Я буду вечно вспоминать последний миг, Когда мелькала белой ланью между елей, И голос смерти неожиданно настиг. Вместо укрытия — лишь саван из метели. Я не забуду эту россыпь на снегу, Что под копытами моими заалела. Но стала кровь моя проклятием врагу — Богиня леса заклинание пропела. Я голос твой слышу в своей голове И знаю — однажды вернёшься ко мне. Ведь завтра наступит снова. И снова. Омоется лес дождём. Охотник, ты слышишь молитву? Хоть слово? Вдвоём сквозь века пройдём. Спустя все жизни, что жила я с той поры, Былые чувства растворились без остатка. И от пожара не осталось ни искры, И не нужна уже решающая схватка. Спустя столетия хочу лишь одного, Моя душа уже нуждается в спасеньи. Найди меня. Жду слова твоего. Моё истерзанное сердце даст прощенье. Я голос твой слышу в своей голове И знаю — однажды вернешься ко мне. Ведь завтра твое повторится снова. Омоется лес дождём. Охотник, лишь вместе мы сбросим оковы, Вдвоём в небытье войдём.
Когда Сокджин открыл глаза, слова всё еще звучали в голове, перебивали голос напарника. Когда в последний раз ему доводилось слышать эту старую песню? Сколько долгих лет прошло с тех пор? — Слышишь? — взволнованно спросил Хосок, нетерпеливо оглядываясь на дверь таверны снова и снова. Блестящие глаза так и бегали, а красные от мороза тонкие пальцы стискивали дубленые овчинные варежки. — Да, — замогильным голосом отозвался Сокджин и поднялся с широкой скамьи в углу, задев головой висевший на стене сушеный веник из укропа и острого красного перца. За обед они уже расплатились, так что можно было распрощаться с уютной таверной без лишних церемоний, раз уж дело не терпело отлагательств. Застегнувшись и перекинув через голову лямку сумы, Сокджин кивнул напарнику и первым вышел на улицу. Легкие стиснуло от подступившего кашля, кажется, даже горячее вино в желудке моментально застыло. Морозный день сверкал белизной сугробов. Хрустели со всех сторон сапоги случайных прохожих. За забором соседнего двора квохтали куры. Поселение жило своей жизнью. Но за спиной, в таверне, как будто все притихли, насторожившись после услышанного. Хосок, чтоб его, не умел сообщать плохие новости, не привлекая лишнего внимания. — Куда? — прохрипел Сокджин, поднимая меховой воротник. — За стену. — Хосок кивнул в сторону широких расписных ворот, служивших главным входом в деревню. Они, как, наверное, и всегда днем, были распахнуты настежь. — К лесу. Сокджин молча спрятал руки в глубокие карманы и широко зашагал прочь из деревни. Ближайший лесок был им уже немного знаком. И без того довольно редкий, не представлявший из себя лучшее место, чтобы прятаться, сейчас он был еще и завален снегом. Следы так и так найдутся. Вот только поиск их мог затянуться. Что, увы, и произошло. Добрый час они бродили по окрестности, то рыская вдоль самой стены, то заходя в лесок, но поисковый амулет и не думал менять свой цвет. Никакой огненной магии поблизости не ощущалось. А это значило, что огневушка успел сбежать достаточно далеко. — Нет. Здесь ничего нет. Сокджин ещё раз с сомнением осмотрел слепяще-белую пустыню. Снег застилал всё пространство впереди, как будто на границе леса, откуда они только что вышли, заканчивался мир. Он знал, что дело в начавшейся пурге, но не мог отделаться от ощущения, что стоит на самом краю земли. — Что-то должно быть, — протянул приглушенный голос Хосока. Он говорил прямо в плотную варежку, так что разобрать слова удавалось с трудом. — Иначе — сам понимаешь… Вот поэтому Сокджин и любил держать всё под собственным контролем. Ведь стоило на несколько минут расслабиться, прикорнуть в тепле уютной таверны, как всё ускользало, рушилось, насмехаясь. В носу всё еще приятно пощипывало от запаха пирога с почками и ягодного вина, но желудок уже узлом завязывался от мысли, что теперь еще несколько дней придется гоняться за пропажей по лесам и ближайшим городам. А ведь только-только изловили. — Может, ну его? — с надеждой предложил Хосок. — Сделаем вид, что и не находили ничего? Сокджин только выдохнул. И в клубах парка, сорвавшегося с его губ, Хосок четко прочитал всё, что об этом предложении думает напарник. — Ладно, шучу я. — Всё поселение видело нас с огневушкой. А после твоих воплей все знают, что он сбежал. Тут столько людей проездом, слухи в момент разлетятся, оглянуться не успеем, а нам начальник магического надзора головы оторвет за такую шумиху. — Я слышал, что огневушки безобидны… Шагах в двадцати от них мелькнул выбеленный силуэт. Обалдевший от такой встречи теневолк потоптался в сомнении возле кривой запорошенной елки, сутулясь и обнимая