~
— Госпожа Оракул. — Бесполезно. — Джису. — Разговор закрыт. — Джису-а, — провоцирующе исковеркал светлый маг, не различив ожидаемого недовольства в лице оракула. Та преспокойно перевернула страницу книги о ботанике, даже не поведя бровью. Усталый вздох, беглое переглядывание и уверенное… — …Нет. Намджун ощутил, что лимит уговоров постепенно исчерпался; альфа положил оторванный мятный лист в миску, а обнажённую веточку с зазубринами кинул к точно таким же голым стеблям в плетеной корзине. Он и Джису битый час подготавливали восстановительные повязки и снадобья для будущих раненых, занимались обработкой трав. И всё это время светлый маг безуспешно пытался выудить у оракула разрешение на то, чтобы присоединится к уже идущему сражению. А именно, к части наземной пехоты, собирающейся напасть после боя водной артиллерии. — В лагере ведь обучают грамоте, верно? Тогда почему до тебя до сих пор не доходит значение слова «нет»? — спокойно выразилась оракул, захлопнув фолиант и отложив тот в сторону. — А вот язвить необязательно, — хмуро заключил обломанный Намджун, воротя нос от очередной ярко пахнущей веточки мяты. — Знаешь, если бы ты не была черствой как камень, то давно бы разрешила мне участвовать в нападении. Я понимаю — для тебя неизвестны такие простые истины как любовь к семье, но разве сложно попытаться представить себя на моём месте? Злость светлого мага неприятно уколола оракула, а его нелепый выпад из-за бесчувственности, — которая, между прочим, обуславливалась природой, и с которой Джису ничего не могла поделать — вынудила приостановиться и встретиться взглядом. В горло закрался обжигающий вздох возмущения, омега незаметно впилась руками в близстоящую миску с толкушкой. — Если я не умею чувствовать, это ещё не значит, что я не умею сочувствовать. — А разве это не взаимоисключающие вещи? — Намджун со злостью принялся ощипывать растение. — Если бы ты умела сочувствовать, то хотя бы попыталась предположить, какого мне сейчас. Моя сестра в лапах Тэхёна, а я сижу и занимаюсь садоводством! — А если тебя убьют во время сражения, то проку будет больше? — руководствуясь логической подоплекой, уточнила Джису, не глядя растирая засушенные цветы шалфея. — Когда восстановишься и сможешь полноценно биться, тогда и поговорим. И вообще, в западной части Флорена всё равно нет Дженни. К чему подобное самопожертвование? — А почему ты защищаешь меня? Почему позволила всем, даже магам послабее, выйти в море, а мне и Юнги нет? Между ними возникло непередаваемое напряжение; оно струной протянулось от его души к её. Они оба ощутили странную непреодолимую связь, притягивающую их не хуже гравитации, однако успешно проигнорировали это чувство. Всё началось ещё тогда, в убежище, когда Джису встретила уставшего и зачуханного Намджуна, оттолкнув его ледяным безразличием. Альфу точно током пробило от её прикосновений; он успешно списал это на шок после побега и громоздкую усталость. Но теперь, с каждым новым днем проведённым рядом с оракулом, ему многое становилось понятно. — Засуши листья мяты. — Что? — непонимающе переспросил Намджун. — Если засушишь листья мяты при помощи магии, то я пущу тебя, — ровно провозгласила Джису. Она испытующе посмотрела на растерявшегося светлого мага, сцепив пальцы между собой. — Давай, даю тебе шанс доказать свою компетентность. Честно говоря, альфа понятия не имел, как это сделать, однако решил колдовать по наитию. Он осторожно поднял правую руку, сконцентрировавшись на конечной цели. Высушенные листочки. Просто вытяни из них всю влагу и чуть-чуть обдай теплом. В теории, ну, что могло было быть проще? На практике — Намджун прикрыл глаза, сосредотачиваясь и позволяя силам господствовать в тарелке, а когда вновь взглянул на мяту, то с ужасом обнаружил… Пожар! Кажется, он перестарался самую малость. — Отпускать