Восемь лет прошлого

      Одежда Юйхэна обрывками валялась на полу. К тому же, встать и попытаться найти что-то пригодное не было возможности. С полнейшим бесстыдством комнату наполнили слуги. Голый учитель сжимался в углу кровати и прижимал к себе перепачканную простынь, пытаясь закрыть свое тело от всех.       Мо Жань совершенно спокойный сидел недалеко и пил чай, который ему подали в ожидании лекаря. Он напоминал зверя, который насладился добычей. Открылись двери, и в помещение проник холодный воздух, который иглами впился в обнаженную кожу Ваньнина. Вошел лекарь с сумкой и сразу упал на колени перед императором, который, казалось, его даже не замечал. Затем подошел к Чу Ваньнину.       — Господин Чу, позволите осмотреть вас?       Чу Ваньнин вскинул на него яростный взгляд, который заставил того отступить. Да, его била дрожь, ноги немели, а живот от любого движения пронзала боль, но чтобы он позволил этому человеку осмотреть себя после… такого? Это уже было слишком унизительно.       Он услышал, как Мо Жань резко поставил чашку на стол. Император грозовой тучей надвигался к кровати, потом резко дернул из рук учителя простынь. Чу Ваньнин вцепился в нее, упрямо не желая выпускать и оставаться перед всеми совсем без одежды. Он понимал, что все, бесспорно, догадываются о том, что именно здесь произошло, а следы на его теле просто в подробностях рассказывали все происходящее ночью. Логика подсказывала, что стоит, наверное, позволить вылечить себя. Но позволять осмотр, когда в помещении столько людей…       — Нет! — он нахмурился и упрямо поджал губы.       В нем еще оставалась гордость.       — Все вон! — рявкнул Мо Жань. Слуги спешно удалились. Только тогда, но все же через силу, Чу Ваньнин расслабил руки. Слава Небесам, лекарь не стремился касаться его и лезть в откровенно-интимные места.       — Сломано ребро, синяки… Его нужно смазать изнутри. — лекарь вытащил баночку, открыл ее и шагнул к нему…       Глаза Старейшины распахнулись, и он резко дернулся в сторону, как вдруг… Мо Жань выхватил баночку из рук врача.       — Да что ты себе позволяешь! Я разве разрешал тебе касаться его?! — он человека в живот ногой и тот покатился по полу. — Я разрешал тебе касаться его, тем более там?! Я отрублю тебе эту руку и заставлю тебя жрать свою плоть!.. — он наступал на валяющегося на полу лекаря, как хищник, готовый растерзать жертву.       — Мо Вэйюй!       Император оглянулся. Чу Ваньнин все еще сидел на кровати, закрываясь от всех испачканной тканью, и с укором смотрел на него.       — Ты сам велел ему…       Дьявольский огонь погас в темных глазах.       — Пошел вон, — он пнул лекаря. Тот рассыпался в извинениях и поспешил убежать, быстро поставив пару банок на стол.       Мо Жань все еще стоял рядом, держа эту деревянную баночку в руках, словно ему тоже надо было собраться с мыслями. Потом подошел, взял Чу Ваньнина на руки и понес куда-то за ширму. Чу Ваньнина никогда не носили на руках… так. Возможно, в детстве, но он этого не помнил.       — Отпусти… Пусти меня!       — Ты собираешься оставаться грязным?       За ширмой была ванна, которую слуги успели наполнить, разбросав по воде лепестки роз. Когда теплая вода коснулась тела, Ваньнин вздрогнул. Он все не мог прийти в себя от этой ночи, от этих вспышек гнева своего ученика, когда тот превращался в совершенно безумного, готового убить все, что движется. Чу Ваньнин взял мочалку и начал медленно протирать тело. Он даже испытал облегчение, что Мо Жань вернулся за стол и снова налил себе чай. Когда он закончил натирать тело, рядом нашел полотенце и длинную рубашку до пят. Не было даже халата…       Жмурясь от боли и давя стоны, он вытерся и надел рубашку. Так он хоть сколько-то чувствовал себя чище. Но что дальше? Дойти хотя бы до злополучной кровати… Ноги вообще отказывались идти. Он замер, держась за столик и морщась от нахлынувшей боли. Нужно было немного собраться с силами. Быть беспомощным он не желал.       — Все, мне надоело… — вдруг произнес Мо Жань. — Ты слишком медлителен…       Он встал, снова подхватил его на руки и бесцеремонно вернул на кровать.       — Эти никчемности даже не могли сменить белье! — он усадил учителя на край и рванул грязные простыни в сторону. — Шавки! — на него снова нахлынула ярость. В этом же состоянии он схватил со стола мазь, подошел к Ваньнину и рявкнул. — Раздвигай ноги твою мать… Что, мне с тобой возиться?       — Нет, я сам. — холодно и безразлично.       — Ты еще будешь со мной спорить?! — он схватил его за подбородок и задрал голову к себе. — Ты еще, собака, спорить будешь?! Достопочтенный оказывает тебе небывалую честь, раздвинь ноги, или я вырву у тебя их одну за другой! Ты всю ночь лежал, раздвинув ноги, и принимал в себя мой член, а теперь вздумал брыкаться?!       — Ты отпустишь Сюэ Мэна?!       — Твой любимый ученик, да? Любимый ученик?! А мы лишь грязь под ногами Старейшины Юйхэна?! Ши Мэй погиб, а ты даже не повернулся к нему! Не попрощался с ним, не пожелал помочь! Зато слава досталась только тебе! И не единого пятна на репутации, да? Ничего, скоро ты узнаешь, что такое пятна. — Он схватил его за волосы и повернул спиной к себе, подхватывая за грудь. Свободной рукой он зачерпнул мазь.       — Поднимай рубашку и разведи ноги…       Чу Ваньнин закрыл глаза и не реагировал, стараясь выровнять дыхание.       — Старейшина пытался остаться чистым?       Молчание. Спиной он чувствовал, как часто бьется от гнева сердце Мо Жаня, как горяча его кожа.       — Я жду.       Он чуть крепче сжал руку на груди учителя, и тот не смог подавить крик боли от сломанного ребра. Белые руки безвольно потянулись к полам рубашки, медленно поднимая ее. Он закрыл глаза. Сконцентрироваться и успокоиться. И развел ноги. Он ощутил касание, затем проникновение, вздрагивая всем телом. Мазь обжигала, а ощущение пальцев, ласкающих изнутри, было вовсе невыносимо. Он поспешно сжал ноги, пытаясь избавиться от этого.       — Расслабься. — холодно и жестко.       Смазав учителя, Мо Жань закрыл банку, выпустил Ваньнина из рук, затем другой мазью обработал место перелома и всунул ему в рот мерзкую пилюлю, проглотить которую стоило отдельных мук. Боль отступала, и все застилало туманом. Чу Ваньнин ощущал, как жар бьется в висках. Он почти не понимал, что происходит. Такое заманчивое забытье звало его…       — Мо Жань… Отпусти Сюэ Мена…       — Достопочтенный сделает то, что его развлечет.       Во рту горело от жажды… Чу Ваньнин облизал сухие губы, пытаясь сфокусировать взгляд на Мо Жане. Окружающий мир окончательно поплыл вокруг, и он потерял сознание.       Он видел какие-то отрывки битвы, перед глазами мелькали мечи, люди, крики. Он пытался вцепиться в простыни. Одеяло душило его. Пить… Он глотал ртом воздух. Иногда, в тумане, всплывало лицо Мо Жаня, холодное, с поджатыми губами.       — Пей… — и ко рту прижималась чашка, а в рот лилось противное лекарство.       Мо Жань. Император. Достопочтенный.       Чу Ваньнин бился в тумане, словно бежал по тропе, не в силах достичь цели. Касание к щеке, и незнакомый голос.       — Жар, горячка.       Вдруг этот жестокий смех. Он слышал его раньше или слышит сейчас?       — Он не должен сдохнуть.       Сдохнуть? Не все так говорят даже о собаках. Боль от обиды сдавила грудь, и он нашел руками край одеяла, словно пытаясь порвать его. Снова привиделась битва и лязг мечей. Потом что-то холодное легло на лоб и постепенно кошмар отступил.       