себя, иногда даже думала, что это просто ужасный и длинный сон. После же она пришла в себя, но у неё был стресс. Каждую ночь она плакала, иногда из-за этого ей казалось, что свежий воздух, буд-то впитывался в углекислый газ и вот-вот она задохнется от его нехватки. Друзья всеми силами поддерживали Гермиону. Рядом с ними ей удавалось иногда забывать об этом и наслаждаться юношеством. Лето она часто проводила у Уизли, которые её с радостью принимали. Они всегда знали, как её утешить. После этого несчастного случая, который произошёл с Гермионой, Уизли стали ей более роднее. Она теперь ещё больше дорожила ими и, конечно же, своими друзьями. Они стали ей самым дорогим, что у неё есть. Но не было такой ночи, чтобы Гермиона не вспоминала о них. Её родители очень любили её, а она — их. Они всегда гордились ею, даже за самые маленькие достижения, и когда мать с отцом убедились в том, что она волшебница, то были вне себя от радости. Но не одна из семей, не идеальны и её семья — не исключение. Её родители часто ссорились и не понимали друг друга. Это могли быть и маленькие ссоры и большие. Но они всегда приходили к компромиссу, потому что каждый раз она вмешивалась и помогала решать эти проблемы. Возможно, она была и не такой убедительной, но ради неё родители находили выход из ситуации. А теперь что? Гермионы рядом нет, а значит теперь нет такого человека, который мог бы убедить их в чём-то. Как они будут выбираться из всех этих конфликтов, она не представляла.

***

Кровь. Такая чистая, кристально чистая. Вот что значит быть чистокровным: любоваться своей чистой кровью. А с виду-то она почти ничем не отличается от грязнокровной крови. Хотя нет, ничем не отличается. Или же всё-таки, если присмотреться, то отличается? Если бы не этот удар об стенку, то Малфой бы не любовался своей кровью столько времени и не пытался бы сравнить её с грязью. Капли крови падали на чистый паркет, образуя маленькую лужу, от чего Малфой невольно моршился, вспоминая всю ту кровь, в Малфой-меноре, провинившихся Пожирателей Смерти. — Тергео, — проговорил Малфой, после чего капли крови начали исчезать, не оставляя следов. Всё из-за неё. Эта грязнокровка, которая вечно все портит, всегда мешает. Интересно, они все такие? Конечно. И дело не в той девушке, которая была с ним. Совсем не в ней, просто принцип всегда дороже. И что с ним станет, ведь он ещё должен завести «роман» с этой грязнокровкой. Смешно. И зачем он только согласился? Это было глупо, тупо и бессмысленно. Он был пьян? Но почему ему так не показалось? Или всё-таки причина в другом? Он хочет развлечься? Хм, самое бессмысленное и плоское развлечение. Лучше съесть слизняка, чем подойти близко к этой Грейнджер, не говоря о том, чтобы завести отношения с ней. Мерзость. Но он не должен жалеть. Он сделает так, чтобы она страдала, возможно, после этого ему будет спокойнее. Он выполнит это чёртово желание и грязнокровка пожалеет о том, что перешла ему дорогу. Это магловское отребье ещё получит свою дозу, а Малфой получит свою. Зачем ему это? Никто не может ответить на этот вопрос. Малфой сам не может, не говоря уже о других. Завести с ней отношения — это слишком странно и тошно. Но надо. Но как он это сделает, если Малфой не переносит её? Малфой не хочет даже дышать с ней одним воздухом, и он уверен, что она так же к нему относится, тем более после того, что с их семьёй случилось. Теперь они в полной грязи. Каждый раз натыкаясь на журналистов, они не могут спокойно проходить по улице. А эти твари везде. Как же быть дальше? А дальше всегда хуже. Но гордость не позволяет отчаиваться. Гордость сильнее этого всего. Что было, то было, прошлого уже не изменить. Всё, что было в прошлом, рано или поздно