If I could save time in a bottle The first thing that I'd like to do Is to save every day till eternity passes away Just to spend them with you
— Мне так его не хватает, — всхлипывает Паучок, зажмурившись. Он не хотел жаловаться. Не хотел снова проявлять слабость, зная, что Ванде еще тяжелее. Она потеряла вообще всех. Пьетро, Вижена… Наташу. А Питер стоит, только что похоронив любимого человека, и пытается собрать себя по кусочкам, разделив их общую с Вандой боль на двоих. Максимофф кладет руку ему на плечо и ободряюще стискивает. Ее лицо странное. Отстраненное. Будто она где-то далеко-далеко… — Жаль, он не узнает, — осторожно продолжает Питер, смаргивая слезы и коря себя за то, что не может сдержаться. Он пришел сюда поддержать Ванду, как-то ей помочь, однако сейчас вываливает на нее все свои переживания, уставившись на гладкую поверхность озера перед ними. Даже легкий ветерок не нарушает этот штиль, олицетворяющий все затишье после долгой битвы. — Что мы… победили. Я пытался, пытался сказать это, перед тем как он… но он уже не слышал. Питер вздрагивает, когда рука Ванды неожиданно ползет дальше, и ее теплая ладонь ложится ему на макушку. Становится тепло, а, когда Паучок поднимает свой затравленный взгляд на нее, в ее глазах видно сочувствие, жалость, понимание и… что-то еще странное. Безумное. Пугающее. — Он знает. — Ванда произносит это как нерушимую истину, как то, что нельзя оспорить. Она устремляет свой взгляд куда-то вдаль, а уголки ее тонких губ подрагивают в легкой улыбке, словно она видит Тони Старка прямо там, незримого, невидимого, но живого. — И она тоже. Озеро, будто откликнувшись на ее слова, отвечает легкими пенящимися волнами.***
Питер закрывает глаза. Нет, это безумие. Он не должен был соглашаться на это или, по крайней мере, позволять Ванде уйти к Наташе прямо сейчас — в одиночестве решиться постучать в эту дверь практически нереально. Паркер просто не может (не хочет?). Дверь серая. В этом мире все серое. Черно-белая реальность — одно из условий, которое поставила Ванда. Паркер не мог устоять, поэтому согласился, хотя должен был, должен был отказаться, ведь это чистой воды самообман. Однако ему всегда было плевать, как и где — главное, что с Тони… Бледно-блеклая рука зависает в миллиметре от двери, и рукав в меру широкого серого квадратного пиджака сползает вниз. Паучок закрывает глаза. Есть ли еще время передумать? Есть ли время отказаться? Наверное, Ванда сможет выкинуть его из этой реальности по щелчку пальцев, но тогда… Тогда он никогда не увидит Тони. Господи, как он не уверен в себе. Кулак стучит по деревянной двери очень тихо, а потом сильнее. Питер отчаянно кусает губы, мнет их, облизывает и никак не может опустить, потому что этот странный ритуал помогает не волноваться так сильно. А затем он слышит шаги. Тихие, осторожные, но… такие родные и правильные. Дверь распахивается. Питер прилагает неимоверные усилия, чтобы его взгляд скользнул вверх. Коричневые гладкие ботинки. Свободные чуть зауженные брюки с заглаженной манжетой. Светлая однотонная рубашка и узкий галстук — прерогатива «делового мэна» этого времени, начала пятидесятых годов. Однако… все та же неизменная бородка, непослушные черные волосы, темные-темные глаза… Это был Тони. Перед Питером Паркером стоял Тони. Паучок не может сказать даже одно слово. Это выглядит чересчур реально. Ванда предупреждала, что он будет выглядеть совершенно нормальным, живым, но Питер не верил, пока не увидел Старка своими глазами. Вот стоит он, улыбается уголками губ, слегка выгибает одну бровь, осматривая Паркера с головы до ног, и выглядит так, будто выжил, будто никогда не щелкал чертовой Перчаткой, будто смог обмануть смерть в очередной раз и… По щекам Паучка текут слезы, злые, печальные, невыразимо жалкие, словно вместе с ними