Обещание на мизинчиках или мама, чёрт возьми...

Он не слышит о Мэри. Может быть, это признак того, насколько вырос Нил или того насколько сильно он пал, что через неделю он открывает свой телефон, чтобы позвонить ей. У него нет ее номера. У нее нет телефона. Зачем ей? Кому она позвонит? Через две недели он звонит дяде Стюарту. — Я не знаю. Она не связывалась с тобой? Послушайте, я говорил с Маленьким Боссом, но я не уверен — я не мог точно сказать ему, как с ней связаться. Он не разговаривал с тобой? Либо он ее совсем не ищет, либо знает, где она. Оставайся в безопасности. Не разочаровывай его. Нил ищет ее, куда бы он ни пошел. Та женщина, которую он заметил в Колумбии — это она? Этот студент в библиотеке выглядел немного старше, чем ожидал Нил. Это была вспышка белого? Красного? Это был парик? Он ищет ее только тогда, когда он в своих любимых местах — на тренировках, в библиотеке или в столовой. А потом он ищет ее только за пределами этих мест — когда он выходит на пробежку, или когда они едут в Колумбию, или у Идена. А потом, через два месяца, он вообще перестает ее искать. Нил и Эндрю привыкли увозить Кевина с корта на выходные, чтобы они могли остаться в Колумбии. В доме Ники поначалу летали призраки воспоминаний, но они вытащили и остальных лисиц, или, может быть, точнее было бы сказать только старшеклассников и Робин, нападающего Нила, и когда они ушли, они забрали с собой призраков. В конце июля Нил и Эндрю совершают сложный маневр: в одиночку перебираются в дом на выходные. Это требует помощи — Вэймак дает обещания, которые, вероятно, сдержит; Кевин вооружен записью всех новостей, касающихся смерти Рико; Ники дает обещания, которые он, вероятно, забудет сдержать; Аарон закатывает глаза. Остальные «Лисы» обещают, что Кевин никогда не останется один; Мэтт тоже, возможно, это единственная причина, по которой Эндрю хочет уйти. Кевин сейчас может быть в безопасности, но старые привычки умирают с трудом. Но им это удалось. Когда они одни, дом выглядит иначе. Нил кладет ключи на столик у входа, а Эндрю закрывает за ними дверь. Он несет продукты на кухню, выгружает охлажденные в холодильник. В доме тихо, спокойно, и в абсолютной тишине шума Нил слышит, как Эндрю запирает дверь — теперь и в доме безопасно. У них есть время, понимает Нил, когда он присоединяется к Эндрю в коридоре. Кевин не влезет; никто не собирается их перебивать. Нил не уверен, следует ли ему в полной мере использовать это время и проводить каждую последнюю секунду, целуя Эндрю, или все это время — акры, бесконечно тянущиеся в будущее, до понедельника — означает, что им не нужно торопиться. — Да или нет? — Эндрю говорит. Нил понимает, даже когда он говорит «да» и наклоняется, что он провел пять минут, глядя на Эндрю, просто стоя здесь, в освещенном солнцем, пустом холле. А потом: Эндрю Руки Эндрю на талии, на бедрах. Губы Эндрю на его, язык Эндрю на его, волосы Эндрю в его пальцах. Звук дыхания Эндрю, тяжело дышащего, громкого в тишине. Знание того, что грудь Эндрю двигается так же тяжело, как и у Нила, почти невозможно. Смотреть на Эндрю — слишком много, говорит его запутанный мозг, слишком много, — но Нил все равно смотрит, открывая свои глаза и видит, как зрачки Эндрю расширились, его щеки покраснели, и Нил издает звук, который должен смущать, за исключением того, что Эндрю выглядит так, как будто он запоминает это, сохраняет его в своëм сознании. Эндрю и отступает, и нет, его рука опускается на руку Нила, и Эндрю тянет его к лестнице — останавливается на первой ступеньке, включает кондиционер (было тихо без кондиционера, но как только ветерок повеял из ближайшего вентиляционного отверстия, касаясь локтя Нила, послышался тихий шум), а затем поднимается по остальной лестнице в спальню в конце коридора. Нил закрывает за собой дверь, хоть в доме никого нет, просто потому, что это заставляет его чувствовать себя в большей безопасности, и поворачивается к Эндрю, который касается подола рубашки Нила. — Оставить или снять рубашку? — спрашивает Эндрю. — Ты уверен? — спрашивает Нил. Эндрю не удосуживается ответить.  — Ты уверен? — повторяет Нил, — Пустое лицо — это не ответ. — Да, — говорит Эндрю. Нил стягивает рубашку, его кожу обжигает горячий воздух. Пальцы Эндрю касаются шрамов на его коже в том месте, где его ударили железом, а затем мучительно медленно скользят к шее Нила, чтобы потянуть его вниз для поцелуя, более горячего, чем летнее солнце. Другая рука Эндрю сжимает бедро Нила, притягивая его ближе, живот Нила прижимается к хлопку рубашки, а затем Эндрю перемещает его ближе к кровати. Нил вырывается — это героическое усилие, в ходе которого он физически отрывает свое тело от тела Эндрю — и чуть не падает на кровать, таща Эндрю за собой, отскакивает назад и сминает одеяло, (Эндрю заправляет постель, когда выходит из дома, но не считает нужным делать это в общежитии) и откинувшись на стопку подушек (у Эндрю только одна в общежитии, места нет, но здесь их так много, что можно сделать большое подушечное гнездо) — Я собираюсь лечь на тебя, — шепчет Эндрю Нилу в губы, — Да или нет? — Да, — выдыхает Нил, вздыхая от чего-то вроде облегчения, когда Эндрю опускается на него сверху, тяжесть прижимает его к кровати, подношение, которое Нил знает лучше, чтобы принимать как должное. Бедро Эндрю упирается в член Нила, и столько самообладания, которое требуется, чтобы не двигаться, не искать какого-то трения, чего-то, чего угодно, он отстраняется, чтобы попытаться отдышаться, проводит своим ртом по челюстной кости Эндрю и вниз по всему телу, в сторону его шеи . — Фетиш, — говорит Эндрю глубоким и грубым голосом, который почти умиляет Нила. — Это не мой фетиш, — говорит Нил, ухмыляясь и снова находя рот Эндрю. — Мой фетиш, — выдыхает он в следующий раз, когда ему нужна минута, — это все, что тебе нравится. — Я бы хотел, — отвечает Эндрю, — чтобы ты заткнулся. — Заставь меня, — бросает вызов Нил, и Эндрю делает (Нил считает секунды, отсчитывая биение своего пульса по-русски, он начал учить, Эндрю начал учиться позже, ((но намного быстрее, чем Нил, память Эндрю)), так что они могут говорить на языке, который никто не понимает, и Нила немного волнует, что этот секрет, он достаточно хорошо умеет хранить их, это не опасный, болезненный секрет, это что-то яркое, как пламя на ветру, которое он хочет ощутить своим телом. Он считает по-русски, для себя и Эндрю, для Нила-и-Эндрю. Кто-то на днях сказал, что они встречаются, и Нил не поправил их, и Эндрю тоже, Нил хочет обнять Эндрю ногами, руками, хочет, хочет, двести один, двести два, двести три, ноги остаются на месте, руки остаются в волосах, он не будет как они, он не позволит себе быть таким, он не возложит эту ношу на Эндрю, двести четыре, двести пять и, спустя бесконечное количество времени, триста два, Нил громко скулит, не забывает молчать, вспоминает, что ему это не нужно, стонет: Эндрю… Эндрю делает паузу. Смотрит на Нила, как он это делает часто, (воспоминания Эндрю, с достаточным количеством времени Нил сможет перенаправить некоторые из своих старых триггеров, связать их с новыми воспоминаниями, Эндрю никогда не сможет забыть, но, возможно, с достаточным количеством времени он сможет сделать то же самое). Эндрю наклоняется, целует уголок открытого рта Нила, целует его челюсть, его горло, а затем опускается, опускается, проводя ртом по липкой от пота коже, к одному шраму, к другому, рассеянные мысли Нила не выдерживают вместе достаточно долго, чтобы