себя передними лапами, да и поковылял обратно в чащу. Кто их знает, егерей этих, за кем их сегодня послали. Поди, скоро всех фейри переловят, перейдут на "полуразумных" тварей. — А я слышал, что теневолки вовсе не воруют куриц по ночам. Нельзя верить всему, что услышишь. — Да не слышал ты ничего такого, — проворчал Хосок совсем уж неразборчиво и смахнул с рукавов белый снежный налет. Теневолки, разумеется, как и фейри, все были разные. Но, трудно спорить, среди них, и правда, большинство промышляло мелким воровством. Впрочем, многие из них зато бескорыстно помогали по хозяйству. Особенно — старикам и вдовам. Воду каждый день приносили, дрова кололи, на пашне работали. За такое можно и простить. Инстинкты ведь. — Нашел, — вдруг прохрипел Сокджин. Хосок, успевший совсем отвлечься на любование едва проглядывавшим сквозь пелену снега закатным солнцем, вздрогнул, оборачиваясь. Сокджин изучал что-то в сугробе, склонившись и вороша свежий снег прямо голой ладонью. Поисковый амулет лежал рядом, в черном камушке едва-едва проглядывались красные крапинки. Хосок подошел ближе, присматриваясь. В сугробе виднелась канавка блестящего и твердого наста. — Видишь? — Дааа. Точно, огневушка. — Значит, нам туда, — заключил Сокджин, глядя в сторону, куда уходила канавка. Противоположная окраина деревни.***
Чонгук всегда ненавидел холодное время года. Но та зима выдалась особенно непростой сразу по нескольким причинам. Во-первых, она была особенно студеной и снежной, сугробы почти доходили до окошек в избах, приходилось каждый день расчищать дорожку к кормильне, чтобы посетители не забывали забредать. — Спокойно у тебя тут сегодня, — прошамкал дедок Кенну, доев свою похлебку. — Да уж, — невесело усмехнулся Чонгук, оглядывая пустой зал. Кенну в тот вечер единственным посетителем был. После смерти жены каждый день приходил — сам себе готовить уже не мог из-за больных рук, да и запасов, наверное, не имел. Так и таскался в кормильню завтракать, обедать и ужинать, не волнуясь, работает ли она, и давно заслужив себе солидную скидочку для любимого посетителя. — Должно быть, совсем запугали народ морозы. — Да нет! — Кенну последним куском булки собрал с миски остатки жижки. — Это из-за колдуна всё. Кто ж теперь сунется на улицу? Вдруг чего… — О чем это ты? Колдун же спит. Чонгук хлюпнул носом и запястьем утер навернувшуюся слезу. В тот вечер, пользуясь тишиной в кормильне, он срочно занялся припасами. Решил закрыть еще один бочонок малосольных огурцов по собственному рецепту. И как раз нарезал полукольцами репчатый лук. Не следовало бы при посетителях таким заниматься, а то еще пойдут вопросы, мол, откуда это у тебя, милок, свежие огурчики среди зимы. Да еще и целая бочка. Но Кенну о таких мелочах обычно уже не думал. А если думал и рассказывал, ему просто не верили. Знали, как он сплетни приукрашивать любит. И Чонгук это знал, а потому беседу поддержал. За окном было черно, падал мелкий снег, уж очень унылый вечер выходил, пара неожиданных новостей могли бы его оживить. — Лед треснул, — прохрипел Кенну таинственным шепотом. — Дочка главы сегодня убиралась в доме его, она же приходит туда порядок наводить, колдун неплохо заплатил. А сегодня, грит, стирала себе пыль с полок и вдруг… слышит хруст. Смотрит, а лед-то растрескался. Ну, перепугалась, понятное дело, побросала всё и бежать. Девка она, сам знаешь, дурная, заперлась в комнате, воет, выходить не хочет. Только к вечеру всё объяснила толково. Ну, по деревне слух тут же и разлетелся. Вот и нет никого весь вечер. Сидят теперь мужики в храме, решают, что делать. — А что для него делать-то? — Чонгук свалил нарезанную луковицу в кадушку и принялся за следующую. Нужно было еще зелени с чердака принести, там полно горшков стояло, всю зиму выращивал. Но не в такой же момент. — Сам как-нибудь разберется. — Да не для него. С ним. С вольными колдунами в их деревне всегда были проблемы. Им везде не доверяли, само собой, относились с опаской. Но так уж получилось, что за последние три года на этой земле погибли, пропали без вести или получили тяжелые телесные и душевные травмы четыре одаренных колдуна. А после появился Юнги. Не сильно-то он впечатлял талантами, но сразу многим понравился, умел очаровать своим спокойным обаянием. Это потом все поняли, что за обаянием скрывается еще и алчность. Или как правильно назвать благороднейшее качество, которое заставляет в три раза завышать цены за свои услуги? Местные изысканной магии не понимали, так что к Юнги стали относиться с холодком. И вынуждены были терпеть, и повод наказать везде выискивали. — А с