Я пережил свои желания,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.
Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец —
Живу печальный, одинокой,
И жду: придёт ли мой конец?
Так, поздним хладом поражённый,
Как бури слышен зимний свист,
Один на ветке обнажённой
Трепещет запоздалый лист!..
Хауэлл был небольшим городком в штате Нью-Джерси. Это всё что я могла сказать про город, в котором прожила всю свою, хоть и недолгую, но всё же жизнь. В нём не было ровным счётом ничего интересного. Разумеется, все приезжающие сюда туристы (а таковых было пруд пруди, даже вне сезона) так не считали. О, эти ребята вне сомнений верили, что Хауэлл лучший город для проведения тусовок, выпускных, свадеб и медовых месяцев, кто их знает, может, потому что здесь довольно просто достать наркоту? Некоторые, особо богатенькие, даже специально выкупали землю для своих будущих семейных склепов. А так как народ в Хауэлле был скуп на деньги, они отваливали кругленькую сумму за маленький клочок насквозь прогнившей грязи. Бизнес, из-за которого этот город ещё не сгинул с глаз людских. «Марил…» Что-то мягко упало на диван, который в свою очередь мерзко заскрипел. Было слышно, как он подминается под грузным телом, а потом при малейшей попытке поменять угол наклона пытается вернуться в изначальную форму, при этом издавая всё более душераздирающий скрежет. Звукоизоляции в доме не было от слова совсем, так что и теперь, сидя на втором этаже в маленькой коморке, именовавшейся моей комнатой, я слышала каждый тяжёлый вздох тётушки. «Марил!» Да, я жила с тётей, разве это что-то из ряда вон? У очень многих детей по всему свету родители героически погибают при выполнении какого-нибудь гиперответственного задания, от которого зависит судьба человечества. Или, например, при встрече с бандитом, который убил их ради денег, ведь это тоже достойная смерть. Своей гибелью защитить стольких людей, от неминуемой кары чистого зла! Как бы то ни было, моя ситуация куда менее интригующая. Мои родители просто отказались от меня. Нет, непрям чтобы «навсегда», они навещали меня раз в полгода, но это же нельзя назвать полноценной заботой о ребёнке. А вот скинуть свою единственную дочь на плечи больной двоюродной сестре, которая и о себе толком позаботится не может - почему бы нет, ведь это так удобно неправда ли? По документам я всё ещё являюсь их ребёнком, деньги, хоть и небольшие с пособия капают, живи не хочу! Справедливости ради, кровным мне родственником являлась только мама, а её бойфренд Михаэль был мне никем, хоть и все требовали, чтобы я считала его своим папой. Мой же настоящий отец, по словам мамочки, был один из тех самых миллиардеров-туристов, приезжающих на отдых вместе с семьёй. Ей было всего семнадцать, и её тогдашний молодой человек откуда-то достал приглашения на закрытый вечер к этому миллиардеру. Слово за слово они начали общаться и, спустя три бокала мартини, уже ублажали друг друга всеми существующими способами. Разумеется, о предохранении и речи не шло, когда перед тобой такой симпатичный мальчик, к тому же со средствами в кармане. «Ах, я была такая доверчивая дурочка! И впрямь поверила, что он женится на мне.» -причитала мама каждый раз, когда этот инцидент вспоминали за столом, будто это оправдает её в глазах общественности. Хотя её некто особо и не обвинял, не думайте, что я одна такая бедная несчастная, это довольно распространённый случай. Особенно в Хауэлле… — Марил! Я отлепила свой взгляд от пустой стенки. Со мной довольно часто случались такие «приступы-необоснованных-раздумий» как я их называла, но, разумеется, все считали это довольно нормальным, так что я старалась не думать, что возможно у меня есть какое-либо психическое расстройство. Пыхтение снизу становилось всё более яростным, поэтому я поспешила спуститься вниз, попутно стягивая с себя потрёпанный джемпер. — Марил, сколько раз тебе ещё нужно повторить, что если Я тебя зову, то ты должна появляться незамедлительно?! «Ещё столько же и один раз, тётушка.» — Да, извини, я