Восемь лет прошлого

      Проиграв в шестой раз наставнику партию в сянцзы, Достопочтенный отмахнулся от доски и негодующе смахнул с нее несколько костяных фишек.       - Я выиграл, - Ваньнин сухо свел счет.       После откровенно постыдной ебли этим утром, Чу Ваньнин решил держать лицо и вести себя хладнокровно, чтобы не выдавать стыда.       Падая от усталости, он упрямо заставлял себя сидеть за столом, категорически отвергая предложения Императора вернуться в кровать.       Как только слабость и головокружение слишком давали о себе знать, одна мысль о своем постыдном поведении заставляла учителя резко выпрямить спину.       Тасянь-Цзюнь посмеивался, подмечая эту непреклонность учителя к самому себе.       Оказывается, Чу Ваньнина так легко провести.       Каждый раз, когда их взгляды встречались, Император расплывался в самодовольной сладострастной улыбке. Этот бесстыдный взгляд насквозь прошибал Чу Ваньнина, заставляя краснеть еще больше.       Сегодня утром, чтобы добиться взаимности в постели, Достопочтенный тайком использовал совсем маленькую дозу мази афродизиака, перед соитием украдкой смазав проход учителя. Кто знал, что эффект будет такой сокрушающий?       Чу Ваньнин стонал в голос, что случалось с ним крайне редко, да еще расцарапал всю спину повелителя от наслаждения. Император уже много месяцев не видел, чтобы наложница так самозабвенно отдавалась ему.       При этом, будучи человеком чести, Ваньнин не заподозрил обмана, во всем обвиняя собственную слабость и дурную склонность.       Смешав рукавом все шашки, Император притянул к себе Ваньнина и насильно поцеловал в губы.       Почти год они не вели бесед, не говорили о прошлом. Почти год Чу Ваньнин не читал нотаций ученику, не пытался принести ему ученых книг, не расспрашивал о делах и новостях в мире бессмертных.       Почти год в объятиях Императора была лишь тень Чу Ваньнина. Даже в моменты соития Мо Вэйюй не видел наслаждения в его глазах. Отрешенный, чаще всего измученный болезнью, молчаливый и словно мертвый внутри. Ваньнин не мог оттолкнуть Императора, но это отчуждение приводило в бешенство Достопочтенного.       Четыре года назад, как этот праведный уважаемый даос возлег с Императором. Три из них они были женаты. Но за столь долгий срок Мо Вэйюй все равно не мог быть до конца уверенным в отношении учителя к себе. Все, чего он желал - это полной власти над этим телом. Вжать его в себя, наполнить своим семенем, трахать до тех пор, пока это тело не превратится в мягкое податливое масло.       Когда жалкий щенок Мо вырос и превратился в величайшего из бессмертных, он не желал слушать советы других и тем более не желал, чтобы его поучали.       Хотя он с отвращением слушал сладкую лесть, она была предпочтительней поучений и упреков, которыми осыпал его наставник.       Но за все эти годы ни разу Тасянь-Цзюнь не думал прогнать его от себя или уничтожить. Ни с кем, кроме Ваньнина, Мо Вэйюй не мог быть самим собой в полной мере.       Нестерпимая боль одиночества, гнева, зла, отчаяния и муки непрерывно терзала его разум.       Только оказываясь в постели с Ваньнином, вторгаясь в тело учителя, Император ощущал некоторое умиротворение. Именно поэтому ему не хотелось выпускать из рук вечно хмурого и недовольного человека, который не умел быть благодарным за все подарки, которыми осыпал его Достопочтенный.       Хотя от рождения Мо Вэйюй обладал невероятным талантом располагать к себе людей, сам он не доверял никому. Подозрительный и полный отвращения к их человеческим слабостям, он потворствовал их жадности, алчности. Но свое сердце и мысли оставлял под замком.       Красавица жена со всей ее уступчивостью не смогла заслужить расположения супруга. Мо Вэйюй не испытывал к этой женщине ни любви, ни ненависти. Скорее она досаждала его и очень быстро надоедала.       Все переживания, мысли, события, как хорошие, так и плохие, копились в его душе, не имея выхода.       Поэтому, так приятно вечером было сидеть с учителем, лаская его теплое тело и обличать вслух свои мысли и переживания. Порой, не задумываясь, Достопочтенный выкладывал ему все, что приходило на ум. Странно, но Тасянь-Цзюнь был полностью уверен в том, что Чу Ваньнин не поделится этим с другими.       Так, Чу Ваньнин очень часто узнавал даже то, что предпочёл не слышать. О людях, отправленных на смерть за выдуманные провинности, о любовниках Императора и том, как Достопочтенный наслаждался их телами. С большим интересом наставник слушал, когда Мо Вэйюй рассказывал о поездках и том, как встречает его народ, о чем он говорил с торговцами и как живут в других городах. Тасянь-Цзюнь не обладал искусством ораторства и его мысли были разрознены, перескакивая в рассказе с одной темы на другую.       