ним-то что? Да, парень не из самых приятных, но колдун хороший, ни одна хворь в деревню не пробралась с той весны… — Ты, что ли, не знаешь? Лед-то трескается только у злых колдунов! Чонгук нахмурился. Конечно, глупости это всё. Лед трескался от тревожных снов. Может, чувствовал себя колдун плохо, может, ощущал всеобщее тихое недовольство, может, забыл что-то важное перед спячкой. Но людская натура требовала делить всё на добро и зло. Кто не похож на них — зло. А в колдунах, и без того на грани балансировавших, были готовы назвать признаком зла любую мелочь. Белые волосы, колкий взгляд, пристрастие к острой еде, поздние подъемы по утрам, треснувший лед… судя по всему, Юнги должен был уже давно мир захватить и всех людей поистребить. Но что-то нет, спал себе смирно, переживал о чем-то. Тяжело вздохнув, Чонгук вытер руки мокрой тряпкой. Никто бы из местных деревенских жителей ему не поверил, если б взялся объяснять правду, так что и пытаться не стоило. Еще тоже в злодеи запишут. Пришибут за компанию. Обидно будет в самом расцвете лет погибнуть за какого-то зловредного колдунишку… пусть и такого симпатичного. — А ты-то чего не на собрании сам? — Чего я там не слыхивал? — махнул рукой дед Кенну, вытирая хлипкую бороду. — Я им сразам сказал: топором его надо. Топором — и всех делов. Лед-то тогда расколется, а пока колдун еще очухаться не успеет… — Топором его? — догадался Чонгук. — Точно! Дед даже повеселел, глаза прищурились от улыбки. Забрав пустую миску и ложку, Чонгук тоже вежливо улыбнулся рассыпающемуся в благодарностях посетителю, а сам еще глубже погрузился в мысли. После ухода Кенну тишина стала прямо гнетущей. Чонгук неспешно дорезал последнюю луковицу, а сам так и эдак прикидывал, стоит ли вмешиваться в творящееся. Если не вмешиваться, убьют же. Точно убьют. А если встать на защиту? Придется новое место искать, как пить дать, не простят. Деревня эта ему нравилась. К лесу близехонько, и речка есть, и до озера рукой подать, а прямо за каменной стеной крупный тракт проходил, по которому частенько торговцы туда-сюда разъезжали. Не слишком крупная, но и не маленькая, в самый раз, чтобы знать всех и быть ко всему готовым, но не оказываться на виду у всего поселения, чуть выйдя за двор. В прошлом городе было бы труднее, просто зайдя за угол, из огневушки в человека перекинуться, там из каждой щели, из каждой дырки кто-нибудь наблюдал. А здесь разве что пес соседский лениво тявкнул. — Чтоб тебя, — проворчал Чонгук, откладывая нож. Сколько бы ни пытался себя уговорить, что в чужое дело лезть нет нужды, а пламенный язычок в сердце так и трепыхался от тревоги. Умолял. Так что вскоре Чонгук сдался собственным ощущениям. Закрыл все ставни, запер дверь, зажег маленькую лампадку в спальне на втором этаже и осторожно выскользнул через окошко чердака. Со стороны вполне походило на то, что хозяин дома отправился спать. Если не примутся ломиться внутрь и будить, подозрения не вызовет. Должно помочь. Убедившись, что поблизости никого нет, Чонгук помчался по тропинке, огибавшей селение под самой стеной. Затаил дыхание, прислушивался к каждому звуку и то и дело поглядывал на крышу видневшегося над домиками храма. Была еще не поздняя ночь, но редко в каком окне горел свет, похоже, прав был Кенну, многие на собрание ушли. Снег осуждающе хрустел под ногами, цепные псы вяло рычали, а в ушах свистел скользящий вдоль стены ветер. Но через весь этот шум Чонгук всё равно расслышал запомнившиеся голоса. Там, за стеной, недалеко от поселения бродили егеря. С губ само собой сорвалось тихое ругательство. И Чонгук прибавил шагу, пусть и опасался шуметь. Если даже местные его услышат — что такого? В деревне полно людей, и ночами хоть кто-нибудь, да пробежит от одного дома к другому. А вот если егеря примутся нащупывать магию поблизости, обязательно засекут. В комнатах, что снимал Юнги, заперто не было, так что пробраться внутрь не оказалось проблемой. Глянув на брошенные посреди тесной залы веник и тряпку, Чонгук покачал головой. На всякий случай задвинул засов, порыскал на полках, зажег попавшуюся под руку толстую свечу в плошке и осторожно заглянул в спальню. Неприветливая, пустая, до того выстуженная, что хоть снежную бабу в ней сели. Сразу видно, что логово колдуна, в такое и соваться страшно. Но Чонгук поднял плошку на вытянутой руке и зашел. В таком свете волшебный ледяной кокон производил необычайное впечатление: чистейший прозрачный лед, расписанный по низу узорами инея, он переливался и сверкал, как будто и сам горел магическим светом. Чонгук подошел ближе и склонился, чтобы