он хочет выплакать всю свою боль. — Питер? — Бархатный теплый голос только заставляет зайтись в очередном приступе плача. Питер всегда любил его низкий голос, повествующий о Марках или другой супергеройской чуши, голос, который редко его хвалит, но всегда дает советы, голос, от которого Паучок хотел слушать признания в любви всю оставшуюся жизнь. — Что случилось? Почему ты плачешь? Паркер мотает головой, всхлипнув. Резкий шаг вперед — и он оказывается в объятьях Старка, а Старк оказывается в объятьях Питера. Его запах дурманит, успокаивает, заставляет забыться и почувствовать себя живым. Питер слишком долго существовал, а не жил, но именно запах Тони, его улыбка, его волосы вновь возвращают его к жизни, наполняют теплом и красками, пусть этот мир все еще остается черно-белым. А его губы… его чертовые мягкие нежные губы, которыми Старк прикасается к его губам в успокаивающем поцелуе… они окончательно выбивают все посторонние мысли из головы. Питер даже не думает, что они холодные. Практически ледяные, как и его пальцы. Все тело Старка отдает мертвой прохладой, как тело трупа. Плевать. Он рядом, все хорошо. Возможно, эта идея с реальностями все-таки была хорошей.***
Стук в дверь раздается внезапно. Питер еле-еле вздрагивает, а в голове проносится удивленная мысль, что паучий слух явно притупился, раз не заметил присутствие кого-то еще в этом помещении. — Войдите? — Сорванный голос его подводит, хрипит, издавая фальшивые сиплые нотки, когда он произносит эту фразу, поспешно вытирая почти засохшие дорожки слез, будто это может помочь ему выглядеть нормальным. Здоровым. Счастливым. Дверь со скрипом отворяется. Паркер несколько раз моргает. Он ожидал увидеть кого угодно, даже тетю Мэй, которая обещала его не беспокоить, но которая редко сдерживает свои легкомысленные обещания, кроме Ванды, нерешительно входящей в его уютную комнату. Максимофф выглядит чуть лучше, чем на похоронах Старка, которые прошли почти две недели назад. Лицо все еще осунувшееся, бледное, с красными пятнами, которые девушка пытается закрыть распущенными волосами, однако зеленые глаза горят ярче, живее… счастливее. Ее любопытный взгляд легко путешествует по комнате Паучка, задерживаясь на люке в потолке, где хранился старый костюм Человека-Паука, на бутылке с виски в руках Паркера, который слегка смущенно пытается отодвинуть ее от себя, и останавливается на стене. — Меч? — Короткий смешок слишком контрастирует с напряженной, пропахшей алкоголем атмосферой в помещении. — Самурайский? Ты фанат Японии? Питер бросает короткий взгляд на самый настоящий меч, строго и ровно-горизонтально висящий над кроватью. Он вспоминает, как в семилетнем возрасте первый раз посмотрел «Убить Билла» и так сильно загорелся этим фильмом, что стал, пожалуй, самым большим фанатом Тарантино в истории. Правда, меч приобрел лишь пару лет назад. Тони подарил ему. — Ванда… — В опухших глазах начинает щипать, и Питер шмыгает носом, вновь попытавшись вытереть лицо рукавом синей кофты. Девушка стоит в дверях, нервно почесывая локоть и явно желая что-то сказать. — Я правда не хочу показаться невежливым, но зачем ты здесь? Я не совсем в состоянии общаться… «На темы, которые напоминают мне о Тони», заканчивает про себя, коротко выдохнув, чтобы сдержать боль, рвущуюся наружу через поломанные барьеры души. — О, я вижу, — слегка бестактно отвечает та, сделав осторожный шаг вперед. Вперив свой взгляд в ее пальцы, нервно отбивающие ритм на тыльной стороне кистей, Питер зависает на месте. — И могу помочь. Против воли с губ срывается смешок, полный отчаяния и безнадежности. Паркеру не хочется срываться на Ванде, которой стало немного лучше, Паркеру не хочется ее прогонять… верно? Тяжело смотреть на человека, который пережил точно такую же потерю, но справляется с ней быстрее. — Все, что мне нужно — он. — Не называет его имени, потому что они оба понимают, о ком идет речь. — А его ты вернуть не в силах. Поэтому… можешь даже не пытаться. — Разве не в силах? Ванда искренне довольствуется потрясением на лице Питера.***
