***
Чимин просыпается. Последнее, что он помнил, это то, что был в ванне и решил свести счёты с жизнью. И думает, возможно, он умер и теперь в раю. Но, вряд-ли рай выглядит, как комната. Слышны голоса и Чимин думает, может он все же умер. А это, Боженька, разговаривает? Ну, а что вы хотели? После первой в жизни попытки суицида и не такое может показаться. Сейчас голова гудит, рука жжёт, а ещё, в голове такой шум стоит, будто рядом миллион машин проезжаю и все сигналят. Он пытается собрать мысли в кучу и у него это вроде как, получается, потому что он слышит: —… ы вовремя позвонили. Позвони, вы нам немного позже… мы бы… мог… не…петь. — конец фразы становится не понятнее, а потом и вовсе обрывается. Его будто кто-то съедает и оставляет одни огрызки, чтобы Пак не понял, о чем кто-то говорил. И тут он проваливается в сон, потому что не в силах терпеть это.***
Чимин снова просыпается. Щурится от яркого света, хотя сейчас, судя по тому, что на улице начинает темнеть — вечер. Странно, солнцу нужно было встать сейчас и светить прямо на Пака, чтобы тот проснулся? Возможно. Он открывает глаза и первое, что, а точнее кого он видит — это Чонгук. Чимин понимает, что он все-таки остался жив, но все же спрашивает: — Я умер? Чонгук по-доброму улыбается и отрицательно качает головой. — Нет, хотя очень пытался. Он дотрагивается до руки Пака, где наложен бинт. Чимин же, чувствуя прикосновение к запястью, дёргает руку, потому что больно, черт возьми! И говорит с ненавистью: — Чонгук. Зачем? Зачем ты меня спас, а? Что, не мог оставить меня там умирать? Так нужно было геройствовать? Неужели не мог оставить меня там и дальше истекать кровью, чтобы я подох наконец?! — Чимин уже рыдает. Он не понимает, зачем, Чонгук его спас. Чон же, слыша это, пытается собрать мысли в кулак и говорит: — Почему ты решил вскрыться? Из-за меня? Из-за нашего поцелуя? Но ты же сам ответил мне. Или из-за того, что я начал грубо тебя целовать во второй раз? А может причина — Юнги? Ответь мне, Чимин. Пожалуйста. — он взял его за руку, начал гладить тыльную сторону руки, как бы успокаивая. Он пытался говорить мягко, чтобы не спугнуть Пака. — Да как же ты не понимаешь. — он выдернул руку. — Я отучился в академии танцев, но так и не начал работать, чёртов, Мин Юнги, запретил мне! А я сидел, в его доме. Он ведь сам меня обеспечивал. Всё позволял, а потом бросил, сказав, что я ему надоел, что все это время, я сидел у него на шее. Тебе кто-нибудь говорил такое? — он взрывается. — Нет конечно. Да кто ты вообще такой? Ах, да, — Чон-Чонгук! — он молчит, затем продолжает. — Но он ведь сам меня ограничил от всего. Сам! Потом появился ты, привёл в дом, отогрел, напоил, накормил, разрешил переночевать. Всё сделал. А потом поцеловал. Зачем? Объясни! Я же доверился тебе, открылся, а ты… — слезы. Казалось, слезы, которые текли из этих прекрасных глаз, могли затопить весь дом. Чонгук понял, что тоже виноват в том, что мальчишка решил покончить с собой. Стойте. Ему ведь всего лишь 21! Какие могут быть причины, решиться на такой поступок в таком юном возрасте? Хотя, он только что все сам сказал. Но этого чертовски мало! Это неправильно. Есть люди, у которых жизнь намного тяжелее. Нельзя думать о суициде в любой, даже самой ужасной, ситуации. Даже, если вам кажется, что выхода нет. Суицид — не выход. Суицид совершают те, кто окончательно опускают руки, думают, что выхода нет. Но выход есть всегда. Важно лишь, хочешь ты найти его, или нет. И находишь — или же нет. Хотя, для кого-то, суицид и есть «тот самый выход». Когда делают это, не думают о родных, близких, друзьях. Не думают, как они будут переживать твою смерть. Как им будет больно. Ты будешь видеть их страдания, а самое жалкое — не можешь помочь. Ничего не сможешь сделать. Может после того, когда они совершают этот «поступок», может тогда они поймут, что были дороги кому-то. Но будет слишком поздно. Он — умер. И не сможет