Лента Мёбиуса

Питер даже не чувствует, когда какой-то врач бережно накидывает на его плечи теплое полотенце. Он не чувствует вообще ничего. Вествью перестал существовать, и Питер вместе с ним. Взгляд бездумно уставлен вперед, перед собой, в невидимую точку, от которой Паркер не может оторваться, даже когда перед носом снуют люди. Лишь край сознания цепляется за то, что эвакуация окончена, и теперь пришедшие в себя актеры провального ситкома находятся в надежных руках врачей, как и сам Питер. «Победа?» Он даже не знает, приехала ли полиция или же здесь находятся только агенты МЕЧа, ЩИТа или других организаций. Краем глаза Паркер замечает Стивена, беседующего с каким-то узкоглазым человеком, тело Тайлера, завернутое в плотную черную пелену. Где-то вдали Моника быстро отдает приказания, четко проговаривая, что нужно делать, Дарси незаметно пытается улизнуть, чтобы не заниматься бюрократией, а Ву горячо пожимает ей руку, а затем машет агентам — своим друзьям, которых вызвал в самый разгар масштабной битвы… Питер сидит один. Совсем один. Машинально кутается в теплое полотенце — когда Хекс исчез, та изорванная толстовка с паучком на груди бесследно исчезла, оставив парня в привычной повседневной одежде — но оно вовсе не спасает от тяжести на порванной в клочья душе. Сердце, кажется, и не бьется вовсе, не качает циркулирующую по венам кровь, все застыло, замерло, умерло. Легко шмыгнув носом, Паучок ползет взглядом по толпе, будто бы с надеждой увидеть знакомые улыбающиеся лица любимых героев… «Что он хотел сказать? Что хотел? Что? Что?» На то, чтобы закрыть уши руками, как ребенок, даже нет сил, поэтому Паркер лишь опускает веки, будто впав в коматозное состояние. Ему хочется это сделать. Заснуть и не проснуться. Уйти в кому, где у них с Тони будет один сон на двоих — счастливый, беззаботный сон, похожий на мечту… — Питер Паркер. Голос Стивена звучит отнюдь не тепло и приветливо, будто Паучок не помог ему победить в этой суровой битве. Питер вспоминает, насколько чудовищно сильной была обновленная Ванда — она буквально не давала магу отдышаться и даже подумать о том, чтобы разрушить купол, — и насколько много она прибавила своей мощи после того, как образовала Хекс. Кожу легко покалывают мурашки. — Мистер… Доктор Стрэндж? — слабо откликается, не предчувствуя ничего хорошего. Маг складывает руки на груди. — Ты должен сказать мне, куда пошла Ванда. — Он проговаривает это бесцветно и сухо, но Питер слышит едкую гадкую насмешку. — Я не… я понятия не имею, куда она могла деться. — Хриплые нотки подводят его, и Паучок закашливается. — Я не знаю, куда она отправилась. — Питер, — закатывает глаза, — Ванда чересчур сильна и слишком опасна в настоящий момент, неужели ты не понимаешь, что сейчас не время скрывать правду? Паркер моргает, откровенно не понимая, почему Стивен считает его предателем и при этом говорит с ним, как с ребенком. — Я ничего не скрываю, я же… ты думаешь, я помогал ей во всем? Помог построить купол вокруг Вествью? Натолкнул ее на эту мысль? — От неожиданности Питер переходит «на ты», качнув головой. — Я не… не делал ничего такого! — Давай-ка я проясню ситуацию. — Стрэндж продолжает отчитывать его как нашкодившего котенка. Его холодные глаза будто замораживают бедного парня. — Ванда могла создать собственную реальность только для себя, но она решила воссоздать еще и Тони Старка. — Волнение при произношении этого имени едва заметно, но ощутимо. — Воссоздать его для тебя. Для чего? — Она просто была… доброй. — Паркер жмет плечами, стараясь отогнать голоса в голове, шепчущие имя покойного мужа. Взгляд падает на тыльную сторону кисти. Кольца нет. Растворилось вместе с куполом. Ах, точно, они и