***
Дела и правда были в запущении. Слова Шах Хубан было достаточно, чтобы Мерджана с полным доверием допустили ко всем хозяйственным делам. Ему казалось, что после управления дворцом Топкапы, наведения порядка в обители не будет иметь большого труда. О, Аллах, как же он ошибался! Рабочие покои Меркез-эфенди были отданы в распоряжение Мерджана, в обители же ему была выделена жилая комната. Свитки с отчетами валялись где и как попало, в немыслимых количествах и беспорядке. Мерджан подобрал себе верных людей и смог привести в порядок казну обители. Теперь приезжающие паломники и дети-сироты при школе ни в чем не нуждались. Школы было две: для девочек и для мальчиков. Помимо Корана, девочек учили ткать, мальчиков — плотничать. На подходе был ремонт восточной части мечети, да и крыша в Текке местами протекала. В день к Мерджану с просьбами и жалобами забегало множество людей, ни раз по ошибке называя его Меркезом-эфенди. В конце концов Мерджан устал каждый раз поправлять их и только спрашивал очередного просителя, в чем его проблема. Вечернее время Мерджан проводил в беседах с Шах Хубан. Они шли по дорожке, а за ними, на почтительном расстоянии, неизменно следовали две служанки. Султанша живо интересовалась, как идут дела, помогала советом с реставрацией восточной стены: рекомендовала закупить белый камень у поставщика из Амасьи, к которому обращалась, когда строила Текке. Обговорив все дела, Шах Хубан замолчала и смутилась, потом протянула Мерджану книгу. — «Ахлаги-насири». Повелитель мне прислал ее месяц назад, я была бы рада ее с тобой обсудить. Не всё же «Газели Сафита» читать. — Мерджан протянул руку за книгой и вроде бы случайно коснулся пальцами ее ладони. Шах султан подняла на него глаза и улыбнулась. — Госпожа, насколько я помню, «Газели Сафита» вам понравились, — весело произнес Мерджан, ободрённый её улыбкой. Шах-султан подхватила игру: — Мерджан-эфенди, мне понравились твои труды! Но «Газели Сафита», честно сказать, просто ужасны! — Шах Хубан закатила глаза и они оба рассмеялись. — Твой взгляд на поэзию намного свежее и интереснее. Со своей стороны, в книгу я вложила мое виденье трудов Насиру Туси, но после прочтения, — Шах-султан понизила голос, — сожги это письмо. Мерджан напрягся. Там было что-то сокровенное, личное от нее… ему? — Обещаю, — с нежностью, на выдохе, ответил Мерджан. Книгу он прижал крепко к себе, но открыл лишь в своей комнате. За красивой кожаной тисненной обложкой Мерджан обнаружил сложенный небольшой лист пергамента, с нетерпением начал читать. «Признаться, я не сразу решилась на этот ответ. Твои письма взбудоражили меня. Что ж, считаю важным ответить, сколь трудно бы это не было. Я не привыкла делиться личным и быть столь же откровенна. Раскрою тебе правду, я следила за твоей судьбой после нашего знакомства в библиотеке: через письма матери, твоего учителя в Эдирне и многих других. Твой приезд в Конью был не случаен. Что бы дало, если бы я сказала об этом? Ложные пустые надежды. Мой брак с Лютфи-пашой был сложным, имеющим много подводных камней и тины, что не для всякого было заметно. Мне казалось, что, дав ему блестящий карьерный рост, я усмирила его жестокий нрав, но увы. В целом, этот глупый и недалекий человек был мне глубоко противен. Мне всегда казалось, что я хорошо прячу свои чувства, что другие не видят… я старалась, чтобы не видели. Попросила служанку пришить высокие воротники к платьям, чтобы не было видно следов на шее. Но ты заметил. Ты всегда был внимательнее ко мне, чем все остальные. Я не знала, что рабынь было так много, и думала, что тогда в Стамбуле — это был единственный случай. Если бы знала, развелась бы раньше. Я понимаю, по какой причине ты не сказал. И все же это рассердило меня. В своих поступках я всегда старалась руководствоваться только разумом и не давать чувствам брать верх надо мной. Чувства делают человека слабым и уязвимым. Я не могла позволить себе таких просчетов, не хотела быть такой же ранимой и беззащитной, как моя бедная сестра Хатидже. Чувства завели