забывается. Нужно думать об настоящем и будущем. Малфой просто упал на кровать и прикрыл глаза, погружаясь в свои мысли. Тишина. Вот что ему сейчас так сильно нужно было. В тишине легко порассуждать. В тишине никто не будет тебе мешать. Никаких визгов, криков и суеты, которую так любят наводить все окружающее его. Он любил думать в тишине. И в этот короткий промежуток времени он успел подумать и вспомнить очень многое. Его мысли возвращались к ней — к матери. Она надеялась, что Драко хорошо сдаст экзамены и благополучно завершит обучение. Но Малфой не уверен в этом. Благополучно уж точно не получится. Он и сам хотел этого, но, наверное, не судьба. Драко постарается воплотить в реальность её ожидания. Ему так и не удалось сделать всё так, как хотел его отец. Люциус не получил «достойного» сына. Да и кому это нужно. Даже Люциусу сейчас приходится отрекаться от своих старых принципов. Неважно делает ли он это или притворяется, что делает, но это неважно. Главное — это должно быть видно, хотя бы. Остаётся надеяться на лучшее и не отчаиваться. Скоро Пенси и Блейз должны прийти. Навести друга, так сказать. От этой мысли становилось лучше, на душе, какая бы она у Малфоя ни была. Его лучшие друзья всегда готовы были ему помочь. Их дружба была похожа на «Золотое трио», но только они не таскались всегда вместе, и не было какой-то глупой атмосферы, от которой Малфою становилось тошно, сразу же при виде этих золотых гриффиндорцев. С Блейзом и Пэнс Малфою было, лишь уютно и надёжно. Несмотря ни на что, они всегда успевали вместе повеселиться, устраивая вечеринки в подземелье. Малфой не успел опомниться, как в его дверь постучали, и не дождавшись ответа, гость открыл её… точнее гости. На пороге стояли Блейз и Пэнси, а рядом, к большому удивлению, была и Астория. Они давно не общались после того раза. Астория обиделась на него с надеждой на то, что он предпримет какие-нибудь меры. Например, начнёт ухаживать за нею, предложит встречаться. Хах, размечталась. Это же Малфой, от него ничего такого серьезного не стоит ожидать. Астория в то время была немного наивна, или же Малфою так показалось. Теперь же они пытаются возобновить дружбу, начать с чистого листа, так сказать. Вроде, получается, а вроде бы, и нет, но это уже время покажет. — Я, кажется, не разрешал ещё входить, — саркастично сказал Малфой, поднимая спину с кровати. — Перестань нудить, Драко, — сказала Пэнси и принялась осматривать кровать. Она дотронулась до шёлковой простыни тёмно-зеленого цвета, а через несколько секунд уже лежала на ней, проверяя мягкость. Сначала она умилялась, но потом недовольно цокнула языком. — Лучше, чем моя, — сказала она недовольно, но вставать с неё не стала. — Спальня хорошая, — осматриваясь, сказала Астория. — А ты сомневалась? — ухмыляясь, сказал Драко. — Эта же моя спальня, конечно она должна быть хорошей. Астория лишь улыбнулась и села на стул. Блейз присел рядом с другом. — Откуда вы узнали, что эта моя комната? — спросил Драко. Блейз кинул ему в руки маленькую деревянную табличку с жирной надписью «персонам с грязной кровью вход запрещён!»  — Убери это, тебе же надо завоевать её сердце, — он выделил последнее слово. — Ах да, точно… — вспомнил Драко и отшвырнул от себя табличку. — Драко, может, забросишь это дело? — задумчиво протянула Пэнси за их спинами, на что Драко и Блейз повернулись к ней. — Эта такая глупая затея. — Весёлая, — поправил её Блейз. У Драко от это всё в голове путается. Он не знает, что и как делать, ему это не под силу. И тем более он сам считает эту затею глупой и бессмысленной. — Пэнси права, — сказала Астория, которая уже находилась рядом с окном с раздвинутыми шторами и задумчиво смотрела вдаль. — Мы вчера были не в трезвом