Камикадзе в бигудях

Вагнер следил за ситуацией уже седьмой месяц, поражаясь Гробовщику. Он действительно делал все возможное и почти невозможное, едва ли не наступая на себя каждый день, когда нужно было быть «как все». И возможно для кого-то это просто — уступить в споре, поделиться опытом, давать, пусть и не часто, но ценные советы. Но не для Гробовщика, который, очевидно, не любил посредственности. Более того, ему тяжело было менять свой стиль общения, подстраиваясь так, чтобы его понимали все. Гробовщик привык думать на десяток шагов вперед, отказываться от тривиальных целей, заниматься только тем, что стоит его внимания и не задерживает его на пути к новым знаниям или авантюрам. А сейчас он терпеливо пояснял Орсини насчет техники изъятия пленок, поврежденных демонами. А история с Гайденом… Гробовщик убил не один десяток тренировок, чтобы не просто научить его новым техникам в сражениях, но и показать, как можно использовать артефакты демонов или ангелов в сложных ситуациях, когда коса не поможет. И все это с терпением, почти невозможным для такого жнеца как Гробовщик. Больше того, он словно… Смирился. Открылась новая сторона легендарного отступника: он не был компанейским, но если кого-то считал своим подопечным или хорошим знакомым — учил, отдаваясь по полной программе. Пусть и без шальных выкрутасов, как он сделал бы, будь у него возможность. Но все же так, чтобы его понимали. Так же приятно было смотреть на Грелля. Сатклифф искренне глазам не верил, когда узнавал, что Гробовщик так или иначе помогал отделу. Он не требовал от Грелля ничего, не дежурил у дома, не ревновал, просто выматывал себя до последнего во имя работы. И это подкупало Грелля, который знал, насколько это тяжело для такого отшельника. Откровенно говоря, Вагнер был рад. Да, он любил Грелля. Но с ним Греллю приходилось постоянно быть начеку: он был главным в этой шахматной партии, и порой ему не хватало беззаботности и защиты. К тому же, давно пора признать — каким бы не был герр Сатклифф изумительным, как бы не было с ним приятно находиться, Вагнер считал его самым близким другом. Австрийский зверь любил Джека Потрошителя, убиваясь его роскошью как хищника, и поэтому был готов на все, только бы не потерять свою икону. Любить как партнера — пожалуйста. Быть преданным другом — как скажете. Но это все только ради того, чтобы Джек Потрошитель не исчез. Чтобы Грелль Сатклифф не погиб с какой-то бестолочью. Ну и, разумеется, их объединила Аманда. Которой, к слову, в этом году исполнилось четырнадцать лет. Девчушка стала для них обоих самой настоящей дочерью. Филлип ревновал исключительно чтобы полюбоваться на Гробовщика. Сдержится ли? Выйдет на конфронтацию? Нужно было убедиться, что на этот раз Легендарный Франсуа Эдлер не будет творить чепухи и ни за что не оставит любовь всей его жизни. ********** Чувство вины постепенно стало постоянным спутником. Греллю казалось, что он права не имеет даже смотреть в сторону Гробовщика, а с каждым днем это становилось все сложнее. Гробовщик старался, действительно делал все. Но предавать Вагнера, который в самый темный час стал его опорой, пусть и не во всем, но делал так много, что словами не передать. Хотя с какой-то стороны Сатклифф замечал: Вагнер будто рад тому, что Гробовщик меняется. И это немного настораживало. Не хватало, чтобы эти два чуда сцепились где-нибудь на окраине города. И.о. главы департамента откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Устал. Скорее бы сняли с него эту должность, и ему не надо было бы заниматься бесконечным потоком бумажной волокиты и склок между руководителями. Можно было бы приступить к чему-то любопытному. В отделе. В кабинет постучали. Грелль, не открывая глаз, разрешил войти. — Герр Сатклифф, наши отчеты. Я проверил, все вроде бы в порядке, — Бергер положил папки на стол. — Ладно. Кински отдам, пусть он копается, я уже не могу. Мне после проверки второго отдела до сих пор хочется забиться в углу бара и третировать Гайдена на тему самых крепких