Smasher

      Теплый золотистый свет рассеивался на десятки крохотных искр, мерцающих как драгоценности на шероховатости деревянных панелей. Цельные дубовые доски, крашенные соком и лаком, стремились ввысь, плотно прижимаясь друг к другу ровными стыками. Вся внутренняя обшивка ванной комнаты на Эбунике была выполнена из натурального дерева. Это редкость в мире победившего вторсырья.       Хромированные детали ванного гарнитура тускло поблескивали на плавных, безопасных изгибах стиля хай-тек, выделяясь в полумраке комнаты редкими вкраплениями темного серебра.       Матовое зеркало не отражало комнаты, так как ничто не попадало в поле его датчиков. Мэллори сейчас не могла подойти к нему. Она была слишком занята. Мэллори томилась под замком в просторной душевой кабине, куда ее бросили члены Мальстрема.       Час, второй, третий, двадцать третий.       Темную каюту на мгновение затопил свет солнца, очертивший две вошедшие фигуры, высокую и низкую, после чего ванная комната снова погрузилась в полумрак.       — Освободите меня! — прокричала узница, бросаясь к запертой двери кабины. — Умоляю, освободите, у меня есть деньги, много денег! Я дам вам все, что хотите!       — А мы ничего не хотим. — ответил ей холодный металлический голос, не способный принадлежать живому человеку.       Послышались тяжелые громыхающие шаги и дверь кабины распахнулась настежь, будто на ней и не была тяжелого электронного замка.       Мэллори пронзительно взвизгнула и упала, суча длинными ногами по полу и силясь вжаться поглубже в угол кабинки. В порыве страха ее обескураженный разум надеялся каким-то чудом растворить тело в пластике и кафельном растворе, да хоть пройти сквозь них, лишь бы скрыться подальше от вошедшего железного чудовища. Но кафель остался таким же твердым, как и прежде, и ничего в ее заточении не изменилось. Разве что Мэллори почувствовала разящий от стен затхлый аромат плесени.       Смэшер невольно залюбовался девушкой.       Она была самой невинностью. Скромненькое каштановое каре. Большие серые глазки. Чуть-чуть напоминает молодую Мичико. А ну как глазки этой косули полезут из орбит, когда он будет давить ее голову?       — Что, Грейсон, как тебе зрелище? — глумливо пролаял борг.       Второй вошедший неодобрительно покачал головой.       Мэллори с надеждой воззрилась на человека, названного Грейсоном. Сквозь пелену слез он выделялся красками обычной, человеческой одежды. Синими джинсами и красный дутой жилеткой. Это красивые цвета. Теплые. Так Мэллори одевалась вне работы. Это внушает хоть какое-то доверие.       — Сколько еще осталось? — взволнованно спросил Грейсон.       — Час. Ничего не выйдет. Как я и говорил.       — Тогда зачем все это? Девушка…       — Умрет через час. — отчеканил борг. — Такой был приказ.       Мэллори разразилась новой порцией рыданий, сильных, но уже почти беззвучных: за прошедшие с момента похищения сутки она сорвала голос, и сил плакать по настоящему у нее уже не осталось. Она только дрожала всем телом и корчилась от страха и боли, рвущих ее душу на куски. Девушка всхлипывала, икала, дрожала и царапала ногтями плитку, когда легкие сводило судорогой от недостатка кислорода.       Могучая, угловатая фигура нависла над ней и заслонила тусклый свет потолочных энергосберегающих ламп.       — Выйду-ка я покурить. — тихонько шепнул Грейсон.       — Не хочешь смотреть, так и скажи. — усмехнулся борг.       Мэллори ударила кулаком по твердому пластику, и закричала:       — Нет, умоляю вас, не оставляйте меня, — с губ девушки летела слюна и клочья пены, — не оставляйте меня одну с ним, прошу, мать вашу!       Уже прошедший половину пути Грейсон замер в узкой полоске света, падающей в приоткрытую дверь каюты. Мэллори прижалась лицом к пластику. Ей казалось, она почти могла рассмотреть выражение лица паренька. Жалостливое. Сконфуженное. Но затем он отвернулся и ушел, ступая неуклюже как внезапно оживший манекен.       Полоска света превратилась в нить, а затем исчезла, надежно обрубив все звуки, доносящиеся снаружи. Далекие беззаботные чайки заткнулись на полукрике.       — Нет! — Мэллори застучала кулаками по стенке, хрипя и визжа. — Нет, нет, нет, черт возьми!       — Мы остались одни, цыпа. Ты знаешь, кто я?       — Смэшер. Адам Смэшер… — с ненавистью процедила Мэллори.       — Умная девочка.       — Отпустите меня! Что вам нужно?       — От тебя — ничего. От твоего приятеля Гилкриста — очень многое.       — Гилкриста?! — глаза Мэллори округлились. — Причем здесь Энтони? Он жив? С ним все в порядке?       От одного упоминания этого имени даже слезы на щеках у девушки пересохли вмиг.       — Любовь. — усмехнулся борг. — Ужасный недостаток.       Смэшер присел на колено, чтобы оказаться на одном уровне с Мэллори. Девушка часто-часто заморгала, стерла с лица последние капельки влаги и сфокусировала взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть наплывающее на нее из темноты лицо Адама. Натянутая на череп трупная кожа напоминала белую луну на черном небе, бога мертвых, чье имя давно было предано забвению к 2077-му.       Серые глаза застыли напротив красных. Яркий свет оставлял на сетчатке девушки блевотные пульсирующие точки. Она нахмурилась, попыталась отодвинуться, но Адам ловко схватил ее двумя пальцами за худосочное запястье.       