Talk to me

***

Джон упал на кровать, позволяя тяжелой неге заполнить сознание. Тело, которое, кажется, весит целую тонну, резко засвербило каждой клеточкой и суставом, давая знать о сумасшедшей нагрузке. Пальцы ноют, а плечи, кажется, залили свинцом. Взгляд сам собой падает на стоящий у кровати телефон, манящий перламутровыми изгибами, так напоминающими гладкую кожу под пальцами. Ладонь соскользнула по пластиковой трубке, свергая её на столик, и Джон чертыхнулся. Пальцы быстро набирают знакомый до боли номер, и длинные гудки тянутся мучительно медленно. Разница часовых поясов. Да когда их это останавливало? Голова тонет в мягкой подушке, и предательская мысль обойтись без ванной всё увереннее отвоевывает себе место, когда на другом конце наконец снимают трубку и сонное бурчание доносится через тысячи километров. — Кто бы ты ни был, надеюсь, достаточно веская причина заставила разбудить меня среди ночи, — громкий чих завершил отповедь невидимого Роджера, и Джон улыбнулся, прикрывая слишком тяжелые веки. — Желание услышать тебя считается? — улыбка против воли растягивает губы в ответ на обиженное сопение на другом конце. — Мог бы просто не бросать меня здесь. Температура давала о себе знать, поэтому Тейлор так и лежал, сонно закрыв веки и тихонько недовольно сопя. Конечно, услышать Джона было просто замечательно, но гораздо лучше было бы, если бы он находился рядом. А еще прекраснее — если бы сам Тейлор был сейчас вместе с парнями на гастролях. Но, слишком сильная, по мнению Фредди, простуда и полный отказ от лечения со стороны Роджера — сделали свое дело. А точнее — лишь хуже. Блондин немного помолчал, будто раздумывая над чем-то, а после решил начать разговор с чего-то совершенно обыденного. Первым вопросом, конечно же, был концерт, хотя их мероприятия всегда проходили идеально. Но как же не узнать, хорошо ли ребята справляются без своей «главной звезды». Джон что-то пробурчал в ответ, не сильно распинаясь, зная, что вопрос был задан скорее ради приличия, чем действительно интересовал Роджера. — Соскучился… — вклинивается между тихими вздохами и ничего не значащими фразами, вызывая приятный трепет. И даже не особо понятно, с какой же стороны провода это сорвалось, но стало тепло обоим. Губы растягивает новая улыбка, и Джон невольно протягивает руку, как будто правда может коснуться золотистых волос, рассыпанных по подушке, и руки, держащей трубку у уха. Картинка лежащего на боку Роджера, сосредоточенно сопящего забитым носом и накручивающего пальцем завитки провода, слишком ярко рисуется в воображении, вызывая странное сосущее чувство. — Я сильнее, — шепчет он в круглый динамик, прекрасно зная, что способно сделать это короткое слово. В ответ на него обрушивается шквал слов, основная мысль которых в том, что он, Роджер, мучается тут от простуды, в то время как Джон веселится там с остальными и вообще… Джон молчит, старательно отгоняя мысль о том, чтобы сказать Роджеру, что никто кроме него в этом не виноват, чувствуя, как тело неумолимо погружается в сонное оцепенение, которое обещает избавление от забот как минимум до утра, когда его буквально за волосы вытаскивает окончание фразы Роджера: — …тебя. С трудом разлепив веки и губы, Джон вперивается в пространство перед собой и пытается понять: послышалось ему или нет. — Роджер… Повтори последнюю фразу. Пожалуйста, — сердце почему-то заходится где-то в горле, а сон снимает как рукой. Громкое сопение становится нетерпеливым, Роджер как будто принимает важное решение, и Джон уверен, что сейчас тот кусает губы, отчего они становятся ещё ярче и блестят. Горячий комок перемещается в живот, нагревая собой резко ослабшее тело, и Джон затаивает дыхание, боясь, что ослышался. — Я сказал, что устал дрочить в одиночестве, — бурчит Роджер таким тоном, как будто ляпнул первое пришедшее в голову, и Джон едва сдерживает смех. Но в голосе всё равно проскальзывают звонкие искры. — Но прошла всего пара дней. Когда ты… — сопение стало громче, и к нему добавилось поскребывание пальца по хрусткой наволочке, вынудившее проглотить колючий остаток фразы. Голос сам собой становится вкрадчивым, и Джон устраивается удобнее, продолжая. — Сейчас ты не один… Тейлор тихо усмехается на том конце провода. Слышно, как скрипит старенькая кровать, когда он слишком резко переворачивается на спину, раскидывая длинные конечности по матрасу. Но свободная рука долго не лежит где-то у головы, медленно скользя вниз и устраиваясь на