коктейлей, чтобы забыть о той ахинее, что они устроили. Сатклифф сел ровно, забирая бумаги. — Что-то еще? — Да. Герр Эдлер очень мне помог на днях. Может, его назначите главой пятого отдела? Он лучше подходит на эту роль. Он действительно… — Свободен, Бергер. Я знаю, он ненадолго оставил свои привычные замашки. Но все же ты мой заместитель в качестве руководителя нашего отдела. Кстати, уже поздно… Ладно, сам гляну наши бумажки, — сдался Грелль, вставая из-за стола. *********** Грелль, сжимая в руках десяток папок, устало шел по темной улице. Настроение было так себе, он вымотался за последние дни. Конец месяца, все носились с отчетами. Хотелось увидеть Гробовщика, но… Нет. Никого ему не надо видеть. Не хватало еще сорваться. — Глава департамента, вышел наконец, — Вагнер курил возле входа в дом, выглядывая своего сожителя. — Едва живой, держи, — буркнул аловолосый, вручая папки Филлипу и делая шаг, чтобы войти в трехэтажный дом. Однако Вагнер, забрав тяжелые отчеты, взял его под руку. — Предлагаю поговорить. Где-нибудь за бокалом вкусного вина или чашкой кофе. Дома не подходит. Грелль покосился на мужчину. Вагнер улыбался: он явно был чем-то доволен. Казалось бы, откуда столько хорошего настроения, после двух-то ночных дежурств? Грелль сдался и побрел за Вагнером. — Я, кстати, предлагаю дома поставить сейф. Хватит по столам оружие хранить. Если раньше Аманда пыталась это самое оружие продать, то теперь она загорелась идеей стрелять! — И кто ее научит? — хмыкнул Грелль. — Она нашла какого-то учителя. Согласился за бесплатно помочь милой леди. Грелль остановился, явно понимая, чем могут закончиться такие бесплатные уроки. Вагнер улыбнулся безмятежнее. — Я с ним все обсудил. Уроки будут бесплатные. Милый молодой человек, надеюсь скоро перестанет заикаться. — Ты замечательный отец, Вагнер, — так же безмятежно ответил Грелль. Филлип кивнул, с достоинством принимая комплимент. Наконец нужный ресторанчик был найден. Грелль присел за столик, мельком ткнул в первую попавшуюся позицию из поданного меню. Явно Вагнер не просто так его привел. — Итак… Я хочу тебе кое-что сказать. И надеюсь, ты меня за это не прикончишь. Тебе нужно налаживать отношения с Гробовщиком. Вернее, не так… Дать ему шанс. Он действительно старается. — Но… — Я поясню, — спокойно сказал Вагнер. Официантка принесла кофе и какие-то залитые кремом пирожные. — Когда-то именно ты меня спас. Ты дал мне понять, что с моей жизнью не покончено. Я такой не один. И мог ли я стоять в стороне, пока тот, кого я буквально боготворю, тухнет как свеча? Особенно рядом с каким-то мусором. Я был готов на все. И я не жалею ни об одном дне, проведенном вместе. Я буду счастлив, как и прежде, быть другом. Я бы не подпустил к тебе Эдлера, если бы не понял, что он готов изменить все, только бы оставаться хотя бы рядом. А это многого стоит. Я не собираюсь исчезать из твоей жизни. Просто хочу, чтобы ты наконец-то выдохнул. Тебе, конечно, по плечу быть сильным, но все же мы оба понимаем — чего-то не достает. Австрийский зверь никогда не станет выше Джека Потрошителя. А тебе нужен именно тот, кто будет не только опорой, но и чем-то большим. Грелль молчал. Приятно слышать, что Вагнер помогал ему исключительно как друг и в принципе не ревновал. А значит не мучился. Но какая-то стервозная нотка в характере даже была оскорблена. Ох уж эта натура — быть королем драмы! Даже в таком превосходном исходе — не потерять никого из близких — он умудрился найти какой-то минус. — Ладно, признаюсь. Мне все-таки жаль, что мы не зашли совсем далеко. Но целуешься ты все же отменно, — рассмеялся Вагнер, замечая мелькнувшую обиду. — Потакаешь моим капризам. Прелесть моя. Учти, найдешь себе кого-то, я эту личность до прародителей проверю, чтобы идеальной сволочью был. Странно, но грусти не было. Грелль, облокотившись о руку, смотрел на Вагнера, желая найти хоть какую-то тень боли или обиды. Нет же, Филлип был спокоен. И по взгляду очевидно, что не лгал. — Мне даже любопытно, как все дальше