присмотреться. Юнги лежал внутри, на своей постели. Бледный, хмурый и дышащий слишком часто. Прямо над его лицом и грудью в коконе пошла трещина, черной полосой расчерчивающая светлый образ. — Ну что, уважаемый, хочешь не хочешь — пора просыпаться. — Чонгук провел вдоль трещины ладонью, чуть оцарапав кожу на подушечках пальцев. — Не упрямься, это для твоего же блага. Через мгновение маленький волшебный огонек скользнул по поверхности кокона, трещина заметно вытянулась, и тот, окончательно разделившись пополам, разъехался. Чонгук тут же взобрался на жесткую постель, кое-как уместившись на узкой кровати. Навис над колдуном, потер друг о дружку мерзнущие руки и приложил ладони к его груди, через тонкую рубаху совсем не чувствуя биение сердца. Юнги открыл глаза, проморгался и недоуменно уставился на незваного гостя. — Что происходит? — Доброе утро, — улыбнулся Чонгук, не спеша слезать. — Рад видеть тебя живым и вполне здоровым, я боялся, что лед трескается из-за какой-то серьезной болезни. — Ох, отстань, Чонгук, — выдохнул Юнги, снова прикрывая глаза. Наверняка, ему хотелось устроить разнос, отшвырнуть Чонгука в другой конец комнаты, может, еще и хорошенько пнуть для науки. Но сил не хватало даже голос повысить, он звучал слабо и тихо. Не спокойно, как бывало обычно, а болезненно. — Слезай, зараза, иначе пришибу. — Догони сначала, — усмехнулся Чонгук, продолжая сосредоточенно растирать колдуну грудь. От нее прямо веяло холодом. Будь на месте огневушки обычный человек, уже закоченел бы. — Ты только-только проснулся, сил еще нет. А я сегодня уже размялся — с егерями в салочки поиграл. — Опять? Доиграешься когда-нибудь. Не сможешь сбежать — попадешь прямиком в руки палача. — Сколько огневушек егеря поймали за эти пять лет? — спросил Чонгук и сам же ответил, не без удовольствия растягивая звуки: — Ни-и-о-одно-ой. А вот некоторым колдунам следует быть осторожнее. Например, тому, кто в нашей деревне всех против себя настроил, а потом спать завалился, как следует кокон не выстроив. — К чему это ты? — промурчал Юнги, переворачиваясь на живот. Он уже жмурился от удовольствия, оттаял из-за магического жара, начал даже наслаждаться. — А теперь спинку помни, а? — Я это к тому, что местные решили тебя на рассвете топором зарубить. — Ммм. Хорошо, я… ЧТО?! — Чшшш, тихо ты, — зашипел Чонгук, с силой вжимая попытавшегося вскочить Юнги в постель. — Успокойся. Тебе пока нельзя так резко вставать. Да и орать нельзя… они могли послать дозорного, чтобы сторожил тебя. Услышит голос — доложит. И фиг ты тогда сбежишь. — Сбежишь? Ты мне бежать предлагаешь?! Юнги оглянулся через плечо. Выглядел он при этом и удивленным, и возмущенным, как будто предложили ему что-то ужасное. Чонгук неуверенно хмыкнул. — А ты, что ли, сражаться собираешься? Со всей деревней? — Думаю, я вполне смогу их одолеть. Или ты считаешь, мне это не по силам? — Юнги. Я знаю наверняка, что ты очень даже сможешь их одолеть, поэтому и хочу, чтобы ты тихо-мирно сбежал. Выкосить половину деревни ради какого-то одного колдуна… — Ты прав, это уже слишком. Придется бежать. И сколько же у меня времени? Юнги осмотрел комнату, приглядываясь к закрытым покосившимся ставнями и завешенным плотными льняными простынями окошкам. Через них бы и в ясный солнечный день не слишком много света проникало, а уж раннего рассвета можно было и вовсе не заметить. — Думаю, хватит, чтобы собраться, — пожал плечами Чонгук. В ответ на это раздался стук в дверь. Парни замерли, пялясь в ее сторону и надеясь, что дверь сейчас скажет, мол, ничего страшного, это вам показалось просто. Но стук повторился, намного громче и настойчивее, следом послышались голоса, требующие «вышибить ее, да и всё». Когда голос главы уверенно скомандовал «Давай, помоги мне», в спальне, кажется, даже воздух зазвенел от паники. Юнги резво скинул Чонгука и вскочил с постели, видимо, кинувшись собирать вещи… или сразу бежать. Чонгук же, приложившись спиной о едва начавший подтаивать ледяной кокон, какое-то время еще жмурился и выл от боли, не переставая думать, что нужно скорее дать деру, но не находя сил выпрямиться. Нет, попасться односельчанам в спальне колдуна в его планы не входило! Только кому там было дело до его планов? — Я первый, — с трудом зашипел Чонгук, едва сумев подняться на ноги, и бросился к окну, которое Юнги уже открывал. — Не за тобой идут, — огрызнулся тот, спешно натягивая подбитый мехом плащ. Борьба завязалась нешуточная. — Меня тоже тут видеть не должны! Тебя уже все ненавидят, а я еще могу свою честь спасти. — Моя шкура мне дороже твоей чести. — Да ради твоей