не были женаты по-настоящему. — Она хорошо ко мне относилась и действительно хотела помочь не только себе, но и мне тоже. А я… я просто хотел вновь увидеть Тони. Я же, — не договаривает, мучительно вспоминая похороны Старка, — я же даже не успел с ним попрощаться. Хотел в последний раз взять его за руку, но Пеппер сказала, что его кремировали полчаса назад. Как можно… как можно винить меня в желании увидеть его снова? Стивен открывает рот, но затем поджимает губы. — Я тоже был бы благодарен шансу увидеть Тони Старка снова. Я бы мог сделать то, что не успел сделать ранее — извиниться перед ним. Но… смерть нельзя обратить, хотя никто и не винит вас, если вы попытаетесь. Но за то, что вы с Вандой устроили после этого… ты уверен, что вы заслуживаете прощения? Питер слышит гулкие удары молотка, забивающие гвозди в его собственный гроб. Стивен не мог сказать это, верно? Это было бы очень глупо. Питер слышит то, что хочет слышать. То, что, он думает, он заслуживает получить. — Как только я узнал, что Ванда творит, я тут же попытался ее остановить. — Питер поражается, насколько неуверенно-извиняясь он звучит. — Я хотел мира… не ценой своего счастья. — Ты должен отыскать Максимофф или сказать, куда она могла направиться после такого. Питер болезненно вздыхает, вновь ощущая эту несвойственную Стивену резкость. Он уже не знает, что реально, он уже не знает, происходит ли все вокруг по-настоящему… является ли он сам настоящим. — Стивен, я… я не могу. — Истеричный смешок режет по ушам неестественно для такой ситуации. Питер плачет, но слезы уже не текут по его щекам. — Я не могу. Я ничего не могу, я просто очень устал, с меня хватит… я устал, понимаете? Я чертовски устал. Полотенце спадает с плеч, как последняя защита. Паучок слишком уязвим в это мгновение, слишком слаб и слишком открыт, он стоит перед целой армией врагов, безоружный и одинокий, готовый принять смерть как данное. — Ванда открыла мультивселенную, с которой мне придется разбираться, чтобы помочь Питеру Леншерру попасть домой, — свистяще-пронзительно шипит Стивен, — тысяча людей находится в панике, могущественная ведьма пропала, еще одна ведьма чуть не воскресила самого Дьявола, а ты говоришь, что устал? — Стрэндж одергивает алый воротник, а перед глазами Паучка все расплывается. — Сейчас нет времени на усталость, Питер. Всем плевать, насколько ты сломлен. Нужно подчищать беспорядок за собой. Это говорит не Стивен, это говорит внутренний голос — Питеру уже и не разобрать, в любом случае этот удар становится финальным, окончательным, проникшим в самое сердце на поражение. Паучок кивает — флегматично, бездумно, на автомате. Стивен, удовлетворенный таким ответом, уходит. Негнущиеся ноги едва слушаются Питера, когда он так же равнодушно шагает вперед — куда, сам не знает. — Эй? — На его плечо вдруг ложится чья-то рука. Паркер бесстрастно глядит на Леншерра, обеспокоенно поднявшего свои очки на лоб. Этот Питер действительно выглядит обеспокоенным за тезку, но сейчас кажется, что Питер никому не нужен, а Ртуть думает лишь о себе. — С тобой все в порядке? Выглядишь понурым, парень. Глупый вопрос, конечно, но я, наверное, должен узнать, как ты. Паркер отстраненно смотрит в доброе лицо Леншерра, невольно вспоминая, как тот, не находясь под контролем Агаты, всегда хорошо относился к Паучку и бросился ему на помощь. Подпухшие красные глаза начинают болеть. Если бы он сказал ему, если бы открылся сейчас, все бы было поправимо, был бы шанс исправить свое положение… Питер качает головой. Вяло. Сухо. — Я в норме. После Ванды и Хекса он начал врать еще больше, чем делал это в Вествью. Как странно, что «я в порядке» — наиболее частая ложь, произносимая людьми.