Он проснулся под пение птиц. Все еще лежал на той самой кровати. На улице стоял ясный морозный день. Он приподнялся и понял, что не смотря на слабость, тело не болит.       — Он проснулся! Немедленно сообщите императору!       На почтенном расстоянии на коленях сидело трое слуг, один из них поднялся, поклонился Старейшине и быстро убежал. Видимо, сообщать императору.       Чу Ваньнин окинул взглядом комнату и резко сел на кровати.       — Мне нужна одежда. Я сам хочу увидеть императора.       — Но, господин Чу, император не давал распоряжения принести вам одежду. Но распорядился накормить вас и дать лекарство.       Чу Ваньнин нахмурился. Мо Жань решил играть в потемки. Он согласился поесть, но увидев, как роскошно накрыли стол, очень удивился. Этой еды хватило бы на пять человек. Понимая, что организм очень истощен, заставил себя проглотить немного тофу и бульона.       Мо Жань не приходил. День. Второй. Чу Ваньнин бродил по комнате, лишенный всех занятий.       Достопочтенный не дал распоряжений дать ему книги. Достопочтенный не дал распоряжения дать ему одежду и выпустить на улицу. Достопочтенный не дал распоряжения принести письменные приборы. Видимо, Достопочтенный не позаботился даже о том, чтобы выделить рабу ленту для волос. Слуги упорно старались оказать услуги: приготовить ванну, подать еду, расчесать его. Откуда такая услужливость? Какими именно были распоряжения? Никто ничего не говорил.       Третий день. Ничего.       К вечеру четвертого дня пришел евнух. Чу Ваньнин уже видел его в коридорах дворца.       — Его Величество приказал вам подготовиться сегодня, он желает посетить вас. Он дал распоряжение одеть вас в это, — он указал на ворох белых тканей. — А также накрасить и причесать.       Накрасить? Чу Ваньнин не верил своим ушам. Накрасить его?!       Внимательно рассмотрев одежду, он ощутил неприятный холодок по коже. Ткань полупрозрачная, тонкая, узоры роскошны, но такое пристало носить девушке в своей спальне, а не учителю перед учеником. Он откинул эту прозрачную рубашку в сторону, соглашаясь только на верхний халат, который можно было посчитать приличным. Когда к нему попробовали подойти с краской для лица, Старейшина Юйхэн одарил их таким взглядом, что слуги отступили.       Чу Ваньнин сам собрал волосы долгожданной лентой и посмотрел на свое отражение в зеркале. Белый, даже бледнее обычного, похудевший за две недели горячки. Губы белые, как полотно. Что хочет от него Мо Жань? Он сам говорит, что ему противно это тело, что он ненавидит его. Тогда зачем? Чтобы совсем растоптать? Почему он выбрал именно этот способ унизить его? Почему не отправил чистить конюшни или выгребные ямы?       Чу Ваньнин отвел глаза от своего отражения. Ответ напрашивался сам собой. Эти испытания его бы не сломали. Он бы чистил пол, убирал навоз, но то, что делал с ним Мо Жань той ночью — это осквернение, унижение. Оно ломало, уничтожало изнутри. Он сел за стол. За последние дни единственным его удовольствием стал зеленый чай. Тут подавали какой-то особенный, с приятным мягким и насыщенным ароматом. Чу Ваньнин налил себе чашку и с удовольствием вдохнул аромат, грея руки о теплый фарфор. На улице стемнело, и пошел легкий снег. Может быть, император забыл, передумал? Чу Ваньнин для самого себя не мог решить, хочет он видеть ученика или нет? Ему просто необходимо было узнать, отпустил ли он Сюэ Мэна. Но и видеть чудовище, в которого превратился Мо Жань, тоже было невыносимо. А ведь это и его вина, как учителя. Он обязан наставлять его, оберегать. И, как итог, он допустил непростительную халатность. Все эти смерти и убийства и по его вине тоже.       