ничего сделать. А самое главное, потом — они жалеют, что сделали это. Что не смогут увидеть родных, обнять их, поцеловать, поговорить. Потому что ты — мертв. И не можешь вернуть все назад… Чонгук больше не может смотреть на эти слезы. Поэтому он мягко берет Чимина за подбородок, притягивает к себе и целует. Очень нежно, боясь спугнуть. Поочерёдно сминает, такие солёные от слез, губы. Чимин, сначала, не отвечает даже хочет отстраниться, но Чонгук, немного напирает, но в тоже время, целует — нежно. Все же, он решается — отвечает, несмело и неуверенно, но отвечает. И этого более, чем достаточно. Чонгук прерывает их поцелуй. Между их губами тянется ниточка слюны. И это до жути приятно — Чимин не оттолкнул его. Чонгук соприкасается своим лбом с чиминовым и дышит ему в губы. Смотрит в глаза, нежным взглядом, пальцеми больших рук, вытирает слезы. И говорит: — Пожалуйста. Прекрати. Хватит. Не надо так говорить. Слышишь? Не делай больше так. Ты очень сильно меня напугал. Пожалуйста. Пожалуйста. Не делай. Я оставлю тебя в покое, никогда больше не подойду, даже, если увижу, уйду, но не смей этого делать снова. — он смотрит с надеждой, но, если присмотреться, то можно увидеть — бесконечную тревогу и испуг — Обещай мне, Чимин. Обещай, что не посмеешь сделать это снова! Потому что я, не переживу этого… Чимин не может дальше это слышать. — Чонгук… Уходи. Уходи, пожалуйста. Я не хочу… Не хочу видеть… тебя. Эти слова больно колят прямо в сердце, но Чон понимает, что ему лучше уйти. Поэтому, он, перед уходом, целует его руку и говорит: — Конечно. Если ты так хочешь. Я уйду. — и выходит из комнаты. Как только дверь за Чонгуком закрылась, Пак рыдает пуще прежнего. Он решил, как только, Гук оставит его в покое, он, не думая, покончит с этой жизнью раз и навсегда. Никто и ничто, его не остановит.***
Чимин не выходил из комнаты, уже несколько дней. Он все думал. Почему он до сих пор, находится в этом доме? Почему ему до сих пор приносят еду? Почему, до сих пор, у него есть крыша над головой? Почему, черт возьми, он все ещё здесь?! Ответ очевиден, но Чимин его упорно игнорирует. Поэтому, он выходит из комнаты, спускается по лестнице и вот — на первом этаже. А здесь, пока память ещё не подводит — находился выход. Поэтому он, смело идёт в ту сторону. И вот, стоя перед, кажется, его спасением-дверью, он останавливается. Невольно вспоминается, как они вместе, промокшие до нитки, только заходили в дом. Как Чон, после душа, укрыл Пака одеялом, да, он тогда почувствовал это, но не захотел просыпаться. Как следующим утром, Чим проснулся в одной футболке, в объятиях Гука. Как испугался, что между ними, что-то было. Как этим утром, он зашёл на кухню и увидел полуголого Гука. Их завтрак. Вспомнил ревность? Да — это определённо была она, но сейчас Чимин ее упорно игнорирует. А затем и их поцелуй. Он невольно дотрагивается до своих губ и, кажется, до сих пор чувствует вкус тех губ. Затем, он вспоминает последний поцелуй — жёсткий, грубый и пошлый. Такой поцелуй, явно Чимину понрав… Погодите, что? Неет. Он не мог ему понравится. Ему не могло понравится то, каким он себя чувствовал, когда его, так целовал Гук. Каким он ощущал себя беспомощным, когда с ним были так жестоки. Как его губы сминали, покусывали. И теперь, Чимин ясно чувствует ранки. Такие губы: властные, чувственные, грубые. Нет. Нет и ещё раз нет. Ему не могло все это понравится. Просто не могло. Так же, как и сам Гук. Здесь он уверен уж точно. А что насчёт ревности, спросите вы. Все просто. «Ее не было. Просто — это было странное ощущение, вот и все» — думал Пак про себя. Он стоит перед дверью, хрен знает сколько, но просто не может решиться уйти. Да что с ним такое? Пару минут назад, он был уверен, что покинет этот дом немедленно, а сейчас — не мог. Попрасту не может. Вдруг, сзади, к спине, кто-то прижимается и соответственно кто, понять не трудно. Чонгук. Он обнимает Чимина, его руки лежат