Назло тебе

Чонгук всего лишь хотел поговорить с Чимином. Обясниться. Но, Пак, видимо, решил иначе, явно с Чонгуком, несоглашаясь. Если бы, он думал иначе, то не прятался сейчас в комнате Гука, от него же. Он не выходил из неё со вчерашнего «инцидента». И Гук понял, что должен все объяснить Чимину, но пока, не знал как. А что, собственно говоря, он собирался ему сказать? Может это: «Чимин, извини. Вчера я не сдержался, только потому, что ты не сопративлялся». Или может так: «Чимин, я не думал, что так получится. Я не знаю, что на меня нашло. Я не смог это контроивать. Прости». Или вот, самое крутое: «Я пришёл сказать, что не хотел вчера так поступать. Просто ты плакал, а я не знал, как тебя успокоить, и поцеловал. Ты был таким беззашитным и нежным, что я не знал, что ещё могу сделать. А потом, ты сам как-то ко мне потянулся, напал. Я не виноват, что ты так отреагировал. Ну, может и виноват. Может не стоило тебя целовать, а просто — нужно было обнять, как-то успокоить? Тогда между нами не было этой неловкости. Но, я безумно хотел это сделать. Прошлый поцелуй, не выходил у меня их головы. Я, кажется, до сих пор помню вкус твоих губ. Ты так ко мне тянулся, что я не смог тебя остановить. И потом, как ты стонал. И возбудил и себя, и меня. Но, я понимаю, что ты толком меня не знаешь, да и я тоже, но ты мне сильно понравился. И я не виноват, что ты такой сексуальный. Если ты захочешь повторить, ну, когда будешь готов, то всегда можешь мне сказать. Хорошо?» О Господи, что за бред он несёт? Остановите его кто-нибудь. Но, останавливать Чонгука — некому. Именно поэтому, он встаёт с дивана и направляется к Паку. Он думает, что все-таки придумает какую-нибудь речь по пути и они все прояснят. И вот, он стоит перед дверью и не знает, что должен нормального сказать, чтобы они разобрались. Но тут, в голову, что-то бьёт и Чонгук понимает-точно знает, что скажет. Потому что, ничего умнее, он точно не мог придумать. Только он хочет постучать, да, потому что, Чимин — человек и он может что-то там делать. У него могут быть свои, личные дел. Стон. Погодите, что? Он только что услышал стон, или ему показалось? Он думает, что совсем сошёл с ума, если ему такое слышится. Но, опять. Стон. Это явно он. Потому, как там, какие-то звуки, какой-то шум (?). Он прислушивается: всхлип. Такой отчаянный, умоляющий, будто, человек, который находился за этой дверью, переходил через себя, чтобы сделать то, чем он занимался на данный момент. Чонугк понимает, что там за дверью, Пак Чимин, который-сейчас-возможно-занимался-чем-то-очень-очень-непристойным-неправильным-неприличным. Но было плевать. Чонгук слушал, слышал. Все его вздохи, всхлипы, стоны и не мог оторваться. Это было просто шикарно. Он не слышал звуки прекраснее, чем то, что сейчас происходило за дверью. Чон сдерживал себя из последних сил, чтобы не выбить эту дверь к чертям собачьим и не наброситься на Пака. Но перед тем, как зайти, он бы все-таки постучал и зашёл в комнату. Увидел расфокусированный взгляд. Услышал его стон, потому что Чимин явно не ожидал его увидеть, да и тем более сейчас, в такой-то обстановке. Увидел руку, которая находилась на колом стоящем, маленьком, аккуратном, но толстом члене, по которому начали ещё упорнее водить, при, видя того, кто стал «виновником этого торжества» Перевернул Пака на спину, посмотрел на красную от возбуждения головку, затем, на Чимина, тот же, смотрел умоляюще, в надежде на то, что Чонгук что-нибудь сделает, поможет, при коснётся, а потом, закрыл глаза рукой, чтобы не видеть следующих действий Чона. А он бы помог. Да, одназначно помог. Опустился на пятки, посмотрел на Пака, убрал его руку с члена, а тот застонал, не выдерживая такого. Чонгук смотрел на Пака, смотрел, как Чимин мучается, не прикасается к себе. Потому что Чонгук взглядом ему сказал, не трогать себя. И Пак подчиняется, не смеет к себе прикасаться. Потому что понял, нарушит чонгуков запрет — ему конец. Он просто накажет его. Так сильно, что он неделю не сможет вставать с кровати. А ему этого, ой, как не хочется, хотя, кого он обманывает. Он очень хочет быть наказанным. Наказанным, Чонгуком. Сейчас, представя эту картину, как Гук трахает его, нет, буквально вытрахивает всю душу, как они стонут в унисон, как потом, Пак кончает себе на живот, а Чонгук — глубоко в него, и невольно стонет. Чонгук все видит. Но все ещё бездействует. Хотя он сам не понимает, как ещё держится, потому что, есть ощущение, что член сейчас лопнет от перевозбуждения. Но ничего страшного — он потерпит. Ради Чимина уж точно. Когда смотреть на такого Пака больше нет сил, Чонгук тянется к Чимину и, наконец, целует его. Сразу проталкивая свой язык в рот Пака, а тот, стонет, наконец, получая хоть какие-то действия. Чимин клянется, ещё