Восемь лет прошлого

      Видимо, Мо Жань был очень зол, потому что уже несколько дней не заходил в Павильон Алого Лотоса. Чу Ваньнин не мог понять, радует его отсутствие ученика или нет. Когда его не было рядом, всегда хотелось, чтобы пришел, но когда он приходил, одного взгляда в черные пронзительные глаза хватало, чтобы пожалеть об этом. Сколько кошка может играть с мышкой? Вроде, ее лапы без когтей, но в любую секунду она передумает и вонзит их в тело жертвы.       Да и единственный, с кем он мог хотя бы поговорить, — был Мо Вэйюй. Отрезанный от мира и лишенный общения, в полном одиночестве Чу Ваньнин зачастую не произносил за день ни слова.       Почти все время старейшина проводил в своей спальне либо лежа, закрывшись от назойливых глаз пологом, либо сидя с книгой, иногда даже не различая букв. Впервые в жизни он не мог понять, как действовать дальше. Он хотел помочь Мо Жаню, образумить его, но тот едва ли будет его слушать. Если Небеса выбрали его ученика в Императоры, возможно, еще есть шанс исправить пролитую кровь, и вместо Тирана стать Милостивым повелителем? Но все интересы Достопочтенного сводились к плотским утехам. Каждый раз он убеждал учителя, что ненавидит его, но как можно желать того, кого ненавидишь? Юйхэн был не опытен в вопросах любовных утех и отношений, но отлично различал понятия любви и ненависти.       Еще одна деталь, которая вызывала у Чу Ваньнина стыд и злость на самого себя — он не мог отделаться от любви к ученику. Пытался заменить ее ненавистью — тоже не получалось. Ему хотелось поцелуев и ласк, которыми изредка награждал его ученик, словно кидая кость голодной собаке, но не боли и унижения, которые дарили объятия Мо Жаня чаще всего. Юйхэн не мог смириться, не мог привыкнуть, что он просто вещь для утоления плотских страстей Императора.       На третий день он впервые попытался поесть, но, проглотив пару ложек каши, почувствовал тошноту и отодвинул тарелку.       Каждый вечер он ходил на кухню, брал травы и заваривал лекарство, после отправляя его Достопочтенному. Он не знал, выпил ли тот хотя бы чашку, но с немым упорством, каждый раз, снова и снова заваривал чайник. Это было единственное, что он мог делать для Мо Жаня.       В один из дней Ваньнин обнаружил, что в банке полностью закончились соцветия горицвета. Узнав направление, он пошел на склад. Он представлял из себя подвальное помещение почти полностью под землей с бесконечными рядами полок до потолка, уставленных горшками. На полу кучи мешков с овощами и крупами. Запах сырости и мокрой земли. Ранее он никогда не посещал склад и не знал, где именно стоят лекарственные травы, поэтому долго бродил между рядами, открывая сосуд за сосудом.       Вдали послышались чужие шаги. Разве он не один здесь?       — Вино Императору уже отнесли? — зазвучал низкий хриплый голос.       — Да, только сейчас. Нужная чаша — серебряная с золотой отделкой. Я добавил туда весь флакон… Мне сказали, что действие наступит в течение часа. Когда император лишится духовных сил, они смогут подобраться ближе и зарезать его, как свинью. Главное — прикончить Тасянь-Цзюня, остальные разбегутся, как крысы.       Чу Ваньнин чуть не уронил горшок. Он замер, стараясь даже дыханием не выдать свое присутствие. В темноте прохода были видны силуэты двоих: незнакомого юноши и распорядителя кухни.       Вино уже отнесли?!       Мо Жань…       — Ты смотри, не лезь в драку. Мы сами все сделаем. — Старик похлопал юношу по плечу, закрыл дверь склада и повернул замок.       Мо Жань.       