шкуры я сюда и забрался! Юнги ослабил хватку, отпустив чужие руки. На мгновение замер, похоже, обдумывая, а после распахнул ставни, кивнув в сторону улицы, чтобы Чонгук шел первым. У того даже губы дрогнули от улыбки. Вот только поздно — дверь спальни распахнулась. Застукали. Глава деревни застыл в проеме, тут же его окружил десяток любопытствующих голов, все хотели заглянуть и лично увидеть творящийся беспредел. Комнату накрыло волной удивленных шепотков, и Чонгук с горечью понял, что по большей части удивления звучали именно в его адрес. — Хватай их! — взревел глава, порозовев от злости и став сильнее обычного походить на хряка. Зрелище еще то. Но полюбоваться вдоволь Чонгук не успел, потому что Юнги уже под зад выпихнул его через окно во двор, тут же сиганув следом. — Удирают! Держи их, гадов! Вскопав собой сугроб и уткнувшись лицом в землю, Чонгук даже не понял, что случилось дальше. А дальше Юнги умудрился его встряхнуть, поставить на ноги и хорошенько подтолкнуть, чтобы не тормозил. Спасибо ему, что тут еще сказать. Чонгук совершенно бездумно мчался следом, даже дороги не разбирая, просто старался не падать и не замедляться. А как только пятна и огоньки, плясавшие перед глазами, расплылись и исчезли, он осознал, что бежит совсем не в ту сторону. — Нееет, — осипшим одновременно от обиды, ужаса и мороза голосом проныл Чонгук, оглядываясь через плечо. В темноте ночи толпа мужиков с вилами, косами и зажженными факелами смотрелась внушительно. Ждать их не хотелось. Так что он стиснул зубы и еще поднажал. — Нет, нет, нет. Мой до-о-ом… — Что ты там скулишь?! — рявкнул грубый голос впереди. Чонгук поджал плечи. — Поторопись. — Мой дом! Мои вещи! Вся моя жизнь в этой деревне! — Вся твоя жизнь закончится, если не прибавишь ходу. Чонгук с досадой скривил губы, но возразить было нечего. А вот это была вторая причина, почему та зима досадила ему сильнее прочих. Чонгук ненавидел перемены, ненавидел терять нажитое: дом, вещи, связи. Ненавидел сбегать, меняя спокойную жизнь в человеческом поселении на скитания бродячего фейри. Ненавидел подобные повороты в истории собственной жизни. А было их уже немало. Когда из-за угла прямо перед ним, пошатываясь от веса тяжеленного топора, выплыл дед Кенну, Чонгук в испуге отпрыгнул в сторону. — Началося, — взвыл дедок, тыча пальцем в сторону дома колдуна. — Мальчонка голос его услыхал. Идем! На другом конце дорожки вырисовалась недовольная толпа. — Хватай его! — ревел глава, бежавший впереди всех. — Не упусти, старый! — Кавось? — заозирался Кенну. — Где? Нема же! — Болотного хватай! Чонгук мысленно ругнулся на это неприятное прозвище, прилипшее к нему из-за названия города, откуда приехал. Болотища были городом не сильно большим и известным, но, как оказалось, давно злили местных почище мелкой домашней нечисти. Дед удивленно уставился на поджавшего плечи парня. В тот момент Чонгук и понял, что терять ему уже нечего. В мгновение ока обернулся ярким рыжим огоньком, скользнул вдоль дорожки, оставляя блестящий след, и скрылся между домами. В тот момент Юнги как раз перелезал через каменную стену, взобравшись на крышу близко стоявшего сарая. И перед огневушкой встал выбор: можно было одному скрыться в лесу, а можно было примкнуть к колдуну, надеясь на его хотя бы временную помощь и защиту в качестве благодарности за спасение. Долго размышлять не пришлось — за ближайшими домами послышался голос егеря, и сердце в испуге полыхнуло.***
Глава поселения говорил громогласно, аж гудело в голове, четко, грамотно, но на удивление путано. То про колдуна какого-то разливался, то перескакивал на кормильню, то про кокон начинал объяснять. — Да-да, мы знаем о коконах, — чуть не сбившись с шага, рискнул перебить его Сокджин, которого начинало раздражать подобное муторное общение. Тратить время на бесполезный треп? Его и без того мало. — Что вы там говорили про огневушку? — Так мальчишка этот и есть огневушка. — Какой мальчишка? — Хозяин кормильни, говорю же. Мы когда пришли к колдуну в дом, они оба там были. Занимались всяким. — Всяким? — Хосок непонимающе оглянулся на главу, хотя до этого упорно смотрел только под ноги, на всякий случай водя над дорожкой поисковым амулетом. Красных крапинок постепенно становилось больше. — Я в их колдовских делах не понимаю, — ворчливо пояснил глава, сворачивая на перепутье. — Но уверен, что ненормально это. Какой колдун посреди спячки проснется? Если настало его время спать, то так и пролежит от луны до луны. Этому еще дней десять оставалось. Сам он выполз или Чонгук его разбудил — не знаю. Но сбежали они вместе. — Да