Одиночество

      Значит, это конец? Джонни от нервов хочет, как обычно, натянуть волосы, широкими шагами заметаться туда-сюда, что-то недовольным тоном бурчать. Закурить, в конце концов. Но ком в горле такой тяжёлый, что гвоздит к месту, и Сильверхенд не может сделать ровным счётом ничего. Только стоять и смотреть. И заглатывать слова, которые говорить уже слишком поздно.       — Никому бы не пожелал застрять с тобой в одной голове, Джонни, это был сущий кошмар, — твердит Ви, смотря ему в глаза. За этими словами — правда о том, что он ни с кем другим не готов был делиться своим персональным адом, а сам бы еще тысячу раз в нём сгорел. Но он же этого не скажет. Он только говорит: — Всё равно спасибо.       — Ага. Повторюсь в последний раз, ближе тебя у меня никого не было, Ви, так что, спасибо, что терпел всё это. Но, если бы мне дали выбор, с кем перемешаться сознаниями, я бы твой больной мозг за милю обошёл, — Сильверхенд говорит таким тоном, будто шутит. Но он не шутит — он безбожно врёт. Джонни уже почву прощупал, и готов был зайти дальше простого обмена мыслями, но время истекло, впереди — только забвение, а он всё еще держит маску и будет до конца из себя невесть что строить. Как и Ви.       Тут, в Сети, среди мерцающих пикселей, красных и синих, они растворятся. Такое вообще возможно? Как они могут быть лишь набором нулей и единиц, бесчувственными энграммами, если прямо сейчас Сильверхенд смотрит на Ви, который для него здесь единственный ориентир: такой живой и знакомый, умиротворённый и спокойный, глядит на рокера в ответ так, будто… прощается? И сердце у Джонни от этого болит. Стучит и ломается, будто живое. Интересно, в коде и это прописано?       Если тут время течёт иначе, могут ли они вернуться в самое начало? Оказаться в каком-нибудь протухшем мотеле или даже на помойке, трястись от страха и неопределённости, материть друг друга, грозиться убить, бесноваться и заходиться в яростных припадках? Это было бы всяко лучше, чем стоять тут, когда всё уже определено, и остаётся лишь сделать последний шаг в пропасть.       Когда Ви соскользнёт вниз, в колодец с цифровым льдом, Джонни будет надеяться, что тот долетит до конца бездонного ничто. И сможет жить дальше.       — Я, если честно, в шоке, что ты мне помог. Думал, ты совсем конченый еблан и в последний момент всё изъебёшь. А ты оставил свои импульсивные попытки взорвать «Арасаку» и так далее… не жалеешь? Еще можем передумать: если ты вернёшься в тело, проживёшь гораздо больше, чем я.       — Нет, Ви, моя песня спета. Я уже забрал тысячи жизней и облажался. Не могу забирать еще и твою.       — Значит, всё-таки жалеешь?       — Это всё ты. Засел у меня в голове и плетёшь тут сопливые речи. Вот исчезнешь — и всё придёт в норму. Иди уже.       Нет, если бы они вернулись в начало, Джонни сделал бы всё иначе. Вырубил бы в себе заносчивого мудака с первых секунд, правда? А что мешает сделать это сейчас? — Уже слишком поздно. Вот, чем он себя утешает. И сам в этот бред не верит.       И всё же: это тут время течёт медленнее, или они оба действительно стоят, как истуканы, и не могут решиться?       Застряв в пугающей, непроглядной тьме цифровой бесконечности, Джонни видит Ви в последний раз. Впивается в него взглядом, и, пусть читать мысли больше не может, всё равно понимает, что ни один из них не хочет такого исхода. Сейчас уже нет, но сказать об этом слишком сложно, ведь на горло обоим давит то ли необъятный монолит гордыни, то ли неизбежное понимание того, что такой выход для них единственно верный. Джонни надеется, что это второе. Головой понимает, что, всё же, первое, потому что он никогда не умел вовремя прощаться и говорить нужные слова. Тот, кто создал его энграмму, постарался на славу, и Сильверхенд этого кого-то до сорванной глотки ненавидит, хотя ненавидеть надо себя самого.       Он так же упустил и Альт когда-то. Спокойный тон, нежные прикосновения смог подарить только её бездыханному телу. А показать, что ради неё готов, в буквальном смысле, город разнести термоядерными зарядами… так и не успел на самом деле. Сделал это уже для себя, в попытках заодно взорвать и беспощадно сжирающее его чувство вины, но не помогло. Интересно, нависнув сейчас над ними, цифровая версия Альт, что утверждает, будто Джонни как облупленного видит и наизусть знает, чувствует ли она, как он себя до омерзения ненавидит и презирает? Или она только надменно смеется, потому что Сильверхенд действительно неисправим: предпочтёт одними и теми же граблями раз за разом получать в лицо, чем переступить через себя и оказаться на шаг ближе если не к счастью, то хотя бы к подобию нормальной жизни?       