животе. — Предлагаешь заняться этим сейчас? — в голосе появляются игровые нотки, словно бы Роджер согласен, но ждет чужих уговоров, а сам старается как можно тише журчать молнией джинс, что уже начал расстегивать. Холодные пальцы проскальзывают под бельё, и блондин не сдерживает томного вздоха, выдавая себя с головой. На той стороне молчание, по которому все становится ясно, но уговоров все же хочется, поэтому ударник повторяет вопрос, более вкрадчиво и соблазнительно: — Джон, так что? От вздоха на другом конце провода всё тело вздрагивает, расслабляясь окончательно, и Джон улыбается бессовестности Роджера, решившего всё же поиграть с ним. Высокий звук молнии не ускользнул от сознания, и представшая перед глазами картинка будоражит не меньше живого Тейлора рядом. Уставшее тело растекается патокой, заполняя собой всё пространство, и Джон кивает в ответ на последний вопрос, вспоминая, что Роджер его не видит, только услышав обиженное сопение. — Очень интересное предложение, — шепчет он в трубку, буквально кожей ощущая, как расползается улыбка на губах Роджера. — Расскажешь мне, что ты собираешься сделать? — А тебе так важно это знать? — игривость в голосе все никуда не девается, но слова выдыхаются всё более рвано, когда пальцы начинают медленные движения по уже вставшей плоти. Худые ноги раскидываются на кровати, и слышно, как Тейлор возится, избавляя себя от мешающей сейчас одежды. Ему жарко — то ли от возбуждения, то ли от вновь поднявшейся температуры — непонятно. — Вот сейчас, например, я лежу голышом на нашей кровати и мне совершенно не стыдно. — Тихий смех перерастает в сдавленный стон, когда подушечки пальцев мажут по мокрой головке, заставляя член дернуться. Короткий всхлип и не удержавшееся «хочу тебя», после которых слышатся еле различимые влажные звуки, сразу же наталкивающие на определённые мысли, заставляющие появляться неприличные картины перед внутренним взором. — Джон, давай… Сделай это вместе со мной, — Роджер буквально чувствует, как краснеют щеки, но стыд перекрывается осознанием того, что Джон находится за много километров от него и не видит происходящего. — Не так быстро, Роджи… — Джон едва сдерживает пальцы, вцепившиеся в хрупкий пластик корпуса трубки, доносящей до него сдавленный шепот Роджера. Картинка лежащего на огромной кровати Тейлора заводит не на шутку, и избавиться от одежды неожиданно ловко получается одной рукой. — Теперь мы на равных, — шепчет Джон скорее себе, не ожидая ответа, которым становится долгий выдох. Медленное движение по горячей плоти под аккомпанемент шорохов и стонов с другой стороны прерывается резкой мыслью. — Постой… Я хочу видеть тебя, — недоумевающее молчание вызывает улыбку, и Джон продолжает, прикрыв глаза. — Говори, что ты делаешь. Кажется, в Тейлоре на секунду просыпается некое подобие стыда. Юноша тихо выдыхает, чуть прикусывая и без того покрасневшие губы. Говорить о своих желаниях это одно, а вот о том, что ты вытворяешь с собственным телом — совершенно другое. Щеки покрываются легким румянцем, но блондин старательно давит разрастающийся стыд. Пальцы проезжаются по стволу вниз, и из груди вновь вырывается короткий стон. — Я… Я ласкаю себя, представляя, что это делают твои руки. Чуть грубые подушечки пальцев, которые бы скользили по стволу, принося странную смесь ощущений, — голос подрагивает, и получается слишком томно, Роджер не сдерживает короткого смешка, после резко замолкая и обхватывая член крепче. — А, может, ты бы предпочел касаться где-то в другом месте? М, Джон? Может, набрался смелости и сделал бы то, что уже давно обещал, каждый раз зажимая меня в углу после объятий с очередной фанаткой? — короткий смешок переходит в стон, и вновь хлюпающий звук, напоминающий о том, что происходит. От слов Роджера всё тело, кажется, встает дыбом, и Джон быстро облизывается, представив, что он сейчас в самом деле собирается воплотить его обещание. Сдвинув горький комок в горле, Джон медленно выдыхает, стараясь прогнать дрожь из голоса, и облизывает губы. — Да, Роджи, я тебе расскажу, — дрожь от осознания происходящего усиливается, и удержать трубку у уха становится практически непосильной задачей, с которой Дикон справляется невероятным усилием. — Представь, что я снова зажал тебя в углу, — тихий смешок с другого конца континента дает толчок к продолжению. — И вот, — быстрое движение языка между губами, и Джон с тоской смотрит на стоящий на тумбочке стакан с водой, так нужной пересохшему