разбудил, разбудил, — раздался позади скрипучий голос. Дед Кенну семенил следом, на удивление не отставая. — Я ж, дурак, ему сам всё рассказал как раз пред тем. Пока варево колдовское хлебал. Небось, травы какой подкинул, шоб выудить всё, вот я и выложил как на духу. Мол, колдуна утром пришибить зарешили. Ой, дурак я, дурак. Каких делов навороти-и-ил. — Уймись, дед, — оборвал голова, с досадой махнув рукой. — Ему ж все тут доверяли. Откуда тебе было знать, о чем молчать следует. Они все остановились возле небольшого домика на окраине поселения, почти у самой стены. В окошке второго этажа горел свет, на который уже слетелись крохотные ночные феечки, кружившие возле неплотно закрытых ставен и пытавшиеся пробраться внутрь. Сокджин искоса глянул на покрывшийся красными пятнами амулет в руках Хосока и спросил: — И давно этот… Чонгук? Давно он в вашей деревне живет? — Да третью зиму, — пожал плечами голова. — Когда прошлый хозяин кормильни заболел, Чонгук и явился. Назвался племянником из Болотищ, сказал, что ухаживать будет. Да и ухаживал какое-то время. А потом… не стало потом мужика. — Убил, — констатировал Сокджин. — Фейри частенько так в чужие дома подселяются. Насылают болезнь, добродетельными прикидываются, а в доверие втершись, убивают хозяина, чтоб не мешался. — Хотя некоторые считают, что фейри не умеют насылать болезни, — тихо вставил Хосок. Глава и Сокджин переглянулись, во взглядах их было понятное обоим несогласие, но поучать и доказывать никто не стал. В тот момент уже подтянулись остальные желающие поглазеть. Даже хромой глава храма приковылял, готовый в случае чего вставить свое весомое слово поперек. Впрочем, в этот раз они с главой поселения были до поразительного единодушны и насчет колдуна, и насчет мальчишки, и насчёт треклятых Болотищ. Запертую дверь без промедления вышибли. Местные каждый угол в доме обшарили, перевернули к верху дном все сундуки, ящики и бочки, вытряхнув содержимое. Не постеснялись даже растащить что понужнее. Кто варежки сушившиеся прикарманил, кто миску расписную за пазуху сныкал, а кто и мясо вяленое забрал из горшочка. Глава поселения из-под постели мешочки с монетами выгреб — на нужды селян. Глава храма снял со стены резной портретик покровительницы засеянных полей — в храме лишним не будет. Только егеря ничего не трогали, лишь внимательно оглядывались по сторонам. — Все его вещи здесь, — начал Хосок, пряча амулет в карман. Глазеть на него смысла уже не было, и без того ясно, что всё тут пропитано огненной магией, но самого фейри поблизости явно нет. — Может, еще вернется за ними? — Не думаю. Догадается, что его ждать будут, — отозвался Сокджин и холодным взглядом проводил мужичка, тащившего прочь охапку из трех подушек. — Да и людей здешних, небось, знает хорошо… — Думаешь, не стоит оставлять здесь Намджуна? — Нет. — Сокджин уверенно мотнул головой. — Еще тоже под горячую руку попадет. Эти люди на колдуна с топорами пошли… — Не желаете ли вы, господа доблестные охотники, утром молитвы богам в храме нашем прочитать? — будто из ниоткуда всплыл перед ними заискивающе улыбающийся мужик в длинном синем одеянии с вышивкой. — Чтобы послали они вам удачу в делах ваших, помощью одарили, верный путь к добыче указали? — Боюсь, нам нужно будет спешить. — Сокджин с трудом выдавил ответную улыбку, толкая Хосока к выходу. — Большинство огненных фейри — существа быстрые. Чтобы выследить и догнать, придется в путь отправиться без промедления. — Не дело это, не дело. Богов задабривать нужно, молитвами, подношениями. А иначе будет… Что будет, егеря так и не узнали. Выскочили на порожек и припустили скорее к противоположной окраине, чтобы забрать лошадей из таверны и линять из неприятного поселения. — Что, правда возьмемся выслеживать? — осторожно спросил Хосок, когда проходили мимо сурово смотрящего на них темными окошками храма. — Нет, конечно, — отмахнулся Сокджин. — Он, наверное, уже на половине пути до соседнего городка. Гоняться за этой мелочью без конца?.. Нет уж. Еще кого поймаем, а этот пусть живет. Пока другие не сцапают. — На тебя не похоже. Не так ты относишься к своей работе. Ты же всегда до последнего вкладываешься… — Вкладывался, пока нужно было. — Сокджин вздохнул. — Но уже всё. Мне всего одну тварь осталось сдать, а там и отпустят со службы. В его голосе послышались новые теплые нотки. Хосок редко их улавливал. Когда заходил разговор о доме, родных… или о тушеной оленине. И если любовь к первым Хосок понимал и разделял, то нежность к последнему его удивляла. Почему-то Сокджин зарекся брать в рот оленье мясо, но от