на животе Чимина и «закрылись в замок» — Ты же сказал, что оставишь меня. — начинает Чим. Кажется, голос уже дрожит, потому что ком в горле и слезы наварачиваются. — Да, сказал. Но не могу сдержать слово. Не могу. — говорит поникшим голосом. — И что мне делать? — голос окончательно ломается. — Не уходи, прошу. Останься со мной, Чимин. Пожалуйста. — он ждёт пару минут, а потом мягко берет его за плечи и разварачивает к себе. Берет руку и гладит. Чимин смотрит на Чонгука, а у того глаза закрыты и ресницы трепещут. Кажется, что он вот-вот заплачет, но Чонгук открывает глаза и смотрит, кажется, прямо в душу. Они стоят и смотрят друг другу в глаза. Гук, то и дело, переводит взгляд с глаз на губы. Второй рукой, берет за подбородок и приближает к своему лицу. А затем — целует. Очень нежно. Нежнее, чем в первый раз. Он боится, что Пак его оттолкнет, но, этого не происходит. Наоборот. Он льнется сам. Сжимает руку Чонгука и шумно выдыхает через нос. Они целуются, пока кислорода не перестаёт хватать. Чимин отстраняется первым. И загнанно дышит, Чонгук — также. Их лбы соприкасаются, а руки переплетены. Кажется Чимину этого мало, иначе, он бы не тянутся за новым поцелуем. Он вырывает руку из захвата Чона, и Гук, растерявшись, думает, что то его оттолкнет. Но на деле, Чимин хватает Чонгука за затылок и притягивает к себе. Целует с напором. Чонгук опешил от такого, но быстро подключается и берет, буквально перетягмвает инициативу на себя. Он хочет проникнуть языком в рот Пака и встречает препятствие — немного сомкнутые губы Пака. Поэтому, Чонгук языком чуть давит на нижнюю губу, и Чимин понимает, что язык хочет протиснуться в его рот, поэтому послушно его открывает, впуская его. Тот по-хозяйки ведёт себя в чужом рте. Вылизывает. Посасывает юркий язычок Пака, а затем, они сплетаются. Воздуха катографически мало, поэтому они отлипают друг от друга с громким чмоком. Между ними тянется ниточка слюны и Чон её слизывает (?). — И что это значит? — с хрипотцой в голосе, спрашивает Чим. — А то, малыш. Что ты остаёшься со мной. И никуда не уйдёшь. Я не отпущу. Запомни. Чонгук не даёт ему, как следует опомниться и подхватывает его под бедра, заставив обвить свою талию ногами и жадно врывается в рот Пака. Он препечатывает его к этой двери, в которую Чим, буквально пару минут, хотел выйти и видимо больше не возвращаться. И плевать, что его чемодан остался бы в квартире Чона. Сейчас — это неважно, потому что, они целуются: жадно, будто, проголодавшиеся звери, котоых выпустили на охоту. И кажется да. Каждый из них — охотник, что так хочет поймать свою добычу. Чонгук начинает мять ягодицы Чимина и тот, стонет ему прямо в рот. Чонгук имитирует толчки и Чимин чувствует бугорок в районе паха Чонгука, который упирается ему в зад. Он сам возбужден. Поэтому толкается бёдрами на встречу, задевая возбуждение Чонгука. Тот почувствовав трение, рычит и сильнее припечатывает его к двери, да так, что Пак больно ударяется лопатками. На это, он болезненно стонет в губы Чонгуку и кусает того за губу. Чон же начал сильнее толкаться, имитируя ещё большие толчки. Пак лишь громче стонет и прогибается в пояснице, теперь уж точно ощущая нехилое, такое возбуждение Чонгука. Чон же, вгрызается в шею младшего и ставит везде засосы, чтобы знали, что этот парнишка, уже занят и знали, кому он принадлежит. Он поцелуями опускается до ключиц и ставит там огромный засос. Пак стонет очень громко и выгибается кошкой, потому что ключицы — слабое место. Он обратно поднимается по шее, и достаёт до мочки уха. Облизывает её, а потом и всасывает. Ещё один стон вырывается, из этого прекрасного рта. Чонгук, видимо, вспомнив, что Чим все ещё прижат к твердой поверхности, под названием — дверь, наконец, отцепляет Пака от неё и движется в сторону лестницы, чтобы дойти в спальни. Просто он не хочет, чтобы их первый раз прошёл, когда Чимин будет вжат в дверь, хотя он не против. Надо будет