Дверь распахнулась, и с дыханием морозной ночи в комнату вошел Император. На его черной одежде от жара таяли снежинки. Мо Жань был неоспоримо красив: черные брови, пронзительный взгляд. Но теперь эта красота была слишком устрашающей. Как хищный зверь, которого невозможно приручить.       Император одарил его пристальным взглядом и скинул на пол с плеч плащ, отороченный мехом. Чу Ваньнин отвел глаза. Жар ударил в лицо, а тело закостенело, словно от мороза. От стыда он не мог смотреть ему в глаза.       » — Мо Жань, умоляю, остановись…       — Разведи ноги. Расслабься»       Он застыл, прислушиваясь к каждому шороху. Мо Жань прошел по комнате, оглядывая ее.       — Здесь слишком убого для Достопочтенного. Я прикажу принести мебель и нормальную кровать.       Молчание.       Чу Ваньнин всем телом ощущал, как вновь разгорается огонь гнева, исходящий от Тасянь-Цзюня. Император опустился за стол напротив него. Чу Ваньнин молчал и не двигался. Достопочтенный был вынужден сам налить себе чай. Отпив и вернув чашку на место, он оскалился, похлопав себя по ноге.       — Садись. Достопочтенный хочет тебя ближе.       Чу Ваньнин вопросительно поднял на него глаза. В прошлый раз, когда Мо Жань приказал сесть сверху… ему пришлось… Он отлично осознавал формулировку «Ты будешь принадлежать Достопочтенному». Он отдавал себя взамен на жизнь Сюэ Мэна, но он надеялся, что это безумие ограничится одной ночью.       Сохраняя осколки самообладания, он встал, выпрямляясь, подошел к Тасянь-Цзюню и хотел сесть рядом с учеником, но тот, разгадав упрямство учителя, схватил его за талию, опрокидывая к себе на колени. Чу Ваньнин не пытался сопротивляться, это было еще унизительнее — он понял это еще в прошлый раз. Он слабее Мо Жаня. И самое большое удовольствие, которое получает Достопочтенный — это раз за разом доказывать свое преимущество, поэтому он не стал сопротивляться, хотя все тело дрожало от напряжения и ужаса.       — Достопочтенному совершенно не понравилось, что ты был так бездарен в прошлый раз. Что ж, Достопочтенный решил, что учителю самому стоит кое чему научиться. Я пришлю тебе книги, изучишь их. Ты ведь просил у слуг книги? Они у тебя будут. А сейчас приоткрой губы…       — Ты отпустил Сюэ Мэна? — хриплый тихий голос. Жестокая ухмылка снова расцвела на лице Тасянь-Цзюня.       — Когда я зашел к нему, он очень трагично висел на цепях. — Красивые губы оскалились, — Я начал рассказывать ему, как ты неумело пытался соблазнить меня, и отсасывал ты, надо сказать, убого. — руки императора скользнули по груди Чу Ваньнина, словно лаская. — Он согласился со мной, начиная кричать «собака». Он прав, ты отменная сучка, если разработать твой узкий проход. Любимец Небес бросался на прутья решетки, пытаясь достать Этого Достопочтенного. Когда сегодня я поимею тебя, утром снова зайду, чтобы рассказать ему подробности.       Пощечина. Руки Чу Ваньнина были холодные, просто ледяные. Кровь отлила от лица, белые губы сжались. Он пронзал императора холодным гневным взглядом.       — Ты обещал!       Император, почему-то, не прогневался, только рассмеялся. Его руки крепче прижали к себе тонкую талию учителя. Чу Ваньнин отвернулся от него, не давая себя поцеловать.       — Ты снова поверил? Ха-ха! Ты действительно глуп. Я отпустил его, велел гнать по ступеням вниз кнутами.       — Отпустил?       — Да. — Мо Жань провел рукой по его животу, потом по бедрам, которые скрывала ткань. Ваньнин вздрогнул. — Ты же помнишь, что обещал принадлежать Этому Достопочтенному и подчиняться его воле? Ну же… разожми зубы.       — Ты не сказал ему?       — А как ты думаешь?       Как поступил бы его ученик, Чу Ваньнин знал, но как поступил бы Великий Император, поправший своей пятой весь мир? Он молчал, пристально наблюдая за выражением лица Мо Жаня.       — Идем. Ты сегодня услужишь и развлечешь Достопочтенного.       Тасянь-Цзюнь встал, поднимая за собой и учителя, и повел за руку на кровать.       — Ложись. — скомандовал он.       Чу Ваньнин сделал шаг назад. В первый раз он смутно догадывался, на что шел, а сейчас мысль о повторении этого кошмара вызвала в нем что-то похожее на панику. Он замотал головой, в панике пытаясь найти пути отступления. Снова? Ему казалось, что он не выдержит этого. Увидев сомнение во взгляде учителя, Мо Жань усмехнулся.       — А ты думаешь, что за одну ночь ты искупил все свои грехи? Нет, я слишком долго ждал, чтобы отпустить тебя так просто. — он схватил его за волосы, прижал к себе и начал страстно целовать.       Язык, горячий и влажный, ласкал губы, проникал внутрь, поглаживая. Это было омерзительно и приятно одновременно. Император кусал его губы, обнимая тело, затем опрокинул на кровать, придавливая своим весом.       С него сорвали всю одежду. Белые куски ткани рассыпались по полу. Поцелуи мешались с укусами. Чу Ваньнин снова ощущал на себе вес чужого тела, его жар. Горячий язык скользил по шее, а затем в кожу впивались зубы. Ласка с болью. Эти руки могли быть грубыми, впиваться ногтями в бедра, а затем нежными, касаниями успокаивать дрожь.       — Достопочтенный удостоил тебя чести быть с ним. Сейчас он рядом с тобой, а ты лежишь, как полено… — он похлопал его по бедру и просунул между ног колено.       — Разведи ноги.       Чу Ваньнин упрямо молчал. Отвечать на подобное было оскорбительно. Он и так подчинялся, ломая себя, прогибаясь и вынуждая каждую секунду убеждать себя самого, что подчинение необходимо.       — Делай, что хочешь, и убирайся.       — Сделаю. — снова, как удар кнута. — Не сомневайся, я возьму все, что хочу… и брать буду часто. Если ты хочешь только боли — ты ее получишь. Поэтому делай то, что Достопочтенный сказал — разведи ноги, иначе сильно пожалеешь.       Чу Ваньнин пытался собраться с мыслями. Он хотел найти общий язык с учеником, но таким способом, ублажая его в постели? С этим было невыносимо смириться.       — Прекрати упрямиться, тебе же снова будет очень больно, пользуйся тем, что Достопочтенный сегодня в хорошем настроении…       А в принципе… так или иначе, но Мо Жань возьмет свое. Силой или уговорами. Без духовного ядра у него не хватит физических сил противостоять. Сцепив зубы, Чу Ваньнин медленно развел ноги, сгибая их в коленях. Вроде, в прошлый раз именно такая поза устроила Достопочтенного. Мо Жань буквально набросился на него. Его руки беспорядочно гуляли по телу учителя, словно он не мог насытиться обладанием. Тело Тасянь-Цзюня было обжигающе горячим, с упругими мышцами, красивое и гибкое. Ваньнин никогда ни с кем ранее не был так близок. В эту минуту он мог ощутить дыхание Мо Жаня, его запах. Волосы ученика упали ему на грудь и щекотали кожу. Совершенно новые ощущения. Каждый раз, когда это обнаженное тело прижималось к нему ближе, он вздрагивал.       Чу Ваньнин ощутил прилив стыда, когда Мо Жань закинул его ногу себе на бедро, прижимаясь пахом. Император был полностью возбужден, и страсть требовала выхода. Горячий язык Мо Жаня обжег грудь и соски. И Юйхэн ощутил, что его щеки просто горят от стыда. Мыслимо ли касаться его так?!       В первый раз это было несколько иначе… Но сейчас, в какие-то моменты, даже начинало казаться, что ему хорошо, и это пугало. Юйхэн лежал пластом, вцепившись в простыни и тратя последние крупицы самообладания на то, чтобы не двинуться и размеренно дышать. В прошлый раз император так не делал, не целовал его, скорее брал, как зверь.              