Но Чу Ваньнин всегда слушал его.       Именно поэтому, с того самого дня, как Достопочтенный решил подвергнуть учителя наказанию, Император чувствовал себя как никто одиноким в этом роскошном дворце.       Даже завершив наказание, Мо Вэйюй наткнулся на упрямое молчание.       Оказывается, разрушить стену способна совсем маленькая доза афродизиака.       Достопочтенный так страстно взглянул на учителя, что тот в смущении потупил глаза. Чтобы наставник не простудился сильней в холодную зиму, из сундуков раньше времени извлекли новогодний подарок от Достопочтенного - изумрудный шелковый халат, щедро вышитый золотыми летящими фениксами, отороченный мягким каштановым мехом.       Чу Ваньнин лишился дара речи, увидев такой откровенное бесстыдство.       - Это женский наряд. Отдай его своей жене.       - Нет, Достопочтенный велел сшить его для тебя. Видишь, какой он теплый. Наставник больше не будет мерзнуть проводя время с Достопочтенным.       - Совсем недавно Достопочтенный лично отчитал меня за оскорбление Императрицы. Я не надену это.       Фениксы - символ Императрицы. Тасянь-Цзюнь совсем спятил, раз наряжает его в символы власти, принадлежавшие только законной супруге Достопочтенного?       - Не забывай, что Чу Фэй тоже супруга Императора. Будь ты немного прилежней, давно бы понес от Императора. Разве твой супруг не исправно исполняет свои обязанности, наложница Чу?       Тасянь-Цзюнь скривил губы в жестокой улыбке, видя, как его насмешки ударили точно в цель.       - Достопочтенный приказывает тебе надеть халат. Наставник слишком долго болеет и уклоняется от своих прямых обязанностей.       Чу Ваньнину осталось только смириться. Халат оказался довольно теплым, приятным на ощупь, и совершенно не стеснял его движений. Если не обращать внимания на яркий цвет, почти сносно.       После ужина, Достопочтенный приступил к своему плану, утащив Чу Ваньнина на кушетку, начиная нетерпеливо пытаться в краткий промежуток времени пересказать ему все, что накопилось за год.       Когда стемнело, Ваньнин задремал на руке Императора, уткнувшись носом в его халат. Заметив, что учитель спит, Император некоторое время перебирал пальцами черные пряди любовника, наблюдая, как мокрые хлопья первого снега медленно падают с неба. Утром будут заморозки.       Император отнес спящего учителя на кровать, аккуратно накрыв двумя одеялами и вышел прогуляться по парку, приказав привести к нему Три Пламени.       Бродя ночному саду, он бросал псу палку и размышлял над своими ощущениями.       Юйхэн никогда не был так красив, как Ши Мэй, его тело весьма посредственно. Его лицо трудно считать особенно красивым, хотя пронзительный взгляд из под вздернутых бровей феникса немного оживляет картину. Достопочтенный больше всего любил всматриваться, как одна эмоция сменяет другую на этом хмуром лице. Научился понимать настроение Ваньнина по самым мельчайшим деталям в его скупой мимике.       Так что же?       Пес громко лаял, гоняя сонных птиц и оставляя на влажном снеге следы своих огромных лап.       Ветер усиливался, а снег начинал слепить глаза.       Настроение Достопочтенного было настолько дурным, что он не удосужился поставить над собой и евнухами купол и бедные слуги ежились при каждом порыве ветра, а алые фонари в их руках тревожно раскачивались в стороны.       - Достопочтенный отдохнет в музыкальном павильоне. - Хмыкнул Мо Вэйюй, когда ветром снесло головной убор самого младшего из евнухов.       Пока слуги готовили застолье, Император потягивал вино, давая последние указания господину Лю и господину Сянь, который теперь был назначен главным евнухом при императорских покоях.       Вскоре в павильоне звучала громкая музыка, которую нарушал то женский, то мужской смех.       Достопочтенный удостоил вниманием старого наместника из мелкого городка Уйхэ, прославившегося во дворце как лучший рассказчик непристойных историй. Из уст этого старого развратника бесконечным потоком лились самые бесстыдные анекдоты, часть из которых были реальными историями из его жизни или подслушанными в борделях. Такой кладезь знаний делал его бесценным собеседником в глазах Императора.       - И когда эта богиня разлила вино, она стала снимать с себя последнее платье, сильно смутив господина Луа и его сына, ….       Достопочтенный шлепнул по заднице танцовщицу, что щедро подливала вино в его чашу и в который раз за вечер бросил многозначительный взгляд в зал на молодого заклинателя, ученика одной из верховных школ, приехавшего отметить Новый год во дворце Ушань.       