***

Питер не знает, сколько времени он лежит на кровати, уставившись на люк в потолке, где хранится его настоящий костюм Человека-Паука. Прошли дни? Года? Несколько часов? Минут? Без разницы. Питер даже не видит ничего перед собой — он смотрит, но не замечает, что происходит вокруг. Помнит, как его обнимала тетя Мэй, когда он наконец вернулся, помнит, как она плакала и просила больше никогда так не делать, ведь краткой записки на столе, которую он настрочил перед поездкой в Вествью, было явно недостаточно для спокойствия тетушки… Она беспокоилась о племяннике. «Всем плевать, насколько ты сломлен. Нужно подчищать беспорядок за собой». Нет, всем действительно плевать. Паркер сворачивается калачиком, пожав под себя ноги и приобняв худые дрожащие коленки. Холодно, но вовсе не из-за открытого нараспашку окна в его старой доброй спальне — кажется, будто этот мертвенный холод, предвестник чего-то страшного, просто убил его паучью чуйку внутри, поэтому вместо нее в груди редеет пустота. Питер опустошен. Напрочь. Насквозь. Он является сплошной дырой, которую уже не заклеить лечебным пластырем любви, а его душа ледянее, чем вся вселенная. Даже простояв под горячим душем три часа, трижды оттеревшись мочалкой, Питер все еще не чувствует себя живым. Он игрушка, которая, неуправляемая хозяином, будет сидеть на одном месте, не умея чувствовать боль, и ждать, пока ей вновь кто-то не воспользуется. Питер обреченно стонет, тихо, негромко, потому что даже это тратит слишком много сил. Заснуть он не может — сон был бы прекрасным забытьем, но даже он не помог бы смыть воспоминания, которые уж точно не ототрешь мочалкой. Сон, где он с Тони счастливо живут вместе, пародируя телевизионные ситкомы. Уши можно заткнуть, рот можно заклеить, но остановить мысли никак нельзя, а они все возвращаются обратно, к тем событиям, к тем губам, шепчущим что-то странное, перед тем как раствориться… Питер открывает глаза, отыскивая взглядом самурайский меч, строго и ровно-горизонтально висящий над кроватью. Неведомый порыв заставляет приподняться на локте, чтобы дотянуться до него — пальцы проходятся по острому лезвию, на подушечках выступают первые капли крови… Меч холодный, а Питеру уже никак не согреться. Он не знает, зачем так долго рассматривает лезвие, с маниакальной любовью вновь зажимая на него окровавленными пальцами. Будучи ребенком, он так мечтал, что будет расправляться с врагами как Черная Мамба, что тоже восстанет из могилы, чтобы отомстить обидчикам, но сейчас он думает лишь о Тони, о том, кто подарил этот меч, осуществив его мечту, кто оставил последнюю ниточку, связывающую их сердца, кто сейчас невольно подсказал решение проблемы… Тихий звук чьих-то шагов отвлекает — Паркер отстраненно смотрит на дверь, ожидая гостя. Он всегда успеет. Это недолго. Особенно, когда не чувствуешь боли… Дверь со скрипом отворяется. Паркер несколько раз моргает. Он ожидал увидеть кого угодно, даже тетю Мэй, которая обещала его не беспокоить, но которая редко сдерживает свои легкомысленные обещания, кроме Ванды, нерешительно входящей в его уютную комнату. Хочется подскочить на месте от удивления, закричать, даже позвать на помощь — но Питер лишь непонимающе продолжает наблюдать, как преобразившаяся Алая Ведьма стоит на месте, нервно почесывая локоть и явно желая что-то сказать, однако не находит слов. «Не убивать меня пришла… у нее какая-то другая цель», флегматично проносится в голове мысль. Меч он так и продолжает сжимать в правой руке, а по ладони течет густая кровь. — Я не причиню тебе вреда, Питер, — на всякий случай предупреждает Ванда. Причудливая корона на голове так и сияет, словно подчеркивая мощь ее владелицы. — Я пришла, чтобы… Замолкает, не подобрав нужной фразы. Питер ждет. Он может ждать сколько угодно. — Я могу тебе помочь. Если бы Паркер мог расхохотаться во весь голос, он