разместить шрамы, вырвать воспоминания, связанные с получением этих шрамов, а не тогда, когда все его существо сосредоточено на том, чтобы не двигаться, — Дрю, — он хватает Эндрю за волосы, просто чтобы чем-то заняться пока Эндрю расстегивает штаны Нила, поднимает бедра, когда Эндрю дергает, ослабляет хватку за волосы Эндрю, когда тот садится, хватается за простыни, когда воздух касается его члена, его ноги, ветерок дует по его чувствительной коже, когда включается кондиционер, а затем — тепло. Теплая рука, одно прикосновение которое вызывает стон у Нила, а затем рот Эндрю, теплый, влажный и его язык, и Нил стонет и позволяет своим глазам закрыться, Эндрю постукивает его по руке, и Нил перемещает ее с простыней к волосам Эндрю, осторожно, чтобы не держать слишком крепко, не тянуть, не толкать, не двигаться, рука Эндрю на бедре Нила, Нил кладет свою руку сверху, каждый мускул в теле Нила идет на поддержание его до сих пор, шестьсот тридцать три, шестьсот тридцать четыре, нечленораздельные звуки, выходящие из его рта, пока он сдается. — Эндрю… Дрю… — предупреждающе говорит он, затаив дыхание, и Эндрю гудит. Мгновение спустя зрение Нила проясняется, потолок плавно переходит в фокус. Он тянет Эндрю за руку, и Эндрю поднимается и целует Нила; это невкусно, но Нил счастлив поцеловать его. Рука Эндрю движется между ними, и Нил знает, что лучше не смотреть; вместо этого он шепчет Эндрю в губы, а иногда и на ухо бессмысленное ободрение на английском, немецком, французском, на всем, что приходит в голову. Когда кажется, что Эндрю уже близко, Нил проводит по шее Эндрю носом, Эндрю напрягается, у него перехватывает дыхание. Нил расслабляет руки, обнимая Эндрю за плечи, поэтому, когда Эндрю отстраняется, ему легко уйти. Нил поднимается на ноги и встает с кровати без предупреждения, хватая нижнее белье и джинсы по пути к выходу и закрывая за собой дверь. Он двигается быстро, проводя минимальное количество времени в ванной, а затем направляется вниз, на кухню. По дороге они зашли за продуктами. Куриные грудки — без костей — потому что это было похоже на начало еды; шпинат, потому что он казался хорошим выбором; соус альфредо, потому что им показалось, что он сочетается с курицей и шпинатом; молоко, потому что в доме всегда есть коробка лаки чармс; килограмм мороженого, потому что Эндрю; и четыре апельсина, потому что Эндрю потратил пять минут, пытаясь на них не смотреть, но безуспешно. Сейчас Нил хватает именно апельсины, и они большие — очевидно сезонные. Он начинает их чистить, липкая пыльца на кожуре покрывает его пальцы, сладкий запах цитрусовых плывет в медленно остывающем воздухе. Он дошел до второй половины второго апельсина, когда он поднял глаза и обнаружил Эндрю, стоящего в дверном проеме. Нил кивает на первый апельсин, уже очищенный от кожуры, лежащий в миске, а Эндрю подходит и отрывает дольку. — Почему? — спрашивает Эндрю. — Что почему? — спрашивает Нил, выбрасывая остатки кожуры в мусор. Он кладет второй апельсин в миску и идет мыть руки. — Мы купили это? — Миски? Полагаю, Ники не хотел есть хлопья прямо со стола. Он берет миску у Эндрю и идет в гостиную, по пути хватая пару салфеток. Может, им не стоит есть что-то такое грязное в гостиной, но там телевизор. — Апельсины, — говорит Эндрю вслед. Нил пожимает плечами и садится, придвигая журнальный столик ближе, чтобы ноги Эндрю могли дотянуться до него. — Похоже, ты хотел их. Нет? Я могу завтра доесть второй. Эндрю садится рядом с Нилом и берет еще одну дольку. — Я этого не говорил. — Что ты хочешь посмотреть? Эндрю кладëт ноги на журнальный столик. — Не знаю? Нил хватает пульт и переключает каналы. — Охотники за домами? Эндрю не отвечает, слишком занятый поеданием