Мэллори шмыгнула носом, исподлобья глядя на киборга. Она уже не плакала, готовясь дать похитителю хоть какой-то отпор.       А Адам поклялся себе, что такой смелой она будет очень недолго.       — Я пригрозил Гилкристу, что убью тебя, если «Милитех» не разорвет контракт с «Найтом».       — Что?! — глаза пленницы округлились. — Но ведь Тони не обладает такой властью! Он не сможет провести это решение через совет директоров!       — Не обладает. — согласился Смэшер. — Но он тебя любит. Ради тебя он пойдет на что угодно. Подкупит их, убьет. Или выполнит для них пару-тройку грязных заданий. Гилкрист та еще крыса, ему это не в новинку. Или отдаст им свои рот и жопу на еблю. Мне все равно.       — Тони не сможет…       — Не сможет, значит я тебя обнулю. Все просто.       — Вам это с рук не сойдет! — завизжала Мэллори. — Тони знает, что за всем этим стоите вы! И все знают, что ты представляешь «Арасаку»! Это развяжет новую Корпоративную войну!       — Из-за жизни младшей секретутки? А ты в себе уверена.       Мэллори открыла было рот, чтобы возразить, может закричать, а может попросить пощады, окончательно растоптав в душе крохотные остатки гордости, как вдруг двери каюты отъехали в сторону, и на пороге возник запыхавшийся Грейсон.       — Адам, Гилкриста нашли!       — И что он? Бежит к нам с расторжением контракта в зубах? А хвостом виляет?       — Он валяется мертвый в канаве раздетый до трусов.       Мэллори взвизгнула, на секунду прервав Грейсона. Тот бросил на нее беглый взгляд, и вновь вернулся к Адаму.       Смэшер склонил голову набок, отсутствующим взглядом прожигая Мэллори.       — Значит, оставшийся час можно не ждать.       Прежде чем Мэллори успела пискнуть, Адам схватил ее клешней за горло. Так быстро, что она даже не заметила движение. Казалось абсурдом, что огромный неповоротливый киборг был способен на такую скорость. Мэллори почувствовала как вокруг горла сжимается угловатое кольцо металла. Волоски прически попадали в шарниры пальцев и их зажевывало промеж фаланг. Широкая как лопата ладонь сдавила воздуховод, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни даже захрипеть, ни даже зашептать. Адам завел большой палец за подбородочный бугор и начал давить вверх, медленно, но неумолимо по миллиметру запрокидывая ей голову. Будто открывает крышку от бутылки на корпоративе «Арасаки». Еще чуть-чуть, и из горла брызнет теплое красное вино.       Перед глазами Мэллори заплясали разноцветные круги, в центре которых мельтешили алые точки — адские глаза Адама Смэшера.       Он буквально чувствовал как жизнь по капле покидает тело девушки, просачиваясь невидимыми бусинами сквозь кожу шеи. Синяки появлялись от бьющего внутри напора жизненных соков. Он прорывался в мясо и раскрашивал бежевый в синий и черный.       Если бы не шум прибоя в ушах, Мэллори бы слышала, как тихонько похрустывают ее шейные позвонки. Как скрипят межпозвоночные диски, подходя к своему пределу прочности. А когда казалось, что все, и девушка была готова скользнуть в манящий вечный сон, перестав сопротивляться и позволив голове «отщелкнуться», Адам отпустил ее, лишь чуть чуть надорвав ей шейные связки. Борг поднял девушку и рывком толкнул к стене. Мэллори с силой ударилась о кафель. Из нее бы вышибло дух, если б он еще оставался в легких. Девушка инстинктивно подалась вперед грудью, делая глубокий вдох. Но ее грудную клетку тут же промяли внутрь четыре экспансивные пули.       Тонкие пластиковые наконечники смялись о ребра, раскрываясь как бутоны в плоти Мэллори. Острые лепестки прорезали мясо и напились кровью, захлеставшей из раны водопадом. Между цветками и встроенными в руку автоматическими стрелковыми орудиями повисли длинные дымчатые стебли.       Мэллори упала на спину и замерла, с раскинутыми руками и свернутой шеей. Ее тело стало субстратом для священных цветов насилия из металла и пластика, не разлагающихся в почве тысячу лет. Все равно хоронить девку никто не собирался.       Адам смолк, внимательно оглядывая тело. Внешне бесстрастный, внутри он погружался в бархатные волны удовольствия, которые даровать способно только жестокое убийство.       За свою долгую жизнь борг успел наработать себе огромное личное кладбище. Он был в этом весь, в смерти и огне. Он расстреливал толпы гражданских, не поведя и бровью. И получал от этого небывалое удовольствие. Каждый раз как первый. Но сотня, две сотни или даже тысяча безликих абстрактных людей не грела его душу так, как убийство кого-то с личностью с глазу на глаз. Хоть чуть-чуть знать человека, наблюдать за ним, говорить в преддверии неизбежного убийства. Еще лучше если человек невинный. Хорошо, если сам Адам это знает. Еще лучше, если в курсе жертва. Становясь напротив человека, отнимая его жизнь, глядя при том глаза в глаза — вот, что максимально удовлетворяло Адама. Не важно, слабый ли человек или сильный, мужик или баба, старик или ребенок. Смэшер дерется не ради победы, соревноваться ему не с кем. Кто был бы достойным соперником Истинному Боргу? Он в этой игре ради убийства. И чем более оно не оправдано морально, тем лучше. Нечасто приходится расправляться в спокойной, неспешной обстановке с невинными. Но каждый такой момент он помнил и ценил.       Убийство надо прочувствовать.       Волны наслаждения неспешно омывали Смэшера и разбивались о его твердую холодную душу как волны прибоя, ласкающие борт Эбунике.