Раньше Мо Вэйюй не видел этого юношу.       Черно-синяя одежда бесспорно шла волосам цвета воронового крыла. Поразительная безупречная белизна мраморной кожи контрастировала с алыми, как лепестки роз, полными губами. Черные глаза, полные уверенного бесстыдства, как нельзя более выгодно завершали эту картину.       Достопочтенный про себя сравнил цветущую красоту юноши и угрюмую болезненность наставника, с его желтоватым цветом кожи, черными кругами под глазами и потухшим гневливым взглядом. Вечно не довольный, попрекающий и выводящий Императора из себя.       Этот Юйхэн не стоил и мизинца красоты этого несравненного бутона.       Не привыкнув в чем-то ограничивать себя, Император сразу стал оказывать вполне двусмысленные намеки и не встретил ни единого сопротивления в виде наигранной скромности.       Весьма скоро, уединившись в соседней с залом комнате, Достопочтенный недолго думая припер молодое тело к стене, подхватил упругую задницу на весу и насадил на член, услышав вздох, полный наслаждения.       Этот незнакомец не играл в наивность, не строил из себя жертву. Он яростно отдавался Императору, без всякого сомнения, получая наслаждение от этого траха. После ночей с такой безразличной ледышкой, как Чу Ваньнин, Император каждый раз снова и снова утверждался с другими, видя как они сгорают от страсти, мечтая, чтобы Императора вытрахал из них всю душу.       Юноша и вправду был почти идеален. Его стоны не раздражали, а лишь разжигали страсть, подталкивая к более грубым действиям, которые тоже не находили сопротивления.       Податливое тело уверенно принимало в себя огромный член Императора, горячее и упругое, молодое и здоровое, полное сил и страсти.       Приближаясь к развязке, их взгляды встретились. Опьяненный наслаждением, юноша заключил лицо Императора в ладони и внезапно поцеловал.       Горечь. Его губы были горькими, словно отвратительный подгоревший соус. Тело тоже пахло… не так как надо.       Какая-то тревога вспыхнула в груди Императора. Он грубо отшвырнул любовника от себя, не желая не закончить дело.       Этот горький запах, казалось, впитался в одежды Императора. Мо Вэйюй с омерзением вытер губы рукавом. Грубо схватив юношу за волосы, развернул его спиной к себе и принялся ебать с таким ожесточением, словно хотел сломать ему хребет.       Кончив, он поправил штаны, вытер член о край ханьфу юного заклинателя и вернулся в зал. Он даже не обернулся на растерявшегося юношу и не слышал его слов.       Тасянь-Цзюня мутило от вкуса чужих губ и выпитого вина.       Осушив по дороге еще одну бутылку и прихватив с собой про запас, Достопочтенный, пошатываясь, покинул зал, к облегченному вздоху всей собравшейся публики.       ~       - Ваньнин! Чу Ваньнин!- Мо Вэйюй ввалился в свои покои, пытаясь уцепиться за дверной косяк, чтобы не упасть.       Темнота.       - Ваньнин, твою мать…? Где тебя носит, когда ты нужен?!       Почему свечи не горят? Почему снова их никто не зажег?       - Ваньнин! …Блядь….       Он добрался до дверей спальни и его глаза выцепили из темноты бледное лицо Ваньнина, обрамленное спутанными распущенными волосами. Учитель спал, но появление Тасянь-Цзюня было слишком громким и разбудило его.       - Ты снова пьян? – тихий голос согрел сердце Императора, заставляя его биться чаще.       Достопочтенный вновь был не один.       - Проводи супруга в постель, Достопочтенный не здоров.       В последние месяцы он не раз вваливался к Чу Ваньнину в Павильон, совершенно пьяный.       Но если раньше учитель попрекал его, бранил, то в этом году Император видел лишь хмурый взгляд наставника и не слышал единого слова.       Поэтому сейчас, когда Чу Ваньнин помог ему дойти до кровати, и начал пытаться единственной здоровой рукой стащить с Достопочтенного верхнюю одежду, чтобы уложить в постель, Император чувствовал себя почти счастливым.       - Тебе самому не надоело быть похожим на гнусное животное? Неужели, Достопочтенный покорил мир бессмертных, чтобы каждую ночь надираться вином?       Чу Ваньнин знал, что проснувшись, Мо Вэйюй не вспомнит и половины услышанного, поэтому намеревался утром повторить все эти упреки заново.       Продолжая в том же духе, Ваньнин сопел, пытаясь стащить с ученика хотя бы часть его одежд. Правая рука все еще была забинтована и Юйхэн не мог особо ей воспользоваться, к тому же Мо Жань был очень тяжелый и вертелся, что еще больше усложняло процесс.       - Мо Вэйюй, приподнимись, … теперь сядь. От тебя несет как от пьяницы из кабака. Хотя и ведешь ты себя… не лучше. - На висках учителя выступили капли пота. Мо Вэйюй был совсем не легкий.       - Ваньнин, давай, поцелуй Достопочтенного….       - Заткнись и попробуй сам развязать свой пояс. У меня не получается.       - Нет, сперва поцелуй Достопочтенного.       Чу Ваньнин был очень зол. Но если один поцелуй успокоит Мо Жаня и поможет поскорее уснуть- то почему бы и нет?       - Хорошо, только перестань вертеться.       - Давай, поцелуй Императора,…. Какой же мерзкий привкус от его губ. Достопочтенный ненавидит, когда его целуют такие, … Чу Фэй, поцелуй супруга, у тебя губы всегда такие…       Хлесткая громкая пощечина. Щека Императора вспыхнула огнем, а в ушах пронзительно зазвенело.       На пару секунд Тасянь-Цзюнь даже протрезвел и сумел сфокусировать взгляд на стоящем перед ним человеке.       Губы учителя болезненно поджаты, бледное лицо дрожало.       - Дурак,…. Какой ты дурак.       Чу Ваньнин прикрыл глаза ресницами, вновь осознавая всю горечь правды. Мо Вэйюй снова пришел к нему из чужой постели.       Как хотелось взять Тяньвень и пороть его до тех пор, пока не протрезвеет.       Император же снова без сил рухнул на подушку. Он не думал злиться. После пощечины его перестало мутить, что принесло неимоверное облегчение Достопочтенному. Он бы даже не разозлился на вторую пощечину, если бы она уняла эту острую боль в голове.       Чу Ваньнин поднял с пола полную бутылку вина, которую обронил Император, и сел рядом на краешек кровати.       - Дурак, ….Дурак.       Это единственное, что он мог сказать.       Обида, сжигающая изнутри, ярость, ревность и чувство полной беспомощности перед происходящим, смешались в его душе.       Казалось, Император спит.       Его точеное и красивое лицо во сне казалось таким нежным, сейчас он как никогда напоминал того маленького ученика, в чьем сердце было так много доброты и тепла.       Чу Ваньнин не удержался и протянул руку, чтобы убрать со лба Мо Жаня пряди волос.       - Ваньнин?       Голос ученика сонный и хриплый.       - Ты знаешь, этот Достопочтенный не выносит, когда другие целуют его. Это как гадко.       Ваньнин уже думал уйти, не желая слушать отвратительные признания, как Мо Вэйюй продолжил.       - Я люблю вкус твоих губ. Твой вкус. Вкус твоей кожи, особенно когда учитель возбужден. Даже твоя кровь неповторимая, сладкая на вкус, как те конфеты, что любит наставник. Иногда, когда Император ебет тебя, так хочется впиться пальцами в твой живот и разорвать кожу, чтобы увидеть, как мой член выталкивает наружу твои сизые внутренности. – он остановился и на лице появилась блаженная улыбка, от которой у Чу Ваньнина пробежала по телу ледяная дрожь.       - Видеть, как мой член двигается в твоих кишках, ужас и боль в твоих глазах. Я сейчас почти слышу отчаянные крики и рыдания.       Чем больше говорил Император, тем бледнее становился Чу Ваньнин. Достопочтенный в пьяном бреду так забылся, что снова перешел на менее достойное обращение «я», которое позволял себе только в минуты особой близости.       - С таким высоким уровнем мастерства как у Достопочтенного, он может трахнуть наложницу сколько угодно без угрозы жизни. Увидеть, как твои дрожащие горячие внутренности наполняются семенем. Как сперма разливается внутри тебя. Учитель совсем худой, каждый раз, когда Достопочтенный ебет тебя, он видит, как член поднимает мышцы на твоем животе, раздвигая твои внутренности. Все твое нутро переполняется, когда Император погружает свой член в твою тощую задницу. Учитель всегда такой горячий, а твой проход тесный и узкий. Наверняка это любопытное зрелище - войти в тебя и посмотреть, как все в животе смещается, чтобы освободить место моему члену. Увидеть, чего тебе стоит отдаться мне…. Достопочтенный желает, чтобы ты весь был мой. Слизать кровь с горячих кишок, при этом глядя в твои глаза. Да, я хочу, чтобы ты смотрел на это, видел каждый момент нашего соития, как от каждого толчка твои внутренности вываливаются из разорванного живота. И твои крики. Оглушительные, полные ужаса. Как я хочу их услышать. Повторять это ночь за ночью.       Император прервался, словно раздумывая над сказанным.       - Но, скорее всего ты сойдешь с ума. Учитель и без того вечно болеет… - он снова замолк в полной тишине, - И так всегда…       Тасянь-Цзюнь замолчал. Его тело расслабилось, плечи обмякли, голова скатилась в бок.       Алкоголь сделал свое дело и Император спал.       Чу Ваньнин все стоял, не в силах сдвинуться с места, потрясенный, боясь стука собственного сердца.       Как в бреду, он подошел к двери на балкон, тихо отворил ее и вышел наружу, ступая босыми ногами по тонкой корке льда на мокром полу.       