бы минута, или меньше, он бы точно плюнул на Чона и его запрет, и прикоснулся к себе, сделав пару движений — кончил. Но Гук вовремя потянулся. Они целуются, Чим так сильно напирает, что Чом думает, что он хочет его съесть, но сам он — не отстаёт. Отвечает с такой же пылкостью. Но, хорошо, сегодня он позволит Чимину это сделать, но потом покажет, кто тут папочка. Гук прижал Пака к кровати и, кажется, уже давно растягивал. Потому что в него свободно входили три пальца. Чимин только сейчас поняв, как сильно Чон его отвлекал. Целовал губы, челюсть, скулы, шею, плечи, что не заметил, как его растянули. И, кажется, сейчас Гук предупреждает, что в него войдёт: толстый, длинный, такой член. И Пак стонет, как шлюха. Стонет от блаженства, от чувства заполненности внутри. Чон не даёт нормально привыкнуть к члену, поэтому сразу начинает быстро двигаться. Втрахивает того в кровать, отчего бедная мебель, каждый раз ударяется об стену. Гуку, кажется, мало, поэтому он поднимает Пака, заставляя того прогнуться и попадает по простате. От чего Чимин громко стонет. Наконец, ухмыляясь, Чон двигается в одном направлении. Каждый раз трахая простату, из-за чего, та, кажется, уже опухла, но послушно принимала член Чонгука. Чимина на долго не хватает, поэтому он, через пару минут, бурно изливается себе на живот, немного пачкая и Гука. Чон останавливаться видимо не собирается, потому что сильнее впивается в бедра Чимина и, оставляя сине-фиолетовые следы от пальцев. Он ещё жёстче вкалачивается, в уже обмякшее тело и говорит, как-бы подтверждая то, что сейчас видит: — Ты такой, ммх, затраханный, Чимин-а. — и целует куда-то ближе к виску, уже сам не понимая, что творит. Сил не осталось никаких, но от до сих пор трахает и без того затраханного Пака. Но все еще не кончает. Терпит. Ему бы оскар дать, за такую выдержку. Потому что мало кто справится с таким: когда ты доводишь своего партнёра до края, он изливается, очень сильно сжимается вокруг твоего члена и больно сжимает твоё плечо, а ты — не кончаешь вслед за ним — терпя. Да, ему точно нужно будет дать оскар. Не забудьте. Но об этом позже. Он все же кончает. Кончает долго, протяжно, в Чимина. Такого секса, кажется, у него не было ни с кем. (реальный Чон) Гук понимает, что трахал Чимина в своей больной фантазии, а не наяву. От этого, разочарованно стонет. Он стоит возле этой чёртовой двери и все никак не рискнет постучать в неё. Понимает, а, нет, не понимает. До него только доходит, что член больно колит. Он успел возбудиться. Черт. Хотя, чего он удивляется. От такой фантазии даже самый натуральный натурал возбудился бы, не то что извращенный-до-крови-в-голове-хотящий-секса-двадцать-четыре-на-семь-гей-Чон-Чонгук. Поэтому сейчас, он запускает руку в трусы, понимая, как «плачевно» его состояние. Он не хочет дрочить на Чимина, пока находится в коридоре, примерно предполагая, когда тот, возможно, делает тоже самое за дверью. Их разделяет всего дверь, но Чонгук не может войти сейчас. Поэтому дрочит, стоя в коридоре. Он толком не успел к себе нормально прикоснуться, как услышал такое: долгое, протяжное «Ммха, Чонгук», тут же, кончая, пачкая свою руку и трусы в сперме. Кажется, Чимин кончил с его именем на губах. И от этого становится, как-то приятно. Даже слишком. Да. Сейчас у них явно непонятные, от слова совсем, отношения, но в них, они разберутся потом. И все же, Чонгук застыл с поднятой рукой в воздухе, так и не посучав.

***

С «того» момента прошёл день и все же Чонгук думал, что им необходимо поговорить. Что он, собственно говоря и собирался сделать. Он снова поднимается на второй этаж. Стоит перед дверью. Хочет постучать, но останавливается. Его рука, опять застывает в воздухе. Он понимает — дежавю. Такое уже было и ничем хорошим — не закончилось. Не знаю, как вы, а Чон явно считает: «Дрочка — не самый «лучший» вариант, как может закончится твой день. Особенно, если ты дрочишь, на Пак Чимина, который дрочит на тебя; который — явно не подозревает, что ты знаешь о его маленьком «секрете». Но оно и к лучшему.» Он прислушивается. Не то, чтобы он боится опять услышать то же самое, что слышал недавно. Нет. Просто он пришёл поговорить, а не стоять перед дверью и дрочить на Пак Чимина. Не хочется потом уходить в ванну и приводить себя в порядок. Потому что изначальные намерения — были не такие. Поэтому он стоит перед дверью, решая для себя, что сегодня, во чтобы это не стало, они поговорят. В противном случае, если Пак не захочет говорить с Чоном, о том, что же между ними происходит, то, говрить будет один Чонгук. По крайнем мере — хотя бы выговорится. Посдений раз прислушивается, понимая — тихо. Значит можно постучать. Только он собирается это сделать, как слышит… всхлип? Минутку-минутку… Опять. Опять всхип. Он уже подумал, что Чимин там опять «доставляет» себе удовольствие, не заботясь о других, но, Гук понимает, в прошлый раз, всхипы — были другие. Значит ли это, что Чимин.? «Нет-нет. Он не может сейчас находится там и плакать. Не мож.» — не успевает до думать, снова всхлип. Черт! Он действительно сейчас там плачет, а ты стоишь, как придурок за дверью и слушаешь его рыданья.