состоянии и не могли нормально мыслить. Они правы. Это очень глупая затея, но что-то его держит, что-то сильнее разума и не только разума. Оно было сильнее самого его. Ему хотелось это сделать, будь то в развлекательных целях или же личные счёты. Но он хочет этого, хотя сам не знает, зачем ему это надо. — Драко… — неуверенно протянул Блейз. — Если хочешь, можешь отказаться. Нет, он не хочет, совсем не хочет. Но желал бы не хотеть? Этого он сам и не знает. — У меня всё под контролем, — начал Малфой. — Хочется попробовать. Драко видел их недовольные лица и понимал, что он сам тоже недоволен собой. Но уже ничего не исправить. Чёртов Малфой со своей чёртовой принципиальностью. Если он взялся за дело, то доведёт его до конца. Он такой, его отец такой и мать такая. Ну или же старались быть такими. Это было хорошее качество, но иногда оно доводило до плохого. А Малфой с этим ничего поделать не мог, у него в мыслях была только фраза его отца, которая постоянно его сопровождала: «Если чего-то хочешь, возьми и сделай, не жди, пока тебе дадут на это разрешение.» И он это сделает и не будет ждать на это разрешение или чьё-то одобрение. Подумать только, если его же отец об этом узнает, что он на это скажет? Ведь в этой ситуации Люциус не сказал бы ему эти слова. Драко это знал понимал, но сейчас ему было на это всё равно. И всё же он рискнёт, тем более об этом мало кто узнает. — Ну если ты сам это хочешь, то дерзай, тебе никто не мешает, — Блейз с расслабленным лицом принялся изучать лицо Малфоя. Лицо Драко ничего особенного не выражало, лишь нотки азарта и лёгкую непредсказуемость. Азарт и непредсказуемость — то, что нужно, то, что он любил. Малфой всегда был таким. Ему это нравилось и всегда будет нравиться. Это то, что никогда в нём не изменится. — Не думай, что она такая тупая и купится на твои красивые глазки, — продолжала Пэнси, благодаря чему заработала озадаченные взгляды своих друзей. У Малфоя красивые глаза. Ледово серого цвета, такого же холодного, как и весь он. — Она хоть и грязнокровка, но не глупая. — продолжила Паркинсон, приподнимая брови. — С каких пор ты занимаешься деятельностью под названием «поиск хороших качеств грязнокровок»? — посмеялся над ней Драко. Забини и Астория лишь усмехнулась, тем самым получили от Пэнси недовольный взгляд, а после сделали вид, что рассматривали тёмно-зелёные шторы с рисунком змеи. — Я… эм… что? — негодовала Пэнси, пытаясь подобрать правильные слова. — Да пошёл ты. — съязвила она и снова улеглась поудобней на мягкой кровати, от которой она так не хотела отрываться. Мерлин видит, если бы Малфой ей разрешил, то она бы без всякого стеснения, лежала бы с ним в одной кровати. Салазар… — Вот что будет, если защищать грязнокровок, — не сдержалась Астория, на что Пэнси лишь закатила глаза. — Когда, говоришь, у тебя патрулирование? — спросил Блейз. Патрулирование. Точно, патрулирование у них же по понедельникам и пятницам, патрулирование, да ещё и после отбоя… после десяти. Блять, только этого не хватало. Как же все достало, все раздражает. — Чёрт! Патрулирование по понедельникам и пятницам, — не сдержался Малфой. — Сегодня пятница? — Да… — протянула Астория. — Сегодня с ней придётся патрулировать школу, — Малфой негодовал, взбешиваясь ещё сильнее. Он совсем забыл об этом и лучше бы не вспоминал. Зачем он только вспомнил? Этого он не переживёт. Сколько можно уже? Сколько можно терпеть её? Ещё чуть-чуть — и Малфой будет на грани того, чтобы отказаться от этого поста. Нет. Нет. И ещё раз нет. Он не сделает это, не позволит. Но это так сложно. Патрулировать. С ней… С ней? Это как? Даже не думай об этом, Малфой. Это слишком странно. Твоё и её имя с ней вместе. Это ужасно, глупо, грязно. Такое же