Подступающий зимний мороз схватывал на лету мокрый снег, покрывая дворец Ушань тонкой коркой льда.       Учитель стоял на пронзительном ветру в одной нательной рубашке и мертвым взглядом смотрел в темную пустоту, слушая завывание ветра.       Короткий тяжелый хрип сорвался с его губ и он без сил опустился на колени на пол. От шока его тело не ощущало холода. Мокрая подтаявшая масса мгновенно пропитала белые одежды, но он не видел, не замечал это.       Окоченевшие пальцы автоматически перебирали мелкие льдинки с пола, лицо было мокрым от снега.       Ему хотелось закричать от ужаса и беспомощности, самому разорвать себя и свою плоть. Если хоть на секунду такая ужасная мысль настигла разум ученика, темный цветок усилит их троекратно. Что ждет тогда наставника? Неужели ему придется и вправду вынести такую чудовищную пытку?       Он закусил губу, чтобы заглушить стон, рвущийся из груди.       - Мо Жань… Бедный Мо Жань. Прости меня, если бы ты знал, как сильно я ошибался.       Все вокруг смешалось, словно в бреду.       Не чувствуя ног, он поднялся и добрался до кровати, как что-то звякнуло рядом.       Вино? По запаху это были не "Белые цветы груши", но, Чу Ваньнин уверенно опрокинул в себя всю бутылку.       Услышанное парализовало его разум. Все его существо не могло смириться с этим, но учитель не в праве осуждать Мо Вэйюя. Не вправе врач судить больного за симптомы болезни. Именно такой, мокрый, замерзший, он влез на кровать рядом с учеником. Одного взгляда на спящего Мо Жаня было достаточно, чтобы учитель окончательно потерял остатки самообладания.       - Прости. … Прости меня. Я такой плохой учитель. Как я мог быть так безразличен, так слеп. Что они сделали с тобой?       Мо Вэйюй, увидит ли учитель когда-нибудь твое исцеление? Только он виноват во всем, не ты.       Он подполз ближе, заглядывая в безмятежное лицо ученика.       - Я так ошибался. Ты был прав, я плохой учитель и я совсем не знаю, как помочь тебе. Не знаю, как вытащить этого паразита из твоей груди…       Потерянный в этой зимней буре, обессиленный за столько лет плена, он склонился на учеником и прижался губами к его губами.       Был ли он когда-то Старейшиной Бэйдоу? Или так и родился наложницей Императора?       Ваньнина трясло от холода, но он не замечал этого. Боль и ужас совсем лишили его рассудка, а сил на борьбу уже не было. Он сделал все, что мог, и все равно был бессилен.       Он и раньше решался сам поцеловать Мо Вэйюя, но решался переступить черту, показаться совершенно распушенным и похотливым и выслушивать гнусные насмешки ученика.       Сегодня старейшина Бэйдоу осмелился.       Вино и раздирающая душу боль дурманили разум.       Всем телом прижавшись к ученику, он страстно и даже властно целовал его в губы. За столько лет совершенно бесстыдной жизни, даже такой чистый даос без сомнения знал многое, хотя Тасянь-Цзюнь до сих пор был уверен в совершенной неспособности своего учителя на такие затеи.       Чу Ваньнин, старейшина Бэйдоу, звезда ночного неба, впервые забыл себя настолько, что сам не узнавал себя. Он желал этого мужчину, он любил его, любил делить с ним постель.       Он с жадностью приник к этому источнику, лаская губы Мо Жаня.       Жар от болезни и ран, отчаяние, ужас и крепкое вино полностью оглушили его. Он плакал, глядя на спящего ученика, шепча о прощении.       Чу Ваньнин раньше мог пить вино не пьянея, но сейчас нервное истощение сделало свое дело.       Лишь совсем лишившись сил, он свернулся рядом, проваливаясь в тяжелый сон.       ~       Император очнулся от холода, сковавшего тело. Воздух в комнате остыл, изо рта во время дыхания шел пар.       Достопочтенный не спешил вставать. Яркий белый свет, беспощадно бьющий из маленького оконца и из-за занавесей, неприятно резал воспаленные глаза.       За одну ночь над Дворцом Ушань поздняя осень сменилась морозной зимой. Дождь превратился в мокрый снег, а к рассвету - в настоящую метель.       Стоило Достопочтенному приподнять голову, как тело отдалось ломотой, напоминая о вчерашней попойке, а череп раскалывался, будто в него всадили иглы.       Кто-то оставил дверь на балкон распахнутой и в открытый проем за ночь ветром намело небольшой белый сугроб.       - Кто оставил дверь открытой?! – Тихо прохрипел Император, ругаясь на незримых слуг.       Кругом одни проходимцы. Уложили Достопочтенного в таком неподобающем виде спать, оставляя открытой дверь?!       Поморщившись, он потер жилку у виска и предпринял еще одну попытку встать. Мышцы ломило, словно по нему били палками сто евнухов в течение всей ночи.       