апельсина, поэтому Нил включает их. Эндрю это ненавидит. Однако он не позволит Нилу сменить канал. Он закатывает глаза при каждом запросе пары, ищущей дома, и выглядит категорически оскорбленным, когда их требования противоречат друг другу. — Люди не могут желать разного? — спрашивает Нил. — Если вы собираетесь пожениться, вам следует поговорить об этом заранее. Если один из вас хочет жить на пляже, а другой — в пустыне, ваш брак уже расторгнут. Нил тычет Эндрю в щеку, — Да или нет? Эндрю смотрит на него, оценивая, — Да. На вкус он как лето, как апельсины. И так день идет. Они смотрят Охотников за домами, Разрушителей легенд. Они готовят обед, бросая свои ингредиенты в кастрюлю и надеясь на лучшее; выходит нормально, хотя соус немного подгорел. Кто знал, что крем может сгореть так быстро? Ни Эндрю, которому все равно, и уж точно не Нилу, чья диета редко включала сливки, которые испортились бы в долгой поездке на машине и стоили дорого. Они сидят на диване плечом к плечу и едят мороженое, а шоу, которое они смотрят, заканчивается и начинается другое, потому что жарко, даже с включенным кондиционером, а в доме пахнет пылью, летом, апельсинами и соусом альфредо и двигаться просто кажется ненужным. А потом они ложатся спать. Нил просыпается — рано, еще очень рано, но солнце скользит через окно прямо ему в глаза. Нил лениво переворачивается и встречается с Эндрю глазами — разных оттенков орехового и коричневого в тусклом свете восходящего солнца. Он прижимается к кровати, пытаясь глубже вжаться в матрас. Тянется к руке Эндрю, находит ее и соединяет их мизинцы. Эндрю просто лениво моргает. Воскресенье. Завтра утром они поедут обратно в Лисью башню, и снова будут тренироваться, и это здорово, Нил любит экси всем сердцем, до мозга костей, но прямо сейчас — только сейчас — Нил доволен, наблюдая, как глаза Эндрю блуждают, снова закрываясь. Он мог наблюдать это вечно. Его будущее: дебют, тренировки, новый город каждую неделю, новые лица, новые места и время, чтобы выкурить сигарету, выпить и поужинать между ними. И это. Выходные, время от времени. У него будет дом — даже после того, как Мориямы возьмут 80% его зарплаты, у него будет много денег, и ему хватит на дом. Тот, в котором нет ни одного из его собственных призраков. Тот, что принадлежит ему — и Эндрю, если Эндрю примет это, а Нил думает, что, может быть, он это сделает. Один с кошками внутри. Тот, куда его друзья могут прийти и остаться, но тот, из которого они уйдут. Тот, в котором они с Эндрю смогут не закрывать дверь спальни, потому что в этом нет необходимости. Тот, где они вдвоем могут проводить тихие жаркие летние утра и холодные, снежные, приглушенные снегом зимние утра, всевозможные утра, дни и ночи, где, возможно, они могут вместе состариться. И он решает, что больше не ищет Мэри. Мэри знает, где его найти. Ичиро знает, где его найти. Стюарт знает, где его найти. Он не прячется и не заблудился. Он тоже не любит игры. Если кто-то хочет найти его, они могут прийти за ним. Только не сейчас. Только не сейчас. Он отпускает Мэри и закрывает глаза. Еще не понедельник, и мизинец Эндрю зацепился за мизинец Нила, а солнце еще не встало должным образом, и вентилятор обдувает прохладным ветерком его обнаженные шрамы, и Нил вспоминает, как рос — всегда в данный момент. «Планируйте будущее, которого у вас нет, но вспоминайте о прошлом, которое никогда не бывает далеким, используйте его, чтобы сосредоточиться.» Он сейчас здесь с Эндрю. Этого достаточно. А потом сентябрь. Первая игра в году, и Нил с нетерпением ждет легкой победы — они играют с Черепахами, и Нил счастлив их обыграть. Лисы собираются, чтобы поговорить с Вэймаком перед игрой, но Эндрю не обращает внимания. Он стоит у входа на