бы непременно посмеялся над тем, насколько сильное дежа вю витает в воздухе, но ему удается лишь усмехнуться этот неожиданной параллели. Все повторяется. Это все так глупо… — Как в прошлый раз? — Попытка взять себя в руки почти выходит удачной — у него даже получается выдавить нечто саркастичное. Ванда чуть хмурится, виновато поведя плечами, но затем выпрямляясь. Ее личико становится чуть более хладнокровным. — Агата… Агата сказала мне, что этот мир изначально был… несовершенным. Сломанным. Прямо как мы с тобой. Именно поэтому мы ничего не могли исправить в нем — мы не могли убить эту боль в себе. — Проникновенный голос звучит обманчиво-убаюкивающе — Ванда словно использует чары даже в разговоре. — Мы просто начали не с той ноги, но это была лишь первая попытка. Окончание фразы звучит совсем зловеще. Питер вздрагивает. Поднимает свой взгляд на Ванду, осмотрев ее чуть более осмысленно. «Нужно связаться со Стивеном… господи, почему я сразу не сообразил? Он будто знал, что она ко мне придет. Знал, что я — единственный, кому она доверяла» — Что… о чем ты? — еле выдавливает, побледнев так, что красные глаза еще больше выделяются на молочной коже. Ванда что-то обдумывает. — Ситкомы были удачной идеей, но увы, больше я не смогу верить в созданную своими руками реальность, больше не смогу играть в этом Шоу Трумана. Да и заставлять людей оказалось чревато последствиями — они просто… не слушаются, пытаются освободиться. — Максимофф произносит это так обычно, так буднично, будто сейчас обсуждает вырезку из утренней газеты, а не то, как она заставляла сотни людей страдать и исполнять свои прихоти. Надежда на то, что Ванда пришла сюда, осознав свои ошибки, тает на глазах. — Агата натолкнула меня на мысль об одной вещи… — Я бы не, — сиплый кашель в попытках унять дрожь в голосе, — я бы не стал прислушиваться к ней после всего произошедшего… — Ты был прав насчет нее. — Максимофф поджимает губы, сделав еще пару шагов к Питеру и остановившись у его кровати. — Ты… всегда был прав, Питер. Я признаю, что мне следовало слушать тебя. А еще лучше — держать в курсе устройства Вествью с самого начала. Мне действительно жаль, что все так вышло, — берет его руки в свои ладони и сжимает их, прямо поверх рукоятки самурайского меча, — и жаль, что тебя слегка задело. Я готова меняться. Готова все исправить. Мы все равно можем увидеть Тони и Наташу. Питера будто бьют по затылку. Ноги сами разгибаются, и он встает, заскрипев зубами от ломоты во всем теле. Ванда смотрит на него сверху вниз, улыбается. — Мне не придется создавать новую реальность, если мы просто проникнем в уже существующую. Моих сил хватит, чтобы стереть границу между вселенными, и мы попадем в ту, где Тони и Нат счастливы. Я же уже это делала, — проникновенно кивает, улыбается, — да-да, делала, неосознанно, но делала! Я привела сюда Пьетро из другой вселенной, из той, где наши родители — мутанты, я привела его сюда, понимаешь? Я смогу сделать это с нами. — Ванда, — Питер лишь качает головой, не в состоянии сделать что-либо еще, потому что сейчас его клетки тела сковывает еще и ужас, так что волоски встают дыбом, — Ванда, нет, так нельзя, мы не имеем права вмешиваться… Стивен говорил… — Мстители делали это, собирали Камни Бесконечности, чтобы спасти наш мир! Они путешествовали по вселенным, — короткий взмах руки, и в воздухе появляется голограмма Ленты Мебиуса, — чтобы взять Камни и собрать их в Перчатке для Щелчка. Позволь мне сделать то же самое. Позволь мне спасти уже наш с тобой мир. — Это опасно, это очень опасно, мы не должны… господи, это же непоправимо, понимаешь? — Лепет звучит бессвязно и скомкано. — Мы нарушаем ход времени, мы нарушаем уже не только правило жизни и смерти! Что… что будет с Вандой и Питером той вселенной? Как мы это объясним? — Я не знаю, — чуть раздраженно бормочет, — но мы что-то