Машенька и Медведь

— Так, скидываемся по пятьсот рэ, чисто символически, на сувениры друг другу. Васнецов, обреченно вздохнув, порылся в портмоне и достал последнюю тысячу. До аванса еще четыре дня. Как-нибудь перекантуется. Одна лишь мысль, о неотвратимо надвигающемся корпоративе, заставила скривиться. Окси отметила в своем блокноте очередную «пятихатку», поступившую в общий котел трат, покопавшись в объемном кошельке, положила перед сидевшим за кульманом парнем пятьсот рублей с его тысячи. И, едва он протянул руку за сдачей, придавила ее пальцами, а затем ткнула наманикюренным ногтем чуть ли не в глаз Лёньки, в последний момент отшатнувшегося от угрозы остаться без левого ока:  — И даже не пытайся отвертеться. В этот раз участвуют все, даже те, кто не принимает участие в постановке. Так что, Лёлик, придется тебе провести эту ночь с коллективом. Тем более причина более чем уважительная, — она назидательно подняла указательный палец кверху, как бы призывая настоятельно прислушаться к ее словам. — И еще, я очень надеюсь, что ты, как и все остальные, подберешь себе карнавальный костюм. И это обязательное условие. Так что, либо сам бежишь на склад, выбираешь и примеряешь любой костюм из того, что есть, либо это сделаю за тебя я. Но потом не обессудь. Лёнька, раздраженно бросив на Матвееву взгляд голубых ангельских глаз в обрамлении иссиня-черных ресниц, которым бы позавидовала любая из сотрудниц их компании, включая и семидесятилетнюю уборщицу теть Машу, заалел ушами (была у него такая дурацкая черта — краснеть в разговоре, едва на него пытались давить или и флиртовать). Он уже набрал в грудь воздуха, чтобы возмутиться, что случалось нечасто, да можно сказать, вообще никогда. И Матвеева, считай единственная, кто слышал от него хоть слово против. Так вот… он набрал в грудь воздуха, но даже рта не успел раскрыть, перебитый болтушкой, оккупировавшей угол его рабочего стола, придавив покатым бедром в черной до колена юбке папку с отчетом:  — Опережая твои вопросы и возражения, скажу сразу: за костюм никаких дополнительных трат не ожидается, подарок генерального. Я надеюсь, ты помнишь о том, что от явки будет зависеть дальнейшее присутствие в нашей компании? Не про@ри свой шанс, Лёлик. Затем грациозно поднялась и поступью лани, стуча каблучками простеньких чёрных лодочек, пошла к выходу. У двери обернулась и проникновенно так, взглядом голодного дракона, наметившего себе жертву, посмотрела на Лёньку и пропела: — Сделай это сейчас, пока там что-то осталось… Пардон… если что-то осталось! — лишь после этого покинула кабинет. Только после ее ухода Васнецов смог расслабиться. Он бросил взгляд на часы, никак не подходившие по дизайну и стилю к обстановке офиса (их можно было бы охарактеризовать точной по смыслу и содержанию фразой: «Мы их спёрли с вокзала»), и отметил, что до конца обеденного перерыва осталось двадцать минут, и он вполне успеет добежать до нужной локации и выбрать наряд. Поморщился от наконец нахлынувшего на него осознания своей причастности к предстоящему мероприятию, вздохнул и покинул кабинет. Леонид Васнецов, для друзей и близких (а их можно было по пальцам одной руки посчитать) просто Лёлик, работал в строительной компании «Строй Индастрис» вот уже пять лет в проектном отделе КБ. С момента своего прихода в компанию и до сегодняшнего дня он от младшего сотрудника дослужился до ведущего проектировщика и не собирался покидать свой пост добровольно. Привык добиваться своего права жить, как хочется, зубами, бороться за то, что считал своим. Жизнь заставляла… Воспитывался Лёнька в неполной семье. Да и была ли она, эта семья? Отца своего он не знал от слова «совсем», так что сказка, сначала про легендарного летчика, затем про космонавта и, наконец, геройски погибшего моряка, была у набегами появлявшейся в доме матери в качестве дежурной отмазки. Да и мать — в этом плане он был уверен — сама вряд ли знала, кто был отцом сына. Тощенький, маленький, черноволосый Лёнька с огромными голубыми глазами, совершенно необычного оттенка, будто небо в ясный день, не походил ни на кого из семьи Васнецовых. Да и на меняющихся как перчатки знакомых матери тоже. Скачущая, будто стрекоза из постели в постель, Алевтина Васнецова на сына внимание не обращала, отдав семимесячного сына на воспитание престарелой матери, прикрываясь железобетонной отговоркой, что ей необходимо устроить свою личную жизнь. А потому маленький Лёня воспитывался у бабушки, которую и звал «мамой». Родная же, биологическая мать перешла в разряд редко приходящих в гости теть, что ее, видимо, вполне устраивало, не причиняло никаких неудобств, а лишь подчеркивало достоинства. Поэтому, воспитываясь в строгих правилах патриархальной бабки, Васнецов рос замкнутым, тихим, трудно сходящимся в общении со сверстниками мальчиком. Бабушка, Евпраксинья Апполинарьевна Васнецова, с малых лет старалась привить внуку любовь к искусствам. Водила маленького Лёню в картинные галереи, по музеям и выставочным залам столицы, на балет и симфонические концерты, а однажды вместе с ним посетила усадьбу Кусково и Лёнька впервые «пропал». Он буквально заболел архитектурой, хотя в том возрасте не понимал этого. Рисовал везде, где только мог достать: дома, дворцы, башни, замки. И не плоскую наивную мазню, присущую большинству детей, а настоящие трехмерные изображения с соблюдением всех правил: созданием перспективы и светотени. Естественно Евпраксинья Апполинарьевна заметила увлечение Лёни и не упустила шанса развить его талант, отведя внука в художественную школу. Там он и познакомился с боевитой девчушкой из соседнего двора, Матвеевой Оксаной и «пропал» во второй раз. Маленькая Окси, как она упрямо себя называла, была вертушкой и трындычихой с тугими торчащими в стороны рыжеватыми косичками, подвязанными, порой, забавными крендельками по обе стороны головы огромными бантами. Он сразу признал ее негласное главенство, и это не делало их дружбу неравноценной или подчиняющей, где бы Оксана исподволь навязывала свое мнение. Нет, каждая их совместная шалость была совершенно безобидной. А Лёнька выступал как сдерживающий фактор, словно стабилизируя неуёмную, бьющую ключом энергию подруги. Едва ему что-то приходилось не по нраву, мальчишка буквально застывал, замирая молчаливой статуей до тех пор, пока Матвеева не шла на уступки, но подавалось это с королевским гонором, так что казалось это не Лёнька настойчиво требует, а именно она милостиво уступает, проявляя любезность. Васнецов не обижался. Пусть. Главное, цель достигнута. А дальше была школа, где они все десять лет просидели за одной партой. И боевитая Матвеева не раз и не два защищала щуплого, дрыщеватого Лёлика, порой схлопотав бланш под глазом, симметричный васнецовскому. Годы шли, детская первая любовь переросла в крепкую дружбу, менялись увлечения, кружки, секции, вечеринки, дискотЕки, куда Окси таскала друга, за компанию, чтобы не идти одной. А тут удобный партнер на все случаи жизни. Непритязательный, тихий, покорный… временами. И не доставляющий хлопот своими загонами… тоже через раз. Окси не роптала — это ж Лёлик! У Лёлика их, казалось, просто не было. А все его попытки настоять на своем… так это ж мелочь… чего не сделаешь для лучшего друга? Да, все менялось, изменились и интересы, появились любви на стороне. Окси не отличалась постоянством, хотя дальше обжиманий в школьной раздевалке не позволяла, твердя хмурому Лёлику, что находится в активном поиске. Васнецов же считал, что поиск слишком активный и, относясь к подруге скорее как к сестре, которой у него никогда не было, рвался отогнать настойчивых ухажеров, за что нередко получал на орехи — он по-прежнему оставался мелким, худющим и похожим на субтильную девицу, с пушистой гривой черных волнистых локонов. Все в жизни менялось, но