внутреннее кольцо. — Есть проблемы, Миньярд? — спрашивает Вэймак, ожидая. Эндрю заглядывает во внутреннее кольцо. Брови Вэймака приподнимаются. — Я сказал что-то не то? Эндрю снова просовывает голову. — Нил. Нил встает, пожимает плечами под пытливым взглядом Вэймака и останавливается рядом с Эндрю. Толпа кричит, когда видит их двоих, от чего волосы на руках Нила встают дыбом. Он чувствует, как его сердце колотится в груди, кровь приливает к венам, и он смотрит на Эндрю, но Эндрю не смотрит на него. Он не настолько глуп, чтобы показывать пальцем, поэтому Нил прослеживает его взгляд. Это не занимает много времени. Она не особо выделяется, но она в первом ряду, и она рыжая, сидящая в толпе брюнеток и блондинок. — Ой. Она тоже кричит, вместе с остальной толпой. Нил поворачивается и заходит обратно, Эндрю за его спиной. Вэймак, приподняв бровь, ждет объяснений. — Мэри здесь, — говорит Нил. — Это кто? — спрашивает Джек — один из новых лис, не самый любимый Нилом новичок. — Моя мама. — Я думал, она мертва? Мэтт машет рукой. — Если она направит пистолет на Дэн или снова украдет мой грузовик, она скорее всего будет такой. Извини, — добавляет он, взглянув на Нила. — Без проблем. — Она украла твой грузовик? Ты можешь играть? — спрашивает Вэймак и тут же отмахивается, — Неважно. Не выгляди таким чертовски обиженным. Нил думает, что это интересный способ ведения игры, когда он покидает площадку после первой четверти. Зная, что его мама сидит на трибунах. Зная, что она все еще жива, а не мертва, ни от рук Натана, ни от Ичиро. Интересно, что она сделала, чтобы остаться в живых. С разрешения Ичиро или нет. Интересно, странно ли, что он жив только потому, что у него есть разрешение быть другим человеком. Интересно, странно ли задумываться об этом. Тем не менее, они выигрывают игру, и прошли месяцы с тех пор, как они в последний раз играли в настоящую игру, но это знакомое ощущение — знакомый бег от центрального корта к вечеринке, происходящей в воротах лис, знакомая апатия со стороны Эндрю. Он увлекается разговорами с прессой — простые вопросы и пара подколов — довольно тихое лето для них, на что это было похоже? … А затем он возвращается в раздевалку, и Мэри ждет его там. Ни один из Лис не смотрит на нее. Кажется, ее это устраивает. — Кто-нибудь из новеньких говорит по-немецки? — Она спрашивает. Нил качает головой. — Прекрасно. Маленький Босс сказал, что я могу продолжать жить. — Что ты для него делаешь? — То, что я делала для твоего отца. Ники давится. — Бухгалтерия, — хмурясь, говорит Мэри. — О, слава богу, — говорит Ники. — Иисус. — Это отвратительно, — говорит Аарон. — Ты это мне говоришь, — содрогаясь, говорит Ники. Мэри глубоко вздыхает, — Я думала о том, что вы сказали в мае. Нил ждет. На это ушло всего девятнадцать лет, но он постепенно начинает проявлять терпение к Мэри. — Я, — говорит она, скривив рот, — с разрешения Маленького Босса обращалась к психологу. Аарон откровенно смеется. — Что? — Нил внезапно задается вопросом, не сон ли это. — И я виделась с ней регулярно. И я пришла к выводу, что вы были правы. Нил протягивает руку в направлении Эндрю. Эндрю щипает его. Неа. Не сон. — Ай. — Если тебя это устраивает, — сухо говорит она, — я бы хотела как-нибудь поужинать с тобой. И с этим мальчиком, я думаю. Нил смотрит на мальчика, который совсем не мальчик, о котором идет речь, который смотрит на Нила. Через минуту Нил пожимает плечами и снова поворачивается к Мэри. — Хорошо. Куда мы пойдем? — Публичное место — хорошая идея? — спрашивает она. — Ты можешь использовать мой дом, — говорит Ники. Мэри и Нил одинаково поднимают брови. Ники пожимает плечами и одаривает Нила легкой улыбкой. — Большинству из нас нужны родители здесь. И ключ у тебя