придумает, обязательно придумаем! Сделаем все так, чтобы ничего не нарушить! — Это кажется настолько неуверенным и фальшивым, что Паркера едва ли не пробирает на смех снова. Ванда все еще не желает слушать никаких доводов. Никаких аргументов. — А… а если не получится, просто попробуем снова! В еще одной вселенной! А затем в еще одной! Их очень много, понимаешь? Питер не понимает — разум отказывается принимать происходящее. Он тяжело всматривается в лицо Ванды и осознает, что та окончательно потеряла остатки разума. Дело было не в ее упрямости, не в ее желании быть счастливой. Ванда просто сошла с ума. Не сдержалась. Сломалась. Стала сумасшедшей, и это видно в ее безумном взгляде зеленых глаз. А сумасшествие в сочетании с такой мощной внутренней силой… Питер встречал слишком много злодеев, чтобы не понимать, куда это приведет в конечном итоге. Ванда стала именно злодейкой — той, с кем когда-то боролась, вот только сейчас эта параллель со Звездными Войнами не вызывает никакой улыбки. Мозги еле шевелятся в голове, позволяя оценить ситуацию, и Паучку так сильно становится жалко себя, что он держится на грани очередной истерики. Если он откажет, Ванда все равно это сделает, только теперь они потеряют ее навсегда. Стивена он позвать не успеет, а соглашаться не должен, не должен, не должен… Питера мутит, а рука крепко сжимает клинок, когда он расцепляет их рукопожатие. Ванда смотрит на него с ожиданием и надеждой. Она добра к нему. Все еще добра. — Я не могу просить тебя снова мне довериться, но… — Я верю, — просто произносит Паркер, отведя взгляд и пожав плечами в доказательство своих слов. — Я тебе верю. Снова. Ванда сияет, теряя всякую бдительность. Она тоже одинока и тоже цепляется за то светлое прошлое, что некогда связывало Человека-Паука и Алую Ведьму, поэтому, чуть сжав плечи Питера, притягивает его к себе и обнимает, по-сестрински, нежно и аккуратно, тем самым обещая, что у них все получится. Питер прикрывает глаза, скользнув левой рукой по ее лопатке, а правую заведя за ее спину. Зажмуривается, стискивает зубы, решаясь, сжимает меч… Волосы Ванды щекочут нос, и в груди немного тепло, но Паркер не уверен, является ли это искусной манипуляцией, очередной иллюзией, галлюцинацией… — Прости меня, — тихо шепчет он, отведя руку как можно дальше от спины Ванды, а затем опустив ее обратно. Костюм Алой Ведьмы вовсе не спасает ее спину от холодного острого клинка, пронзившего девушку насквозь. Питеру жаль, Питеру действительно жаль, что ее предает самый близкий человек, что он буквально вонзает нож ей в спину, но сейчас почему-то так все равно… Девушка вырывается, пытается отпихнуть его от себя и кричит, но Паркер ничего не слышит, только крепче стиснув ее в своих объятья — паучья сила проснулась очень вовремя — и прикрыв глаза. Он делает все правильно. Впервые за последнее время поступает правильно, наплевав на свои чувства. — Все будет хорошо, — полувсхлипывает-полушепчет будто в бреду, проталкивая клинок дальше, дальше, дальше… Ванда дергается, впечатавшись в сильного Паучка, а в грудной клетке внезапно становится нестерпимо больно — это первая физическая боль, которую Паркер чувствует. На глазах выступают крохотные слезы, но меч, длинный, почти метровый, входит все глубже, глубже, связывая их обоих и уже совсем не позволяя разъединиться, сколько бы Ванда, дрожа в конвульсиях, не пыталась это сделать. Силы выплескиваются из тела толчками, но это даже приносит облегчение — Питер вдыхает родной запах Максимофф, и уже больше не дышит, находясь в полубреду. Разум затуманивается, а манящий мир после приветливо раскрывает свои объятья. Губы перестают шептать «все будет хорошо», а в голове проносится конечная мысль — никто больше не пострадает. Даже он сам. Последнее, что чувствует Паркер — яркий алый взрыв, исходящий от сердца Ванды. Потом боль прекращается.