любовь к архитектуре осталась у Васнецова пока единственной неизменной. После школы Оксана поступила в политехнический ВУЗ на факультет менеджмента и бухгалтерского учета, а Лёлик пошел в архитектурный университет, на факультет архитектуры и градостроительства. Там у него случилась первая в жизни любовь. Бесперспективная, издалека, болезненная, вывернувшая наизнанку сердце и перевернувшая, перекроившая его мир и сознание, скорее платоническая, потому как Васнецов играл в одни ворота. А какую отдачу можно ожидать, когда предмет твоей страсти старше на восемнадцать лет, женат и счастлив в браке, да еще и преподаватель? Так лучшей постельной подругой была его правая рука и нулевой опыт за плечами, хотя совершеннолетие он надеялся встретить уже не девственником. Выздоравливал от своего болезненного чувства Лёнька долго, почти год, а потом случилась беда — умерла бабушка, Евпраксинья Апполинарьевна. Бывшая для парня в этом мире незыблемой константой, якорем, той, которая с малых лет (сколько он себя помнил), являлась и матерью, и домом, и практически единственной родственной душой в этой нелегкой Лёнькиной жизни, если не считать Окси. Он остался совсем один — мать-кукушку, шатавшуюся месяцами неизвестно где, он в расчет не принимал. В его жизни настала очередная чёрная полоса. Потерявшего опору, твердую почву под ногами Васнецова гнуло, болтало, словно щепу в проруби, и только обещание закончить универ и не бросать свое увлечение, которое он дал бабушке перед смертью, да ненавязчивая поддержка Окси, заставили его взять себя в руки и довести дело до логического завершения. Любовь как-то сама собой остыла, улеглась, выпала осадком на дно бытия, и перестала мучить ночами. «А может это и не любовь была вовсе, а так… увлечение? Первое и болезненное. Да и сколько их еще будет?» — думал Васнецов, зарываясь в подушку и окукливаясь в тяжелом ватном одеяле пустой, но теперь уже его квартиры, которую с боем удалось отвоевать у черных риэлторов. Спасибо родителям Матвеевой! Посоветовали, куда обратиться, дали направление. Постепенно жизнь вошла в привычную колею. Спокойную, незамутненную сильными чувствами и дробящими душу потрясениями. На последнем курсе его заметили, талант огранили и предложили работу в большой строительной компании. Это был шанс, тот самый необходимый трамплин, чтобы начать карьеру, взять старт для покорения очередной высоты. А она была для молодого специалиста без опыта и связей настоящей высотой. И строительная компания «Строй Индастрис» прекрасно для этого подходила. Лёнька согласился и ни разу не пожалел. Коллектив в компании подобрался из молодых, амбициозных и креативных ребят. Шебутных, веселых, порой без царя в голове и с шилом в заднице. Но Васнецов не переживал, что придется не ко двору, всеми мыслями уходил в работу и, по-прежнему, чаще был один. Он так и не научился сходиться с людьми. Было у него несколько попыток завести отношения с девушками. Нет, с сексом все было в порядке. Да, было возбуждение и приятная, щекочущая нервы кульминация, но как-то все пресно, вяло. Без тех срывающих крышу ощущений, о которых твердили парни в курилке, обсуждая свои победы. Васнецову, краем уха ловящему их восторженные замечания, было противно, до блевоты, до отвратительного привкуса во рту, от которого не получалось избавиться, даже гоняя за щекой леденец. И тут его снова настигла очередная драма. Неправильная, болезненная, как и в первый раз. Новый начальник КБ, Астафьев Виктор Сергеевич — видный харизматичный мужчина средних лет, с выразительными зелеными глазами и цепким взглядом за тонкими линзами в незаметной золотистой оправе. Высокий и плечистый как модель из мужского журнала. В строгом классическом костюме от Армани и дорогих кожаных туфлях, которые Ленька никогда бы не смог себе позволить. Сам он одевался просто и непритязательно, не имея ни средств, ни должных знаний в