сложится, — Вагнер укусил принесенный десерт, измазав нос в крем. Грелль порылся в кармане, достал платок и вытер испачканный нос Филлипа. — А мне-то уж как. Но спасибо. За все спасибо. Как ни крути, мы с тобой не только друзья, но и родители для одной весьма характерной особы. ************** Нокс, стеная, волочил раненую ногу, косясь в сторону Гробовщика. Легендарный в последнее время был удивительно спокоен, но сейчас едва сдерживался, чтобы не устроить Ноксу самую настоящую трепку. — Герр Нокс, я просил вас не идти первым? Ваша коса не может сдержать удар демона четвертого ранга ввиду отсутствия необходимой модернизации. Сказано это было так, что Нокс для себя перевел «Дебил! Куда ты со своей тарантайкой, она же близко подпускает, а демонов высокого ранга нужно держать подальше»! — Прошу прощения, герр Эдлер, я упустил столь ценную информацию. А вот это в переводе значило «Да, я осел. Греллю, прошу, не говорите, он меня прибьет за беспечность». — В следующий раз вы можете лишиться столь же ценной жизни, как я руководителю в глаза смотреть буду, что вас не уберег? — сквозь зубы процедил Гробовщик. В переводе: «Ты же стажер Грелля! Любимчик его со времен Англии. Да если я тебя провороню, Сатклифф не то что со мной дежурить не будет, он со мной здороваться перестанет, осел»! — Прошу прощения, — еще виноватее сказал Нокс. Звонкий смех заставил поднять головы вверх. Грелль стоял на крыше одноэтажного длинного магазина. Кажется, он давненько наблюдал за перепалкой, а сейчас, не удержавшись, выдал себя. Гробовщик залюбовался. Летом Грелль любил носить темные рубашки и брюки с алым жилетом, украшенным золотыми пуговицами. Ветер развевал длинные распущенные волосы, но и это было не так важно. Смех. Как же редко Грелль улыбался, еще реже — смеялся так звонко, как в те времена, когда они были вместе. Ему было трудно с новой должностью, он явно хотел быть просто руководителем отдела, но — увы. Пока не удавалось найти достойную замену для Австрийского департамента. — Четвертый ранг. Да уж. Уничтожили? — Разумеется. Я сдам отчет, — спокойно сказал Гробовщик, наблюдая, как Грелль спрыгивает вниз. — Горжусь. И даже Нокса не отчитал, сдержался. Ну какой же чудный подчиненный. Я явно должен вас отблагодарить, герр Эдлер. Гробовщик изумленно проводил Грелля взглядом. Тот, ухмыльнувшись, бросил на него такой заинтересованный взгляд, что буквально любопытно было, с чего бы Греллю вести себя так добродушно. — Итак, Нокс, сильно ранен? — Меня подлатали. Хромать пару дней буду, — сказал Рональд, демонстрируя забинтованную ногу ниже колена. — Браво. Ну, в таком случае, герр Нокс, домой! Лежать, стенать, страдать. Герр Эдлер, как насчет ужина в качестве благодарности? Гробовщик посмотрел еще изумленнее. Да что с Греллем? Он что, еще и издеваться вздумал? Но лучше это, чем совсем ничего. — Замечательная идея. Понятия не имею, чем такое заслужил, — спокойно ответил Гробовщик. ************** Сам Грелль не сразу понял своего порыва. После того разговора с Вагнером прошло больше недели, во время которой все шло своим чередом. Кроме того, что Гробовщик словно немного выдохся. Он и так был постоянно серьезным, что само по себе в столь долгие сроки было чудом. Обычных шуток или даже язвительных фразочек больше полугода не слыхать. А тут… Такой усталый тон. Греллю от него просто не по себе было. Сразу вспомнилось, сколько раз Гробовщик спасал его от депрессий. Пусть они и не вместе, и что будет дальше — не ясно, но разве хотя бы в награду за старания и в честь того, что было в прошлом, он не поступит так, как велит сердце? К тому же, самому так часто хотелось вернуть те шутки, ту атмосферу, царящую в их общении, хотя бы ненадолго. Дверь в квартиру закрылась. Грелль стащил свои оксфорды и, тряхнув алой гривой, указал на кухню. — Руки только вымой. Я поставлю чайник. Знаешь, лучше по-домашнему. В последнее время не особо люблю рестораны. — Хорошо. Гробовщик пошел в ванну. Почти ничего не изменилось в этой квартире. Разве что фарфора стало