***

Питер разлепляет глаза, жмурится, несколько раз моргает, не понимая, что произошло и где он находится. Голова пуста. Душа тоже. Он все еще ничего не чувствует, но этот вакуум в грудной клетке сейчас легкий, невесомый, будто Паркер наконец-то стал свободным. Тело реагирует лишь на посторонний голос: — Ну здравствуй, Питер. Паркер снова не решается поднять взгляд — медленное путешествие взгляда по одежде и по земле после этого голоса кажется уже привычкой. Футболка белая, не запачканная, джинсы синие и свободные, трава мягкая, чужие ботинки лакированные, а воротник рубашки помят… Паркер смотрит на Тони Старка, кажется, вечность, потому что из головы пропадают еще и все мысли. Тони стоит прямо перед ним, чуть улыбается, изогнув губы в полуулыбке, но его родные карие глаза все еще невыразимо печальные, с легкой ноткой грусти. Питер на всякий случай протирает глаза, и все движения ему даются так, будто он не исчерпал запас своих сил… сегодня? Вчера? Когда это было? Где он сейчас? — Т-Тони? — Старк ощущается слишком реальным для сна или галлюцинации, поэтому Паучок хватается за него, поднимаясь на ноги. Тони протягивает ему руку. Его ладонь теплая и сухая. — Я не понимаю. Что тут… Ответ в ту же секунду приходит в голову сам и безо всякого паучьего чутья — его сейчас не существует. Паркер смотрит назад, на небольшой уютный домик на заднем плане, потом переводит взгляд на дорогу. Стоит чудесная погода — солнце, скользящее теплыми зайчиками по лицу, ясное синее небо с группкой облачков, легкий, будто бы майский ветерок. Место вроде бы чужое, но такое знакомое, а еще здесь есть Старк… — Неужели это… Рай? — Он усмехается абсурдности происходящего, растерянно качнув головой. — Я… я умер? Тони кивает все еще грустно. — А разве это важно? — вдруг нахально осведомляется он, засунув руки в карманы и пожав плечами. Так и не дает совершенно утвердительного ответа. — Главное, что ты здесь, а обратно уже не вернешься. Питер не понимает, что чувствует. Ему будто бы все равно, но так не должно быть. Он же хотел жить? Или же мечтал о смерти последнее время? Он хотел сюда попасть? Хотел увидеть Тони? Он рад здесь находиться? В груди, словно легкий штиль, накатывает лишь облегчение и тихое спокойствие, больше ничего. Питер смотрит вдаль еще некоторое время, переводит болезненный взгляд обратно на Старка, терзаясь некоторыми сомнениями и пребывая в растерянности. — Если Рай… то в чем смысл жизни? — удивляется он, качнув головой. Ветерок играется с его чистыми кудряшками, щекочет шелковистую кожу. — Жить, страдая, мучаясь, горюя, тогда как можно просто умереть и быть счастливым? Тони улыбается снова — так широко, так по-старковски, что сердце Паркера предательски щемит. На волосах Старка легкая седина, но его лицо по-прежнему молодое и светлое. Это точно был его Тони. Самый настоящий и подлинный. — Смысл в том, что ты никогда не знаешь, что тебя ждет, — философски замечает, в своей манере поведя руками. — Ошибаешься, делаешь глупости, страдаешь, радуешься и не можешь предсказать, куда это тебя заведет. Если бы я знал, что тут меня ждет покой… я бы даже не раздумывал и совершил тот Щелчок скорее, без колебаний. Каждый из нас бы его совершил. Питер вспоминает, как Тони умирал у него на руках, но сейчас вновь нет того пожирающего огня боли — только легкое томление в груди. Он так