Я переживаю. Почему Чимин плачет? Что могло произойти за такое короткое время, что довели Пака до эмоций? Может, с родными что-то? Кто-то в тяжелом состоянии? Или, ещё что похуже… Всхлип. Боже. Я больше не могу находится за дверью, находится за ней и ничего не делать. Слышать, как Пак плачет и бездействовать». Поэтому он стучит: — Чимин? — молчание. — Эй, Чимин? — снова стучит. — Можно войти? — опять тихо. — Я вхожу?.. — открывает дверь и видит Пака, лежащего под одеялом, который, кажется, вздрогнул оттого, что кто-то пришёл. Конечно не трудно догадаться, кто это. Но Чимину слишком страшно, поэтому он говорит из-под одеяла: — П-пожалу-уйста. Не-е тро-огай-йте меня.- звучит совсем тихо и хрипло, не очень понятно, но Чонгук все равно понимает. — Хей, малыш. Что случилось? Это же я — Чонгук. — он нежно кладёт свою руку, на его «закрытую» из-за одеяла голову и пытается погладить, дабы успокоить. Чимин сперва дёрнулся от прикосновения, а, услышав, что это Гук, издал ещё один всхлип. Громкий такой. Отчего Чон вообще не знал, что делать. Чимин застал его врасплох, своим всхлипом. Но минуту назад, все было хорошо, он ведь успокоился, так что же произошло? «Нет. Это не он. Т-только он называл меня мал-лышом. А, если Г-гуки мёртв — это не он. Они же убили его. Тогда кто сейчас передо мной? — думал Чим — Не-ет. Не тр-рогай-йте меня-я. Я-я и так уже, вс-се у-увид-дел. Что вам ещё нуж-жно? Чонгук вообще опешил от таких слов. И. что ему сейчас делать? Что нужно сказать, чтобы успокоить? Ведь ему самому бы для начала, успокоиться. — Хей, Чимин. Успокойся. — мягко говорит он и снова кладёт руку на Чимина, скрывавшегося под одеялом. — Со мной все в порядке. Слышишь? — говорит, так же мягко, чтобы окончательно не спугнуть Пака, дабы он в истерику не ушёл. — Посмотри на меня. — ждёт. Минута. Две. Чимин отрицательно машет головой. — Посмотри на меня, малыш. Чимин думает. Внутри него борются два маленьких Пака: один твёрдо настаивает: «Это не Чонгук. Это, злой человек, который притворяется Чоном, чтобы убить и самих нас, ведь Гука они уже убили. А теперь пришли и за нами. Нет. Мы не вылезем из-под одеяла. Одеяло — наша крепость, защита. Второй же твердит: «А, если, это все же он? Просто он услышал, как мы плачем и решил проверить нас? Нет. Они не могли его убить. Чон — сильный. Он — выжил. Просто — волнуется за нас, поэтому и пришёл к нам. Заметь, он сам пришёл, не мы» «Ну — это же логично, что он к нам пришёл. Я бы не пошёл к нему первым.» — вслух возмущается Чимин, не замечая этого. Чонгук же отдалённо слышит борматание Пака и готов уже с него сам одеяло сбросить, чтобы он на него посмотрел. Гук же ждёт, волнуется. А Пак, видите — ли, беседы там ведёт с самим собой. Но ничего, он подождёт. «Говорю тебе, посмотри и убедись сам!» — настаивает второй Пак, который намного смелее, нежели первый. «А может, всё-таки, не надо? Нам же лучш.» — не успевает закончить, как второй Пак, его обрывает, говоря: «Нет. Мы.Смотрим.И.Точка. Все, Минни. Смотри. Главное — не бойся.» Чонгук уже собирается уйти. Потому что прошло минут 5, а Чимин так и не посмотрел на него, но тут, он чувствует лёгкое копошение под одеялом, а затем видит и то, как, Пак вытаскивает голову из своего «укрытия» Смотрит. Наконец-то смотрит. Чонгук видит его заплаканное лицо, красные опухшие из-за слез, глаза, раздраженные из-за слез щёчки и боится представить, что же такого случилось. Чимин, видя, что это Чон, а не «злой человек, который притворяется Чоном», как он изначально думал, обнимает его крепко-крепко, боясь, что, если отпустит, то Гук просто исчезнет. Чон же, немного опешил. Точнее, он в полном шоке, как-бы. Пак ни разу себя так не вёл. Это впервые происходит. И все, что может сейчас сделать Чон — это обнять Пака. Нежно-нежно, чтобы он успокоился. Разговор можно отложить и на потом, сейчас главное — состояние парня. Собственно говоря, Гук и обнимет Чимина. Притягивает к себе, и гладит по голове. Кажется, он успокаивается. Но это, только кажется. Как только Чонгук отраняется от Чимина, тот опять начинает плакать. Буквально рыдает и вжимается в Гука, намертво за него цепляясь. Гуку кажется, что Чим зальёт весь его дом, своими слезами. Поэтому, он решает применить способ. По крайней мере, это, возможно застанет Пака в расплох и он на время, перестанет плакать. Да, возможно, сейчас не самое подходящее время для