грязное словосочетание, как и она сама. Такая грязнокровная, что даже противно думать о ней, не то что уже говорил. Его взгляд был полный отвращения и пренебрежительности. Наверное, это самое отвратное, что может быть на всём белом свете. — Обратная сторона медали, бро. Верно, Блейз, всё верно… Всегда было так и будет. У каждой медали есть своя обратная сторона и она ужасна. Ещё хуже, чем её основная сторона. Но нужно преодолевать её. Раз уж тебе досталась эта медаль, так бери её целиком и полностью. — Это пустяки, будем патрулировать поочерёдно, — спокойно проговорил Малфой. — Уверен? — протянула Пэнси. Нет, блять! Совсем не уверен. Вообще уверен, но в обратном. Эта старуха Макгонагалл не позволит ей расхаживать в одиночку. Именно ей. — Не знаю, выкручусь. После того как Блейз, Пэнси и Астория оставили его в одиночестве, уходя по своим делам, он погрузился в уроки. Но мысли никак не могли собраться воедино. Его процесс неконтролируемого переключения внимания на раздражителя, а именно на Грейнджер, и общее дело с нею длится очень долго. Неприлично долго. Просто охренеть как долго. Ему теперь нужно строить ей глазки и спокойно с ней жить. Просто мечта. Но раз так не хочется, мог бы и отказаться, что помешало? Он сам. Сам себе мешает и не понимает зачем. И чем чаще это происходит, тем больше это раздражает. «Сосредоточься Малфой, давай», — каждый раз он повторяет это сам себе, но толку от этого никакого. С большим трудом дописав последнюю строчку, он отложил пергамент в сторону и вышел из комнаты. Выходя из комнаты, он специально сильно топал по ступенькам, создавая шорох, зная что Грейнджер в своей комнате, забыла про патрулирование. Напомнить так захотел? Ему даже не хочется с ней разговаривать. Ни то что разговаривать — он не хочет просто крикнуть ей что-либо. Проходя мимо часов, он обернулся и посмотрел на них. Пятьдесят минут десятого. Чёрт, ещё десять минут. Почему он вышел так рано? Она что подумает, что Малфой, так хочет с ней патрулировать, что вышел на целых десять минут раньше? «Сделать вид, что читаю одну из книг?» — подумал Малфой и посмотрел на стеллаж с книгами. Нет, это слишком странно… Слишком много подобных мыслей, ему не помешало бы расслабиться и наплевать на все это. Просто, будь, что будет. Он подошёл к дивану и сел, пытаясь расслабиться. Вроде, получается. Но нет, нихрена не получается. И снова возвращается к мыслям по типу «почему он пришёл первее этой дуры?» И дело не в том, что она о нем подумает. Ему совершенно плевать, на то что грязнокровка о нём подумает. А вот если он про себя что-то не то подумал, то это уже конец света. Он не хочет думать о себе что-то плохое. Как будто бы он сам себя стесняется. Хотя нет, глупости. У него же не раздвоение личности. Он посмотрел на свои наручные часы и сжал челюсть. Осталось ещё восемь минут. Чёртова твоя пунктуальность, Малфой, если бы не она, ты бы не торчал здесь. Грейнджер, вроде, тоже та еще мисс пунктуальность, тогда почему она ещё не вышла. Хотя, это даже не пунктуальность. Это — прийти раньше положенного. Впрочем, неважно. Почему же Грейнджер не вышла раньше положенного? Она, вроде бы, грязнокровная зануда. Так почему же она всё ещё наверху? В своей долбанной спальне, на своей долбанной кровати, читает свои долбанные книги. Зануда Грейнджер. Это что, заразно? С каких это пор они с Малфоем поменялись местами? Может, он заразился? Интересно, кто ещё заразился её занудством? Поттер или Уизли? Хотя нет, они всё ещё такие же тупые, как и были. Такие не меняются. От безделья Малфой встал с дивана и подошёл к наполненным книгами полкам и взял одну из них. Одну из старых книг. Таких старых, что, кажется, сам Салазар по ним учился. И что это? «Великие Маглорождённые