того, кажется, лишь сильнее его полюбил, всё с большим обожанием глядя в кормильнях на чужие миски. Хосок живо представлял себе, как Сокджин, уйдя со службы, заведет семью, выстроит себе домик в родной деревне, и будет вздыхать каждый раз, когда кто-нибудь из приятелей охотников притащит подстреленного оленя. — Почему ты так мечтаешь бросить наше дело? Ты не любишь лес? — Люблю. — Фейри? — Да нет. — Тогда почему ты так ненавидишь службу? — Не ненавижу я ее. — Сокджин откинул тяжелый крюк и приоткрыл дверь конюшни, проскальзывая внутрь. — Просто устал, хочу уже жить иначе. Вот и всё. — Не верю я тебе. Сокджин оглянулся, но в темноте не смог разглядеть выражение лица напарника. — Твое дело. Хватит разговоров — помогай, а то до утра так и не уедем из этой дыры.***
Размышления «пристать или отстать» отпали почти сразу. Но вот вопрос о том, как объясняться и напрашиваться, покоя не давал. Юнги молча и без устали шагал вперед и вперед сквозь густеющий освещенный луной лес. Снег хрустел и проваливался под его сапогами, но в сугробах позади не оставалось ни следа, будто плащ заставлял снег сам собой снова распушаться. Впрочем, наверное, так оно и было, маг как-никак. Когда он остановился, задумчиво глядя на одну особо кривенькую ель, Чонгук поправил шарф и со вздохом осмотрелся. — Почему остановились? — Надо, значит, — буркнул Юнги, пригибаясь и осматривая ствол ели. — Хорошо. А куда вообще идем? — Сюда. Не догадался, что ли? Чонгук поджал плечи, размышляя, не развернуться ли обратно к деревне. Может, если осторожно пробраться вдоль стены и держаться подальше от дворов с собаками, то получится забрать из дома хотя бы самое важное. Деньги, например. Тогда можно будет самому решать, куда податься и как строить новую жизнь. Очередную новую жизнь. Впрочем, вряд ли деньги его еще на месте. — Ну… а дальше куда планируешь? — Куда подальше. Юнги вдруг стянул варежку, решительно очертил в снегу квадрат в локоть и пригладил его ладонью, как любимого кота. Через мгновение рядом с ним лежал блестящий пласт льда. Юнги отряхнул руку и поднял кусок льда, принявшись раскапывать сугроб. Чонгук недоумевающе нахмурился. Когда снег закончился, Юнги принялся и за холодную землю. — Сделал бы тогда уж нормальную лопату, — хмыкнул Чонгук, наблюдая за его пыхтением. — С черенком удобнее будет, не думаешь? Юнги замер, оглянувшись через плечо, и от этого взгляда аж в животе потянуло. — Да я просто… — Нет, ты прав, — вздохнул Юнги, принимаясь лепить из снега длинную крепкую ледяную палку. А когда лопата была готова, Юнги встал и протянул ее Чонгуку. — Поможешь? — С чего бы? — насупился Чонгук. — Я тебе сегодня уже помогал. Для одной ночи достаточно, я считаю. — Ты ведь не просто так со мной поплелся. — Юнги воткнул лопату в снег и оперся на черенок. — Мог идти на все четыре стороны, но поплелся со мной, с магом, с которым у тебя с первой встречи довольно натянутые отношения. А это значит, что была какая-то весомая причина. Вполне очевидно, что идти тебе некуда. Ты так ныл о своем доме и своих вещах, когда мы убегали… сразу ясно, что никаких запасных вариантов нет. Но для фейри это никогда не бывает проблемой. Они ведь легко выживают в лесу месяцами и годами. И ты смог бы — здоровый, умный, магически сильный. Так что причина в другом. В чем же?.. Чонгук поджал мерзнущие губы, еще сильнее нахмурившись. — Если вспомнить то, что ты сказал мне в доме, можно без труда догадаться о настоящих причинах. Ты боишься попасться егерям. Понимаешь, что во второй раз они будут куда как внимательнее следить за пойманным фейри, не упустят. Когда начинаешь бояться за свою огненную шкурку, готов попросить помощи даже у неприятного тебе мага. Надеешься на мою защиту, да? — Иногда ты, в самом деле, жутко раздражаешь, — бросил Чонгук, отворачиваясь и глядя на ель. — Не переживай, я не издеваюсь, — рассмеялся Юнги, вдруг протянув руку и поправив ему сползающий с плеча шарф. — Просто у меня тоже была причина не прогнать тебя прочь. Убить меня хотели только здешние оголтелые чудики, никаким егерям я не нужен, обычный маг, человек, на нас охоту не ведут. Было бы лучше послать фейри ко всем чертям, чтобы он внимание не привлекал, и спокойно ехать в любой приглянувшийся город, начинать новую жизнь. Но я ведь не послал… — И… почему же? — Чонгук опустил взгляд на руку, всё продолжающую сжимать завязку его стеганой куртки. Казалось, что бледные пальцы покрыты инеем на кончиках. — Я не умею вот так вот подмечать детали и анализировать, так что сам не пойму. — Тогда не буду ходить вокруг да около, — хмыкнул Юнги, пряча руку в