Восемь лет прошлого

      Сегодня он спешил в личные покои императора среди дня, быстро ступая по алым опавшим листьям, которые не успели убрать. Наступила глубокая осень с промозглыми дождями.       Мо Жань велел сшить ему одежду из дорогой черной шерстяной ткани. Когда он надумал выбрать привычную белую, тот пренебрежительно бросил «Отвыкай».       В приемной Мо Жаня творился хаос: стол был перевернут, чернила разлиты по полу. Слуги старались не попадаться на глаза Императору, который рычал, как хищный зверь. Стоило Чу Ваньнину появиться в дверях, как тот с размаха кинул ему рванное в нескольких местах письмо.       — На, читай.       Быстро пробежав по нему глазами, Юйхэн побледнел.       — Он всегда был настойчивым… — уклончиво произнес Ваньнин, стараясь сделать голос безразличным.       — Да, самый любимый ученик Великого Чу Ваньнина… подстрекает против меня! — Тасянь-Цзюнь подошел и схватил его за шиворот. — Ты ведь будешь только рад, верно?! А когда он войдет сюда победителем, заманишь к себе в постель и отсосешь?!       Оттолкнув учителя в сторону, Мо Жань ходил взад-вперед, как тигр в клетке. Ярость очень часто подстегивала в нем безумие, Чу Ваньнин уже знал это. Чем больше Мо Жань был зол, тем беспощадней становился и меньше себя контролировал. Но, если держать его в спокойном состоянии, он реже совершал необдуманные жестокие поступки.       Отложив письмо, Чу Ваньнин попробовал подойти к нему, но тот снова отмахнулся от него. Ваньнин и не думал настаивать. Он отсел в сторону, наблюдая за учеником.       — Я лично поеду переговорить с наместниками. Если они вздумают поднять головы, я сравняю их города с землей, как это сделал в ордене Жуфэн! Я не намерен считаться с этими слизняками, когда они создают союзы за моей спиной! Если я узнаю даже хотя бы о возможности заговора, они пожалеют, сильно пожалеют! Будут умирать и мучаться годами, харкая кровью и корчась от боли!       — Может, мне стоит попробовать поговорить с Сюэ Мэном?       Поговорить и уговорить не играть с огнем, не рисковать своей жизнью. Сюэ Мэн молод и сейчас на свободе, пусть в отдаленном городе, но у него есть шанс на мирную жизнь. Не стоит рисковать собой ради размытых принципов и понятий чести. Их взаимная ненависть с Мо Жанем сейчас больше навредит именно Сюэ Мэну…       — Ты снова сам собрался со мной воевать?! Выйдешь с мечом против меня? Ты не забыл, что у тебя нет духовных сил?       В два счета император оказался рядом с Чу Ваньнином, хватая его за ворот,       — Я отлично знаю, как ко мне относится мой учитель! — он потащил его в соседнюю комнату и бросил на пол.       — Успокойся, послушай меня…       — Слушать? Сколько я слушал тебя, а ты все отворачивался от меня! Тебе было плевать на меня! Ты всегда презирал меня!       Чу Ваньнин осел на пол и опустил голову, закрывая волосами лицо…       — Ты был бы только рад моей смерти! Разве тогда добро не восторжествовало бы? Великий Юйхэн вернулся в лучи славы, которые грели его непомерное самомнение! Я ненавижу тебя! Если бы я никогда тебя не встречал, я был бы намного счастливее! Зачем только я выбрал тебя учителем? За этой прекрасной маской скрывается настоящая глыба яда и презрения!       Чу Ваньнин молчал, только его ресницы иногда вздрагивали.       — Когда Ши Мэй умирал, что тебе стоило хотя бы попрощаться с ним? Но наши жизни не имеют ничего по сравнению с твоей славой! Ты легко переступил через своего ученика ради всеобщего признания! А если бы я умирал, учитель? Хотя нет, я точно знаю… Ты бы ликовал внутри!       Из горла Юйхэна вырвался звук немного похожий на стон.       — Что? А знаешь каково это захлебываться кровью? Каково хоронить единственного дорогого человека? Ты отнял у меня все! А взамен подарил только следы от своего кнута! Ни единым добрым словом не приласкал меня за все это время! Неужели ты не видел, как я стремился добиться твоего участия? Как мне оно было важно! Неужели тебе было трудно переступить свою гнусную гордость и подарить хоть кусок тепла нуждающемуся?!       Еще один сдавленный звук, и Ваньнин застыл, почти не дыша.       — Тебе больно? Очень хорошо! Белой Плесени больно, вы только посмотрите! Даже на Пике Сышэн тебя не любили. Знаешь, почему все сторонились тебя? Потому что твое высокомерие убивало все живое! Потому что все знали, какая сволочь, лишенная сострадания и любви, скрывается за маской благочестия! Ты думаешь, они стремились к общению с тобой? Ты думаешь, кто-то из них думал о тебе хорошо? Ты всегда был презренен и таким остаешься!       Тасянь-Цзюнь перевел дыхание. Он посмотрел на сжавшегося на полу Чу Ваньнина и подошел ближе, рассматривая его.       — Ты вообще жив?       Чу Ваньнин шевельнул рукой, и послышался тихий вздох. Мо Жань сразу навалился на него, разворачивая к себе. Лицо Ваньнина было белым, ресницы мокрыми от слез.       — Ты мой, понял? Я так пожелал. Какой бы Сюэ Мэн не явился, ты будешь и дальше жить здесь, со мной. Никто тебя не спасет! Ты закончишь дни в кровати Достопочтенного, когда я того пожелаю! Ты принадлежишь мне, как этот стол или стул! Мой человек!       Ваньнин почти не дышал, смотря на этого монстра.       — Мой… — прошептал Тасянь-Цзюнь, опустился на пол к учителю и притянул к себе, раздвигая его ноги и сажая себе на бедра.       Юйхэна трясло, как в лихорадке. Он совершенно не сопротивлялся, не протестовал, когда Мо Жань скинул с него верхние одежды, а затем опустил на свой член, начиная трахать.       — Ты чувствуешь, что ты принадлежишь мне? Мой Ваньнин… Моя собственность.       Мо Жань приподнял его, шлепнул по заднице, приставляя свой член с судорожно сжимающемуся проходу.       — Посмотри, твое тело само жаждет меня. — и с наслаждением вставил свой член обратно внутрь, начиная яростно насаживать его на себя. — Давай, учитель, двигайся тоже, ты же хочешь доставить удовольствие Достопочтенному?       Ваньнин дернулся и вскрикнул от боли.       — Я почти год трахаю тебя, а ты такой тугой…       Юйхэн застонал от боли, откидывая голову. Плоть Мо Жаня взад-вперед ходила внутри него, а руки сжимали его бедра, двигая им, как вещью. Лицо Тасянь-Цзюня было серым от ярости и гнева. Вещь. Вещь… Ваньнин закрыл глаза. Он беззвучно плакал, понимая, что в этот момент он просто вещь, которая нужна для удовлетворения похоти. Им пользовались, и он ничего не мог изменить.       В какой-то момент их взгляды встретились.       — Мо Жань… — прошептал он едва слышно.       Что-то в лице Тасянь-Цзюня поменялось, но он не мог понять что, словно его окликнули, вырывая из сна.       Император потянулся и поцеловал Ваньнина, крепко прижимая к себе.

      ***

      Чу Ваньнин лежал на боку, спиной к двери. Его отнесли на кровать и оставили приходить в себя. Достопочтенный сорвал на нем злость, выместил ярость и получил удовольствие. Сейчас Тасянь-Цзюнь спокойно совещался в соседней комнате с несколькими командирами и начальником охраны, готовясь выступить в поход. Разговор был немного слышен через приоткрытую дверь.       Выставив всех вон, Достопочтенный вошел во внутренние комнаты.       — Ты еще лежишь?       Он присел к учителю, касаясь его бедра. Чу Ваньнин отвернулся и, когда Мо Жань наклонился, чтобы развернуть его к себе, вдруг отпихнул. В порванной одежде, со спутанными распущенными волосами, мокрыми слипшимися ресницами и таким возмущенным взглядом Ваньнин выглядел чертовски притягательно.       — Ты совсем ума лишился? Ты совсем уже не понимаешь кто тебе друг, а кто враг?!       По выражению глаз Тасянь-Цзюня было трудно понять, что он сейчас думает.       — Не хочешь меня видеть? Кто же тебя больше устроит? Сюэ Мэн? Хочешь, приведу его к тебе на цепи. Побеседуете, как в старые дни.       — Нет, не приведешь… — Не смотря на обиду и горечь в глазах, голос учителя был уверенный. Мо Жань даже удивился и вздернул бровь.       — Это почему же?       — Потому что я все еще здесь. И позволяю тебе все это.       Достопочтенный от ярости сжал кулаки. Да, это было частью сделки. Частью их, в принципе, выгодной сделки. Чу Ваньнин отдает ему свое тело, подчиняется, а Мо Жань отпускает Сюэ Мэна и сохраняет ему жизнь.       — Даже если я нарушу слово, у тебя нет шанса сопротивляться мне.       Юйхэн упрямо молчал, поджав губы. Император наклонился, нависая над его лицом.       — И как это ты собрался сопротивляться мне? — усмехнулся он.       Кончики губ Чу Ваньнина вздрогнули. Взгляд стал мягче, он ухмыльнулся и с едва заметной улыбкой посмотрел на Императора.       — Мо Жань… — Чу Ваньнин положил ладонь ему на щеку. Он не выглядел холодным и надменным старейшиной. В лице появилась мягкость и спокойное умиротворение. — Иногда не нужна сила, чтобы не принять что-то.       Что он имеет в виду? Не принять его? Да он может сопротивляться сколько угодно, можно связать, накормить афродизиаком. Способов уйма.       В полутьме Мо Жань взглянул на учителя. Тот был растрепанным, таким соблазнительно теплым… Эти приоткрытые губы, теплые припухлые. Он поцеловал их, а потом просто лежал рядом в какой-то глубокой задумчивости, пока учитель поглаживал его по волосам.       Чуть позже он сам обработал оставленные раны, дал обезболивающее, которое учитель так не любил из-за мерзкого вкуса. Чу Ваньнин кашлял, бледнел, но не издал ни звука.       В эту ночь и последующие Мо Жань оставил его у себя, время от времени приходя, чтобы просто получить наслаждение, выпустить пар и ощутить запах теплого тела, а потом снова кинуться в работу.       Чу Ваньнин же старался как можно мягче говорить с учеником, понимая, что остановить его он не может, но, если Мо Жань уедет полный ярости, без сомнения, он направит все силы, чтобы уничтожить Сюэ Мэна. Без споров не получалось, Мо Жаня выводила из себя даже тень подозрений. Чу Ваньнин пытался вырвать из него обещание не убивать друга детства, просто ограничиться беседами с наместниками, изгнанием, но тот уехал, не желая поддаваться уговорам.       Перед отъездом он до последнего не выпускал учителя из рук, словно не в силах насытиться его телом, доводя до полной потери сил. Ваньнин же, не зная как еще уступить, просто полностью поддавался его страсти, покорно принимая все. Когда император, наконец, покинул дворец, он без сил лежал в постели, глядя в стену перед собой. Смог ли он убедить Мо Жаня? Всю эту неделю он боялся, что любое неповиновение может заставить ученика разорвать их сделку и пойти на убийство кузена. Он все свои силы тратил морально и физически, чтобы угодить, исправить плохое настроение Достопочтенного и сейчас чувствовал себя окончательно вымотанным, опустошенным.       — Что значит «нельзя войти»? — за дверями раздался весьма звонкий женский голос.       — Его Величество Император велел…       — Моего дражайшего супруга нет, и ты смеешь мне перечить?       Чу Ваньнин сел и оглянулся. В комнате царил беспорядок, который мог остаться только от любовных ночных утех: Тасянь-Цзюнь небрежно раскидал одежду, как свою, так и его собственную, в процессе выпил вина и бросил сосуд у кровати. Сама кровать выглядела не лучше: смятые простыни, пропитанные их потом и пятнами спермы. Ваньнин был в одном белом ночном халате на голое тело, его одежду еще не принесли.       Мо Жань ранее почему-то прятал его от жены, а сейчас не удосужился побеспокоиться, что они могут столкнуться у него в спальне. На этот счет у учителя были свои мысли, в целом, он сам не стремился к общению. Им с императрицей нечего было сказать друг другу. Но прятаться, словно постыдная девка, смешно.       За дверью все еще продолжался спор.       — Эта тварь там? Да?! Я спущу с тебя кожу раньше, чем вернется мой муж! Ты, ничтожество, стоишь на моем пути! Стоит мне позвать стражу…       Юйхэн нахмурился, прислушиваясь к интонациям в голосе девушки. Первое впечатление о ней осталось не лучшее и сейчас оно только укреплялось. Он подошел к столу, взял фарфоровую чашку и с силой бросил ее на пол, разбивая на мелкие кусочки. За дверью наступила тишина, затем молодой испуганный слуга вбежал в комнату, поспешно закрывая за собой дверь и оглядывая его с ног до головы.       — Простите, я слышал…       — Да, запри дверь и останься тут. Это приказ.       Евнух неуверенно подошел к двери и опустил замок.       — Наставник Чу, вы не поранились?       — Совсем нет. Когда она уйдет, принеси одежду и не попадайся ей на глаза.       Дверь дернули с другой стороны, пытаясь открыть. Затем послушался звук удаляющихся шагов.       Чу Ваньнин, а вправе ли ты судить ее, лежа в постели ее мужа? Отвратительно мерзкая ситуация. Старейшина Юйхэн, как постыдный любовник, прячется от законной жены. Лучше не задумываться над этим. Он быстро оделся и, словно вор, украдкой покинул покои Императора.