ее на темный путь без надежды и света. В день, когда ты открыто вступился за меня перед племянницей, она поняла, что ты — моя уязвимая пята. Рисковать тобой я не буду, она это поняла. Не считаю это поражением, суметь вовремя остановиться — один из признаков здравомыслия. В конечном счете, я не жалею, что уехала из Стамбула. Здесь, в обители, я наконец обрела тот покой, что искала. Ты спрашивал «П о ч е м у?». Знаю, многие женщины, чей брак не удался, несмотря на всю греховность и преступность, заводят любовников. Я никогда не желала этого. После супружеского долга с Лютфи сама мысль, что ко мне будет прикасаться другой мужчина, была противна и невыносима для меня. Так было до дня нашего расставания. Если до этого дня я сомневалась в природе твоих чувств ко мне, то твой взгляд сказал очень многое. Я с болью вдруг поняла, что, возможно, никогда не увижу тебя больше и, коснувшись твоего плеча, не смогла остановиться. У тебя очень крепкие плечи. Мне приятно было прикосновение твоей руки и хотелось в ответ касаться тебя. Я потеряла на миг контроль над собой, перестала понимать, что делаю. Признаю, такое было со мной впервые. Я еще не поняла толком, что произошло тогда между нами. Мне хотелось уйти, как полагается султаншам: гордо, с высоко поднятой головой, достойной рода Османов. Окружающие должны верить в могущество и несокрушимость султаната. Так всегда учила держаться меня мать, так всегда строго и отстранено вел себя со мной отец. Так я старалась держаться со всеми, даже с тобой. Но ужас от того, что я теряю тебя навсегда, ломал и разбивал меня на тысячи осколков. Невозможно было уйти, не взглянув на тебя еще раз. Таков мой ответ на твой вопрос. Твое письмо про луч солнца, признаю, я прочитала несколько раз и сожгла последним. Никто и никогда не писал мне столь чувственных слов. После этого письма меня посещали странные жаркие сны, в которых я лежала в твоих объятиях, и руки наши переплетались. Я рада, что Аллах сохранил тебя от всех козней. Я рада, что ты приехал, Мерджан».***
Медленно надвигался вечер, удлинняя тени и принося с собой приятную прохладу. Беседы с учениками кончились и Меркез-эфенди воспользовался свободным временем, чтобы прогуляться по саду. Это был уже достаточно пожилой мужчина с седой бородой и густыми седыми бровями. Он производил впечатление сурового и серьезного человека, но когда оказывался среди детей, улыбался такой доброй улыбкой, что его разом переставали бояться. Лето заканчивалось, но не все цветы еще отцвели, и он радовался этим прекрасным творениям Аллаха. Его отвлек юный послушник, он передал, что приехала Эсмахан-султан и ищет госпожу Шах-и-Хубан Хазретлери. Меркез-эфенди догадался, где она. У Светлейшей госпожи было любимое место для прогулок. Там сад заканчивался высоким берегом, внизу протекали шумные воды Босфора. Удивительный простор и особая красота неба на закате привлекали ее. Она любила следить за полетом чаек и, как казалось Меркезу-эфенди, именно там его духовная дочь заживляла свои раны, находила успокоение и чувствовала себя наиболее свободно. Он поспешил донести до нее радостную весть и углубился по дорожке в конец сада. Пройдя заросли сирени и акаций он вышел к берегу и увидел стоявших у самого края Шах Хубан и Мерджана. Они смотрели на воды и молчали. Не было ничего предосудительного в происходящем и Меркез-эфенди хотел уже окликнуть госпожу, но увидел, что двумя пальцами она держится за пальцы Мерджана, а указательный палец Шах Хубан медленно скользит по его кисти. Происходящее немало удивило и смутило Меркеза-эфенди и для себя он решил, что обязательно поговорит с духовной дочерью об этом. Он посчитал неуместным свое присутствие здесь и удалился. — Учитель, вы нашли Султаншу? — Нет, сын мой. Передай Эсмахан-султан, что ей лучше подождать Шах-и-Хубан дома, думаю, она скоро вернется.***