— Утром я заглянул в свой шкаф, и знаешь, что?! — Питер резко поворачивается к Старку, лениво читающему газету, и упирает руки в бока. — Мне совершенно нечего надеть. — Но у тебя полно нарядов! — Тони поднимает свой взгляд и театрально хмурится, покачав головой. — Твой шкаф полон римских костюмов от Brioni и Пьера Кардена! — Все мои соседи меня уже в них видели, — сетует, разочарованно закрывая шкаф и с грустным видом направляясь к Старку. — Так заведи себе новых соседей, — все так же беззаботно шутит тот, откладывая журнал в сторону, когда Питер устраивается на стареньком диване рядом с ним, приобнимая Тони одной рукой. Поцелуй мягкий, поверхностный и очень нежный — даже такой интимный жест передает особую беззаботность и легкость черно-белого мира, в котором они находятся. В каждом их действии, в каждой декорации вокруг, в каждой шутке есть старый шарм, очарование подобных древних комедий. Питеру здесь нравится — он все еще не понимает, к чему такие сложности, но этот эксперимент кажется довольно забавным. Главное — Тони рядом. А со всем остальным он как-то свыкнется. — Тебе пора на работу, дорогой, — со вздохом прерывая поцелуй, шепчет Питер, потираясь носом о его щеку. — Помнишь, что Ванда и Наташа пригласили нас на ужин? Тебе нужно успеть вернуться к шести. — Непременно успею, — Тони целует его снова, — потому что просто не могу провести слишком много времени вдали от моего… Он слегка запинается, и улыбка сползает с его лица. — Питер, а кто мы друг другу? — спрашивает внезапно, нахмурившись. Почему-то это складка на его лбу кардинально меняет все выражение лица, делая его слегка испуганным. — На наших пальцах нет колец, значит, мы не женаты? Просто живем вместе? Паркер все еще сидит в его объятьях, открыв рот, чтобы что-то сказать, но почему-то не может выдавить ни звука. В голове вспыхивают обрывочные воспоминания, заставляющие задрожать в приступе ужаса — Танос, Щелчок, похороны… «Господи, Ванда, помоги мне» Лицо Тони почти сразу же разглаживается, теряя обеспокоенно-сосредоточенное выражение. Уголки губ вновь приподнимаются в улыбке, а глаза светлеют — Питер несколько раз моргает, пытаясь понять, почему его настроение сменилось так резко. — Значит, я не успел сделать тебе предложение! — ахает Старк, комично покачав головой. Теперь прежняя атмосфера уюта и спокойствия возвращается окончательно, и Питер выдавливает из себя нервную улыбку, однако все еще всматривается в лицо Тони, пытаясь воссоздать в голове произошедшее. — Неужели? Как я мог откладывать это так долго! Наверное, я тебя совсем измучил, да? — О да, у моего парня просто железное сердце, — хихикает Паркер, поднимаясь на ноги и неторопливо направляясь к гардеробу. Тони очень аккуратно складывает газету, педантично прогладив все сгибы и складки, чтобы после этого подойти к Питеру и позволить ему себя приодеть. Паркер с любовью разглаживает на нем тщательно подобранный костюм с зашитыми лацканами, нагрудными карманами, соответствующими брюками и широкими накладками, смахивает невидимые пылинки со смокинга и подправляет черную бабочку на шее Тони. Она — единственный предмет гардероба, выделяющийся среди остальных своей яркостью и насыщенностью цвета. Вся остальная одежда была квинтэссенцией всевозможных оттенков серого — если честно, Питеру очень любопытно, какого цвета этот смокинг на самом деле или какую окраску имеют эти кружки на обоях под черно-белым фильтром. Руки сами неосознанно ползут по его шее, а пальцы зарываются в темные волосы. Тони улыбается, подставляет свою голову под эти