буду более внимательной в следующий раз. Тётя довольно оскалилась. У неё во рту не хватало около шести-семи зубов, а остальные были в таком ужасном состоянии, что я думаю, лучше бы и они тоже выпали. Она подняла правую руку, я знала, что означает этот жест, поэтому быстро подошла к холодильнику, который оглушительно зашумел. Я открыла дверцу, на меня тут же повеяло смрадным воздухом: пахло тухлой рыбой, маслом и чесноком. А если учесть, что и по отдельности я всей душой ненавидела эти продукты питания, я задержала дыхание, выискивая глазами банку пива. Наконец я выудила маленькую бутылочку из-под опавшего сельдерея и с гордым видом подала её тёте. Дрожащими руками она взяла пиво и попыталась открутить крышечку. Разумеется, у неё не вышло, и только сейчас я почувствовала явный запах алкоголя. Я посмотрела на тётю, она была в стельку пьяная. Нет, эта барышня довольно часто приходила домой в таком состоянии, а иногда и не в добром расположении духа, просто сегодня было шестнадцатое января, четверг, а уже как четыре года подряд она выпивала по вторникам и пятницам. Чёрт её знает, может случилось чего, она меня в свои дела не посвящает. Впрочем, как и я её. Усилием большого пальца я с громким «тыщ» открыла бутылку. Тётя сразу же прижалась к горлышку и, казалось, выпила всю жидкость за один глоток. Наконец она оторвалась от бутылки и утёрла губы рукавом. — Сегодня мамку твою встретила, — она погладила толстые бока, — говорит, что через месяц денег нам подкинет. Я хмыкнула, не запоздала ли? Тоже самое она говорила в прошлый раз, но тогда у нас хотя бы были деньги на нормальную еду, а сейчас хватает только на начос. Большая часть средств, разумеется, уходила на выпивку и сигареты, но это лучше, чем ничего. Я вновь открыла холодильник, кроме чёртова сельдерея, насквозь прогнившего сыра и другой тухлятины, в нем не было ровным счётом ничего, а в животе между тем предательски заурчало. Желание выходить на улицу не возникало, да и что мне делать, попрошайничать? Так никто не даст. Скорее вызовут полицию, а там пиши пропало - с бедностью у нас боролись жёстко, но зато эффективно. Считалось пусть человека лучше изолируют ото всех, создавая иллюзию полного благополучия. Тётя тем временем допила пиво и положила бутылку на журнальный столик, журналов там конечно не было, зато точно таких же бутылок в избытке. — Она просила передать тебе, чтобы ты зашла к ней вечером. Там какое-то дело, сама разберись. С этими словами она взяла пульт от старого телевизора и переключилась на очередной фильм с Ричардом Гиром. Если честно это довольно странно. Зачем ей нужна я, неужели проявились материнские инстинкты? Ха-ха. Я со вздохом подошла к окну, двумя пальцами раздвинув жалюзи, моим глазам открылась картина, не предвещающая хорошей прогулки. Ветер разыгрался не на шутку, снег кружился в безумном водовороте, деревья сгибались в три погибели, светофор, около ближайшей остановки, опасно раскачивался. На ум пришла фраза: «В такую погоду и собаку на улицу не выгонишь», но я не собака, да и тётя, по-моему, животных уважала куда больше, чем людей. В этом вопросе я была с ней полностью солидарна. Сзади раздался богатырский храп, особенно забавно это выглядело на фоне тихих стонов Джулии Робертс. Я подошла к дивану и аккуратно вынула пульт из пухлых пальцев тёти. Она что-то невнятно пробубнила во сне и перевернулась на другой бок. Я уменьшила громкость почти до минимума и стала переключать каналы в поисках чего-нибудь по интересней. Неожиданно сзади раздался звонок, я чуть не выронила пульт, и обернулась. На столе лежал старый проводной телефон времён президентства Джимми Картера. Я подошла к нему и сняла трубку. — Алло? Из динамика раздался приторный голосок: — Де-е-етка - это ты, здравствуй! — Привет… мам. — О, зайка, зачем же так холодно, разве я тебя чем-то обидела? Я буквально видела, как она надула свои латексные губы. — Нет. — Вот и прекра-а-асно! Когда ты собираешься ко мне зайти? — мои брови поползли