Дикий

Чимин не верил в произошедшее. Он сидел с отстраненным выражением лица, чувствуя утешающие прикосновения к своей макушке и теплые объятия. Страж разглядывал ажурное плиточное покрытие, выстеленное в форме разнообразных геометрических фигур, и никак не мог понять — неужели, это реальность? Неужели, Чонгука больше нет? — Как… Как я должен сказать об этом Лисе? — растерянно осведомился альфа, задрав подбородок. Он посмотрел на расстроенную Чеён, что безмолвно роняла слезы и показательно держалась ради возлюбленного. Она тут же обхватила щёки Чимина горячими ладонями, большими пальцами стирая скупые влажные дорожки. Ох, совершенно не так принцесса представляла их сегодняшнее воссоединение — цена, которую им пришлось заплатить за полноценное освобождение Флорена, была слишком высокой. — Как я должен сказать, что не спас его? — Ты ни в чём не виноват, — правдиво подметила омега, позволив стражу уткнуться в выемку между рёбрами и спрятать в складчатом кардигане немощный плач. Её ладони бережно прошлись по пшеничным волосам на затылке, слипшимся из-за корабельного масла. — Я тысячу раз предупреждала Чонгука о последствиях излишней траты магии… Говорила, что нельзя быть столь безрассудным! — У него не было другого выбора, — угрюмо промямлил Чимин, руками обхватывая тонкую поясницу. — Но у меня был. И мне стоило его подстраховать. Или быть рядом, а не на другой части корабля. Чёрт, это ведь я отвечал за жизнь принца и не справился с заданием… — Чимин, мы оба знаем, что ты выложился по максимуму. Ты всё сделал правильно, слышишь? — у принцессы сердце грудную клетку грозилось проломать из-за такого разбитого вида альфы. Хотелось громить и бузить; хотелось воскресить Чонгука и заново убить, потому что этот сострадательный альтруист совершенно не подумал о том болезненном наследии, что оставил после себя. О разгневанной — из-за эгоистичности решения — лучшей подруге. О — возложившем на свои плечи вину за произошедшее — страже. Про то, как могла воспринять данную новость Лалиса, Чеён даже помыслить боялась — сначала отец, затем мать, теперь ещё и истинный. Омега будет полностью раздавлена, когда узнает о случившемся; и это в её-то положении! Принцесса обреченно выдохнула, мысленно браня Чонгука всеми известными ругательствами и покрепче сжимая Чимина в объятиях. «Чёрт бы тебя побрал, Чонгук. Тебя и твой тупой героизм! Вот и что ты наделал? Как нам без тебя дальше, идиотина, ты, королевский…», — громко шмыгнув, продолжала Чеён, слизав собравшиеся у носогубной складки слёзы. — Что случилось? — взволнованный тонкий голосок донесся со стороны двери, отчего глаза Чимина и Чеён в испуге встретились. Они с немым ужасом переглянулись, понимая, что обратного пути не было. Оба красные, расстроенные, обжимающиеся и плачущие, мечтающие разделить вес горя напополам. Они даже не подозревали, что стоило предпринять — кто из них рискнул бы взять на себя неподъёмную ответственность и сообщить самое страшное? Сообщить Лалисе, что её жених мёртв. — Лиса… — в итоге в безысходности промолвил Чимин, подарив округлой омеге в топорщащемся комбинезоне всего один красноречивый взгляд. Но его с довеском хватило, чтобы выбить из-под ног Лалисы почву. Да что там. Разрушить её целый мир, затопить подступающими слезами континенты. Озарение настигло моментально, но вот только реакция как-то чересчур замедлилась. Омега попыталась осознать и свыкнуться с вестью, в корне неправильной и нереалистичной; разум отказывался обрабатывать происходящее. Чонгук наверняка остался где-то позади и должен был совсем скоро присоединиться к ним. Веселым тенором разрядить погрустневшую обстановку, обнять Лалису, нетерпеливо зацеловывая и обеспокоенно уточняя, не пыталась ли она в очередной раз навредить малышу излишними нагрузками? Неожиданно температура в комнате понизилась, точно замок магическим образом перенесся на северный полюс. Коленки неистово задрожали, пальцы сковал лёгкий тремор… Вот бы Чонгук поскорее вернулся и согрел омегу в своих длинных мускулистых руках, успокоил, так, как только он умел. Потёрся носом о щёку и чмокнул куда-нибудь в район уголка губ, признаваясь в сладких любовных глупостях. Ну, где же он? Почему