этого «способа», но — поздно. Он уже его применяет. Он мягко отраняет Чимина от себя и нежно целует. Притягивает его у себе и целует, целует, целует. Не может остановиться. Немного напирает, но все же — целует нежно. Увлекает его в сладко-тягучий поцелуй. Чимин ощущяет мягкие, чоновы губы на своих и замирает. Да, Чонгук был прав, когда думал, что, возможно Чим перестанет плакать. И он перестаёт. Отвечает на поцелуй. Целует. Целует. Целует. Не может насытиться этими идеальными губами. Ему мало. Он хочет большего и, скорее всего, Чон это чувствует, поэтому в ход — добавляет язык. Тут же встречая чиминов. Их языки сплетаются и поцелуй, из мягкого, нежного, сладко-тягучего, плавно переходит в страстный. Чимину надоедает сидеть укутанным одеяле, поэтому он пытается из него вылезти, не прерывая поцелуй. У него это не очень получается, поэтому Чон отрывается от него, и, улыбаясь говорит: — Какой ты нетерпеливый малыш. Глянь-ка на него. — по-доброму усмехается Гук, поднимая Пака, меняясь с ним местами и сажая его, к себе на колени. Одеяло благополучно путается в ногах младшего, но обоим сейчас все равно. — Заткнись, иначе я тебя заткну. — шипит. Чимин, кажется, польностью забыл о том, что пару минут назад, ревел, как девчонка, и Чон поцеловал его, чтобы успокоить. Да, Чим это понимал. Но, сейчас, все идёт совсем не в то русло. И кажется, пора остановиться. Чонгук лишь усмехается. До тех пор, пока Чимин не встаёт с его колен… Чонгук в растерянности. Они тут, как-бы, целовались. Он успел возбудиться и теперь позорно прикрывался одеялом. Отворачивается, чтобы Чимин не дай бог, увидел его возбуждение «Черт! Я возбудился лишь от поцелуя. Что же будет, когда я его трах.» — мысль обрывается, потому что Чон, неожиданно падает лицом в кровать. Чимин его толкнул. Засранец. Он хочет перевернуться, но Чимин ему не даёт. Ему так-то дышать нечем. И это не только из-за того, что он дышит в подушку и она забирает его кислород — он же ещё возбужден. Поэтому, воздух, который стал чертовски необходим в данной ситуации — не хватает. Чимин ложится на Гука. Начинает лёгкий массаж. Немного придавлевает своим телом. Чон поворачивает голову в сторону, чтобы облегчить себе задачу — дышать. Он мнет спину, плечи, поясницу, ягодицы, а Чон, ещё сильнее возбуждается. И незаметно, проскальзывает рукой к его члену. Ухмыляется. Наклоняется к уху и шепчет. Чон буквально слышит, видит, ощущает его ухмылку: — Кто-то говорил, что я нетерпеливый, а у самого стоит. — и мнет член через спортивки. Чон стонет. «Ах, маленький чертенок. Ну ничего-ничего. Поиграй, пока я разрешаю. Потом ты поплатишься за это. Ты будешь жалеть, что поступил так, Пак Чимин. И поймёшь, что со мной в такие игры, играть опасно.» Чимин выпремляется, встаёт. И Чонгуку — это, ой, как на руку. Он резко переворачивается, хватает младшего за руку, и валит на кровать — нависая. А Пак, естественно такого не ожидает и негромко вскрикивает, когда его тут же припечатывают своим весом к кровати. — Ну что, чертенок. Доигрался? — ухмыляется. Чимин хочет скинуть с себя Гука, но тот перехватывает его запястья одной рукой и фиксирует их над головой. Чимин, явно в ступоре. Он не ожидал, что Гук, так легко выберется. Поэтому не знает, что ему делать. Что сейчас будет. Нет, он конечно догадывается, но нет. Этого не может быть. Чимин начал эту игру, не рассчитывая ни на что. Он вообще не ожидал увидеть Гука. Но, вдруг ему в голову, ударила «прекрасная» идея. Возбудить Чонгука и оставить его в таки положении, как он делал это до этого. Но тогда, это было не специально, а сейчас — очень даже да. Но он никак не ожидал, что сейчас, затевая эту игру на ходу, он окажется прижатым, обездвиженным, Чонгуком. — Что такое, малыш? — спрашивает Чон, видя, как Чимин смотрит на него большими глазами. — Куда делась твоя уверенность, которая была минуту назад, м? — ухмыляется. Ох, эта ухмылка. Пак тащится по ней. Он не отвечает. Он сам-то не знает. Ведь в планах у него было совсем другое. А Чону, видимо не нравится, что его игнорируют. Поэтому, он наклоняется к Паку, тот замирает. Смотрит на его губы, но целует в шею. Сначала проводит по ней языком, кусает, а затем и всасывает. Оставляет смачный засос на его прекрасной, молочной шее, что совсем скоро, будет покрыта алыми засосами. Да, именно. Чонгук не оставит ни единого чистого места на ней. Чимин пытается сдерживаться, пытается не стонать, закрывает рот тыльной стороной руки, и прикусывает ребро, но стонет, чувствуя губы и язык Чона на шее. Выгибается в спине, упираясь бёдрами в пах Чонгука. Гук же, чувствуя прикосновение к перевозбужденному члену (и как он ещё не лопнул), шипит. Резко открывается от шеи Пака. Смотрит на него: лицо, красное, не понятно, то-ли из-за смущения, то-ли — возбуждения, поплывший взгляд, сочные губы, которые все время облизываются, этим дерзким и юрким язычком, и глаза, ох, в глазах — лишь возбуждение. Он снова смотрит на то, как Пак кусает и без того уже покусанные губы, после смачивая их языком, и больше не может сдержаться. Целует, сразу углубляя поцелуй. Целует страстно, горячо, мокро. Чувствует, как Пак отвечает с той же напористостью (?) и они стонут в унисон, в рты друг друга, тут же «съедая» стон — поцелуем. Чонгук вжимается в Пака всем телом, а тот и не против. Сжимает его волосы у корней в руках, и закидывает ноги ему на поясницу, надавливая. Прося, о большем. Чон понимает. Поэтому отрывается от Чимина с громким чмоком, и тут же снимает с себя футболку, откидывая ее в сторону. Следом, летят и штаны. Остаётся в одних боксерах. Раздевает Чимина, буквально разрыая футболку и обнаруживает, что штанов на Паке нет — стонет. — Такой хороший мальчик, малыш, ты готовился, что-ли? Может ты ещё и растянутый, а? — ухмыляться. — Заткнись, и делай, ахх, свое д-дело. Или что, забыл, мх, как членом пользоваться, зайчонок, ох, боже мой. — ухмыляется, отвечает в той же монере — передразнивает. От этого прозвища, Чона кроет нереально. И он мигом снимает с Чимина боксеры, замечая, что тот уже мокрый. Член, с красной головкой, уже сочится смазкой. Он проводит по головке пальцем, собирая ее, а затем Чон тут же погружапт палец в рот. Облизывает пальцы, смотря прямо на Чимина. Тот не выдерживает, такого зрелища, и стонет. Наконец он почувствовал свободу. Сейчас, такая не нужная ткань, наконец была сдернута с его бёдер. Пак думал, что самое лучшее, что он почувствовал свободу, и немного зашипел от контраста (не знаю, как правильно пишется) воздуха с членом, но нет. Самым лучшим, прекрасным было то, как Чон слизывает его смазку, погрузив в рот палец. Он хватает Гука за волосы, и тянет на себя, целуя его. Желает ощутить свой вкус, и понять, почему же Чон, так вкусно облизвал палец, сося, будто это леденец, самая вкусная конфетка в мире. Гук тут же передаёт ему свой же вкус. Чимин принимает. Ему не совсем нравится, но смешивается с его и чонгуковой слюной, поэтому вкус просто обалденный. Гук отрывается от Пака и переходит на его шею, ключицы, плечи. Целует везде, где только можно. А Чимин стонет, да ему очень приятно. Он закрывается в волосы Гука слегка массажирую кожу головы, и где-то сильно сжимая, потому что Чон сильно кусает. Но, ему нравится. Вскоре, он переходит на грудь Пака. Сначала целует, а потом задевает сосок. Он сильно сжимает волосы Гука и стонет: — Да, Гуки, там. Мммх, ахх, да, да, да. Господи, боже. Как же ты, нмха, хорош. Да, хорошо. Второй сосок без внимания не остаётся. Он покручивает его между указательным и средним пальцами, слегка царапая ногтями. Дальше, Чон спускается по животу языком, создавая мокрые дорожки. Добирается до бёдер парня, и целует внутреннюю часть. Находится в опасно-близком расстоянии от колечка мышц, что так сжимается, и разжимается. Чимин вдруг останавливает Гука. Смотрит на него и не может оторваться. Оторваться от этого взгляда. Ещё тогда, в тот день, когда он увидел его, выходящего из машины, кажется, тогда, он влюбился в эти глаза, в которых можно увидеть галактики, звезды, вселённую. Снова тянет на себя. Целует. Нежно. Почти невинно. Гук все же отрывается. Хочет сделать приятно Чимину, поэтому снова спускается вниз по животу, не забыв создать после себя мокрую дорожу, ведя языком по животу Пака, чтобы тот, не забывал, что сейчас происходит. Хотя, как такое забудешь? Добирается до члена. Останавливается. Смотрит на Чимина. Пак же, почувствовав, что Гук остановился, приподнялся на локтях, открыл глаза, чтобы посмотреть, что же остановило Чона. Смотрит. И лучше бы не смотрел. Перед ним оказывается, очень сексуальная картина: Чон, опираясь на одну руку, сидит и смотрит то на Чимина, то на его член. Пак же зрительного контакта не разрывает и смотрит на Чонугка. Наконец, увидев, что Чим на него внимательно смотрит, начинает свою игру. Всё ещё не разрывая контакта, лижет головку члена вокруг, затем всасывает и смотрит на реакцую Пака, а тот, себя долго ждать не заставляет. Ох, черт! Чимина кроет. И это видно. — Ммхнмм, Гуки. — зарывается в его волосы, несильно сжимая. Открывает голову назад, не в силах на это смотреть. Гук, довольно ухмыляется и продолжает свое дело. Всасывает головку и начинает сосать. Сосет, будто член Чимина, самая вкусная конфетка. И да, так и есть. Он просовывает свой язычок в урету, а затем насаживается до конца, расслабляя горло. Начинает сосать. Языком обводит каждую венку и ускоряется. — Котенок, такой хороший, такой послушный, и только для меня. Не так ли, детка? Чимин же, почувствовав язык Чона в урете, выгибается, сильнее