вверх. — Э-эм, да… Зачем? — Ах, Линда тебя не предупредила! Что ж, я пришлю такси к восьми. С каждой секундой я удивлялась всё больше и больше. Сначала она пригласила меня к себе домой, хотя ни разу с тех пор, как отдала меня тёте, так не делала, теперь такси… что-то тут нечисто. Откуда у неё вообще есть деньги на такси?! — Слушай, ммм, тут такое дело, уже поздно, да и вообще… Зачем я тебе нужна? Она мгновенно поменяла свой тон, теперь он был холодным, шершавым. — Это важная встреча, я не могу обсуждать её по телефону. — Ммм, понятно. Но может мы перенесём её на другой день? — Нет, — твёрдо произнесла она, в её тоне проскользнули нотки раздражения и… страха? — Хорошо… Но у меня нет денег, чтобы оплатить такси! — быстро нашлась с ответом я. Последнее что мне хотелось, это ехать поздно вечером к маме на какую-то «важную встречу». — Я же сегодня передала Линде деньги! — я бросила взгляд на мирно спящую тётку, всё сразу встало на места. — Видимо она посчитала, что лучше потратить их на добротное виски. — Хм… Но там было вдвое больше, чем нужно. Ладно, это не проблема, я оплачу такси. — Но… Из динамика раздались протяжные гудки. Захотелось выругаться или выбросить этот чёртов телефон из окна. Всю жизнь ей было на меня всё равно, а как только появилась «важная встреча» она тут как тут! Я перевела взгляд на часы, у меня оставалось ещё сорок пять минут. Вернувшись к телевизору, я продолжила листать каналы. Не найдя ничего интересного, я поднялась к себе. Вещи, разбросанные по всей комнате; железные банки от пепси под кроватью и большой шкаф, кое-как сделанный из листов фанеры. Лицезреть весь этот бардак я не хотела, поэтому с щелчком выключателя комната погрузилась в непроглядный мрак. Тонкая полоска лунного света просочилась сквозь неплотно задёрнутые шторы, она словно длинная серебристая змея обвилась вокруг комнаты и, задержавшись на кровати, резко обрывалась. Как жаль, что также нельзя выключить свет в своей жизни, чтобы не видеть всё это дерьмо… Темнота словно огромные тиски давила со всех сторон, заставляя чувствовать на себе взгляды тысячи глаз. Размашистым движением руки я скинула с подоконника вещи, они упали на ламинат, что-то с громким стуком, медным звоном, а небольшой теннисный мячик отпрыгнул от пола и закатился под кровать. Я ещё с минуту в полном недоумении стояла посреди комнаты, потом резко обернулась и включила свет. Странное неуютное чувство не пропадало. Медленно подойдя к окну, я выглянула на улицу. Фонарь, освещающий пустую скамейку, снег, ниспадающий с одиноко стоящего кедра - в целом всё было абсолютно типичным. Боковым зрением я уловила мимолётное движение. Мой взгляд в ту же секунду обратился к краю пропасти, где заканчивался тёплый свет фонаря. Одинокая фигура быстро отдалялась, вскоре её совсем поглотила темнота. Я прищурилась, стараясь понять кто это, и что он делает около моего дома. Наверное, очередной алкаш. Всё же я решила не испытывать фортуну и спустилась обратно к тётушке. Она ещё прибывала в некоем экстазе, периодически громко всхрапывая и бормоча себе что-то под нос. Я присела на краешек подлокотника кресла и воззрилась на её умиротворённое истомой лицо. Она была ужасным опекуном, отвратительной алкоголичкой и весьма неприятным человеком, но несмотря на все её грешки я действительно любила её… Она была мне ближе и роднее, чем собственная мать. Если бы не она, я бы сейчас наверняка находилась в детском доме, или - того хуже - в земле. Я отвернулась, было больно вспоминать эти моменты своей жизни. Крики, голод и постоянные побои. Мне и пяти не было, когда она вырвала меня из когтей этой жуткой женщины. Только её лицо и тёплые руки приходили мне на ум каждый раз, когда я чувствовала себя маленьким муравьём среди разъярённых слонов. Нет. Не только она была лучиком света в сумраке моего бытия, был ещё один человек. Отец. Фактически я понимала, что он тоже бросил меня на произвол судьбы, оставив мать без гроша и с грудным ребёнком на плечах. Но согласитесь, приятно мечтать, что где-то