не вошёл в зал переговоров? Лалиса ведь так его ждала! И Чонсу ждал — в ладонях стража медленно возникали маленькие вихри светлой магии, опоясывающие голубое кольцо. Внутри непримиримо зажгло. — Пожалуйста, скажите, что это неправда, — убитым голосом, с надрывом, умоляла Лалиса, смотря на две выросшие фигуры с виной в каждом движении. — Нет. Нет-нет! Пожалуйста, скажите, что с ним ничего не случилось… — Прости, Лиса. — Чеён первой сделала шаг вперёд, утирая заплаканное лицо, когда Лалиса зажала рот рукой и двинулась прочь в освещённый коридор замка. Он ведь обещал! Чонгук ведь обещал, что вернётся, что не бросит их, что в будущем у них всё будет хорошо… Её Гуки. Её вредный и заботливый ревнивец. Её всё. Омега не представляла, что делать дальше. Казалось, каждая крупица существования угасала вместе с плотно обосновывающимися мыслями о кончине самого дорого человека. Страж шла не глядя, поскольку не знала, куда податься; куда вообще можно было пойти, чтобы избавиться от этого ядовитого пожара внутри, выжигающего радость и всецело выедающего счастье? — Лиса! — Чимин быстро перебирал ногами по деревянным доскам и уже через пару секунд успешно перехватил хрупкое запястье. — Лисёнок, мне так жаль. Мне очень. Очень. Очень жаль. Страж закивала головой, позволяя другу подарить ей хоть какое-то тепло. Она утонула в спасительных объятиях, сжав лоскуты ткани на мужских лопатках, и подбородком упёрлась в плечо — на большее её не хватило, тело содрогалось от рыданий. Чеён, вылетевшая из комнаты следом, мигом подоспела к плачущей парочке и поддерживающе приластилась к спине Лалисы. Та почувствовала нескончаемую благодарность и заботу, окружившую повсюду — по крайней мере, теперь, когда ноги перестали бы держать омегу, ей было на кого опереться. — Мы справимся, — уверенно заверила их хныкающую троицу принцесса, понимая, что друг хотел бы, чтобы они двинулись дальше. Чтобы сумели перешагнуть через это страшное событие и закончить начатое. Теперь они просто обязаны были победить Тэхёна. Ради Чонгука.

~

Дорога в тёмный замок казалась для Дженни бесконечно длинной и тяжелой, вереницей сменявшихся друг другом деревьев. К тому же, её попутчик был отрешенным, совершенно безэмоциональным. Тэхён просто смотрел в окно, покрывшееся лёгким инеем, бездвижно уткнувшись взглядом в одну точку; со стороны всё выглядело так, будто правителя ничегошеньки не заботило. Даже надоевшая неровность поверхности, из-за которой светлую волшебницу — и вечно недовольного Туана Бао Третьего — прилично так укачивало. Известие о смерти брата Тэхён воспринял удивительно спокойно. Глаза не заполонили слёзы, с уст не сорвался вздох неверия. Альфа просто выслушал новость как нечто само собой разумеющееся. Как факт. Как что-то, что рано или поздно должно было произойти… … Хосок присел перед Тэхёном на одно колено, виновато склонив голову. На волосы красиво падал вечерний снег, облачённая в тёмные одежды фигура сливалась с наступавшей на зимний лес темнотой. У главы охраны не находилось подходящих слов для изъяснений — лишь пресловутая рекомендация от Сокджина. Быть до чёртиков прямолинейным. — Мой Лорд, простите, что прерываю Ваш заслуженный отдых, но я с дурными вестями, — подданный поднял голову, встретившись лицом к лицу с опасностью. Он решил не оттягивать неизбежное, — западная часть Флорена пала. По нашему королевству прошлась волна недовольства. Народ требует вмешаться и вернуть схваченных в плен тёмных магов. Дженни, стоящая рядом с альфой, с испугом наблюдала за тем, как от мягкого и домашнего Тэ за секунду не осталось и следа. Вместо этого перед ней предстал грозный Лорд Тэхён, с напряженным аристократическим профилем и присущей королю надменностью. Он грозился выпустить наружу безжалостного монстра, которого омега так безнадёжно боялась. — Это ведь не всё, я правильно понимаю? — со скепсисом отчеканил альфа, краем глаза отвлекаясь на приблизившуюся омегу. — Да, мой Лорд. Боюсь, я вынужден сообщить прискорбные вести, касающиеся Вашего брата… — Чонгук! — неожиданно вырвалось из груди светлой волшебницы в унисон со звонким баритоном грифона. «Чонгук», — отдалось в подсознании правителя, пытаясь пробудить в