карман. — Дело в моей магии. Если не сооружу новый кокон и не впаду в спячку, то замерзну насмерть через полдня. — Что? — выдохнул Чонгук, нервно усмехнувшись. — Ты это серьезно? — Да. Но кокон сооружать сейчас не время и не место. И у меня лишь один альтернативный вариант — постоянно быть рядом с источником огненной магии. Например, с огневушкой. О магах и их коконах Чонгук знал куда больше деревенских, верящих глупым суевериям и заблуждениям, да. Но о подобном слышал впервые. Звучало странно и уж очень неожиданно. Но вряд ли у Юнги были причины врать о таких вещах. К тому же, если подумать, он и правда всю дорогу старался не отходить далеко от плетущегося следом. — Постоянно быть рядом? — переспросил Чонгук, осторожно отходя на пару шагов. Юнги не шелохнулся, но через пару секунд губы его как будто стали бледнее. — О каком расстоянии идет речь, если не секрет? То есть… «Рядом» — сколько это? В поле зрения? В нескольких шагах? Или на расстоянии вытянутой руки? — Чем ближе, тем лучше, — ответил Юнги, не скрывая улыбку. — Но многого просить не стану… лишь бы я мог дотянуться и дотронуться, если сильно замерзну. Чонгук отошел еще на пару шагов, как будто пытаясь осторожно сбежать. Юнги лишь окинул его взглядом, всё продолжая спокойно стоять под елью. Но губы совсем побелели. И Чонгук был готов поспорить, что видит, как на ресницах и челке моментально нарастает иней совсем не от срывающегося с губ пара, ведь того давно не было, будто внутри всё остыло. — И что же ты предлагаешь? — А это разве не очевидно? — Юнги усмехнулся. Хотя Чонгук не был уверен, что это не сдерживаемый болезненный кашель. — Сотрудничество. Мне нужно до полнолуния продержаться, а там всё наладится, смогу вздохнуть спокойно. Будем держаться вместе и помогать друг другу. Я провожу тебя в любой нужный тебе город, буду защищать от егерей и даже кормить за свой счет, ведь я всё же… немного… то есть, да, чуть-чуть причастен к тому, что ты остался без жилья и всего нажитого добра. Готов отблагодарить. А взамен прошу предоставить мне твои тело и магию в качестве грелки. — Ого. — Чонгук озадаченно сморщил нос, не в силах скрыть захлестнувшее удивление. — Ничего себе, предложение довольно щедрое, надо заметить. — Ну, ты мне всё же сегодня жизнь спас. А я не настолько эгоистичная сволочь, чтобы использовать магическое лассо и держать тебя при себе силой. Предпочту полюбовную сделку. — А если я откажусь? — Чонгук пожал плечами, оглядывая лес вокруг. Он даже понятия не имел, с какой стороны они пришли, ведь не мог найти следы в снегу, но очень хотел, чтобы маг не исключал и такой вариант. — Что тогда? Я-то смогу и сам выжить, да, будет сложнее, придется затаиться и переждать какое-то время, но я справлюсь. Но что будешь делать ты? — Вырою себе ямку, лягу в нее и закопаюсь снегом. — Что? Помирать, что ли? Правда? Вот так просто? — Да не помирать, дурила, — чуть с хрипотцой рассмеялся Юнги. — Кокон сооружать. Просто спрячусь, чтобы никто не нашел случайно. Это будет сложнее, придется потратить последние силы и поднажать, но я справлюсь. — Он улыбнулся, чуть качнувшись из стороны в сторону. — А после полнолуния проснусь, выползу из своей ямы, как беспокойник из могилы, и пойду мстить одному неотзывчивому фейри. Он вдруг закрыл глаза и тяжело выдохнул, впившись пальцами в черенок своей ледяной лопаты так сильно, что та аж покрылась трещинами. А после и вовсе согнулся пополам, надрывно всхрипнув. Чонгук в испуге бросился к нему, ругая себя за сомнения, подхватил под руки, не давая упасть, обнимая и крепко стискивая пальцами плащ мага. Даже на таком морозе дыхание Юнги обжигало холодом и рвущейся наружу магией. Да какие там полдня?! Он же и пару часов не выдержал! — Ладно, ладно, я вижу, хватит демонстраций, — проворчал Чонгук, буквально силком заставляя мага выпрямиться. — Я вижу, что друг без друга нам никуда. Давай, согласен побыть грелкой, так что соберись, развалюха. — Ой, да я бы и рад, — прокряхтел Юнги. Чонгук поджал губы, учуяв появившееся притворство. — Но совсем сил не осталось, магия — штука страшная. Посидеть надо. Отдохнуть. Ухнув в снег, Юнги облегченно вздохнул. — Угу, — скептически покивал Чонгук. — Посидеть. Отдохнуть. — Ну да. А ты пока можешь взять лопату и копать, чтобы без дела не мерзнуть. Ты такой горячий парень, тебе мерзнуть не нужно… — Ладно, — в очередной раз повторил Чонгук, ногой поддевая черенок ледяной лопаты. — Что хоть копаем? Надеюсь, не дружка-мага из ямки? — О, нет-нет, — с улыбкой махнул рукой Юнги. — Откапываем мою давнюю заначку, на что-то ж я должен кормить свою новую грелку.