сжимает волосы одной рукой, а вторая падает на кровать, сразу начиная мять простынь. Он понимает, что Чон ему мстит, но это месть — слишком сладка. Он хочет задавать свой ритм, трахая рот Гука, до потери пульса, но руки, что припечатывают его бедра обратно к постели и сжимают до боли сильно, но приятно — не дают. — Чонгук-а, ах, да. Я твой послушный мальчик, ммх. Гук чувствует, что Чиммн близок к разрядке, поэтому рукой находит яйца и начинает их мять. Сначала одно, потом втрое. А затем, берет их в руку, и мнет, сразу оба. Чимина окончательно кроет и вскоре он не выдерживает, изливаясь. Чон успевает ровно за секунду до того, как Чимин кончит, отсраниться, напоследок лизнув головку. И Чимин кончает. С громким, протяжным стоном, кончая с именем Гука на губах. Чон кончает следом, видя такого Чимина. Он хочет почувствовать, как звучит его стон, поэтому затыкает Пака поцелуем, и тот, стонет ему в рот, все ещё содрогаясь в оргазме. Вскоре, он расслабляется. А дальше они лениво целуются. Гук обнимает Чимина, прижимая к себе, целуя того в лоб и говорит: — Ты хорошо постарался, малыш. Так стонал и выгибался, котенок. — он гладит его по голове, легко массажируя, и целует в висок, а Пак, жмется ближе, зарываясь своим носиком в грудь Гука, немного щекотя своим дыханием. Кто бы мог подумать, что «разговор», который должен был у них состояться, закончится так, даже не начавшись. А ведь Чон заходил сюда совершенно с другой целью. Цель была — поговорить с Чимином и выяснить их отношения. Но, «готовясь» к разговору, перед дверью, Чон услышал всхлипы, а затем, когда вошёл в комнату, увидел, как Чим, свернулся комочком и тихо плакал под одеялком. Сейчас, вдруг, до Чона дошло: Пак плакал, но так и не сказав причины. Кажется, сейчас, самое время спросить. — Малыш? Чимин отдалённо отвечает: — М? — кажется, он успел заснуть. И Чон бы не тревожил его, но он слишком волнуется и не может оставить этот разговор на потом, боясь, что, если спросит в другой раз, Чимин ему не ответит. — Ты так и не рассказал, почему плакал? — все ещё делает лёгкий массаж, чтобы успокить Пака. Он дёргается, когда Чон задаёт ему этот вопрос, но пытается не переживать. Все ведь хорошо. Чонгук тут. Он рядом. Он просто поделится с ним и ему станет легче. Да. Именно. Гук уже думает, что Чимин не ответит, но слышит тихое: — Мне приснился плохой сон. Очень. — все. И этого достаточно. Чонгук хотел было посмеяться, но понимает, если Чим заплакал, значит сон, действително страшный. — Расскажешь? — успокаивающе гладит по голове и целует в макушку. — Угу. — все также тихо говорит. *сон Чимина* Чимин открывает глаза и не понимает, где находится. Первое, что он понимает, — сидит на стуле. Хочет встать. Но чувствует, что руки и ноги связаны верёвкой, которая успела стереть нежную кожу, оставляя после себя, красные полосы, во рту — какая-то тряпка, что не позволяет говорить, а тело — ломит. Будто его избивали и не раз, и не один человек. Он начинает паниковать. Пытается выбраться, дёргается, но верёвка лишь сильнее натирает кожу. Пак шипит. Шипит от боли. Он осматривает помещение, если можно «его» так назвать. Какая-то комната: темно-серые обои, коричневый, на вид старый деревянный пол, заколоченные окна, то-ли решетки, то-ли деревяшки на окне, в любом случае — окно закрыто. Он рассматривает место, где находится и не сразу замечает человека, сидящего с мешком на голове, тоже привязанного к стулу. Резко становится страшно и не зря. Кто бы этот человек не был, он тоже зсперт здесь, с Чимином. Пак начинает рассматривать второго, и невольно отмечает, что он или она, он пока не знает, без обуви, хотя очень похож этот человек — на мужчину, штаны, которые надеты на жервте, похожи на чонгуковы. Но так, трудно сказать: они порваны, грязные. Затем он смотрит на футболку и понимает, что она тоже очень похожа на гукову, смотрит на руки и о, Господи! Он узнает руки Чонгука. Это его руки, он знает точно, потому что ни с какими другими руками эти — уже не перепутает. Невозможно забыть те руки, которые тебя держали за талию, бедра, ягодицы. Как вкалачивали в кровать, прижимая этими же руками. А потом, Чимин замечает, что у Чонгука руки в крови, порезах каких-то, он начинает очень сильно волноваться. Не за себя — нет, за Чонгука. Он мычит в тряпку, пытается что-то сказать, но эта мешаюшая ткань, не даёт. Он надеяться, что Чон просто спит, и если Пак будет громко мычать, то он проснётся из-за шума. Но когда Пак срывает свои связки и уже только хрипит, он боится представить, что Гук. «Нет. Я не могу сказать это. Он жив. Он сильный. Все сможет». Но, страх никуда не исчезает, а наоборот прибавляется, когда Чимин слышит приглашённые голоса, которые приближаются, шаги, а затем и то, как ключ открывает дверь. Он