том хоть какие-то чувства. Ещё два месяца назад Тэхён свято верил в успешное возвращение брата домой. В наставление того на путь истинный и спасение от проросшего пшена сомнения, которое посеяла их мать. Но когда альфа узнал о светлом могуществе Чонгука, о его прямой и беспрекословной верности сопротивлению, всё это потеряло смысл. Мгновенно. Чонгук умер для него вместе с идеей о счастливом воссоединении. Ещё тогда, в убежище, поэтому сегодняшнее потрясение не свалило правителя с ног или не заставило биться в истерике. И всё же, как бы там ни было, нечто неприятное закралось в потаённые уголки души Тэхёна. Достало оттуда скорбь, спрятанную за множеством замков. Скорбь по человеку, которого правитель никогда бы не смог назвать своей «семьей». Слишком много воды утекло с тех пор, слишком разными они выросли. Их связывала лишь общая кровь и пророчество — по сути, тот же Сокджин или Хосок были правителю намного ближе, нежели этот безрассудный светлый маг. Но почему тогда сотая часть души Тэхёна всё равно продолжала болезненно кровоточить? Почему так хотелось, чтобы смерть Чонгука оказалась фикцией? И хотя Дженни не знала, что творилось в мыслях Тэхёна, она не могла оставить его без поддержки. Омега ведь тоже переживала из-за кончины Чонгука, — и не только потому, что та означала крах сопротивления — просто светлой волшебнице по-человечески было жаль принца. Он погиб ради того, чтобы все остальные смогли жить. Ради идеи и ради заслуженной свободы светлых магов. Такая самопожертвенность не могла ни восхищать. Дженни осторожно переплела пальцы с рукой альфы, в надежде даровать ему успокоение. Она, честно говоря, ожидала несусветной ярости или привычного эмоционального бунта, однако Тэхён в ответ лишь сжал тонкую маленькую ладошку. Сначала он потерял их малышку, затем брата — омега и подумать не могла, какой спектр эмоций сейчас захватил нутро правителя. Поэтому светлая волшебница рискнула на более радикальные действия. Весьма аккуратно, дабы не потревожить спавшего на саквояже Туана Бао Третьего, пододвинулась к паре. Уложила голову на мужское плечо, накрыла замок из пальцев свободной рукой. В шоколадном запахе различила горький оттенок миндаля, придававший аромату ядовитые нотки, но стойко стерпела и продолжила дарить тепло и заботу. — Ты ведь понимаешь, что мне придётся пойти войной на Флорен? — басом с хрипотцой нарушил тишину Тэхён, оборачиваясь и оставляя нежный поцелуй у виска. — Понимаешь, что я буду бороться с сопротивлением? — Ты не обязан сейчас говорить о грядущей войне, — потухшим голосом призналась омега, — я понимаю, тебе больно… — Мне не больно. — Железно отрезал правитель, хотя на секунду в его взоре всё же проскользнула горечь от утраты. — И, предрекая твой вопрос, я не переживаю из-за смерти этого чужака. — Он был твоим братом. Нет ничего неправильного в том, что ты его оплакиваешь. — Он был предателем. Мой настоящий брат умер ещё двадцать лет назад, — сцепив зубы, выдал альфа. Тэхён боролся с очевидным, упёрто не решаясь признавать слабости. — Его смерть для меня неважна. Ровно так же, как и смерть любого другого светлого мага. Тело Дженни заметно напряглось после столь обескураживающего признания. Оно звучало до опасного уверенно; так непоколебимо, что кожа светлой волшебницы покрылась чередой мурашек. Омега прикусила нижнюю губу, понимая, что вступать в конфронтацию с правителем было бесполезно. Но если она не выскажется сейчас, то когда ещё сможет? — Ты ведь не такой, — произнесла Дженни, опасаясь самых непредсказуемых последствий, — я знаю, в тебе есть нечто хорошее. По правде, много хорошего. Оно постепенно разрастается и меняет ориентиры. Не противься этому, позволь… — Что? Свету победить? — Тэхён истерично рассмеялся, из-за чего Дженни поднялась с плеча и заглянула в блестящие глаза напротив. — Ещё предложи заключить перемирие и обменять лагерь светлых магов на пленников во Флорене. — Почему бы и нет? — совершенно серьёзно ответила светлая волшебница, хлопая ресницами и наивно полагая, что ей удастся склонить человека с давно устоявшейся позицией на сторону добра. — Не обязательно идти войной. Разве мы какие-то звери, чтобы решать проблему кровопролитием? Альфе