как-нибудь попробовать, но явно не сейчас, когда они так близки к спальне. Чонгук наконец доходит до неё и закрывает дверь, снова припечатывая к ней Пака, он слегка шипит, но поцелуй не разрывает. Не понятно, как они ещё не задохнулись от нехватки кислорода и перевозбуждения. Чонгук ведёт Пака к кровати и аккуратно кладёт его. Сам нависает сверху и смотрит в глаза Чимина и видит лишь одно — желание. Чимин вяглядит потрясающе сексуально. Красное лицо, взлохмоченные волосы, и дикое-дикое желание. Он уверен, сейчас, он выглядит также. Он начинает раздеваться. Снимает с себя рубашку, пытаясь расстегнуть пуговицы, а Пак ему в этом помагает. Параллельно с этим, они продолжают целоваться друг с другом, как обезумевшие. Пак смотрит на голый торс Чонгука, стонет и не отказывает себе потрогать эти рельефные мышцы. Чон улыбается такой реакции. Все же не зря, он ходит в качалку. Снимает штаны, а в это время приподает к и так истерзанной шее, ставит ещё больше засосов, переходя на плечи парня. Он целует их, затем кусает кожу и вытягивает в себя, тем самым ставя ещё один засос. Со штанами покончено. Он остался в одник боксерах, которые, к слову, никак не скрывали его огромного возбуждения. Чимин, тем временем не отставал, и пока Чонгук возился с одеждой, целовал его шею, покрывая её мокрыми поцелуями, а затем, ставил засосы, которую он так умело подставлял под ласки (шею). Он зарывался руками в волосы Гука и оттягивал их. Оторвал его от себя. Посмотрел в глаза и увидел дикую страсть. Растрепанные волосы, торчали во все стороны, Чим бы посмеялся, но не в данной ситуации. Мышцы рук были так напряжены, что выпирали вены и эта спина. О божее. Эта широкая, потная спина была просто потрясающей. Особенно она станет лучше, когда на ней появятся чётко-выраженные полосы и полумесяцы от ногтей Чимина. Чон лизнул ушную раковину и Чимин застонал: — Нннгхх, Чонгук. Перестань. Я же, мммхха, не сдер-ржу-усь. — Потерпи, малыш. Немного терпения и я тебе все дам. — он нежно поцеловал в губки. И как только, начал расстегивать рубашку Чимина, внутри него, что-то щёлкнуло. Ему страшно. Страшно сближаться с Чонгуком. Они ведь даже не знают другу друга. Тут возбуждение потихоньку спадает. Чимин пытается остановить Гука, царапая. Гук же думает, что Чим такой жаркий в сексе, поэтому себя так ведёт и не слышит тихих просьб прекратить. Когда рубашка была снята и Чон приступил к штанам, то здесь Чимина затрясло. Слезы предательски покатились с его глаз: — Чонгук. Хватит. Прекрати. Пожалуйста, остановись. Слыша это, через тонну своего возбуждения, смотря на Чимина, Гук видит, тот плачет. И он боится, что что-то сделал не так. Поэтому резко останавливается и спрашивает: — Котенок, что такое? Я сделал что-то не так? Почему, почему ты плачешь? — Чон-нгу-уук. Я-я. Я не могу. М-мне страшно. — Ну ты чего, малыш. Я буду нежным, не нужно боятся. — мягко говорит Чонгук, с колом стоящим членом, что, кажется, сейчас лопнет от перевозбуждения. — Н-ннет, Чонг-гук. Я-я не готов. П-пожалу-уйста. — и отворачивается, чтобы не видеть лица Чонгука. Потому что — страшно. Страшно увидеть реакцию. — Ты правда не хочешь? Действительно боишься? — спрашивает Чонгук, отчего Чимин аж вздрагивает. Он лишь кивает. — Хорошо. Я подожду, когда ты будешь готов. — напоследок, он нежно целует в висок и уходит. Чимин явно думает, что это самый худший день. Позже, за стенкой, он слышит стоны, и кажется, в конце, самый протяжный. Чонгук кончил. И это из-за него, Пак Чимина. Он довёл Чонгука, до такого состояния. Это ведь хорошо? Да? Нет? Наверно? Наверно. Он не знает. Но скорее тогда, когда удовольствие получают оба — это хорошо, а не один. Да и быструю дрочку — удовольствием, как таковым, не назовёшь. Чимин поверить не мог, там за стеной, Чонгук кончил с его именем на губах. Он не знает, как дальше, после такого, общаться с Гуком, да и тот, скорее всего, выгонит Пака, так же, как это сделал Юнги.