там, живёт ещё один родной для тебя человек, что он, хотя бы на секунду вспоминает о тебе, что ему небезразлично… С улицы послышался автомобильный гудок. Пора. Я подскочила к зеркалу, нервно поправив короткие волосы и стряхнув грязь с джинсов, натянула джемпер, лежавший на полу близ стола, ухватилась за шапку и куртку, и выбежала на улицу. Студёный январский воздух ударил в лицо, заставляя мурашки пробежать по телу. Я вздохнула, и лёгкие, так привыкшие к запаху сигарет, приятно закололо. Голова закружилась, и я медленно вступила в снег, который в свою очередь затрещал. Я заметила, что не переодела кеды, но возвращаться в душную гостиную не стала. К своему изумлению, около калитки я увидела чёрный Лэнд Ровер с тонированными стёклами. Нерешительно приблизившись, я открыла дверцу и села в салон. - Прошу прощения, вы от Дженны Хёрд? – пролепетала я. Признаться честно, я впервые в своей жизни сидела в таком чистом и дорогом автомобиле. В Хауэлле такси представляли собой куда более убогое зрелище. Водитель тем временим кивнул и запустил двигатель. Нервно поёрзав по кожаному сиденью, я наконец заставила себя расслабиться и посмотреть в окно. Мимо проплывали дома У кого-то до сих пор во дворе стояла ёлка, висели гирлянды и снеговики. Почти у каждого дома был снеговик, это меня удивило. Не то что их так много, просто они были все такие разные, будто отражали внутренние состояние своих хозяев. Вот большой, а рядом поменьше; на каждом шарф, морковка вместо носа и чёрные угольки глаз. Наверное, здесь живёт милая семейка, у них всё хорошо, родители работают, а дети играют и каждый день смотрят мультики. Пейзаж сменился, теперь я видела снежную женщину, её формы тщательно вылепили из снега вперемешку с землёй. У неё нет головы, только обольстительное тело. Между аккуратных грудей виднеется бутылка вина. Может это фантазия глупых подростков? Надеюсь, что это так, не хотелось бы встретить их развращённых родителей. Я прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной. Не знаю сколько прошло времени, по-моему, я уже начала засыпать, как машина наконец мягко остановилась у дома. На крыльце стояла блондинка в весьма раскрепощённом наряде. Она раскинула руки, когда я захлопнула дверь, и летящей походкой, скорее напоминающей мне больную чайку, прижала меня к своей весьма обширной груди. В нос ударил запах дешёвых духов и перегара. — Ну как ты, киса?! — улыбнулась она, помада скопилась в уголках рта и напоминала мне кровь. — Довольно неплохо… — Вот и чудесно! Заходи. Такси бибикнуло, развернулось и уехало в темноту. Мама помахала ему в след. — И, — горло пересохло, я сглотнула, — и откуда у тебя деньги на это? Она захихикала. — На что? А, на такую машину? Это не мои деньги. — Она загадочно улыбнулась и толкнула меня в дверной проём. На глаза навернулись слёзы, а желудок сделал кульбит, когда до ноздрей донёсся запах жаренной грудинки. Но даже предвкушение наполненности не могло затмить чувство пустоты, заполняющее меня. Что-то не так. Мама попыталась при обнять меня, но отстранившись от неё я сделала пару шагов вперёд. Я не могла не отметить ремонт, который она сделала, в моих воспоминаниях это место выглядело иначе. Окурки и бутылки по углам комнат, оборванные обои и грязь, постоянная грязища повсюду. Теперь же здесь было даже приятно находиться: позолоченные зеркала, мятного цвета стены и большая хрустальная люстра. Я тяжело вздохнула. Как бы то ни было, это всего несколько часов. Посижу, выслушаю её, а потом спокойно уйду домой, и мы с ней по возможности больше не увидимся. Я стянула шапку, мокрые волосы прилипли к лицу, я отрешённо поправила их. Молния на куртке неожиданно застряла на половине пути. Я дернула её раз, другой, она как припаянная оставалась на месте. Повоевав с ней ещё с минуту, я просто сняла куртку через голову - благо, она позволяла это сделать. Сзади раздался смешок, я ожидая снова увидеть накрашенное лицо матери, почти разразилась гневной тирадой, но меня ждал сюрприз. На меня смотрел мужчина, на