не хотелось рушить веру Дженни в утопическое будущее, но правда, в данном случае, была важнее. Таким нежным, ласковым и добрым, укрощённым зверем с тягой к домашнему уюту Тэхён оставался только в компании истинной. За пределами объятий и поцелуев, вне досягаемости омеги, он спокойно высвобождал всех рвавшихся наружу демонов. И это не говоря уже о том, что истребление светлых магов — его философия. Слаженная, закрепившаяся в подсознании с раннего детства. Альфа мог сколь угодно скрывать и приукрашивать свои деяния, дабы не травмировать по-детски простодушную психику Дженни, но не более. Нутро уже не поддавалось изменению. — Война необходима. Все дипломатические попытки разрешить конфликт — только фантазии. Мы, тёмные маги, лишь защищаем собственную территорию. Мы не хотим повторения прошлого… Неважно, союзное государство во Флорене сейчас или нет — в конце концов «добро» снова попытается забрать всё себе. Омега взглянула на красноречивые картинки сражений, сотворенные альфой, и ужаснулась, представив все эти кровавые баталии в реальности. Она поспешно разогнала чёрные клубы магии, создав при помощи сил новые сюжеты, смутно напоминающие перемирие. Однако те долго не продержались; вскоре по экипажу разлетелись серебряные искры. — Светлые маги априори считают, что они лучше нас, раз их энергия чистая и подпитывается хорошими эмоциями, — продолжил правитель, с беззлобной усмешкой наблюдая за безуспешными попытками Дженни воспользоваться волшебством. — Но они ровно так же уничтожают целые поселения, перерезают глотки и вонзают кинжалы. Чем же они тогда лучше нас? Почему никто из них не говорит о несправедливом отношении к тёмным магам, длинной в несколько веков? Пора бы уже смириться, что война светлого и тёмного никогда не прекратится, поскольку мы хотим разного. Так что, вместо того, чтобы верить в альтруистически нереальный мир, я предпочитаю действовать и защищать свой класс. — Тогда почему бы тебе не убить меня? Я ведь та самая представительница ненавистных захватчиков, жаждущих поработить тёмных магов. — Просто ты… — Тэхён на мгновение запнулся, понимая, что ему совершенно не нравится то русло, в которое утёк их и без того малоприятный диалог. — Другая. Ты не такая, как остальные светлые маги. — Ты не прав. — Дженни отважно закачала головой, взяв замок из пальцев и прислонив его к левой груди. Туда, где бешено колотилось сердце. — Я обычная. Такая же, как остальные. Знаешь, о чём я мечтала, находясь в лагере? О тихом небе над головой, о крове и безропотном настоящем. Мне ужасно хотелось жить полной жизнью, а не существовать в старом и ужасном бараке. Не глотать подавители постоянно, не бояться произнести лишнего слова. Не обрабатывать страшные и глубокие раны брата, в испуге не трястись за Юнги. Мне было бы всё равно, маги меня окружали или обычные люди — мне просто хотелось спокойствия и домашнего тепла. И так считают многие в лагере. Господи, Тэ, им просто хочется жить! Она посмотрела на него с такой пронзительной искренностью, что альфа на несколько мгновений ощутил бесперебойный удар вины. Это всё истинность играла с ним, утешался правитель, обхватывая лицо Дженни и смиренно приближаясь. Это всё его глупые чувства заставляли сомневаться в прежде непоколебимых догмах. Он должен был верить в то, что поступал правильно — выдуманное светлой волшебницей перемирие не продлилось бы долго. Люди слишком испорчены властью, чтобы желать малого; всегда нашёлся бы тот, кому «просто жить» стало бы недостаточно. Тэхён посчитал, что разговор исчерпал себя; если две диаметрально противоположные точки зрения соприкасались, ничем хорошим это не заканчивалось. Правитель мягко отвёл несколько непослушных прядок за ухо, а затем без предупреждения поцеловал Дженни. Медленно смыкая губы, доминируя и довольно убедительно вынуждая прекратить диалог. Омега испытала лёгкий ступор, но противиться жгучему желанию не смогла — обвила руками шею, вкушая запретный плод в очередной раз. Они так ничего и не решили, так и не придумали, как унять непреодолимые разногласия. Их чувства являлись самым мощным катализатором, вот только к чему, к тёмному или светлому — пока что оставалось загадкой.