области моды. Бутики и новомодные магазины были не для него. А Астафьева хотелось потрогать, пощупать, удостовериться, что он реален, не плод больного воображения, страдающего от спермотоксикоза. От одного лишь его взгляда у Лёньки начинали трястись колени, а едва он заходил в отдел проектировщиков, воздух, казалось, сгущался, и сознание вязло в этом киселе, вызывая приступ тахикардии. И вновь он страдал от своей неправильности, временами вздыхая на плече Окси. Ну не так что-то в его жизни, неправильно, нестройно, как ожидалось с детства. А как должно быть… как? Васнецов не знал. Да и что бы дало ему это знание? Он трудно сходился с людьми, редко шел на контакт, когда его приглашали в клуб оттянуться или в спорт-бар, посидеть за кружечкой пивка и поболеть за местный «Динамо». Такой отдых не вызывал в Леньке особого энтузиазма. И приглашать его перестали. Он прекрасно провел бы время дома, в теплых уютных объятиях любимого человека. И этим человеком он видел отнюдь не девушку, а крепкого плечистого парня. Васнецов отлично понимал, что природу не обманешь: если человеческому роду суждено существовать — он будет. А если нет, то найдет и другие способы себя уничтожить. В любом случае. А вся эта истерия насчет гомосексуализма, возня, шумиха… На этом нельзя акцентировать внимание, нельзя навязывать и разубеждать, пытаться лечить, потому что даже у животных это в порядке вещей, а мы, как бы ни старались, все равно часть природы. Ну, вот он такой, и что? Да ничего… На третьем году его мытарств в коллективе компании появилась и Окси, заполнив некую пустую нишу, отчего жизнь Васнецова обрела некий смысл, хотя связи они по-прежнему не теряли, и в сложные минуты Матвеева готова была подставить плечо. Нет, жизнь не стала полной, не зафонтанировала красками, но стала более осмысленной. У него появилась возможность пообщаться, сбегать в курилку, чтобы перекинуться парой слов, а как получил должность ведущего проектировщика, пригласить подругу в кафе, ресторан или в кино. Не часто, но все же… А вот праздники Васнецов не любил. Они нагоняли на него тоску, серую, как осенняя хмарь. Когда хочется не праздновать и веселиться, а завернувшись в плюшевый плед сидеть у печи. Да и сколько было в его жизни тех праздников? Он даже подарки получал не те, что хотелось, а те что нужно по мнению бабушки. И еще в четыре года потеряв веру в чудо, понял: чудеса не про него. А вера в сказку для наивных глупцов. Потому что в жизни для каждого своя сказка. Вот у него такая, в серых и черных тонах. Грустная и безнадежная. Хотя нет-нет и в нем просыпалась и звучала романтическая нотка, когда брел домой мимо украшенных празднично витрин. Лёнька с надеждой в сердце замирал: а вдруг… И, спустя пару мгновений, вздыхал: Нет… не для него… После нагрянул октябрь и свалившееся на голову слияние. Перспективная строительная компания оказалась на грани поглощения более крупным холдингом, руша планы и надежды. В жизни Васнецова замаячила очередная черная полоса. Отчего стало казаться, что его жизнь все больше походит на «Черный квадрат» Малевича. Сотрудники гадали, в чем причина: банкротство, спад продаж или появление более сильного и удачливого конкурента? Но все оказалось намного прозаичнее и банальнее, чем представлялось. Генеральный собрался на заслуженный отдых, чтобы побольше времени уделить семье и внукам. И продал компанию сыну лучшего друга, имеющего схожий бизнес. Теперь, в результате предстоящего поглощения, на горизонте Дамокловым мечом повисла оптимизация производства и грозящее в результате большое сокращение. Списков еще не было, как и никто не видел нового генерального. А приближающиеся новогодние праздники уже светили вовсю гирляндами красочными витринами и предстоящим прощальным корпоративом, обещанным прежним гендиром в честь его ухода. Настроение у Васнецова было отнюдь не праздничным. И желание увильнуть, как