горлу. — Я начну с поцелуя, чтобы дать тебе понять серьезность намерений, — затаившаяся тишина, в которой угадывается напряженное сопение, становится ответом. — Спущусь руками по спине к твоей беспокойной заднице и сожму её, прижимая к себе. — Говорить о своем желании ощущается чем-то странным, но мягкие волны, покачивающие на себе, и замерший в ожидании Роджер явно того стоят. — Тебя нужно будет избавить от этих ужасных полосатых лосин, которые ты упорно надеваешь, не прислушиваясь ко мне. Джон прикрыл глаза, представив, что Роджер сейчас рядом, и руки действительно ощущают чужую плоть. Сминают, разводя в стороны округлые половинки. — Ох, Джонни… — и вновь слышно, как Тейлор сбивчиво смеётся, надеясь за этим скрыть собственное смущение. Услышать продолжение необходимо так же жизненно, как и воздух, и блондин замолкает, сильнее вцепляясь в трубку свободной рукой. После реплики про лосины слышится тихое, недовольное фырканье — Тейлор и Дикон никогда не сходились в выборе одежды, но Роджер покорно молчит, проглатывая язвительные комментарии. — Избавишь, и что же дальше? — вторая рука сама по себе соскальзывает с плоти, медленно мажет по бедру, оставляя мокрый, чуть липкий след, неосознанно прокладывая путь к ягодице. — А дальше… — Джон осторожно, как будто нащупывая путь в темноте, продолжил говорить. — Дальше я коснусь крошечного места за твоим ухом, лизнув его языком, как ты любишь. В ответ послышался судорожный свист втянутого сквозь зубы воздуха, и Джон улыбнулся, быстро облизнувшись и, положив руку на болезненно напрягшийся ствол, начал медленно поглаживать его, не стремясь сбросить напряжение, лишь пытаясь отвлечься от происходящего. — Я не стану тянуть, я же чувствую, как ты нетерпеливо пританцовываешь в моих руках, поэтому разверну тебя к стене и… Перед глазами явно материализовалась картинка стоящего возле стены Роджера с отставленной задницей, который как будто мечется между абсолютным доверием и страхом перед происходящим. Нежное отверстие сжимается, втягиваясь внутрь, и Джон быстро избавляется от мешающих брюк, высвобождая налившийся член со сразу же выступившей на головке вязкой смазкой, приставляя её между половинок и проводя, чуть надавливая, медленно проникая внутрь под стоны-всхлипы Роджера, всем телом ощущая, как кольцо мышц смыкается на медленно пропадающей внутри чужого тела головке, тянущей их за собой. — И…? — тихий выдох вернул Джона в реальность с шумом ночного города за окном и пальцами, сомкнувшимися на нежной плоти.  — И оттрахаю тебя, как лучшую сучку города, — выдыхает Дикон. Тейлор замолкает и вслушивается, позволяя мыслям скользить в своем направлении, а тонким рукам — по телу. Внутренний взор рисует картины, от которых плоть болезненно дёргается, и вновь приходится уделять ей внимание. Но вторая рука, влажная от смазки, проходится между раздвинутых ног, касаясь там, где все пульсировало от нетерпения и страха. Наконец-то. Пальцы входят с трудом, и Тейлор срывается на тихий всхлип, не желая признаваться себе в том, что делает, да и Дикону тоже не нужно об этом знать. — Я и есть лучшая сучка города. — Вновь томный выдох, но лишь из-за того, что совсем неудобно зажимать телефон плечом, а убирать руки с интимных мест совсем не хочется. — И как же ты будешь меня трахать? — это не издевательство, скорее желание знать — насколько его хотят, как это будет происходить; и пальцы сами по себе начинают двигаться резче, и двух уже очень мало. Джон выдыхает, стараясь совладать с пульсирующим желанием, и с усилием возвращается в темный номер. Отсутствие света даже от прикроватной лампы сейчас радует — в темноте проще говорить о своих желаниях. Рука медленно спускается по плоти, и с губ срывается сильный выдох, когда Джону удаётся упорядочить мысли. — Я проведу руками по твоей спине, надавливая пальцами и вынуждая тебя прогибаться вслед за ними, под твоё сопение и нетерпеливое дергание. Тебе придётся подождать, пока я доберусь до тебя. Буду целовать открытую шею и спину, вздрагивающую на прикосновения. И лишь когда ты расслабишься, подчиняясь, я осторожно протолкнусь в твою оттопыренную задницу, — Джону пришлось остановиться и переждать слишком резкую и неожиданную волну, поднявшую все волоски на теле дыбом в ответ на явный стон в трубке. Роджер явно слегка увлекся происходящим и не сдержался, как ему удавалось до этого, и Джон улыбнулся, представив себе его лежащим одного на огромной кровати и ласкающим себя… Как? Улыбка растянула