поменьше, и порой встречались женские вещи. Не женственные, а именно женские. Точно. Девочка. Ей наверное уже все тринадцать, скоро станет совсем взрослой. Дверь в его прежнюю комнату заперта. Вот же. А он и забыл, что тут его коллекция ненужных, напоминающих о прошлом вещей, которые когда-то любил рассматривать Грелль. На кухне стоял торт, и уже пахло чаем с земляничным вареньем. Грелль, расстегнув жилет, уже сидел на диванчике в ожидании гостя. — Никаких изысков. Но тоже неплохо. — Меня все устраивает. — Скучал по нашей квартире? Грелль облокотился о спинку дивана, глядя вперед. Гробовщик сел рядом. Вопрос звучал как-то грустно. — Нет, она скорее твоя. Ты занимался ремонтом, ты ее выбирал. — Но сколько ты ворчал, когда выполнял мои поручения. А эти стенания на тему «зачем ремонт вообще, вспомни мое бюро, разве там не уютно»? Гробовщик тихо засмеялся: Греллю удалось очень удачно передать его брюзжание в прежние годы. — Ну вот. Наконец-то улыбаешься. Не то что прежде, но уже лучше, чем в последнее время. Ты не подумай ничего, я не собираюсь тебя мучить и мстить еще больше. Просто ты начал угасать. И я волнуюсь. — Зря, — Гробовщик потянулся за чашкой с чаем. Грелль с интересом посмотрел на мужчину. — Я не сдамся. Ты был прав во многих вещах. Попроси ты меня ввязаться в авантюру, самую опасную и глупую, ради твоего прощения я бы ни секунды не откладывал. Но это разовое мужество может и не дало бы мне понять, насколько я сглупил, что молчал. Ты дал такое задание, которое, очевидно, научит меня смирению. Докажет тебе, что я способен измениться. Грелль слушал серьезную речь и понимал — финиш. Это… Глупо конечно, он постарается сдержаться, но… Сатклифф прыснул со смеху. Постарался сохранить серьезный вид. Гробовщик исключительно недоуменно наблюдал за попытками Грелля убрать с лица почти забытую, воистину искреннюю улыбку, переходящую в попытки избавиться от громкого хохота. — Я не хотел ничего такого. Ты мастер, оказывается, себе придумать. Разве не очевидно? Ты уже все понял. Все было понятно еще тогда, после суда. Ты уже тогда начал меняться. А мои слова, когда я тебя латал дома, очевидно смогли тебя воодушевить, раз ты с воистину идиотским желанием вывести всех вокруг пришел работать. Гробовщик удивленно молчал. У него глаза округлились, и Грелль, уже не сдерживая себя, захохотал, рукой нащупывая что-то в столе. Щелкнула вспышка: полароид, утащенный из департамента, мигом выдал фотографию, на которой медленно проявлялось ошарашенное и смешное лицо Гробовщика. — Я сказал тебе не устраивать что попало потому, что мне просто жаль своих нервов и отдел. Я почему-то был уверен, что ты больше не сдашься, и эта ситуация многое изменит в твоем мировоззрении. Но на такие перемены я и не рассчитывал. У меня Кински и остальные главы департаментов уже месяц секрет выпытывают, как мне удалось сделать из тебя паиньку. — Как все… Прозаично, — только и смог выдать Гробовщик, сняв очки. Он, кажется, не верил в подобную простоту. — Хотя твои размышления — это браво. Мне нравится. — Ты входишь в ту комнату? Грелль, припрятавший фото в шкаф, повернулся к Гробовщику, опираясь о стол. — Нет. Пару раз было еще тогда, когда ты только ушел, а потом… Не мог. — Вот как. Сорока поменяла свои интересы? Грелль, подняв голову, пронзительно посмотрел в глаза мужчины за столом. Он понял двойной подтекст этой фразы. Речь шла не только о коллекции, но и о Вагнере. И Гробовщик тревожно, но в то же время внимательно наблюдал за его реакцией. — А если и поменял? Что тогда, завтра ты мне Вену подорвешь? — Нет, — Гробовщик улыбнулся, — Я сам виноват. Да и я ведь не только тебя люблю, мне с тобой работать проще всего. Я сдержу свое обещание. Длинные темные ресницы дрогнули. Губы растянулись в мягкой улыбке. Грелль молча отошел от стола и сел совсем рядом с Гробовщиком. Совсем как прежде, положил голову ему на плечо. — А ты ведь совсем забыл, что я сказал на одну из наших годовщин. Пепельноволосый, казалось, забыл как дышать. Грелль медленно, все