весь сжимается и надеятся на помощь Бога. Дверь открывается с громким скрипом. Он умоляет Бога, чтобы тот помог, сохранил жизнь, если не себе, то хотя-бы Гуку. Захотят 2 человека: оба в чёрном. В масках, капюшоне, не рахгядлеть лицо. Один подходит к Чимину. Он замирает, делать вид, что не проснулся, хотя, казалось, от скрипа этой двери, проснулся даже медведь, только что, звшедший в неё. Но этих двоих это не волнует, и он резким движением хлещет воду в лицо Чимина. Пак в страхе открывает глаза, рот, пытается спокойно дышать, но не получается. Увидев, что их единственный и самый главный зритель готов смотреть, второй, что все это время стоял возле Гука и наблюдал за Паком, хлопает в ладоши, дабы привлечь внимание. И Пак смотрит. А лучше бы не смотрел. Он видет, как этот чувак резко снимает с головы Гука мешок. У второго же, голова опущена вниз, он не смотрит на Пака, хотя уже проснулся. — Смотри на него. Давай, покажи ему свое прекрасное личико. Не стесняйся. — притворно сладким голосом говорит этот тип. Голова Гука не шелохнулась. — Смотри, я сказал. — рычит. Гук даже не двигается. — Агрхх, если тебе сказали смотри, значит смотри, сука. — ударяет кулаком в скулу и силой хватает за волосы, поднимая лицо, являя его Паку. Он приходит в ужас, когда перед ним открывается картина: у Чонгука все лицо в синяках, кажется ни одно живого места нет, глаз опух и воспалился, на лице много крови, на скулах сине-зелено-фиолетовые синяки, бровей вообще не видно, из-за того, как его избили. Гук не открывает глаза. Пак мычит, ему страшно. Очень страшно за Гука. Он в панике округляет глаза и вопит ещё сильнее, когда видит, что один из похитителей, достаёт из кармана нож и подносит к щеке Гука. Он наконец открывает глаза, смотрит на Чимина и вымученно улыбается, хоть лицо все избито, и он его не чувствует, следует только приподнять уголки своих губ, как все тело ломит. Он видит огромный испуг на лице парня и потом понимает почему. У его щеке снова прикладывают нож, и кажется режут её, но он чувствует это. Он видит лишь боль и страх в глазах Чимина и ему становится больно, но не из-за физической боли, а моральной. — Ну что, Чимин~а. Тебе все ещё нравится Гук~и? Только посмотри, какой он красивый. Мы старались для тебя. Как говорится, получите заказ и распишитесь. — он ржёт, как псих. Да, скорее он и есть псих, но замолкает на секунду. — Ах, да! Ты же не можешь. — и заливается смехом пуще прежнего. Он перестаёт водить ножом по щеке и убирает нож, подходя к Паку. Чимин смотрит на Гука и видит, как у того проскальзывает одна эмоция — страх. Это страх не за себя, а за Чимина, но она исчезает так же быстро, как и появляется, чтобы похитители не увидели изменения на его лице. Псих подходит к Чимину, берет за волосы, и рычит: — Когда с тобоф разговаривают, будь добр отвечай, шлюха. — больно бьёт по щеке. Чимин кричит в тряпку. Та давно стала мокрой, из-за криков Пака. Бьёт ещё раз, но по-другой щеке, так, что голова Пака резко поварачиваетя вправо и свисает. — Держи его. Сейчас будет шоу. — говорит второму, а тот, просто выполняет приказ. Он снова подходит к Гуку, достаёт нож, вводит в живот, Чимин кричит, вопит, сильно дёргается, но больно делает только себе. Гук же немного кривит лицо, да больно, да неприятно, но хуже всего этого, это смотреть на то, как на тебя смотрит Чимин. Ему страшно за Гука и это видно. Он снова улыбается, пытается, и Чимин ревёт пуще прежнего. Потому что, Гук здесь не улыбаться должен, а кричать от боли. Нож резко пропадает, а затем, что-то больно кольнуло, прямо в сердце. Этот ублюдок его убивает, и это — последние действие. Чимин не видит, что происходит, потому что псих закрыл своей спиной Гука, а когда тот начинает поварачиваться лицом и отходит в сторону, дабы Чимин увидел его произведение, он не может сдержать слез. Он плачет очень сильно, больно дёргается, приносит себе сильную физическую боль, но она не сравнится с той, которая происходит сейчас. Чимин так сильно кричал, что второй псих отпустил его голову, и повязка со рта, вдруг пропала. Тогда он, срывая напрочь свои, уже давно охрипшие связки, кричит, что есть мочи: — ЧООООНГУУУУУУК!!! ННЕЕЕТ!!! — он смотрит на этого типа, ненавидя его с первой же секунды. — ДА КАК ТЫ ПОСМЕЛ?! ТЫ ПСИХ. ЧТО МЫ ТЕБЕ СДЕЛАЛИ?! — за это он получает по лицу два раза, но это его не останавливает. Он кричит дальше. Но замолкает, когда слышит тихое и слабое от Чонгука: — Чимин. — он говорит еле-еле, потому что, если не сейчас, то уже никогда. — Чимин, я… Люблю тебя… Найди этих гадов потом и убей. — и улыбается. Чимин боится, что не успеет сказать ответ, поэтому быстро, но правдиво отвечает: — Я тоже тебя люблю, Чонгук! Очень сильно! — говорит это, захлебываясь слезами, потому что понимает, что