Щурясь от яркого света, мужчина потянулся, чтобы размять затекшие мышцы, внезапно замечая слева от себя лежащего человека.       Ваньнин спал рядом, в одном нательном белье, свернувшись в комок, словно желая уменьшиться в размерах.       Одежда благородного Бэйдоу была перепачкана в грязи, ступни босых ног почти черные. Холодное, почти околевшее тело, только едва слышное дыхание выдавало слабые признаки жизни.       Нельзя сказать, что Достопочтенный сразу сильно разозлился на своего непокорного пленника. Ваньнин был рядом, как и полагается. Но в каком виде он посмел лечь рядом с Императором?       Безупречные черты лица Достопочтенного скривила гримаса отвращения.       Чу Ваньнин снова болен, снова рискует своим и без того подорванным здоровьем.       В раздражении, Император чуть не спихнул любовника на пол.       Тасянь-Цзюнь, величайший из всех заклинателей, обладающий выдающейся силой, которой равной нет в мире бессмертных, не желал победить только одного человека - самого себя.       Поэтому так трудно ему давалась борьба с самим собой.       Хотя разум подсказывал, что учитель, скорее всего, пострадал ночью от рук Достопочтенного и поэтому пребывает в столь жалком виде, Император желал выместить негодование на этом тщедушном теле.       Одна мысль о возмездии приносила удовлетворение демонической натуре Тасянь-Цзюня.       Подцепив край одеяла, он небрежно накинул его на плечи учителя и пнул кулаком в спину. Ваньнин дернулся и приподнялся на локте.       - Просыпайся! Достопочтенный снова проснулся, когда ты нежишься в постели? Почему такой непристойный вид? Разве Император позволял тебе валяться в грязи в его отсутствие?       Надо признать, что учитель выглядел на редкость паршиво. Бледное лицо пошло странными пятнами, судя по всему ночью ему пришлось плакать. Опухшие глаза и скованность движений говорили о напряжении, которое испытывал Ваньнин.       Неужели Достопочтенный, придя в свои покои, затащил Чу Ваньнина на балкон и трахнул на полу?       Тогда Ваньнин без сомнения будет злиться несколько дней, настойчиво уклоняясь от ласк супруга.       Но Чу Ваньнин молчал, сердито уставившись на Достопочтенного.       В памяти Императора возник странный образ, бледное лицо учителя в ночи, который тихим севшим голосом ворчит на него, помогая кое-как стащить тяжелые парчовые одежды. Как приятна была эта незамысловатая забота. Поведение Ваньнина всегда отличалось от того, как вели себя с Достопочтенным прочие рабы или Императрица. Эта женщина, сладкая как гнилой плод, но никогда не смевшая перечить.       Яростный огонь, сжигающий сердце повелителя погас, как костер под легким летним дождем. Угли тлели, готовые вспыхнуть в любой момент, но обжигающие языки пламени больше не ранили.       Закрыв окно на балкон, Достопочтенный призвал слуг и одним щелчком пальцев развел огонь в жаровне. Вернувшись к постели, Император сел рядом с дрожащим от холода учителем и пальцами заставил вздернуть подбородок и посмотреть в фиолетовые, полные гнева глаза.       - Император видит, что учитель обижен на него за случившееся ночью? – он потянулся и сухими подушечками пальцев погладил по ледяной щеке учителя. – Наложнице Чу не положено выражать недовольство, что этой ночью ее супруг счел нужным выполнить свой долг не на супружеском ложе.       Мо Вэйюй ничего не помнит, это принесло некоторое облегчение, потому как учитель считал свое поведение вчера крайне не сдержанным. Но такое дикое предположение? Ваньнин распахнул глаза, в изумлении слушая речи Императора.       Тот наклонился над самым ухом наложницы, сперва лизнув шею, а потом языком мочку уха, в которую была вставлена алая серьга. Чу Ваньнин дернулся в сторону, еще больше хмуря брови.       - Оставь меня.       - Как неожиданно. Достопочтенный поражен. Прошлым утром благородный наставник с таким удовольствием принимал в себя хуй повелителя и подмахивал бедрами. Следы твоих зубов и ногтей все еще видны. Чу Ваньнин, не нужно испытывать терпение Достопочтенного.       - Мо Вэйюй, оставь меня, я хочу встать.       - Сердце учителя подобно льду, верно? Неужели Достопочтенный будет вынужден каждый пускать в ход афродизиак, чтобы ты растаял и стонал под Императором как похотливая развратная шлюшка?       Чу Ваньнин сперва просто отвернулся, но постепенно смысл сказанного начал доходить до него.       Каждый раз? Но…       Он обернулся. Напряженное лицо учителя заставило Императора рассмеяться. Если бы сознание Мо Вэйюя не было отравлено цветком, он разглядел бы в глазах отчаянную мольбу. Нет, пусть это будет не правда. Минуты единения, дарящего радость, были так редки.       