волшебники и их достижения» «О Мерлин, — подумал Малфой и отшвырнул от себя эту книгу. — Ошибочка, Салазер никогда бы к такому не притронулся». Он сел обратно на своё место и начал внимательно смотреть на свои часы. Осталось ещё пять минут. Мерлин, когда не надо, время так быстро летит, а когда надо, то быстрее улитки двигаться не будет. Что же ты никак не выйдешь из своей гребаной спальни?! Малфой и сам не знал, на кого он больше злиться: на Грейнджер или на время. Он все смотрел и смотрел то на свои часы, то на настенные часы, то на арку у лестницы. Мысленно он проклинал себя за то, что так рано пришёл, и Грейнджер за то, что она не явилась в гостиную. Совсем забыл. И время, которое движется, как раздавленная черепаха. Ещё две минуты. Две гребанных минуты. Да за эти две минуты можно успеть спрыгнуть с башни. Ещё и по сто раз. Сто его, гребанных раз. Давай же выходи. Ты не сдохнешь, если выйдешь на две минуты раньше. Ты же всегда так делаешь, что тебе мешает опять так поступить? Может, пойти одному патрулировать? Ага, прямо сейчас, а она будет здесь бездельничать. Нет уж, обойдётся как-нибудь. — Давай быстрее, ты там что, сдохла уже? Что это было? Нахрена, Малфой? Он что, это вслух ей сказал? Не прошло и мгновения как Малфой осознал и пожалел об этом. Ох как пожалел. Ещё две минуты осталось. Зачем он только это сказал? Нельзя было потерпеть? Теперь она подумает, что он её ждёт, а ему это ни капельки не нужно. Что за идиотский крик. Ох уж эта нетерпеливость.Черт! Со стороны это выглядело так, будто бы он ждал её, чтобы пойти с ней на свидание, только в более грубой форме. Смешно. О Мерлин. Шорох. Стук той двери. Быстрые шаги, которые образовались в бег. Это всё было, но Малфой это пропустил мимо ушей, вместо этого он проклинал Гриффиндорку, время и себя заодно. — Ты нормальный? Зачем так орать? — её голос был так близок, но он не сразу заметил, как она спускается по лестнице. Зачем она спустилась сразу же на его крик, знает только она. — Сегодня ты и я, должны патрулировать школу, — холодным и спокойным голосом сказал он. Будто бы это не Малфой, будто бы не он только что орал во всё горло, чтобы она спустилась. — Помню, — сквозь плотно сжатые зубы, раздался её голос. Она осторожно подошла чуть ближе, и теперь Малфой казался очень высоким. Возможно она и забыла, что он, примерно, на целую голову выше неё. Нет, не помнит. Грейджер не помнит о патрулировании. Она наврала. И Малфой это прекрасно видел. Черты его лица изменились. Челюсть сжалась, а из глаз как будто бы блестели искры пламени. Такое ощущение, что вот-вот из ушей дым пойдет. — Ну тогда какого хера мне нужно тебя ждать? — голос был агрессивно-пассивным и при этом обещающим убить. Сжимая кулаки, он начал подходить ближе, а Гермиона тем временем попятилась назад. Чуть не споткнувшись, она придержала себя о внешнюю сторону перил. — Ты так говоришь, как будто бы я опоздала на целый час. — тон её напоминал старуху Макгонагалл — такой же спокойно-строгий. — И не заходи за моё личное пространство, — выплюнула она. Коронное презрительное хмыканье вошло в привычку Малфоя, и в очередной раз он наградил этим Грейнджер. — Больно надо мне твоё личное пространство, — с этими словами он отошёл от неё к выходу. — Торопись! — крикнул он, от чего Грейнджер вздрогнула и последовала за ним. Спускаясь по длинным и бесконечным лестницам, Малфой не оборачивался к ней. Она шагала сзади него такими тихими шажочками, как будто бы пыталась подкрасться к нему. Но Малфой был уверен, что она просто не хочет издавать лишний шум. Она его боится? От этой мысли он лучезарно ухмыльнулся. Хотя нет, это же самая назойливая грязнокровная дура. Всегда вытворяет, чего захочет. Их непредсказуемость