рад видеть Старка здесь. Так чертовски счастлив впервые за долгое время. Тони протягивает ему руку, и Паркер, все еще осмысливая происходящее, неуверенно ее берет. Они идут вперед по улочке, вдоль которой ровно растут вечнозеленые деревья. Весь этот мир, чем бы он ни был, плещет спокойствием и умиротворенностью. — Сколько ты уже здесь находишься? — Питер хотел бы, чтобы это прозвучало с жалостью, но эмоции в этом мире выражаются совсем по-другому. Тони смотрит на него. — Время здесь… понятие эфемерное. Ты его не ощущаешь. Ты не нуждаешься в еде и сне, ты просто живешь дальше и наблюдаешь за тем, что происходит в реальном мире. — Наблюдаешь? За всем-всем? — ужасается Питер, вспоминая последние события. Старк кивает. Без осуждения и без нравоучений, даже понимающе. — За всем-всем. Паучок, потупив взгляд вниз, думает о настоящем мире. Где-то там остались Стивен, тетя Мэй, друзья — он вообще не думал о них, когда совершал то, что совершал, да и сейчас мысли больше возвращаются к тому, что все закончилось. Питер исправил свои ошибки. Его близким ничего не угрожает. Из следующего домика слышится мелодичный знакомый смех. Паркер, остановившись, вглядывается в прозрачные окна, каким-то чудом увидев за стеклом Наташу и Ванду, неторопливо танцующую вместе с ней. Догадка поражает голову, но Питер не спешит ее озвучить, просто наблюдая, как радостно двигаются девушки, с любовью глядя друг на друга. Ванда, будто ощутив чье-то присутствие, чуть поворачивает голову и смотрит на Паркера в ответ, немного хмурится, будто бы рассердившись, но Романофф с венком из одуванчиков на рыжей голове увлекает ее в поцелуй, и поэтому Паучок избегает наказания. — Она тебя простит, — шепчет Старк ему на ухо. Теплое дыхание щекочет шею. — По-другому не может быть. Она тоже теперь счастлива вместе с той, для кого проделала этот нелегкий путь. — Значит, тут есть все? — спустя пару мгновений уточняет любопытный Паучок. — Все-все попадают сюда, в это место? — Наверное, — Старк жмет плечами, — вон, тут даже есть курьер, который некогда доставил мне телефон от Стива Роджерса. Питер смотрит влево, прямо на седовласого мужчину, подстригающего газон, который в ту же секунду машет им обоими руками. — Я живу рядом с самим Тони Карком! — гордо восхищается старичок, подмигнув Питеру. Старк смеется. — Все еще не может выучить мое имя. Питер ловит взглядом каждую смешинку, каждую морщинку в уголках губ, когда Тони смеется, словно все еще боится, что этот момент не продлится вечность. Карие глаза Старка ласково блестят любовью, когда мужчина гладит обеспокоенного Паркера по щеке и притягивает к себе. Он теплый, очень теплый, такой, каким должен быть. — Я скучал по тебе, — тихо признается Питер, когда их лбы соприкасаются. Кончики носов тоже едва-едва задевают друг друга, а руки Старка лежат на талии млеющего парня. — Очень-очень. — А я ждал тебя, — выдыхает Старк, прикрыв веки. — Но не рассчитывал, что ты будешь тут так скоро. Питер его целует, сначала дрожаще-неуверенно, а потом смелее. Губы Старка мягкие, большие и сладкие. Столько светлых чувств за одно мгновение — настоящий Паркер мог бы просто взорваться от их переизбытка. — Добро пожаловать домой, Питер, — нежно протягивает Тони, когда прерывает поцелуй, который Паркер так спешит урвать. Паучок отвечает ему усталой улыбкой. Да, спешить некуда. Впереди