Непокорëнные

Шестнадцать Советников, руководящие всеми кварталами соответственно и составляющие Большой Совет Среднего Сектора, были сегодня здесь, перед Парком Славы, в двенадцатом квартале. Средние на саму церемонию открытия допущены, разумеется, не были, однако прямая трансляция события забила, кажется, все теле- и интернет-каналы. Помпезность, с которой было обставленное данное мероприятие, поражала своим размахом: пожалуй, даже на День Славы Империи не всегда можно было услышать такие торжественные речи и увидеть столько чопорных и холодных пафосных лиц. Да и неудивительно, попытка возрождения второго после Прудов островка природы в Среднем Секторе – событие действительно уникальное. Хмурое небо, снова ставшее на несколько дней зимним, но впервые официально названное сегодня весенним и мартовским, ходило белесыми тучами, не тяжелыми, но зябкими и неуютными, и холодный ветер, казалось, проникал в каждую из комнат, где был включен эфир, - а таких в Среднем Секторе было большинство, дабы выполнить месячную норму часов просмотра и убедиться своими глазами, что всё сказанное насчет Парка - правда. Мужчины, здесь и там прохаживающиеся по аллеям едва завершенного Парка, еще по-прежнему полупустого и голого, выглядели тоже скорее хмуро, чем безразлично, и причиной тому наверняка был все тот же ветер, нещадно заползающий под их темно-коричневые форменные пальто, ведь ни социальный статус, ни огромный объем полномочий не могли защитить их от пронизывающего холода. Два темно-серых флага с изображением разделенного двумя горизонтальными полосами треугольника, установленных по обе стороны главной аллеи возле арки входа, слабо вились на зябком ветру. Торжественные речи провозглашались Советниками одна за другой со временной трибуны, установленной возле входа в парк, пока ещё преграждённого красной лентой. Речи, похожие друг на друга все как одна, похожие на тысячи других, возносящих хвалу благодеяниям Всеединого Владыки, речи, в которых без труда можно было предугадать, какое слово или даже предложение прозвучит следующим. Монументально тяжёлые, торжественно холодные, единственно возможные. Быть может, виной тому было низкое небо, желающее того и гляди разразиться дождём или снегом, или чёрные остовы молодых деревьев, обглоданные долгой зимой, но телезрителя, наблюдавшего из своего дома за происходящим, наверняка могло терзать сомнение, не сломался ли его экран, показывая всё в приглушённых, чёрно-белых тонах? И лишь алая лента, рассекавшая пополам черноту ворот, была единственным, что не дало бы ему в этом окончательно увериться. Честь перерезать ленту выпала, как ответственному по данной территории, Советнику двенадцатого квартала. Сдержанные аплодисменты нарушили опустившуюся на минуту тишину, после чего мужчина в темно-коричневой форме отошел в сторону, передавая кому-то ножницы вместе с лоскутом алой ткани, и уверенным движением нажал кнопку крошечного пульта дистанционного управления, не подозревая, что на другом конце Среднего Сектора тоненькая школьница по имени Рона Валтари, сидящая в комнате родителей перед телеэкраном, испуганно зажмурила глаза, почти с головой спрятавшись в потрепанный плед, и затаила дыхание. Белое полотно, скрученное жгутом на арке входа, с хлопком развернулось, демонстрируя всему эфиру яркую надпись, крупно выведенную красной краской: "Любите. Говорите. Будьте Людьми".