Неужели вчера это было лишь наваждение, вызванное наркотиком?       Неужели нет ни тепла, ни душевной близости, только низкая животная похоть и желание поглощать, торжествовать, властвовать.       - Да, учитель. Вчера Достопочтенный трахал тебя, тайком воспользовавшись не той смазкой. Но признай, те стоны, что слышал Император, были восхитительны. Ты кончил три раза и почти рыдал от радости, выгибаясь навстречу моему члену в своей дырке. А как ты изгибался, чтобы насадиться самым чувствительным местом на мой хуй?       - Замолчи….- губы учителя задрожали       - Нет, слушай дальше. Разве может твой супруг забыть, как ты вчера крепко сжал его ногами, бесстыдно изливая свое семя на живот Императора?       - Замолчи!       - В следующий раз Достопочтенный использует афродизиак в самых интересных местах. Наставник постоянно испытывает терпение Императора. Чтож, посмотрим, не захочет ли целомудренный Бэйдоу услаждать слух моих министров, когда я буду за ширмой отчаянно трахать тебя, обмазанного мазью?!       -…!       Чу Ваньнин было поднял левую руку, чтобы залепить бесстыднику пощечину. Краешки глаз увлажнились. Не выдержав пристальный насмешливый взгляд Императора, его улыбку, полную торжествующего самодовольства, Ваньнин опустил руку и поник.       - Отлично, раз Чу Фэй смирилась, тогда вставай, Достопочтенный не желает завтракать один.       Излив яд, Достопочтенный поднялся, чтобы переодеться в чистое и смыть с себя воспоминания о прошлой ночи.       Оставшись один, Чу Ваньнин задернул шторы и закрыл лицо руками, поддавшись минутной слабости.       Человек, желающий вырвать его внутренности и пить кровь. Ученик, безжалостно насмехающийся над любой минутой счастья наставника. Жизнь, где правда и ложь сплелись единым клубком.       Все, что он мог дать Мо Жаню - это тело. Но это тело еще было живо, в нем была душа и она кровоточила от ран.       То, что было отличным трахом для Императора, для Чу Ваньнина было близостью с любимым человеком, которая теперь снова смешана с грязью, как и все остальные ночи, безликие и полные развратной похоти и ненависти.       Он мог дать Мо Жаню только свое тело.       Спрятав боль, он заставил себя встать и смыть с себя грязь, чтобы разделить трапезу с Императором.       - Наставник скучает?       Едва Ваньнин сел напротив, как Император швырнул в него косточкой от сливы.       - Не надо так хмуриться, Достопочтенный пока не сердится. Ешь, это приказ.       Чу Ваньнин раскрыл ладонь и посмотрел на сливовую косточку, которая упала ему в руку. Резкая смена настроений, внезапный гнев и раздражение на пустом месте. Чаще всего с момента пробуждения. Симптоматика одного случая полностью походила на другие. Казалось, незримый кукловод дергал за нить, и его марионетка покорно откликалась на призыв. Первые два года наставник был слеп к этим проявлениям. Хотя и сейчас, изучив природу болезни ученика, Чу Ваньнин не совсем понимал, как справляться с подобными приступами. Единственным изредка действенным способом оставался секс с учеником. Вымещая всю ненависть в страстное соитие, Тасянь-Цзюнь смягчался.       Как это унизительно. Но внезапно, Чу Ваньнин нахмурился, и затем вспыхнул румянцем вспомнив слова, произнесенный Мо Вэйюй там неосознанно: «Достопочтенный не выносит, когда другие целуют его. Я люблю вкус твоих губ.»       Ученик так забылся, что даже говорил о себе «я», недостойное Императора.       Чу Ваньнин никак не мог понять собственные мысли - приятна или постыдно для него знание, что ученик и вправду некогда возжелал его убогое тело так сильно, что это переросло в безумную одержимость.       Он поглядывал на Императора из-под опущенных ресниц, не решаясь сделать то или иное.       - Учитель снова не ест? – Достопочтенный раздраженно отодвинул от себя пустую тарелку.       Его хмурый взгляд изучал тонкую фигуру напротив, замотанную в яркий зеленый халат. Чу Ваньнину этот цвет был не к лицу, тем забавней было заставлять его одеваться именно так - словно он был кичившейся своим положением и достатком наложница.       - Наставник выражает недовольство тем, что Достопочтенный ночью не проявил должного участия? Неужели супруг не достаточно усердно оттарахал тебя и ненасытная натура благочестивого наставника не получила нужного удовлетворения?       Чу Ваньнин поднял на Императора полный боли взгляд. Мольба. Он так устал, обессилел, истощен.       - Ну чтож, после завтрака Император исправит это недоразумение. Если наложница не хочет есть, отправляйся в постель и жди меня.       