вид ему было лет сорок, может моложе, и что самое интересное это был не Михаэль. У него были длинные белые волосы, завязанные в «конский хвост» на затылке, красивые серые глаза и небольшие усики. Чёрная кожанка никак не вязалась с его серьёзным, даже важным образом. Он с улыбкой смотрел на меня, затем отвесил шутливый поклон. — Здравствуй, Марил. — Добрый вечер. — Он и вправду добрый, особенно для меня, — он подошёл ближе и взял мою ладонь в свою тёплую руку. — Я счастлив познакомиться с такой красивой девушкой. Он поцеловал мои пальцы, я, не скрывая, поморщилась. — Ну что, не будем задерживать ужин, а то, знаешь ли, есть холодный бифштекс не так приятно. — При слове «бифштекс» мои глаза загорелись, и мужчина это заметил. — Сэр, могу я узнать, как вас зовут, и откуда вам известно моё имя? — он довольно сморщил нос, видимо ждал этого вопроса. — Прошу извинить мою бестактность, я Адриан. Адриан Стоун. Мы с твоей мамой достаточно давно знакомы, она рассказывала о тебе. Я мечтал узнать тебя поближе и сегодня мне представился такой случай. Хоть он и говорил очень вежливо, и делал мне комплементы, внутри растекалось липкое неприятное чувство. Я кивнула. Он вновь улыбнулся своей очаровательной улыбкой и, взяв меня под локоть, повёл на верх. Я чувствовала себя какой-нибудь графиней на званном ужине у короля, и эту роль играл мистер Стоун. Он будто делал нам одолжение, пригласив к себе во дворец, встречал нас как как званных гостей, но не более. Даже мама, когда мы зашли в столовую (вновь богато украшенною) слегка склонила голову и отвела взгляд. Мистер Стоун галантно отодвинул стул во главе стола, я неловко плюхнулась на предоставленное мне место. То же самое действие он проделал с матерью, которую посадил по правую руку от меня. Сам же уселся слева. Я оглядела стол из тёмного дерева - за исключением столовых приборов и круглой корзинки с хлебом, посредине, он был совершенно точно пуст. Я сглотнула слюну, буравя взглядом хлеб, он был от меня довольно далеко, так что пришлось бы тянуться за ним через всю столешницу. Это достаточно невежливо. Я умоляюще уставилась на мистера Стоуна, он молча сидел и смотрел на маму. Я украдкой взглянула на неё. Щёки порозовели, это было видно даже сквозь тонну косметики, глаза поблёскивали под накладными ресницами. Я довольно усмехнулась, где же та столь уверенная в себе женщина?! Когда я была уже готова махнуть рукой на все правила приличия, мистер Стоун нарушил молчание: — Давайте предадимся молитве Богу перед трапезой. — Молитве? — поперхнулась я. Мама бросила на меня гневный взгляд. Я сложила руки, как это сделал мистер Стоун, который в свою очередь что-то зашептал. Я слышала лишь обрывки его бормотаний. Наконец он закончил и кивнул мне за спину. Я обернулась. Человек в чёрном фраке вынес из небольшой комнаты поднос с мясом. — Итак, дамы, прошу ешьте и не в чём себе не отказывайте! — с этими словами он взял вилку и ножик и положил себе в тарелку кусочек стейка. Я послушалась его совета и не в чём себе не отказала. Вскоре мой живот был наполнен и я откинулась на спинку стула. Если честно, то я уже успела позабыть все невзгоды случившиеся со мной сегодня, но они будто лавина накрыли меня, когда мама предложила заняться «делом.» Я уселась поудобней и взглянула на взрослых. Мистер Стоун что-то показал маме, и та, встав, вышла из столовой. Мои пальцы в волнении сжали коленки, которые непонятно почему затряслись. Я начала изучать обстановку, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, но мой взгляд каждый раз возвращался к мистеру Стоуну. Он кашлянул и присел на корточки возле моего стула. Я слегка отодвинулась от него, но вскоре поняла это бесполезно, от этого разговора никак не убежать. Я вся сжалась, готовясь к худшему. — Знаешь, я тоже был очень беден в своё время. — Я неопределённо качнула головой, стоит ли вообще как-то реагировать на эту фразу? Но мистер Стоун после короткой паузы продолжил. — Я жил с матерью и братом в крошечном доме на окраине города. Он