вас с Юнги в разгар битвы равносильно броску младенцев в воду. Вы ничегошеньки не умеете. — Оракул искрами светлого волшебства затушила возникший огонь, замечая, как стыдливо зарумянился Намджун. — Вы будете лишь мешать наступлению. Неумелый боец может потянуть весь строй на дно, и это не считая того, что вы оба не до конца восстановились. Надеюсь, я выразилась достаточно ясно, чтобы впредь на меня не наседали с подобными вопросами. Если бы светлый маг не знал Джису, то решил бы, что она порядком разозлилась. В её голосе так и сочилась агрессия, глаза хранили неприветливый огонёк. Оракул сама не понимала, что с ней происходило — просто впервые в жизни захотелось повысить на кого-то голос и поучительно отчитать. Она перепугалась потери контроля, непривычной эмоциональности, неприятного ощущения, царапающего грудную клетку, поэтому прокашлялась, в надежде выдавить из себя дискомфорт. — И, кстати, нам все ещё нужна эта миска мяты, так что, будь добр, восполни запасы, — поуспокоившись, выдала омега. Она потуже впилась в рукоять толкушки и вернулась к практически измельчённым цветам шалфея. Её все ещё немного колотило, что не укрылось от довольно наблюдательного Намджуна. Который в момент всплеска гнева различил слабый запах травы, что, увы, не находилась поблизости. Он хотел было озвучить своё предположение вслух, но не рискнул. Лишь вытряхнул из керамической посудины остатки сгоревших растений и молча, словно отчитанный подросток, вернулся к отрыванию листочков мяты от вердепомовых стеблей. Намджун, на всякий случай, ещё раз принюхался, но такой манящий и притягательный аромат лаванды больше не витал в воздухе. Может быть, ему показалось?~
— Мне кажется, что тебе стоит быть поосторожнее с Твоим Лордом, светлая волшебница, — внезапно изрёк Туан Бао Третий, что не так давно откопал в снегу очередную веточку с красными круглыми шариками. Зимняя костяника, произраставшая прямиком сквозь толщу сугробов, была отличным дополнением к джему из кедровых орехов. — Я понимаю, что у вас общее горе и что вы — истинные, но всё же не забывай, кто такой Тэхён. — И кто же он? — Дженни присела на корточки и бережно собрала плоды с растения, уложив те в небольшой тряпичный мешок на плече. — Я знаю, что снаружи он кажется черствым и закрытым, но внутри Тэ — просто запутавшийся мальчишка, которого не научили любить. Он не знал ничего кроме боли и предательства… — … И ты веришь, что он может стать лучше? Ой-вэй, этого я и боялся, — перебил грифон, трактором пробираясь к ногам омеги. Он нагло приластился к коленным чашечкам, требуя обратить на себя внимание и погладить. — Я тоже вижу в Тэхёне свет. Я даже вижу в нём что-то от Виен, однако его душа давно погрязла в темноте. Не думаю, что ты когда-либо сможешь её оттуда достать. Дженни резво отклонилась назад. Плюхнулась в снег, забирая маленькое обсидиановое тельце на бедра и начиная бережно чесать под клювом Туана Бао Третьего. Он гортанно замурчал, издав привычные вибрации в районе шеи. — Даже если сейчас у вас всё хорошо, это не значит, что так будет всегда. Когда-нибудь, тебе придётся сделать выбор. Принять нужную сторону. А светлое будущее и жизнь рука об руку с Твоим Лордом — не сопоставимые опции. Чем раньше ты отречёшься от своих только зарождающихся чувств, тем лучше. Потому что в конце будет гораздо больнее с ними расстаться. «А что, если я не хочу с ними расставаться?», — неожиданно отдалось в груди Дженни, что впервые в жизни обдумывала концепцию отношений с Тэхёном как нечто не вызывающее рвотного рефлекса. Раньше она принимала его ради будущего их малышки, ради безопасности семьи в лагере. Но теперь, когда весомых предлогов больше не осталось, омега со страхом осознала, что, возможно, она бы хотела этого для себя. Не из-за истинности, а именно из-за искренней проникновенности