уже есть. — У тебя есть дом? — спрашивает Мэри. — В Колумбии. — Дом и студенческая стипендия? На кого ты работаешь? — У меня нет студенческих ссуд, я спортсмен, и мой парень помог мне оформить ипотеку на дом. Какое-то время я работал в баре, а теперь работаю на Кевина, зарываясь в землю своим бедным идеальным телом по его просьбе, бесплатно, чего он не ценит. Кевин реагирует на свое имя и, слыша тон Ники, в ответ толкает его. Ники одаривает его зубастой ухмылкой и машет пальцем в ответ. Мэри снова смотрит на Нила. — Дай мне знать, какой день подходит тебе. — Как мне с тобой связаться? — Ты мог бы просто решить сейчас. — Четверг? — Нил смотрит на Эндрю, который пожимает плечами. — Четверг? — снова спрашивает он, глядя на Мэри. — Какой адрес? Нил оглядывается — бумага? Карандаш? — а потом Мэри достает телефон. — Напиши здесь, — приказывает она. — Эй! — внезапно обиженно говорит Ники. — Это настоящий телефон, телефон! Мэтт смотрит вверх, не понимая немецкого, но слыша тон. Он следит за взглядом Ники на руки Мэри и говорит: — Эй! Это настоящий телефон! Что за херня! Смотри, Эндрю, это то, что тебе следовало купить Нилу. Эндрю выглядит бесконечно не впечатленным. Нил заносит номер телефона Мэри в свой список контактов, чувствуя себя странно. Она мертва. Или она должна быть, и тем не менее, это не так. И вот он, вводит ее номер телефона в свой телефон, и он, вероятно, останется там, останется тем же номером. Это под ее настоящим именем. Он пишет ей адрес Ники. Она смотрит на него. — Хорошо. Увидимся в четверг. — Ага. Она подходит к нему, и он отступает — рефлекс, инстинкт, который он намеревается раздавить. Она останавливается, — Я собиралась обнять тебя, — говорит она. Совершенно тихо. Даже шум снаружи — люди, уходящие со стадиона, похоже, не проникает сквозь стены. — Ой, — говорит Нил. Больше нечего сказать. — Могу ли я? — спрашивает Мэри. Нил обдумывает это. Движение заставляет его взглянуть вверх — Ники закрывает лицо руками. — Да, — решает Нил. Он шагает в объятия своей мамы, и это странно. Ему девятнадцать, и это первый раз на его памяти, когда мама его обняла. — Между прочим, хорошая работа, — говорит Мэри, отступая. — Хорошо играешь. — У меня хорошие учителя, — говорит Нил, неопределенно жестикулируя. Кевин. Вэймак. Дэн. Эндрю. — Они делают свою работу, — говорит она. А потом она уходит. Никто не двигается. Хорошо. Это не его проблема. Он идет в душ. Однажды он написал свое имя на стене душевой. Это не имя его отца. Это его собственное имя. Это не имя сироты. Когда он выходит, никто не упоминает Мэри. Вэймак смотрит на Нила, но ничего не говорит. Нил садится в машину с Эндрю. Он созерцает свое будущее в поисках места. Ищет пробелы и места, где их можно заполнить. Где Мэри подходит? Что он готов ей позволить? Как он ей позволяет? — Я думаю, — говорит Нил в тишине пяти усталых спортсменов, сидящих в Мазерати, — я хочу поговорить с Би. Мазерати на секунду виляет вправо, а затем снова находит центр дороги. — Я думаю, — говорит Эндрю, — у нее есть свободное место прямо перед моим приëмом. — Никто не ставил на это, — раздраженно говорит Аарон. Нил пожимает плечами. Это не его проблема. — Сколько сеансов? — спрашивает Аарон. — В любом случае мы можем сделать ставку на это. Я говорю один. — Пять, — говорит Ники, — Или больше. — Двадцать баксов, — говорит Аарон. — Я с Аароном, — говорит Кевин. Эндрю протягивает руку. Нил поднимает свой мизинец. — Двадцать, — говорит Ники. — Я дам знать остальным. Эндрю соединяет свой мизинец с мизинцем Нила. Даже если Эндрю не знает, что это обещание, Нил дает его. Бессловесное обещание. Он получит свое будущее. Даже если ему придется поговорить с гребаным психологом, он получит свое проклятое будущее.