осторожные жесты, мурлычет и припадает губами ко лбу Питера, запечатлевая на нем все такой же невесомый, но полный любви поцелуй. Паркер тает, прикрывает глаза, позволяя себе еще больше отдаться моменту и ни о чем не думать, чтобы забыть о всех тревогах и сомнениях. Он мечтал об этом. Мечтал о спокойной размеренной жизни с любимым человеком, мечтал о совместных домашних вечерах и об этих крохотных незаметных деталях, мимолетных касаниях, в которых выражается огромная неизмеримая любовь к человеку перед ним. Он заслужил этого, верно? Они оба заслужили. У них с Тони было так мало времени. — Я скоро вернусь. — Старк нехотя отрывается от Питера и берет в руки шляпу, которую тут же изящно надевает на голову, придержав ее краешек рукой. Паркер поправляет свои зализанные назад волосы и с обаятельной улыбкой кивает Тони на прощание, поймав ладонью его воздушный поцелуй, который Старк отправляет ему, подмигнув, прежде чем дверь за ним закрывается. Питер продолжает глупо улыбаться, даже когда Старк уходит. Он счастлив. Он безумно счастлив. А еще очень благодарен Ванде за шанс почувствовать себя любимым.***
«Дети так любят играть в солдатиков даже после войны, верно? Но давать настоящий револьвер в их шаловливые ручонки довольно опасно. Попробуйте наши детские пистолеты специально для юных воинов! Они идеально подходят для детей от трех лет, которые растут не по годам и мечтают стать великими полководцами. Мягкие пули из пенопласта не позволят нанести серьезное ранение кому-либо или чему-либо, однако создадут эффект пользования настоящим револьвером! Более того, покупать пули дополнительно теперь не нужно — сделанные из пенопласта патроны, прилагающиеся к пистолету, могут быть использованы несколько раз. Совершенно новые пистолеты для детей «Револьвер-2010» от Хаммер Индастриз — вау, какой классный выстрел!»
***
Стук в дверь раздается так внезапно, что Питер чуть не роняет яйца, которые нес к миске, чтобы приготовить пирог. В этом мире ему не нужно работать. Восемнадцатилетнего Паркера соседи считают школьником, у которого недавно начались каникулы от учебы, поэтому каждый день ему приходится оставаться дома и скучать в одиночестве. «Каждый день?» Питер на секунду зависает на месте. «Нет, ведь с того момента, как Ванда создала эту реальность прошло всего… сколько прошло? Сколько я здесь нахожусь?» Стук в дверь раздается снова, поэтому Паркер, встрепенувшись, отгоняет эти странные мысли и недоуменно идет открывать дверь. Перед ним предстает женщина, чей возраст ему не удается определить с первого взгляда. Ее черные кудрявые волосы уложены так, будто ее укладку не разрушит самый сильный ветер, а с лица не сходит широкая улыбка, обнажающая белоснежные зубы. Девушка бесцеремонно шагает внутрь, обходя опешившего Питера, который едва ли успевает снять шляпу в знак приветствия, а потом все-таки соизволяет обернуться ко второму хозяину дома. — Я Агнес, — беспечно пропевает она, взмахнув копной черных волос. — Соседка Ванды и Наташи справа. Справа от меня. Справа от них живете вы с Тони Старком. Было бы неловко, если бы мы все вместе жили справа от чудесных подруг, да? — Агнес заливается чарующим смехом, явно довольная своей шуткой. Питер переводит изумленный взгляд на соль в ее руках, которую женщина принесла с собой. «Мне нужна была соль для пирога… я подумал об этом где-то пять минут назад», отмечает про себя, наклонив голову на бок. «Ванда… это Ванда ее прислала?». — Пришла по-соседски одолжить вам соль. — Что… что очень мило с твоей стороны, Агнес, — выкручивается Питер, с облегчением принимая пакетик соли из ее рук. — Что бы мы без тебя делали. Он смущенно отворачивается к миске с будущим тестом и ставит соль рядом с ней. Агнес тем временем беззаботно плюхается на диван, жестом подзывая Паркера к себе. Во всех ее