Чу Ваньнин по своей природе был решительным человеком, но чувственная и личная сторона дела всегда для него были неизведанной трясиной. Сейчас, когда личная жизнь стала причиной его позора, он тем более не решался обсуждать подобные вопросы с тем, с кем вынужденно делил постель.       Между ним и учеником всегда была незримая стена. Не смотря на то, что он любил этого мужчину, за многие годы близости Мо Вэйюй ни разу не помогал ему избавиться от стыда, что он, учитель, презрел нравственность, честь и услаждает ученика в постели. Напротив, это было одной из главных причин насмешек Тасянь-Цзюня и порождало в душе учителя еще больший стыд за его любовь, за то, что он, Юйхэн, до сих пор не в силах справиться со своим чувством и желает этой близости.       Стыд за любое чувство, за мельчайшую проявленную ласку. Больше всего Ваньнину хотелось ощутить покой, вернуть твердую почву под ногами, быть рядом с учеником, но при этом сохранить самоуважение. Но разве это возможно, когда над твоим чувством глумятся и высмеивают любой вздох удовольствия во время соития. А затем насильно кормят афродизиаком, чтобы дать больше повода для новых унижений.       - Достопочтенный разрешит задать вопрос?       Холодно и отчужденно, Император скривился в презрительной гримасе. Красивое лицо ученика было обезображено навсегда ядом цветка, поражающем его сердце.       - Я хотел узнать, правда ли Достопочтенный во время соития хочет разорвать мое тело, вкусить мою плоть и выпить кровь?       Алые губы Императора поджались от раздражения.       - Наставник желает попробовать?       - ….!       Почуяв страх, Достопочтенный вдохнул аромат, идущий от тела Чу Ваньнина.       - Когда ты смущен или испуган ты приятно пахнешь. – Он налил в свою чашку вина.       - Как же ты жалок. Ничтожен. Ты ничтожество, Чу Ваньнин. Наставник желает знать, как он выглядит со стороны? Твое жалкое тело, истасканное и испробованное мною, использованное на усмотрение Достопочтенного. Я обкончал уже каждый сантиметр твоего тела и снаружи и внутри. Тощий и облезлый, жмущийся в угол, словно старая шлюха, играющая в невинность. Ты жалок.       Лучше бы он умер. Ваньнин прикрыл глаза, пытаясь бороться с пронзительной болью. Его душа разлеталась на части. Старая шлюха, играющая в невинность?...       - Достопочтенный разрешит вернуться в Павильон?       - Нет, ты останешься здесь. Со мной. Чем больше боли тебе это принесет, тем забавней это будет.       Еще вчера Мл Вэйюй не был в таком дурном расположении. Ученик с самой чистой откровенностью юности хотел играть в настольные игры, смеялся. Да, это была безжалостная эгоистичная мальчишеская жестокость. Но в ней не было и капли этой темной ярости.       В чем дело? Что изменилось за одну ночь?       Чу Ваньнин в одно мгновение принял решение. Что хотел все эти годы Тасянь-Цзюнь? Его тела. Даже будучи в ярости он с неудержимой силой желал этой близости? А теперь хочет еще разорвать его плоть? Хорошо.       Если это лекарство, он даст его….       Все равно, что сочтет нужным сказать этот безумец. Учитель и так давно пал, все слова Императора безжалостно облекали правду в слова.       Он встал с кушетки и быстро подошел к Мо Жаню, решительно и уверенно садясь боком на колени ученика. Эта внезапность заставила Императора удивленно вскинуть брови. На мгновение учитель дрогнул, увидев издевательски ядовитую усмешку на лице ученика.       - Мо Вэйюй, если Достопочтенный хочет….- он взял ладонь Тасянь-Цзюня положил себе на живот. – Это успокоит Достопочтенного? Надави чуть сильней, ты чувствуешь? Это то, чего хочет Достопочтенный?       Пальцы Императора впились в зеленый шелк, сминая его и задрожали, кровь отхлынула от лица. Безумный блеск в глазах потух, как вдруг его плечи свела судорога и изо рта вырвался хриплый смешок.       Он сжал Ваньнина в стальной объятиях, уткнувшись в грудь учителя и смеялся, содрогаясь всем телом. В этом безумном смехе было нечто ужасающее, от чего по телу Чу Ваньнина побежали мурашки.       Сердце учителя разрывалось от понимания грядущей потери.       Его ученик смертельно болен, разве в праве он, видя симптомы болезни осуждать? Кто еще позаботится о безумце, который своими руками убил всех родных, уничтожил сотни тысяч.       - Достопочтенный этого хочет? Так я здесь. Император может сделать все.       Достопочтенный вдруг уткнулся в черный шелк волос наставника. Наступила тишина.       - Достопочтенный пошутил. – Донесся тихий хриплый шепот Императора.       - Он не причинит тебе зла. Император обещал беречь тебя, пока учитель не выздоровеет.