Тэхёном. Он был заботливым, вежливым, добрым, понимающим и ласковым. Дженни всегда отличалась детской наивностью и надеждой на мир во всем мире; может быть, поэтому она так отчаянно желала верить в невозможное. В то, что то малое количество света, сосредоточившееся где-то под шипами и вечной хмурой осенью на душе правителя, могло победить и переманить альфу на правильную сторону. — Или ты готова расстаться с идеей сопротивления? С возможностью быть с братом? Готова расстаться с чувствами к Юнги? — Юнги, — виновато сорвалось с губ Дженни, когда в сердце неприятно закололо. Точно ядовитый дротик попал куда-то в середину. Хруст. Резкий и устрашающий донесся до ушей светлой волшебницы и грифона, из-за чего болтающая парочка встрепенулась и обернулась на близпрорастающие ели со сплетёнными ветками. Из густоты леса и теней на них смотрело два ультрамариновых глаза. Морда магического существа, подозрительно похожего на тигра, постепенно высунулась из темноты и неприглядно зарычала. — Светлая волшебница, бежим! — первым спохватился Туан Бао Третий, взмыв в воздух и когтями оттянув ткань женской накидки вверх. Дженни моментально послушалась. Резво вскочила на ноги и бросилась по протоптанной дорожке наутёк, высоко поднимая ноги. Существо прыжками по снегу принялось догонять чужаков — преимущественно, конечно же, омегу — и издавало странные утробные звуки. Светлая волшебница прерывисто дышала, периодически оборачиваясь назад, и перебирала замерзшими конечностями так скоро, как только могла. Они с Туаном Бао Третьим практически добрались до поляны со знакомой хижиной, когда Дженни неуклюже запнулась о свою же ногу и повалилась на землю. Омега в испуге оглянулась в сторону опасности, решая встретить кончину с достоинством, когда уловила жалобный скулёж — существо забавно затормозило на задних лапах и, бросив обеспокоенный взгляд вперёд, скрылось за ближайшими деревьями. Светлая волшебница не видела, что так испугало белоснежного псевдо-тигра, однако прекрасно расслышала. Успокаивающий запах шоколада коснулся чувствительного носа. — Тебя хоть на минуту оставить можно? — насмешливо осведомился Тэхён, положив охапку хвороста на землю и подойдя к устало откинувшейся на сугроб паре. Он навис над ней, перекрыв макушкой солнце и убрав из глаз знакомую чёрную пелену. — Мы с Туаном собирали зимнюю костянику. — И где же она? — лукаво прищурился правитель, понимая, что подле светлой волшебницы не лежит ничего похожего на корзинку. Дженни опрометью принялась шарить руками в округе в поисках тканевой сумки. Очевидно, та спала с плеча во время безумного побега и осталась лежать где-то в снегах зимнего леса. Однако сильно расстроиться на этот счёт омега не успела, потому что спустя несколько секунд на голову альфы свалилось что-то бежевое, скатившееся по спине, как по горке, и устроившееся в ногах. — Ау! — На! — уверенно отрапортовал Туан Бао Третий, дико довольный тем, что только что сбросил «боевой снаряд» на Тэхёна. — Получите-е-е и распишите-е-есь.~
Чонгуку было четыре, когда его мать умерла у него на глазах, загородив тело сына собой. Чонгуку было семь, когда он впервые познакомился с Ёнсу и узнал о существовании Лалисы и Чимина. Чонгуку было четырнадцать, когда он впервые услышал манящие нотки жасмина, исходящие от обеденного стола стражей и понял, что где-то там сидела его пара. Чонгуку было восемнадцать, когда он впервые рискнул оголить чувства и поцеловаться со своей истинной. Чонгуку было двадцать один, когда он официально обручился с Чеён, ненавидя пророчество за разбитое сердце. Чонгуку было двадцати три, когда он впервые почувствовал благоволение и узнал, что скоро станет отцом… Он бы мог соврать, что весь этот калейдоскоп жизни промелькнул у него перед глазами в самый последний момент, но правда в том, что альфа даже не понял, что это