так же пряча лицо у него на плече, расстегивал жилет и рубашку. Он сам взял руку Гробовщика и положил под свою рубашку, на ребра, где начиналась татуировка, ручка той самой косы — бесценного творения Легендарного жнеца. — Я принадлежу только тебе. Пока она на мне. Если что-то изменилось бы, я бы зубами ее выгрыз, но избавился. Гробовщик шумно выдохнул, другой рукой повернул лицо мужчины к себе. Грелль был таким встревоженным, но… Мир словно рухнул. Гробовщик, молча обхватив его за талию, обнял, прижав к себе. Скучал. Хоть и видел каждый день, но общался, знал, что происходит, вот только этого так мало. И в то же время какое же это счастье по сравнению с тем исходом, в котором они, возможно, не увидятся больше. Сатклифф обнял мужчину за шею, позволяя усадить к себе на руки. Слов не находилось. Наконец-то все правильно. — Всем клянусь. Больше из рук не выпущу. Что угодно сделаю, — голос срывался, Гробовщику казалось, что его трясет, как от лихорадки. Уткнувшись в шею Сатклиффа, он жадно вдыхал знакомый аромат духов, от которого мурашки по коже. Словно он не безумный старик, натворивший глупостей, а влюбленный мальчишка. Грелль гладил его по волосам, смотрел в глаза, и становилось ясно: по каждому жесту, вдоху… Черт подери, не важно как, но Гробовщик понимал, что его простили. И подхватывая такое легкое тело на руки, чтобы вынести куда-то подальше от торта, чая, кухни, всего мира, чтобы вернуться в любимую спальню, целуя Грелля ласково и все же так жадно, стало очевидно, что такое настоящее, безумное счастье. ********* Сатклифф почти отдышался, но Гробовщик даже после «заключительного акта примирения» обнимал его так, словно кто-то мог украсть. Мужчина, обхватив его за талию и уткнувшись в шею, молчал, тяжело дыша. — Никуда я не денусь. — Дай тобой хотя бы надышусь, — буркнул Гробовщик, поправляя разметавшиеся волосы Грелля, чтобы случайно не задеть. Сатклифф закатил глаза. Он устал так, будто был не натренированным бойцом, а сопляком с астмой и справкой от врача о запрете физических упражнений. Зато Гробовщик словно не с дежурства вернулся и ему не больше пятисот лет в обед, если не больше. Стальные объятья не разомкнуть. — Успеешь еще. — Обязательно, — Гробовщик приподнялся, чтобы удобнее было опять поцеловать Сатклиффа в губы. Грелль понял — сопротивляться бесполезно. Да и не нужно. Он сдался. Не до конца, разумеется, но все же как приятно, когда тебя любят до одержимости. А он еще, глупый, боялся, что больше никогда не почувствует такого яркого чувства, а удовольствие не накроет таким валом, что все равно на остальных. Самый важный человек рядом. — Дядя! Сатклифф оцепенел, мгновенно открыв глаза. Романтика испарилась мгновенно. Гробовщик отвлекся от губ Грелля, и последний даже был немного рад, что они оба под одеялом. Хотя. Нет, радоваться в этой ситуации нечему. — Как ты можешь! Вагнер же тебя любит. Как ты… — Аманда отступила на шаг назад, ошарашенно глядя на покрасневшего до кончиков ушей Грелля, который как подросток пытался то в простыню укутаться, то найти хоть какие-то слова. — Аманда, что ты стала в дверях, — из коридора донесся голос Вагнера. Судя по всему, замершая фигурка девочки в дверном проеме показалась ему подозрительной, и он быстро направился к спальне. Возникшей паузе мог бы позавидовать любой театральный спектакль. Аманда не знала, что делать: то ли Вагнера утешать, то ли в этого ублюдка со шрамом стрелять… Грелль неожиданно для себя начал вспоминать руну перемещения или хотя бы технику «как провалиться в чистилище от стыда ненадолго». — Вот как. Идем, все в порядке, закрой рот. Это конечно шок, но, во-первых, они оба в одеяле. Во-вторых, фрау Готти читала тебе лекцию о половом воспитании, в третьих… Вагнер заметил, что Аманда почти не слышала его слов, молча обдумывая увиденное. — В-третьих, идем. И знаешь, стучаться надо. Вагнер увел несопротивляющуюся девочку за собой, притворив дверь с таким видом, будто он не двух голых в спальне застал, а ошибся кабинетом в департаменте.