обычно, похоже накрывшееся медным тазом, шевельнулось в груди неприятным предчувствием предстоящего пи@деца. Но это позже… Сейчас ему надо было заняться выбором костюма, что он и сделал. Свернув вкладку на компьютере и захватив ключи от кабинета, он отправился на склад, где предположительно находились карнавальные костюмы на всех сотрудников компании. Васнецов еще раз сверился с часами в холле и прибавил шаг. Опаздывать Лёнька не любил. Любой косой взгляд начальства в этом случае становился костью в горле, скребущей по совести, зудящей шмелем ответственности, мешающей дышать. Добравшись до склада он понял, что времени у него в обрез, а асортимент предлагаемых костюмов, что висели на вешалке (1), был из серии: «Я не надел бы такое и в страшном сне»… Но ограниченный выбор не предполагал возможности отвертеться от предстоящего счастливого празднества. Как говорится, на безрыбье и рак — рыба, — пришлось выбирать из того, что осталось. Осталось, прямо скажем, немного. Пара костюмов Змея-Горыныча, где поверх бесформенного хвостатого наряда в комплекте шла уродливая трехглавая… ни то шапка с рукавами, ни то жилетка с тремя уродливыми головами. Васнецов покрутил в руках это кошмарное убожество, скептически мысленно примеряя на себя, и вздрогнул: «Да не в жизнь!». Следующая вешалка порадовала костюмом припизднутого чебурашки. «В таком только детей пугать» — решил он и повесил этот симбиот текстильной промышленности и хендмейда на прежнее место, с отвращением глядя на ушастую голову, с осуждением выглядывающую из-под груды тарных ящиков. Очередной текстильный шедевр оказался костюмом русалки. Представив себя голым, с выпирающими ребрами, ключицами и торчащими лопатками, словно атавизмами крыльев, и с огромным хвостом, Лёнька передернул плечами, от пробежавшего по загривку озноба и мыслью: «А ходить-то как?», потянулся к следующему. И тут его постигло очередное разочарование: ничего, за что бы он мог уцепиться взглядом и сказать, «вот это мой костюм» тут уже не осталось. A идти абы в чем… Да, это была дилемма! Либо явиться на корпоратив в клоунском наряде какого-нибудь фантастического зверя, либо не идти совсем, а это автоматом вносило его в черный список — перечень предположительных сокращенных. Это был полный фейл! Васнецов обреченно вздохнул, и обошел вешалку, перебирая костюмы на крючках с обратной стороны. Там выбор был на порядок богаче: костюм Карлсона, живущего на чердаке, с пропеллером не как должно быть — между лопаток, а почему-то на заднице, аккурат меж двух половинок; слона с хоботом и на голове и на том месте, где у мужчины наличествуют гендерные признаки; костюм пажа (увидев его Васнецов было обрадовался, но и тут ждало разочарование — пажик оказался на три размера меньше и кюлоты едва прикрыли колени. Примерять же верхнюю часть костюма и пузырящиеся на бедрах штанишки и вовсе не было смысла); ещё была пара костюмов принцесс или Золушек и один совсем простенький, кажется Белоснежки.  — Мда… небогато, — Васнецов почесал затылок и еще раз осмотрел предлагаемый ассортимент. Из всего, на что он мог позариться, был лишь костюм Белоснежки. Приложив к себе пахнувшее нафталином одеяние, он поморщился, но, как говорится, на безрыбье… Дальше продолжать мысль он не стал, быстро скинул пиджак и натянул на себя девичий наряд. С отражения полированной дверцы платяного шкафа на него смотрела миловидная девушка с тонкими чертами лица, удивительно синими глазами и пухлыми губами. Вздохнув и прикинув как его воспримут сотрудники, сколько предстоит вынести шуток, насмешек и после ожидаемо оказавшихся в соцсетях и на Ютубе фото и роликов, внутренне содрогнулся. Но выбора не было… он еще раз пробежался взглядом по вешалке с «нарядами», вздохнул… Стянув с себя этот чудаковатый сарафан, запихнул его вместе с париком и бантом в пакет. Опасливо огляделся на предмет подглядывания и подслушивания, покинул склад.