мгновение для него стало последним. Тёмные сферы бомбардировали гавань с неестественной периодичностью; как оказалось, западная часть Флорена подготовилась к их прибытию. Крысы во дворце наверняка сообщили про нападение и помогли разработать план отпора. Но даже если сопротивление и попало в западню, отступать всё равно было нельзя, да и некуда. Чонгук прекрасно понимал, что долго они не протянут под градом сыплющихся заклинаний; он весьма вовремя вспомнил о том, что умеет делать защитный барьер, поэтому рискнул предпринять опасную меру. Он не предполагал, что задумка удастся, но, кажется, просто немного недооценил собственные силы. Когда все заряды успешно скопились у золотой пелены, перестав вредить трём боевым фрегатам, в нём взыграло ликование. Конечно, столь мощная энергетическая потеря не могла пройти бесследно, но принцу было не до этого. У него в голове пульсировало острое желание помочь подданным Флорена. Светлая магия окрыляла, и в прямом и в переносном смысле — альфа поднялся в воздух в опасной близости к широким перекладинам на бизань-мачте, подле развивающегося фиолетового флага с величественным фениксом на нём. Чонгук инстинктивно почувствовал жажду вернуть тёмным магам ответную любезность. Он собирался отплатить обидчику его же монетой. Чеён всегда предупреждала друга о том, что нельзя использовать силовой запас подчистую, доводя количество волшебства до критической отметки. В противном случае всё могло закончиться плачевно — от энергетического обморока до смертельного магического истощения. Но принц не хотел подводить три нуждавшихся в нём морских команды лишь потому, что испугался перенапрячься. Речь ведь шла об их будущем. О победе сопротивления и о создании абсолютно безопасного для светлых волшебников места для жизни. Такого, где никто бы из них не побоялся быть собой. Альфа ужасно хотел, чтобы все, включая подрастающего маленького Чонсу, имели шанс на беспроблемное будущее. Поэтому он собрал каждую крупицу теплящейся внутри магии и с победным рыком направил в сторону берега. Заклинания, порох, ядра, огненные снаряды — всё обратилось против своих же владельцев. — Палить изо всех пушек! — предусмотрительно скомандовал Чимин, стоя у носа судна. Бан Чан на корабле рядом тут же подхватил боевой дух стража, отдав схожий приказ оставшемуся судну «Фамилия». На поселение тёмных магов обрушился не только праведный гнев маневренных фрегатов, но ещё и собственная ненависть. На линии берега послышались душераздирающие крики. Огонь перебрасывался с одной деревянной бочки на другую, снаряды приходились по каменным крышам жилищ. Западная часть Флорена рассыпалась на части, искрясь от взрывов. Когда ударная волна до конца вылетела из ладоней Чонгука, принц почувствовал ужасную слабость и тягостное желание уснуть. Он не смог побороть невыносимое чувство сна; поддерживающие его светлые вихри рассеялись. Тело альфы кубарём полетело вниз, по дороге болезненно проломив выступающие перекладины бизань-мачты. — Чонгук! — испуганно прокричал Чимин, заметив, как фигура принца уверенно устремилась в воду, и сорвался с места. И хотя страж не вполне понимал, чем мог помочь в данной ситуации, он всё равно скатился по перилам с мостика и пересёк палубу, взобравшись на корму. «Только бы успеть», — раздалось вместе с шумом в ушах. Но оказалось слишком поздно. Находящийся в бессознательном состоянии Чонгук ударился о металлический прут, сильно разорвав одежду в области живота, а затем с громким хлюпом скрылся в ледяном океане. Почти сразу же затерялся в тёмном буйстве волн, не оставив и следа. Чимин без заминки бы прыгнул следом, если бы спустя каких-то тридцать секунд в слабо проглядываемой толще не вспыхнуло перламутровое свечение. …Чонгуку было двадцать три, когда холодные воды Флорена приняли его окровавленное тело на успокоение.