По спине пробежался холод. Чу Ваньнин кинулся к двери, но та была наглухо заперта. Дерево слишком толстое, плечом не выбить. Почему же он лишен духовных сил? Окинув взглядом склад, он обнаружил маленькое окно, выходящее на улицу, но загороженное полками. Чуть приоткрыто для проветривания. Не задумываясь, он бросился к нему, ставя ногу на нижнюю полку. Нужно взобраться вверх по шатающейся конструкции. Строение неуверенно задрожало. Главное — суметь дотянуться до подоконника. Стараясь, словно кошка, держать равновесие, он подтянулся на две полки вверх. Тарелки неуверенно зазвенели, грозясь упасть. На звук разбитой посуды могли прибежать ненужные свидетели и помешать ему. Еще одна полка, словно по лестнице. Ему, наконец, удалось дотянуться до окна и подтянуться вверх, опрокинув всего пару каких-то тарелок. Окно было низкое и выходило прямо на улицу. Пластом проехавшись по траве, Ваньнин вскочил на ноги.       Покои императора? Только какие именно строения на Пике Сышэн Тасянь-Цзюнь выбрал для себя?       Наверное, те самые, где раньше жил его дядя.       Чу Ваньнин бросился к жилым строениям, где прежде обитали властелины Пика Сышэн. Одинаково освещенные комнаты, коридоры… Как понять, за какой дверью обедает Мо Жань? С Павильона, выходящего на цветущий сад, раздался смех, и следом заиграла музыка. Не раздумывания, Чу Ваньнин уверенно кинулся по ступеням вверх, но путь преградили четверо стражников.       — Ты кто такой? Что надо?       — Я учитель Достопочтенного. Мне срочно надо его видеть!       — Его Величество отдыхает в узком кругу, он отослал всех наместников и велел не беспокоить. Приходи завтра.       — Мне надо его видеть! Сейчас же!       Стражник толкнул его в грудь.       — Не было приказа. Уходи!       — Ваше величество! — Чу Ваньнин бросился по ступеням ко входу, но его схватили за рукав и дернули назад. Один из стражников нагнал его, но Юйхэн вывернулся и ударил его в солнечное сплетение.       — Ваше величество! — он кричал, что было сил, надеясь, что Мо Жань услышит его… Если Тасянь-Цзюнь выпьет вино, будет поздно… Он не мог представить этот мир без Мо Жаня.       — Ваше Величество!       Один из стражников ударил его чем-то тяжелым по спине, и на него набросилось несколько человек, пытаясь скрутить.       — Ваше величество! Выслушайте меня!       Дверь резко отворилась. На фоне яркого света Чу Ваньнин узнал силуэт императора.       — Ваше величество! — с надрывом прокричал он, даже не пытаясь скинуть с себя навалившихся грудой людей, которые пытались остановить, опрокинув на ступени.       Тасянь-Цзюнь нахмурился, медленно спускаясь к ним. Стражники все еще держали Юйхэна за руки. Чу Ваньнин покорно опустился на колени, не отрывая лица от ученика.       — Не пейте вино… Не пейте вино… Оно отравлено. Вино в серебряном кубке отравлено. Вас лишат духовных сил и убьют. — уже тише прошептал он.       Глаза Тасянь-Цзюня распахнулись, в них вспыхнуло пламя. Сила заструилась по его телу, ища выхода. Он приблизился к Чу Ваньнин и поднял его с колен, крепко сжав за плечи.       — Кто?       — Я услышал слова распорядителя кухни на складе. Я не знаю, кто за этим стоит.       Мо Жань яростно обернулся на стражников, которые задрожали от страха. На крик драки уже прибежала другая охрана, громко бряцая доспехами, но они застали, увидев дрожавших от страха товарищей и незнакомого молодого мужчину, что не отрывал взгляда от лица Достопочтенного и осмеливался смотреть тому в глаза.       — И вы посмели ударить моего учителя?! — голос повелителя сквозил угрозой.       Стражники, дравшиеся с Чу Ваньнином, упали на колени.       — Ваше величество! Пощадите! Мы охраняли вас! Пощадите!       — Меня?! От него?! Что он мне может сделать?! Командир. — он обернулся к пришедшему военному. — Проводите Учителя Достопочтенного в мои покои и охраняйте. Если хоть волос упадет с его головы, никто не позавидует вашей судьбе.       Он выпустил учителя из рук и подтолкнул вперед.       — Иди, позже… — Достопочтенный отвернулся, заложив руки за спину. — А что до вас…       Чу Ваньнин не хотел слушать дальше. Он шел за стражей в покои императора. Дальше будут казни, пытки, страдания и кровь. Он виновен в смерти этих людей или их поступки? Смог бы он жить, понимая, что имел возможность спасти Мо Жаня и не спас? Наверное, нет. Но кровь, которую прольет Мо Жань, будет и его на руках.       Покои императора представляли из себя перестроенные комнаты властелинов Сышэн: алые шторы, позолоченные стулья, шкуры зверей, невероятно роскошная мебель из дорогого дерева. Он ходил по комнатам, разглядывая обстановку. Никогда прежде он не видел таких излишеств. Рабочий стол Императора был завален бумагами. Читать чужие письма крайне не воспитано, но Ваньнин уже и так потерял воспитанность, чистоту и многое другое. Кроме прочего, его мучала неизвестность. Он полностью оторван от мира, изолирован.       Чу Ваньнин листал бумагу за бумагой, надеясь увидеть в них упоминания Сюэ Мэна или знакомых глав орденов. Нет, это не донесения… это какие-то заметки по заклинаниям. Также на столе лежала не доделанная шахматная фигурка… Он повертел ее в руках. Запретные техники. Он вздохнул, прикрыв глаза. Мо Жань, зачем ты это делаешь, зачем губишь себя и других? Отложив бумаги, Юйхэн сел на кушетку, ждать.       Против воли он снова в мыслях возвращался к людям, которые сегодня будут брошены в тюрьму, подвергнуты пытке. Он знал методы Императора и не сомневался, что тот в своем гневе и безумии прольёт больше крови, чем было заслужено.       Размышляя о заговоре, Ваньнин пришел к выводу, что принял спонтанное, но верное решение. Он не мог не спасти Мо Жаня. Он должен был сделать все возможное, даже если бы без Мо Жаня мир стал лучше. Он бы себя не простил.       Чу Ваньнин задремал на рассвете, положив голову на сложенные руку. Он привык спать на краю кровати, поэтому маленький размер кушетки его совсем не смущал. Он проснулся рано утром от того, что его тряхнули за плечо. Тасянь-Цзюнь. Чу Ваньнин резко сел. Достопочтенный стоял над ним мрачный, с поджатыми губами. Он был одет и причесан так же, как ночью. Видимо, Чу Ваньнин был прав, и Император занимался поиском и наказанием преступников.       — Еще раз. Как ты узнал? Странно, но это оказалось правдой. Та чаша действительно была с ядом.       Чу Ваньнин вздохнул.       — Я искал травы для твоего лекарства на складе, услышал разговор. Это все.       Император коснулся его подбородка и поднял лицо к себе, вглядываясь в выражение направленных на него глаз.       — Почему ты сказал? Пару месяцев назад сам хотел меня убить, и тут такая неожиданная милость.       Как объяснить Мо Жаню, что он и не думал его убивать? Что хотел остановить, на крайний случай ранить и забрать к себе, пытаясь вразумить безумного ученика. Юйхэн бы противостоял своим сторонникам, друзьям, всем, если бы они пожелали казнить пленника.       — Я — твой учитель.       Большим пальцем император погладил его по щеке.       — Пока ты останешься здесь. Выходить запрещено. Так надо. Что знаешь об этом яде? Ты сказал «лишение духовных сил»…?       — Да, они сказали, что свойство яда таково.       — Расскажи…       — Мо Вэйюй, я несколько раз упоминал об этом на уроках. Ты хоть раз слушал?       Учитель невыносим. Тасянь-Цзюнь наклонился и коснулся поцелуем его губ, совсем слегка, словно только обозначая наличие этого поцелуя. Это не было привычно властно, нечто совсем другое. Чу Ваньнин вдруг почувствовал, что на щеках вспыхнул румянец от непривычной и неожиданной ласки — самое нежное касание, каким удостоил его Мо Жань за все это время. Но поцелуй быстро прервался.       — Иди на кровать, приведи себя в порядок. И поешь. Иначе уже я начну пихать в тебя лекарства и еду. Ты слишком похудел. Достопочтенный занят, поговорим позже. Велю прислать к тебе музыкантов.       — Нет, просто позволь им дать мне инструмент.       — Хорошо.       