На следующий день, после полудня, в рабочие покои Мерджана заглянул Меркез-эфенди. — Дела обители пошли на лад, это видно, — похвалил он Мерджана. — Идет строительство, еды хватает вдоволь, мои ученики хвалят тебя. Ты проделал большую работу, признаю, нам не хватало такого человека. Мне бы не хотелось с тобой расставаться, но возникла деликатная проблема, которую я вынужден обсудить. Твое общение с Шах Хубан. Я вижу, как загораются ее глаза и наполняется светом ее лицо. Она ожила. Люди тоже видят это, идут слухи, совсем не лицеприятные для женщины ее статуса и положения. Мерджан напрягся и побледнел. Все, что касалось ее, он всегда принимал близко к сердцу. — Кто эти люди, что распускают столь грязную ложь?! — Я знаю, что слухи ложны, — спокойно заметил Меркез-эфенди, — я беседовал с Шах Хубан и знаю как никто, что ваши отношения никогда не переходили черту дозволенности и не носят греховный характер. И все же я вынужден спросить тебя. Ты любишь Шах Хубан? Мерджан замер, опустив взгляд. Впервые он говорил с кем-либо о своих чувствах столь открыто. Это было трудно. Словно признаваться в собственном безумии. Он долго молчал, прежде чем тихо ответить: — Да. — Тогда покинь обитель, ибо ваши встречи серьезно подрывают и ее репутацию, и репутацию обители. Сплетники стали называть это святое место домом свиданий и рассадником блуда. Внутри Мерджана все холодело от боли. Неужели опять разлука? — Или соверши никях с ней и прекрати пересуды. То, что говорил этот многоуважаемый эфенди было невероятным! Если бы перед ним был кто-то другой, Мерджан воспринял был это как насмешку над собой, но глава обители вряд ли стал бы шутить. Может, Шах Хубан не все ему рассказала. Он предлагает это ему, безродному рабу, евнуху? — Вы знаете, кто я? — Да. — И при этом?.. — Да. Ты свободный человек. Ведь сказано в Коране: «Соединяйте браком неженатых мужчин и незамужних женщин. Пусть недостаток не будет причиной, препятствующей браку. Щедрость Аллаха велика. Ведь Он знает намерения людей и читает в их сердцах, словно в открытой книге. Аллах дарует надел для хорошей жизни тем, кто желает хранить своё целомудрие». Эмоции столь сильно переполняли Мерджана, что он зашагал по комнате. После длительного молчания, сдавленным глухим голосом он ответил: — Я не могу. Это безумие, словно гнаться за ветром, я даже мечтать о таком не смел. Я знаю, кто я, и никогда равным ей не буду, мои чувства к госпоже моя лишь мука и отрада. Даже с ней я не говорил об этом. Лишь однажды мельком, в день приезда. Но больше мы не возвращались к этой теме. И я не осмелюсь никогда снова вернуться к этому. Общение с госпожой уже очень много для меня. Дерзать же о вступлении в брак с ней недопустимо, боюсь, даже один намек на возможность этого оскорбил бы ее. — Я говорил с Шах Хубан так же, как с тобой сейчас. Не оскорбил бы. Мерджан замер и с ужасом посмотрел на Меркеза-эфенди. По телу пробежала дрожь. Повисла долгая пауза. Смысл услышанных слов все никак не мог уложиться в голове. Это невозможно! Или все же… Меркез-эфенди, видя его замешательство, продолжил. По мере того, как он говорил, голос его теплел, словно говорил он о родном для него человеке: — Я знал ее еще совсем ребенком. Знаю, какая она настоящая. Совсем юной она была выдана замуж за очень жестокого человека, намного старше ее. По сути, она тогда осталась совсем одна, без матери и отца, без опоры и поддержки. Многие считают ее очень гордой, не понимая, что гордость, резкость и самоуверенность — это ее панцирь, в который она заковала себя, чтобы спрятать свой страх. Признаю, в этом есть и моя вина, она была молода и в письмах обсуждала со мной возможность развода. Люфти-паша казался уважаемым и порядочным человеком. Разве возможно мулле одобрять развод без причины? Я думал, время все сгладит, пойдут дети — но не вышло. Она лишь внутренне черствела и закрывалась. С тобой же она счастлива, я вижу. Здесь, в обители, вдали от дворцовых правил и чужих глаз, она стала раскрываться настоящая. Добрая, искренняя, заботливая. Мерджан молчал, ошарашенный и смущенный. Голос его дрогнул: — Просить благословения на брак у Султана Сулеймана?.. — Можешь попросить у меня согласие на никях с Шах Хубан, я ее духовный отец.