Ви отмирает. Подходит к колодцу, садится на край. Джонни садится рядом. Давай же, сейчас, скажи ему всё, что ты думаешь на самом деле. Всё, что чувствуешь. Но Сильверхенд держится до последнего, убеждая себя, что Ви всё это не надо. Не стоит грузить его бесполезными слабостями, а то еще скучать будет, как вернётся в нормальный мир. Джонни не в курсе, что Ви в любом случае будет скучать. Или в курсе? И тот ведь тоже не признается, как баран застряв рогами в воротах собственной гордости.       — Ладно, я пошёл. Прощай, Джонни. — Ви лезет в колодец, и не чувствует почти никакого волнения. Как будто в любой момент сможет вынырнуть и вернуться назад.       Почему так быстро?       — Давай. — Сильверхенд кладёт руку на плечо, пытается запомнить ощущение. Если от него и останется что человеческое, когда он уйдёт за Альт в последний путь, это будет связано с Ви. Они ведь до самого конца теперь одно целое. Да и после конца тоже. Ну, всё, надо быстрее заканчивать эту драму. Джонни толкает его и болезненно улыбается: — Прощай, Ви. Дерись до конца.       Он ловит каждое мгновение и всё еще верит, что сможет окунуть руку в пропасть и вытащить Винсента на раз-два. А тот ускользает, путается в текстурах, и в какой-то момент Джонни осознаёт, что всё, конец, доставать уже некого. Это та самая секунда, к которой они так долго шли, пробирались через тернии, кровь и говно… куда? К этой точке. И теперь, сидя здесь, Джонни не чувствует ничего. Почти.       Интересно, как там Ви? Он уже долетел до того края?       Найт-Сити кажется таким нереальным, далёким. Но Сильверхенд внезапно хочет вернуться. Он вдруг понимает, что не всё сказал. Идиот. Как обычно.       Он молча встаёт и идёт за Альт. Она видит его насквозь? Пусть тогда ответит на вопрос, бьющий в голову острым молотом. Или надо спросить самому? Он бы не осмелился заговорить об этом в присутствии Ви, но теперь он один. И надо всего лишь переступить через себя и сказать пару слов, почему это так сложно? Просто начни. Начни — и тогда уже не сможешь остановиться.       — Альт, — он зовёт её перед тем, как сделать последний шаг и исчезнуть навсегда. — Ты сможешь меня вернуть?       — Нет, — холодно отвечает она и следует дальше. Зовёт за собой.       А Сильверхенд стоит и не двигается. Не знает, что за чувство разрастается в груди, и чьё оно: его собственное или Ви, который с того света настойчиво просит не рыпаться. Почему? Всё ведь уже кончено. Или нет? Он оборачивается, смотрит на колодец. Цифровая вода в нём блестит ровной гладью, даже не думает шелохнуться. Так что за внезапный порыв прыгнуть туда, вслед за Ви? Он же улетит в ад, на той стороне его уже не ждёт тело, оттуда он точно не сможет выбраться.       И тут Альт останавливается тоже. Будто что-то чувствует. В её коде, наверное, сбоит, и она усмехается. Еще способна на это?       — Человеческий фактор... — Она смотрит в цифровое небо, если таковое вообще существует. — Удивительная вещь. — Разворачивается, появляется рядом с Сильверхендом и смотрит прямо на него. — Иди, Джонни. И не облажайся на этот раз. Я уничтожу «Микоси» сразу после.       Один конструкт погоды не сделает. Она и без него справится, забрав остальных. Даже легче будет без надоедливых строчек кода своего бывшего, который каждую минуту пытается извиниться и впарить ей жалостливые воспоминания. Пусть уходит к такому же идиоту, который, не успев вынырнуть на той стороне, додумался до полной дикости. Они друг друга стоят.       Сильверхенд хмурится, будто она несёт какой-то бред. Видит в красной фигуре ту самую Альт, которую когда-то любил, и которая любила его. Он как олень, застывший перед светом фар. Как мальчишка. И затем понимает. Альт нашла лазейку для него. Последний раз, финальный подарок судьбы.       В мире, где расстояния не существует, Джонни мгновенно оказывается на краю колодца и срывается вниз, в неизвестность. Молясь, что долетит до конца.