Император вышел, оставляя его в одиночестве. Чу Ваньнин завороженно коснулся пальцами губ и прикрыл глаза, вспоминая это касание. Мо Жань целовал его уже тысячу раз, но именно этот поцелуй запомнился.       Через час принесли роскошный гуцинь, инкрустированный перламутром и нефритом. Чу Ваньнин провел пальцами по струнам. Мо Жань думает, что качество инструмента зависит от количества украшений?       Расчесав волосы гребнем, который нашел на столе, Чу Ваньнин собрал их в хвост на затылке. Вряд ли Мо Жань будет против, что он воспользовался его вещами.       Видимо, получив новые распоряжения Достопочтенного, старый евнух теперь без конца досаждал ему. Словно Чу Ваньнин стал невиданно значимым. Ему пытались помочь умыться, но Ваньнин вырвал у них из рук полотенце. Всю жизнь он с трудом выносил касания посторонних людей и менять привычку не собирался. Когда принесли чистую и свежую одежду, он так же сам переоделся, заставляя себя сесть за стол. Главный евнух Лю очень настаивал, чтобы он поел.       — Где сейчас виновники заговора?       — Как мне известно, несколько господ постарались бежать с Пика Сышэн. Его Величество велел схватить их и бросить в тюрьму, подвергнув допросу. Трое казнены на месте лично рукой Его Величества.       — Я… не могу есть. — Чу Ваньнин встал из-за стола.       — Но, Наставник Чу, простите слугу, вы так похудели, и Его Величество приказал проследить, чтобы вы хорошо питались.       После долгого настойчивого жужжания над ухом, Ваньнину удалось проглотить бульон и несколько стручков фасоли. Видимо, слабость брала над ним вверх. Ваньнин подошел к кровати Тасянь-Цзюня. Она была огромной, с красными покрывалами, как и в его спальне. Откуда у Мо Жаня такой вычурный вкус? Эта золотая вышивка и множество подушек. Он забрался на это огромное ложе. Постель оказалась довольно мягкой, а еще от покрывал шел знакомых запах кожи Мо Жаня. Чу Ваньнин расслабился и постепенно погрузился в сон.       Его пихнули в спину, и он проснулся. Перед глазами возникло хмурое лицо Тасянь-Цзюня. На улице снова стемнело. Сам не заметив, Чу Ваньнин почти сутки спал в покоях императора.       — Идем, Достопочтенный желает, чтобы ты прислуживал мне в купальне.       Жаркий пар поднимался, застилая все облаком. Прислужники подожгли ароматические палочки, были подготовлены полотенца, лучшее ароматное мыло и массажные масла. Мо Жань без всякого стеснения скинул с себя одежду и обнаженным ступил в воду. Чу Ваньнин какое-то время медлил, ощущая на спине пристальный взгляд слуг, потом все же разделся, сумев обвязать полотенце вокруг пояса так, чтобы никто не видел ничего лишнего, и только потом вошел в воду следом за императором.       Едва они поравнялись, Мо Жань сразу сгреб его в охапку и поцеловал. Учитель с трудом сдержался, чтобы не залепить ему пощечину перед пристальным взглядом слуг. Еще не хватало, чтобы его выставляли прилюдно на обзор. Тасянь-Цзюнь увлек его за собой в густой пар, чтобы они скрылись из вида, и начал целовать шею, поглаживая его обнаженную спину. Нельзя сказать, что это было неприятно.       — Прекрати, здесь посторонние.       — А мне что с того?       — Не смей! — Ваньнин и вправду залепил ему пощечину, когда тот стянул с него полотенце.       — Ты так ненавидишь меня, так почему упорно хотел спасти мне жизнь?       — Это долг учителя, я уже сказал тебе.       — То, чем мы занимаемся каждую ночь, разве долг учителя? — Мо Жань развратно улыбнулся, вновь прижимая его к себе, и лизнул в шею. — Не вырывайся.       Достопочтенный с упоением вспомнил, как показывал учителю позы, а тот трясся от смущения и гнева. Ему захотелось преподать еще один урок. Чу Ваньнин был слишком традиционен и взрывался от мысли, что трахаться можно где-то, кроме кровати. Впрочем, они уже делали это и на полу, и на столе, но все это было в помещении. Захотелось несколько раскрепостить строгого Юйхэна.       — То, чем мы занимаемся каждую ночь, это бесстыдство! — Чу Ваньнин оттолкнул от себя ученика. — Ты пришел сюда мыться? Мойся.       Ну, не совсем мыться. Но, похоже, учитель был консервативен и совсем не намеревался расширять свои познания. Тасянь-Цзюнь крайне устал за два дня без сна. Пожав плечами, он допустил, чтобы Чу Ваньнин просто протер его мочалкой. Ему стало крайне лениво спорить, а утруждать себя чем-то Достопочтенный не любил.       Это покушение возродило в нем ненависть, подозрения. С детства он помнил людскую жестокость, презрение, и даже сейчас, став величайшим из Бессмертных, оказался не защищен от всякого сброда презренных тварей, которые хотят уничтожить его. То, что среди посвященных в заговор оказалось много слуг, укрепило подозрительность.       Эти ничтожества не побоялись встать у него на пути.       В мире был только один человек, который не предавал его, такой же прекрасный, как лунный свет, неуловимый и не постижимый. И он не сумел его спасти. Если бы эта катастрофа произошла сейчас… Мо Жань в тысячный раз перебирал в голове события тех дней. Огромный разлом. Ши Мэй вызвался помочь учителю, он всегда старался угодить этому бессердечному человеку, но оказался ранен. Вместо того, чтобы спасти ученика, Чу Ваньнин развернулся и ушел, оставляя того умирать. Мо Жань помнил, как подхватил Ши Мэя на руки, звал учителя, молил о помощи, но тот не обернулся.       Мо Жань нахмурился и рукой отодвинул от себя Чу Ваньнина, быстро смывая пену, выходя из воды и накидывая халат. Голова нещадно заболела, и он потер виски. Чу Ваньнин тоже вышел из воды, быстро оделся и торопливо протирал волосы полотенцем. Мо Жань смерил его презрительным взглядом. Безупречный Юйхэн словно боялся, что кто-то увидит, что он обычный человек и тоже может принимать ванны. Какие жалкие попытки сохранить достоинство.       — Идем. — не дожидаясь никого, Император развернулся и быстрым шагом направился к себе в покои.       Его охватили невероятная злость и ощущение одиночества, несправедливости ненавидящего его мира. Хотелось крушить все, растоптать. Мо Жань был и остался одиноким бродягой, который жаждет любви. Когда-то он нашел ее, но, не успев полностью обрести, потерял. Единственное, чего он сейчас хотел, это снова увидеть лицо Ши Мэя, услышать его легкое «А-Жань!», блеск его глаз, нежную улыбку, ощутить, как затихает боль в сердце, и испробовать счастье.       — Убирайтесь все.       Он сел на кровать и обхватил голову руками, слушая тишину. Внезапно, глаза выцепили край белой одежды. Мо Жань поднял голову. Чу Ваньнин стоял у двери в белом халате с распущенными мокрыми волосами, словно привидение, и смотрел на него. Почему он не ушел со всеми? Мо Жаня охватил гнев. Учитель что, наслаждается его болью? Но тот медленно прошел к столу, налил чашку лекарства и поднес ему.       — Я отправлял тебе лекарство каждый день, ты хоть раз его выпил? — голос Ваньнина был ровный, без холода и отчуждения.       — Нет. — Мо Жань злился.       Каким-то образом учитель исподтишка мог взять над ним верх, да так, что он не находил, как ответить. Может, это многолетняя привычка ученичества, оставшаяся с юных лет?       — Ты проиграл пари, как и я. Ты обещал пить. — все тот же спокойный тон.       Тасянь-Цзюнь нахмурился, но взял чашку и осушил разом, вернув в руки Чу Ваньнина. Тот поставил ее на стол и сел рядом, кладя руку на плечо Мо Жаня.       — Завтра будут казни, я хочу, чтобы ты присутствовал. А потом на празднике. — сказал холодно Мо Жань. Если бы он обернулся, то увидел бы, как учитель побледнел от его слов.       — Хорошо, а сейчас тебе надо поспать.       — Только Достопочтенный желает не только спать. — он повернулся к Чу Ваньнину, привычно хватая за талию и опрокидывая на кровать.