зашкаливает. А так же они заставляют напрягать свои мысли. Очнись, Малфой! Хватит думать о всякой ерунде. Патрулируя тёмные коридоры Хогвартса, Малфой мельком заметил взгляд Грейнджер. Она напоминала ему напуганного зверька, который пытается сделать вид, что ничего особенного не происходит. Малфой с трудом подавляет своё желание закатить глаза или же усмехнуться над её положением. Ведь если он это сделает, значит она поймёт, что он заметил это, а если заметил, значит смотрел на неё. Он то и дело резко оборачивалась назад, а потом спокойно, как ни в чем не бывало, шла дальше. Кажется, она думает, что кто-то сзади может подкрасться к ней. Аж тошно. Да кому она нужна? Чем дальше они шли, тем дальше им казалось, что замок бесконечен. Грязнокровка уже который час шла за Малфоем, ему это иногда надоедало, он представлял себе, как она рассматривает его силуэт в темноте. Он постоянно чувствовал её взгляд на себе и это выбешивало. Они, наверное, полчаса уже так ходят. — Малфой, — раздался тихий голос сзади. Слизеринец, полагая, что это Грейнджер, не спеша повернулся к ней и уставился на неё недовольно-злым взглядом. Этот взгляд чётко говорил: «Как ты посмела потревожить его величество Малфоя?!» — Что? — с ноткой пассивной агрессии сказал он. Грейнджер немного замялась, но потом, отводя взгляд в сторону высочайших каменных стен, она проговорила: — В понедельник ты сам будешь патрулировать, — она придала своему голосу спокойствие, но Малфой видел её напряжение насквозь. — Позволь спросит, почему твоя ленивая задница не удосужиться пойти на патрулирование? — своему тону Малфой постарался придать максимальное количество яда и кислоты так, чтобы она почувствовала это и захлебнулась в этой смеси смертельной дозы. Если бы Малфоя попросили описать, насколько он ненавидит эту чёртову грязнокровку, он бы и слова не сказал, а встал бы и придушил её и наблюдал за тем, как она медленно и мучительно задыхается от нехватки воздуха. — Я не смогу, у меня в это время собрание старост, — последовав его примеру, она как можно язвительней это сказала, но не смогла дойти до его уровня. Между ними как будто бы идёт соревнование «кто из вас больше ненавидит другого?» И плевать, что сейчас они должны адекватно обсудить важную тему. — А разве я не вхожу в состав старост, а, Грейнджер?! — выплёвывая это в лицо, он подошёл ближе к ней. Теперь расстояние между ними составляло не больше полметра. — Ты всё равно не интересуешься этими делами, Малфой. — Кто тебе это наплёл? — Малфой! — она не выдержала, и её крик чуть не оглушил его. Он вздрогнул не потому, что он испугался, а потому, что для него это было неожиданно. — Заткни пасть, — тихим голосом сказал он. Его слова хоть и были тихими, но они напоминали зелье живой смерти, которую шестикурсники старательно пытаются приготовить, чтобы получить флакончик, наполненный Феликсом Фелицисом. В этот момент ему как никогда хотелось убить её. — Так сказала профессор Макгонагалл, и… — Да мне срать на твою Макгонагалл. Ты что, хотела лёгким способом избавиться от своих обязанностей? — тон парня повышается, становится всё громче и громче. Сейчас все проснутся и у них будут большие проблемы, а им это не нужно. — Эй, выражайся полегче, — недовольно проговорила она. Тупая грязнокровка. Ей так дорога эта старуха, аж тошно. Подходя ближе, он схватил её руку и, плотно сжимая, сказал: — Не. Указывай. Мне. Тебе ясно? — слова сами выбирались из плотно сжатых зубов, доходя до маленьких ушей их получателю. Она всеми силами пыталась вырвать свою руку, но его хватка была в разы сильнее. Когда Малфой заметил, что её запястье начинает краснеть, он отшвырнул её от себя и пошёл в обратную сторону по тёмным коридорам, оставив Гриффиндорку