действиях присутствует невыразимая грация, гиперболизированная специально для ситкома из пятидесятых. — Ну, рассказывай, как вы тут обустроились? Уже так быстро смогли распаковать все вещи? — расспрашивает по-хозяйски, достаточно требовательно, но ее руки мягко и мечтательно разглаживают клетчатое платье, которое помялось при резкой посадке на диван. Питер некоторое время с любопытством разглядывает ее живое лицо и театральную мимику, желая понять, что с ней не так — какое-то шестое чувство в груди сейчас неприятно копошится, вызывая дискомфорт. — Да-а-а, у Тони золотые руки, он смог обустроить нас за пару суток. — Паркер произносит это наобум, но Агнес такой ответ весьма устраивает, потому что она с готовностью кивает. — Твой отец просто душка. Такой обаятельный… не против, если я у тебя его заберу? Питер зависает. «Отец?» в оцепенении раздумывает он. «Они считают меня… сыном Тони?» Чувство, будто он находится не в своей тарелке, обостряется до максимума. Хочется увидеть Старка, потому что касания его холодных рук наверняка помогут Питеру почувствовать себя лучше… Агнес смотрит на него выжидающе, и кажется, будто мир вокруг них затихает. В радужке ее темных глаз внезапно вспыхивает фиолетовая искра — всего одна, всего лишь на мгновение, но внимательный взгляд Питера цепляется за это, и ему приходится отчаянно заморгать. — Я пошути-и-ила! — в тот же момент хохочет Агнес как ни в чем не бывало. Паркер на секунду выпадает из этой реальности, пытаясь прийти в себя и понять, что только что произошло. «Наверное, мне показалось. Слишком много переживаний и мыслей для одного дня» спешит себя успокоить, наблюдая уже за привычным поведением женщины. — Я же замужем за Ральфом! Но знаешь, как говорят, чего женщина больше всего хочет получить от мужа? Развод! Она подмигивает Питеру, который натянуто смеется этой шутке и рассеянно кивает, пребывая в своих мыслях. Агнес почему-то его нервирует — наверное, он просто не ожидал, что кто-то из соседей окажет ему столь пристальное внимание. Ванда обещала спокойную жизнь без лишней суеты… — Ну ла-а-адно, — Агнес вытирает руки о платье и поднимается на ноги, — я так рада вашему гостеприимству, но мне бы не хотелось им злоупотреблять. Хотя я бы могла помочь тебе испечь финиковый кекс, — выразительно смотрит на миску, которая уныло стоит на столике, — потому что мужчины совершенно не умеют работать на кухне, ведь кухни созданы для нас, девушек… — Я справлюсь! — Он надеется, что не звучит слишком грубо, хотя чувствует желание побыстрее проводить чересчур общительную соседку за дверь, — честное слово, мне удастся удивить Тони. — О да, впечатлить отца — самое главное, верно? — изящно и будто бы не касаясь ногами земли, летит к выходу, не прекращая улыбаться и шутить. Питеру остается лишь бесконечно кивать, слушая ее глуповатые и не очень остроумные шутки. — А мне пора, не хочу опоздать к милой Ванде. Время… оно словно управляется Дьяволом, бежит так быстро, за ним никак не уследить, верно? — Главное, чтобы не пробил час Дьявола, — на автомате выдает Питер на прощание, ощущая томительное волнение — его не покидает чувство, что сегодня он провожает людей из своего дома слишком часто. — Что ж… тогда хорошего дня! А если мы с тобой сегодня больше не увидимся — хорошего вечера и доброй ночи! Закрыв за Агнес дверь, Питер устало прислоняется к ней спиной, шумно выдыхая через рот. Он всегда был немного замкнутым в себе человеком, но никогда не думал, что самой большей проблемой в его жизни станет общение с соседями. Ах да, еще и финиковый кекс, с которым он будет бороться следующие несколько часов. Главное — в этой реальности нет других причин для беспокойства. Нет супергероев, суперзлодеев, врагов, с которыми нужно бороться… Только он и Тони. Только их любовь и право на счастье.