человек, к которому у него очень тёплые чувства, погибает на его глазах. Жаль, что они не сказали это друг другу раньше. Чонгук последний раз смотрит на Чимина, улыбается, так, как улыбался только ему, и навсегда закрывает свои глаза. — НЕЕЕЕЕЕЕТ!!! ЧОНГУУУК!!! — он умер. Итак, время смерти, Пак Чимина — сегодняшний день, сегодняшний час, именно тогда, когда не стало и Чонгука. Он захлебывается в слезах. Ему все равно на все. Он потерял того, кого полюбил. Точнее нет, не так. У него отняли того, кого полюбил он, и кто полюбил его. Но Чимин навсегда запомнит этот день, лица этих тварей, конченных ублюдков, чтобы в один день прийти и мучить их, мучить, мучить, и мучить, смотреть, как они будут умирать, задыхаясь в собственной крови. Особенно, он поиздеваетсч над тем, кто убил Чонгука. Он будет издеваться над ним также долго, и мучительно. У него будет самая ужасная смерть на вселенной и он пожалеет, что родился. Он смотрит на психа, которго уже в мыслях убил, самым ужасным способом на земле. И ухмыляется. Видит немного испуга, но он пытается это скрыть, потому что, он же здесь мучает своих жертв, а не они его, тем более, Чимин связан, безоружен и неопасен, поэтому, нечего его бояться. А зря, а стоило бы, мой дорогой. Потому что, когда он подошёл к нему, посмотрел в глаза, то увидел огромное желание — мстить, убить. Он совсем немного испугался, но пора закончить то, что он начал. — Ну что, малыш ~. Поиграем, м? — ухмыляется прямо в лицо. А Чимин рычит: — Не смей меня так называть. — цедит сквозь плотно-сомкнутые губы. — Как? Малыш~? — издевается. — Агрхх. — он подскакивает на стуле. А псих отшатывается в сторону, ясно такого не ожидая. Он приходит в себя и говорит: — Ну что ж, раз ты не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. — только замахивается и хочет ударить сильную пощёчину, как слышит истерический смех Пака. Тот смеётся, похлеще психа, и тому реально страшно становится, а ещё от этого взгляда. — АХАХХ, что тоже меня мучить будешь? Вперёд! Только знай, захочешь меня убить, не получится, я уже мёртв! Я умер вместе с Чонгуком! И тут начинается жёсткое избиение парня. Кажется, псих решил убить его с помощью многочисленных переломов, но Чимину — все равно. Да, он чувствует боль физическую, она когда то пройдёт. Любая физическая боль — проходит. Заживают синяки, кости срастаются, если были сломаны, раны затягиваются — только шрамы остаются, напоминая об этом. А моральная боль — неет. Она не такая. Моральная боль может проходить неделями, месяцами, годами, но так и пройти. Вроде время идёт, но такое ощущение, будто это было только вчера. Неважно, пройдёт год, два года, а можкт и пятнадцать лет, Чимин никогда не забудет этот день. Даже, после смерти этих тварей, он не успокоится. Смерть — слишком лёгкая для них. Нужно что-то, что будет намного тяжелее. Например, смерть кого-то из близких этих тварей, да точно. Отличный вариант, чтобы им было больно также, как Чонгуку и Чимину в тот момент. Он будет убивать всех их родственников по-одному. Будет мучать, пытать, жёсткой пыткой, а затем снимать все их мучения на камеру, и каждый раз скидывать с разных номеров их мучения, а затем — вскрывать, доставать из них органы, и будет складывать послание для этих двоих, а когда родственников не останется, придёт и за ними. И его никто и ничто не остановит. Проснувшись весь в холодном поту и слезах, Чимин не сразу понимает, что это был лишь сон, но все было таким реалистичным, что он поверил, будто и вправду это все сделал. Он укутался в одеяло с головой, и начинает тихонько плакать. Не знает, сколько плачет, но потом, слышит стук в дверь и дёргается. Боится. Затем слышит, что это Чонгук, что он гладит его по голове, успокаивая, а потом, просит на него посмотреть. Чимин боится, боится, если посмотрит, то увидит перед собой мёртвого, окровавленного Гука. Поэтому отрицательно мотает головой, но когда, Чон зовёт его малышом, он замирает, боится, но спустя 5 минут, все же смотрит. Аккуратно высовывает голову из «укрытия» и видит живого, здорового и невредимого Гука, кидается в его объятья, боясь отпустить. А затем, происходит то, чего происходить не должно: Чонугк целует его. Нежно, мягко, а Чимин в ступоре, не знает, что делать, но когда его целуют более настойчиво, отвечает. А затем, происходит их первый, но не совсем секс. Они просто насладились друг другом и сейчас, лежат обнявшись. — Вот. Я очень испугался, когда проснулся, поэтому так реагировал. Прости. — шепчет Чим. — Хэй, все нормально. Не переживай, чертенок. Давай отдохнём, ты много пережил за сегодня. — Хорошо. Спасибо, Чонгуки. — прижимается ближе, утыкаясь носиком в грудь. Чонгук же обнимает Чимина за талию и вдыхает запах волос, успакаиваясь. Наконец, они засыпают.