~

Джису многое не понимала в случившемся. Например, как Чонгуку удалось погибнуть, не заставив Лалису что-либо почувствовать? Или почему оракул не ощутила мощнейший магический всплеск, непременно сопроводивший бы столь сильное высвобождение энергии? Принц не мог просто раствориться, тем более с нехарактерным данному процессу перламутровым свечением. Возможно, Чимин ошибся. Возможно, вода исказила волшебный шлейф, добавив в золото пурпур; однако с каждой новой попыткой обдумать ситуацию возникала очередная несостыковка. Главная из которых — пророчество, что никогда не ошибалось (естественно, если в нём изначально не шла речь о малыше Чонсу). Слишком уж много сложностей и тайн; Джису устало облокотилась о стол и откинула бесполезную книгу к краю. Голова жутко гудела, грозясь лопнуть от бесконечного хаоса размышлений. Конечности будто свинцом налились, а глаза неприятно защипало. С Джису такое происходило впервые — и из-за этого было как-то вдвойне не по себе. Хотелось просто зарыться куда-нибудь в уголок и дождаться, пока странное наваждение не отступит. — Тук-тук, — театрально произнёс Намджун, пяткой охотничьих ботинок предусмотрительно постучав в открытую дверь. В руках он держал узорчатый поднос с чаем и двумя стеклянными пиалами, — подумал, тебе было бы неплохо передохнуть. — Если ты снова хочешь завести разговор о снятии больничного режима, то я не в настроении, — честно признала Джису, пальцами вцепившись в волосы и пытаясь вытрясти из сознания навязчивое… Чувство? Эмоцию? От чего она вообще собиралась избавиться? — Я просто подумал, что ты слишком долго здесь сидишь и вряд ли о себе заботишься, — смущённо заявил светлый маг, пройдя внутрь и показательно поставив поднос поверх летописей. Его настрой моментально изменился с приподнятого на встревоженный. — Эй, что с тобой? Ты в порядке? Джису не знала, что следовало ответить. Вообще-то, внутри неё нечто мучительно разрывалось на части; хотелось кричать и бить кулаками, сетуя на несправедливость жизни. На виски давил жуткий дискомфорт, в груди щемило — ей казалось, что ещё немного, и она обязательно сошла бы с ума. Массивные ладони светлого мага осторожно накрыли тонкие пальчики, глаза Намджуна глубокие, карие поймали в испуге блуждающий взгляд. Оракул сжала ручки в кулачки в надежде привести в порядок сознание. В надежде вернуть былую трезвость рассудку. — Я не знаю, что со мной творится. У меня словно слова в глотке застревают, я часто моргаю, не могу нормально сосредоточиться на документах… Я-я не знаю, может, это какая-то болезнь? Но оракулы отличаются отменным здоровьем. — Кажется, я догадываюсь в чём дело. Позволь этому тебя захватить. — Что? — непонимающе уточнила Джису, наблюдая за тем, как широкие ладони Намджуна спустились к осунувшимся плечам, а затем и вовсе нагло притянули её к себе. — А? — Просто позволь этому захватить тебя, — более непринуждённым тоном повторил альфа, замечая, что омега напряглась и охватила его за локоть. Джису посмотрела на широкий книжный стеллаж, с резными полками и смесью деревянных текстур. Она решила сосредоточиться на чём-то отвлечённом; на чём-то, что помогло бы перебороть возникшее сумасшествие. Однако вместо переключения внимания в мыслях возникла череда воспоминаний из библиотеки. С улыбчивым принцем, немного