Сейчас его руки стали мягче, а поцелуи только разжигали страсть. Чу Ваньнин не понимал, чего ему хотелось больше — убежать или поддаться на ласку. Вдруг он осознал, что его тело отреагировало на близость. Боясь себя выдать, он дернулся из рук мужчины, чтобы встать и схватить свою одежду. Мо Жань удержал его и опрокинул обратно, заставляя лечь в прежнюю позу. Ваньнин зажмурился от стыда, осознавая, какая именно картина открылась ученику.       — Расслабься. Когда я вхожу в тебя, расслабляйся. Ты и так тугой, не надо меня сжимать, как в прошлую ночь. Хотя… если тебе нравится, сжимай. Кровь ударила в лицо, и Чу Ваньнин поджал губы, сверля его взглядом.       — Тебя надо обучить доставлять удовольствие. Иначе ты ведешь себя, как колченогий. Где изящество старейшины Юйхэна?       Видимо, Мо Жаню нравилось бешенство в глазах униженных. Чу Ваньнин взял себя в руки, постарался успокоиться, остаться безразличным к происходящему. Хотя… Горячий рот снова накрыл его губы, начиная страстно тереть, кусать. Мо Жань сжал его сосок и потянул на себя, заставляя Ваньнина вздрогнуть. Нет, не мог он привыкнуть к этим манипуляциям, к надругательству над собой.       — Не заставляй Достопочтенного повторять, расслабься…       Чу Ваньнин распахнул глаза, когда головка члена снова прижалась к его проходу и толкнулась внутрь. На сей раз Мо Жаню не удалось войти внутрь сразу. Извергая проклятья, он терзал тело учителя, которое, на его взгляд, было слишком не покорено и не хотело его принимать.       — Не надо, Мо Жань… — простонал Чу Ваньнин, он дрожал всем телом. Боль, унижение… Ноги пытались сжаться сами собой. Император раздраженно снова и снова расставлял их, но Чу Ваньнин бессознательно раз за разом пытался предпринимать эти упрямые попытки оградиться от него. То, что начиналось почти приятно, оборачивалось мучением и унижением.       — Заткнись. — император перевернул учителя на живот, — Раздвинь ноги и заткнись.       Так даже лучше, не нужно было видеть это разгоряченное лицо и гореть со стыда, каждый раз встречаясь с Мо Жанем взглядом. Ваньнин снова раздвинул ноги, вцепившись в простыни. Император всем весом навалился сверху. Началось самое унизительное. Мо Жань всунул в него несколько пальцев и стал тянуть стенки прохода в разные стороны. Причем делал это так грубо, словно хотел разорвать на части. Ваньнин вздрагивал от боли, глотая слезы. Пару раз шлепнув его по ягодицам, Тасянь-Цзюнь уперся в отверстие своим членом и толкнулся внутрь.       — Ахх! — вскрикнув от боли, Чу Ваньнин сильней вцепился в простыни. Восстановить дыхание, унять дрожь. Они были так близко… Обнаженные, потные… Ему хотелось умереть от стыда, стоя перед учеником в такой позе.       Но его не спрашивали. Мо Жань стал вбиваться в него, словно каждым толчком старался выбить их него дух. Горячее тело вжимало Ваньнина в постель, не давая даже двинуться. Через какое-то время Мо Жань потянул его за волосы, заставляя встать на четвереньки и уткнуться носом в подушку. Резкие толчки пронзали тело, вырывая из груди сдавленные стоны. Мо Жань крепко сжал его бедра. На какой-то момент он остановился.       Чу Ваньнин прямо спиной ощутил этот взгляд на себе. Мо Жань провел рукой по его обнаженной спине и погладил ягодицы.       — Ну как, тебе нравится, когда я внутри тебя? — рука Мо Жаня скользнула к паху учителя и сжала член. — Ха, тебе нравится… Тебе нравится, когда ученик трахает тебя.       Вскоре сдержать крики было совсем сложно. Только Чу Ваньнин не мог понять, чего в них больше — боли или наслаждения. Он сжимал губы, упрямо пытаясь подавить стоны. Мо Жань ласкал его спереди и врывался в его тело сзади, грубо входя во всю длину. Они слились воедино. Горячее крепкое тело прижималось к нему сзади, Чу Ваньнин ощущал, как напрягаются мышцы пресса Мо Жаня каждый раз, когда тот толкался в него.       — Какой ты у меня сладкий, Учитель… — он кончил в него и сжал в руке возбужденный член.       — Не… — хотелось вскрикнуть, он подавил звук, уткнувшись в подушку, колени подкосились, и все тело свело невероятно приятной судорогой. Чу Ваньнин понял, что тоже кончил прямо в руку своему ученику. Это было окончательным падением.       Настала тишина. Мо Жань лежал сверху, переводя дыхание, а Юйхэн застыл, боясь услышать собственное сердце. Он кончил, кончил под этим зверем. Может, он и вправду так развратен? Ведь только падший человек может влюбиться в своего ученика, возжелать его. Получать наслаждение от насилия? Он уже тогда отклонился от пути совершенствования, опустившись на ступени ниже.       Мо Жань развернул его к себе и жарко требовательно поцеловал в губы. Чу Ваньнин был слишком измотан, чтобы сопротивляться. Ему очень хотелось спать, и он искренне надеялся, что Мо Жань вскоре оставит его в покое. Ноги сводило судорогой уже после первого соития. Что же будет дальше?       — Оближи. — император испачканной рукой провел по его горячим губам, оставляя на них след спермы.       Чу Ваньнин распахнул глаза. Как ОН мог требовать от него подобного? Лицо Мо Жаня было прямо перед ним, он криво ухмылялся, вновь просовывая испачканный спермой палец в рот учителя. Если бы не этот пристальный взгляд, направленный на него, Чу Ваньнин бы отвернулся. Но Мо Жань смотрел. Пристально. Откуда столько ненависти в этих глазах? Они только что сливались воедино… откуда столько ненависти?       Он покорно открыл рот и ощутил отвратительный соленый вкус. Сейчас Мо Жаню нравилось трахать его пальцами в рот, пачкать его лицо. Тасянь-Цзюнь лежал на нем, поэтому мог ощутить каждый раз, когда тело учителя вздрагивало в спазме.       — Принимай глубже и спрячь зубы, а если бы это был мой член?       Не в силах больше сдерживать спазм, Чу Ваньнин схватился за руку ученика, и только тогда Мо Жань вытащил пальцы, позволяя прокашляться. Император смотрел на него, словно хотел убить этим взглядом, потом скатился с кровати и встал, накидывая на себя верх одежды. Тасянь-Цзюнь подошел к графину, налил воды и осушил бокал.       — Достопочтенный скоро выступает в поход. Эти нечестивцы желают посостязаться со мной. Я раскрошу их сердца и превращу тела в пепел. — он оглянулся. — А тебе принесу их головы… Хотя нет. Их члены! — последняя шутка явно понравилась ему, и он выпил еще один бокал воды.       Чу Ваньнин лежал на кровати, не двигаясь. Сейчас ему больше всего хотелось умереть. Чтобы кто-то раскрошил его сердце. Он притянул одеяло и отвернулся от императора.       Повисла тишина, потом кровать прогнулась под тяжестью тела, и Мо Жань лег рядом с учителем, обвивая его талию руками и утыкаясь носом в волосы. Чу Ваньнин замер, стараясь даже не дышать, словно рядом была кобра, которая отреагирует на любое движение смертельным укусом.       — Этот Достопочтенный хочет тебя… — Мо Жань потерся щекой о его волосы, прижимаясь крепче.       Чу Ваньнин закрыл глаза и положил свою ладонь поверх ладони ученика на своей груди. Опустошение. Полное опустошение. Старейшина Юйхэн никогда не думал, что будет в таком положении. Единственное что он мог постараться сделать — это быть рядом. Он не мог понять точно, зачем это Мо Жаню, но, вспоминая его слова во время коронации, понимал, что в них было столько боли и обиды, ненависти и отчаяния. Юйхен, ты был слишком строг с ним. Ты был не прав.       Он должен быть рядом, защищать Мо Жаня, даже от самого себя.       — Хорошо.       Мо Жань повернул его лицом к себе и жадно впился поцелуем в уже искусанные губы.