губы, когда Джон практически прошептал в трубку: — Расскажи мне, что ты делаешь, Роджер… И вновь всхлип на том конце провода, когда в тело помещаются уже три пальца, и легкая боль прошибает, словно разряд. — Я… — стыдно говорить, страшно признаться. Весь из себя такой строптивый и «не дающий», а тут стонет от своих же фантазий и пальцев в заднице. Тейлор скулит, изворачиваясь и пряча лицо в подушку, чтобы Джон не услышал. Чтобы не понял. Но он ожидает ответ, который все равно нужно дать, как бы Роджер не пытался отвертеться. Сам затеял эту игру — пора расплачиваться. — Я не могу… Я стесняюсь, Джон. — наконец справившись с собой, выдыхает блондин, понимая, насколько жалко это звучит и совершенно неестественно для него самого. Когда он последний раз стыдился секса? Наверное, в свой самый первый опыт. Но сейчас все совершенно иначе. И пусть так, по телефону, трахнуть пытается не он. А как раз-таки его. И от этого мучительно сладко. Это кажется слишком милым, и Джон улыбается, представив краснеющего Роджера, которого с головой выдают слишком громкие звуки. Дикон отступает, глубоко вдыхая, пытаясь прогнать плотоядное разочарование из голоса и мыслей: — Всё хорошо, Роджи, — даже для него самого выходит фальшиво, и лицо сминает гримаса под сильный всхлип с другого конца провода, от которого вздрагивает напряжённое тело. — Мои пальцы будут растягивать тебя, подготавливая, и ты будешь отвечать мне, да, Роджи? Протяжный выдох-стон, в котором слишком явно слышен тихий, на грани, скулеж, выбивает весь воздух из лёгких, и Джон едва сдерживается, чтобы не заскулить самому, представив, что именно может сейчас делать Тейлор. — Ты же ответишь мне? Пальцы входят слишком глубоко, цепляя что-то внутри, вырывая слишком громкий стон, почти моментально подводя к пику. Тело подрагивает, покрываясь крупными каплями пота, щекотно стекающими, холодящими горячую кожу. — Да! Я буду тебе отвечать… Буду сам насаживаться на них, принимая в себя. Буду просить тебя, чтобы ты сделал все быстрее… — вновь загнанный вздох, и тело напрягается все сильнее, сжимаясь вокруг пальцев, что слишком быстро двигаются внутри. Кажется, Роджеру даже не нужно касаться возбужденного члена, что подрагивает каждый раз, стоит ударнику коснуться простаты. Еще пара движений и он кончит, понимая, что слишком рано, но сил, чтобы вытерпеть еще — нет. — …потому что я хочу почувствовать тебя, — слишком томно, а после очередной сладкий стон, выдающий Роджера с головой. Семя брызгает на подтянутый живот, а слёзы — из глаз, скатываясь по щекам куда-то на шею. Дыхание сбивается, и чувство эйфории взметается в груди лишь на секунду, после вновь оседая смущением. Джон вслушивается в происходящее, не сдерживая своё воображение, рисующее ему слишком чёткую картинку, и член вновь болезненно напоминает о себе, пульсируя. Сухая ладонь на горячей коже причиняет больше боли, чем удовольствия, но стонущий в трубку и наверняка совершенно потерявший голову Тейлор отвлекает всё внимание на себя. Дикон прикрывает глаза, сжимая ладонь чуть сильнее. — Быстрее, говоришь… — Джону конспирация удается лучше, но слишком долгий и свистящий выдох выдаёт, и в трубке слышен смешок Роджера, уловившего наконец и его слабину. Джон улыбается и, неожиданно даже для себя самого, продолжает, сильно двигая рукой. — Но прежде я хочу посмотреть на то, как ты работаешь задницей. Замершая на другом конце тишина настораживает, и Джон пару секунд слушает её, прежде чем продолжить. — Если ты будешь послушным, а ты будешь, да, Роджер? — и, не дожидаясь ответа, Джон пытается продолжать, стараясь не сильно морщиться на ощущение наждачки, в которую превратилась ладонь, и замолкает, не препятствуя окатившему с головой, внезапно сильному и немного болезненному оргазму. Забрызгивает живот спермой и закусывает губу, пытаясь задавить стон не то боли, не то удовольствия, и тяжелое дыхание, отдающееся во всем дрожащем теле. — Роджер…? — ответом становится только тишина, прерываемая слишком громким сопением, и Джон улыбается, скашивая глаза на стоящие на тумбочке часы. У Роджера уже должен заниматься рассвет, когда здесь самый разгар ночи. Джон потягивается, вслушиваясь, и морщится от мысли, что сейчас придется идти в душ. Спать хочется неимоверно, но вставать завтра раньше ради того, чтобы помыться, он точно не готов. — Сладких снов, блонди, — фыркает Джон, не сдержавшись, но Тейлор не отвечает, и трубка возвращается на место с громким стуком пластика.