одну. — Куда ты пошёл?! — срываясь, крикнула она. — Всё, в понедельник точно один будешь патрулировать! — ещё громче крикнула, чтобы он услышал. Малфой всё это пропустил мимо ушей. Это его так достало уже. Он бросил её там одну, не смотря на то, что старуха запретила им патрулировать в одиночку. Хотя нет, она запретила Грейнджер патрулировать в одиночку, а на Малфоя ей плевать. Ведь Грейнджер сама сообщила, что Макгонагалл сказала, чтобы он патрулировал без неё. Он чувствовал её отчаянный взгляд за спиной, но всё равно шёл дальше, пока не дошёл до башни старост. Озлобленным голосом проговорив пароль, вошёл в помещение и рванул наверх по массивным лестницам. Заходя в свою комнату, он со всей дури захлопнул дверь. Наверное, если бы это была обычная магловская дверь, она бы сразу же сломалась. Но на ней ни царапины не образовалось. Напряжённое состояние не уходило, он чувствовал себя ничтожно. Не важно, кто там был: грязнокровка или другая, факт в том, что он оставил там девушку совсем одну. Оставил и ушёл спокойной душой, хотя наврядли душа его была спокойна. Мысль о том, что она вот-вот от страха сдохнет там, не давала ему покоя. Стоп, что? Что за хрень? Нет, вышла какая-то ошибочка, его не должно волновать сейчас это. Его сейчас волнует что угодно, но не она. Это всё было просто… из человечности, хотя откуда у него человечность. Это же Малфой, у него нет ничего человечного, кроме внешнего облика. Но почему тогда он пожалел о том, что ушёл? Пожалел. Ух ты, что-то новое? Добрались и до этого уровня. Всё внутри перемешалось, становилось всё более непонятно-странным. Он то винил себя за то, что оставил Грейнджер одну, то винил себя за то, что его это волнует. Как это понимать? Как это со стороны выглядит? Что это всё означает? Но нет, это не так, как кажется. Его это совершенно не волнует. Не должно волновать. Он — Драко Малфой, сын Люциуса Малфоя. И это главное. Всегда было и будет. М-да, наверное, теперь это не имеет никакого значения, но для него это всё ещё имело. Хоть он не показывал, но он всё равно винил Люциуса за его поступки. За его ошибки, за то, что не смог решить проблему, не вмешивая в это всю семью. Но в глубине души он всё равно любил своего отца, и уважение к нему осталось, хоть и не так сильно, как раньше. С самого детства он гордился своим отцом, и сейчас это само собой получается, неосознанно-рефлекторно, так сказать, хотя смысла в этом нет. От всех этих мыслей раскалывается голова, придавая желание пойти и принять душ. Пытаясь как можно адекватнее, Слизеринец направился в ванную и запер за собой дверь. Малфой начал снимать с себя одежду, оголяя белоснежную кожу. Заходя в душевую кабинку, он открыл кран и по голове, спускаясь по всему телу, потекла холодная вода. Сначала по телу пробегались мурашки, но не прошло и пяти минут, как он привык к холодной воде. От этого ледяного бриза ему становилось приятнее, уже не чувствовалось того напряжение, что было раньше. Малфой часто любил принимать холодный душ. Это самое успокаивающее средство против стресса, по его мнению. Начиная намыливать свои волосы шампунем, он мысленно отгонял от себя все дурные мысли. Все те мысли, которые похожи на «она сейчас там, и ей приходится патрулировать одной.» Почему он должен об этом думать? В конце-то концов, она о нём не думала, когда сообщала ему о том, что идёт на собрание старост. Смешно звучит и немного трусливо, но всё же… Расслабленная ухмылка расползлась по лицу. Он так часто ухмылялся, что теперь это получается само собой. Всегда, когда ему вздумается улыбнуться, то эта улыбка сразу же превращается в ухмылку. Когда последний раз он искренне улыбался? Он и сам этого не помнит. Это выглядит странно, но не так заметно.