непоседливым и трудно воспринимающим информацию, но жутко упорным. Образ Чонгука так глубоко резанул по сердцу, что Джису не сразу почувствовала образовавшуюся влагу на щеках. Сначала картинка перед глазами чуть-чуть заплыла, затем на толику сильнее, а потом оракул и вовсе зажмурилась, пытаясь остановить поток непрекращающихся слёз. На что кольцо из рук, сгребших её в охапку, упорнее сжало Джису; в нос Намджуна ударил знакомый запах лаванды, только на этот раз более насыщенный и отчётливый. Теперь не оставалось никаких сомнений, в том, что эта познающая весь спектр человеческих эмоций омега, самодостаточная и мудрая, — его истинная. — Господи, как же ужасно. Что со мной такое? — сквозь тихий всхлип поинтересовалась Джису, укладывая ладонь на нервно подскакивающую грудь. — Как это остановить? Намджун, как это прекратить? — Ты горюешь, Джису, — с видом известного умника пояснил альфа, тихо укачивая оракула в объятиях. Ровно так же, как всегда успокаивал с Дженни, когда та плакала и искала в старшем брате необходимую поддержку и опору. — К сожалению, это не так-то просто прекратить. — Я хочу это отключить… Мне неприятно, Намджун. Мне ужасно неприятно! — Знаю-знаю. — Он огладил хрупкую фигуру, нагло втянув манящий аромат и наполнив легкие цветущим запахом лаванды. Господи, и как альфе удавалось раньше жить без него? — Тебе нужно выплакаться, тогда полегчает. — Но я не хочу плакать, — омега подалась в отрицание, упорно замотав головой. В протест стерла слёзы с щек, судорожно размышляя над тем, как предотвратить истерику. Почему оракул внезапно стала ощущать человеческие эмоции? Почему самой первой ей довелось испытать именно горечь? Господи, как же больно! Ей нестерпимо хотелось вернуться в адамантовую скорлупу безэмоциональности, сбежать куда-нибудь, хоть на край света, от гадко ноющего сердца. Джису как заведённая повторяла шёпотом… «Отключись-отключись-отключись».

~

Влажный язык прошёлся по потрескавшимся губам, веки еле как разомкнулись, а ткань одеяла оказалась в цепком плену из пальцев. Маленький магический ночник, с циркулирующей в нём энергией как в лавовой лампе, неприятно ударил в глаза. — О-о… — помещение озарил недовольный стон, и мужская фигура мгновенно повернулась в обратную от источника света сторону. Комната ещё не сфокусировалась должным образом, однако уши уже уловили журчание маленького водопада и скрипящие под ногами половицы. Шорох от метлы, стеснительно юркнувшей под скамью, коснулся чуткого слуха. Звук скребущих прутьев о дерево дискомфортом выстрелил в голову. — Давай мы поменяем компресс, Чонгук, — старательно проговорил Старец, укладывая на лоб молодого альфы мокрый лоскут ткани и улыбаясь. Принц дёрнулся, но его вовремя остановили, — тише-тише, Ваше Величество. Серьёзная потеря сил у Вас, поэтому постепенно нужно восстанавливаться. Без резких движений. Здесь только я, а я не причиню вреда Вам. Чонгук, прищурившись, попытался сфокусироваться на лице добродушного дедушки, вот только неожиданное бодроствование отобрало значительное количество сил. Поэтому, прежде чем ослабевший принц успел осмотреться, его сознание благополучно начало ускользать из реальности. Тело медленно расслабилось, поддаваясь спокойствию. Мягкая подушка окончательно подкупила Чонгука, позволив ему провалиться в сон.