их ждет целая вечность — вечность, которую они разделят друг с другом, как они того и планировали. Тони покажет ему все окрестности, может быть, сводит к дяде Бену и всем знакомым, погибшим в неравной битве против армии Таноса. Они обязательно вновь будут общаться с Вандой и Наташей, которым сейчас нужно время, чтобы обсудить все на свете, обязательно помирятся, а потом будут ждать остальных героев. Все рано или поздно тут окажутся. Агата столько твердила про Ад на Земле, про Дьявола и вечные муки — а сейчас Питер находится в их собственном персональном Раю, как всегда того хотел. Что ж, в этом, наверное, ему вновь помогла Лента Мебиуса — он вернулся туда, откуда начал, но совершенно другой, изменившийся, да и все снова вышло не так, как он изначально планировал. Даже если и это все не по-настоящему, в эту иллюзию Питер Паркер будет верить с самого начала, потому что в этот раз она правильная.

***

— Заканчивай, Стивен, — как обычно недовольно бубнит Вонг. В этот раз он звучит особенно хмуро, когда надменно оглядывает старинный фолиант в руках мага. — С темной магией шутки плохи, неужели ты забыл Древнюю? — Я знаю, знаю. — Стрэндж отмахивается, но затем, помедлив, действительно закрывает книгу, уставляется в огромное окно Санктум Санкторума и жмет плечами. — Это лишь чистое любопытство, не более. Никакого тщеславия или соблазна. Только интерес к настолько старинной вещице. — Называть Даркхолд «вещицей» — сильное заявление, — замечает маг. Его острый взгляд все еще ползет по рукам Стивена, которые почему-то перестали дрожать. — Нам нужно его спрятать так, чтобы никто не узнал о его существовании. — Ладно. — Стивен послушно кивает и одергивает коричневый кардиган. — Не купишь нам сэндвичи, Бейонсе? Где-то в гостиной у меня завалялись пара зеленых купюр. Вонг сдвигает брови, насупившись, но все же недовольно уходит прочь. Стивен чуть медлит — ждет, пока друг отойдет подальше — а затем улыбка сползает с его и без того печального лица, и руки сами тянутся к запретной темной книге. Дархолд манит и затягивает — Стрэндж понимает это хорошо и, наверное, наивно верит, что в какой-то момент сможет избавиться от этой зависимости, смахивает все на банальный интерес и желание докопаться до истины. Привычно загнутый кусочек страницы, использованный как закладка, выделяется из остальной бумаги, и Стивен еще раз бегло оглядывает данную часть. Собственная реальность, намеки на Мефисто — это все его сейчас не интересует, хотя край сознания цепляется за факт, что Ванда могла успеть изучить этот раздел, повествующий о том, как правильно и убедительно создать идеальный мир с прочной иллюзией, где каждый будет чувствовать себя умиротворенным, спокойным. Об Алой Ведьме Стрэндж тоже изучил каждый абзац от корки до корки, поэтому уверен, что та вполне могла бы сотворить такое… В глазах почему-то щиплет, и маг сердито листает еще пару страничек, обещая, что на этом он сегодня закончит. Пальцы бегло пробегаются по заголовку о некромантии и воскрешении мертвых, и этот раздел Стрэндж очень хочет перелистнуть, но на долю секунды задерживается. Он вспоминает Тони, у которого он так и не попросил прощения… Глаза возвращаются к запретным заклинаниям, и Стивен обещает себе, что читает это лишь из интереса.

I've looked around enough to know That you're the one I want to go Тhrough time with