был настолько небольшим, что нам всем приходилось спать в одной кровати, представляешь? Конечно, так было не всегда. Просто в один момент у отца случились проблемы на работе. Ну, ты понимаешь, как это бывает, в общем он спился и начал воровать, его посадили в тюрьму. После всего этого мать тоже стала выпивать, а мы с братом искали еду у наших соседей в огороде. Ох, ты даже не представляешь, какое это удовольствие поесть после длительной голодовки. «Ох, мистер Стоун, я-то представляю…» — И в тот момент, когда я совсем отчаялся, ко мне подошёл молодой пацан, всего года на два старше меня. Это произошло в супермаркете, я в очередной раз стащил яблоки, он взял их и… — он закрыл глаза и улыбнулся. Это была улыбка по-настоящему счастливого человека, видимо это воспоминание сильно тронуло его. — И оплатил их на кассе. Я был откровенно удивлён, я ожидал, что он сообщит обо мне охраннику, или хотя бы отругает… Он отвёл меня в сторону и сказал одну фразу. Как сейчас помню: «Ты хочешь вылезти из этой ямы?» Конечно, я хотел. Тогда он сунул мне в руку плюшевого медведя и сказал отнести его в парк. Я сделал, что он просил, и наследующий же день нашёл у себя под дверьми сто долларов. Ты, ты… Я был настолько рад! Самое интересное, он не обманул, уже через несколько лет я смог съехать от родных и начать новую жизнь. Теперь я, Марил, задам тебе вопрос, ты хочешь вылезти из этой ямы? Он впился своими глазами в моё лицо. Не знаю, было ли правдой то, что он сказал. Горло и губы пересохли, я облизала их. Стоун ждал. — Я… — Всего одно слово, Марил, и обещаю, ты будешь жить в самой лучшей вилле на берегах Атлантики! — Я… Я не знаю! — выпалила я. Гнетущее напряжение царило в воздухе. Мистер Стоун тяжело вздохнул и встал. Теперь я казалась себе до невозможности маленькой, всего одно его движение и меня нет… — Д-для начала скаж-жите что от м-меня нужно. Голос предательски задрожал, в носу закололо, я закрыла глаза чтобы не расплакаться. На меня давило всё: стены, потолок, Адриан Стоун. Тишина резала слух, заставляя всё сильнее бояться неизвестности. Плеск воды, стеклянный звук, и к моим губам прислонилось что-то холодное. — Пей… — Услышала я около уха. Послушно раскрыв рот, в горло просочилась горькая жидкость. Она больно обожгла всю глотку, я закашлялась и отстранилась, но крепкая рука мужчины не дала это сделать. Он сильнее вжал в меня бокал и заставил выпить всё без остатка. Внутри всё горело адским пламенем, я не прекращая кашлять повалилась на пол. Воздуха было катастрофически мало, я начала задыхаться, а в горле острые иголки выцарапывали узоры. Но и в этот раз мистер Стоун подал мне очередной бокал с прозрачной жидкостью. Я замотала головой и отвернулась. — Это всего лишь вода. Рисковать не хотелось, но боль пересилила все другие чувства, я буквально выхватила сосуд и вылила в обожжённые губы. К моему счастью, это и вправду была обычная вода. Мистер Стоун помог подняться, потихоньку меня стало отпускать. — Что это чёрт возьми было?! — прокашлявшись злобно сказала я. — Водка. Я недоумённо заморгала глазами. Водка? А его не волнует, что я ещё несовершеннолетняя? Видимо нет, мистер Стоун протянул кусочек хлеба. — Закуси, иначе будет ещё хуже. Итак, ты спрашивала, что тебе делать нужно? Хм, всё очень просто. Твоя задача делать «закладки» по всему городу, в каких местах тебе будут сообщать. Зарплату ты будешь получать первого числа каждого месяца. Проболтаешься своей достопочтимой тётушке — подпишешь смертный приговор. Себе и ей. Медленный кивок головы. Мозги кипят, сердце бешено стучит, а перед глазами всё плывёт. Алкоголь уже начал действовать, запуская в меня свои чёрные путы. В таком состоянии я бы вряд ли смогла хорошенько пораскинуть головой, и что-то мне подсказывало — всё и было так задумано. Мистер Стоун достал из внутреннего кармана куртки листок бумаги и ручку, протянул мне их. Я пододвинула их к своему носу, хоть и была в весьма нетрезвом состоянии, я честно попыталась прочитать все пункты договора. Буквы плясали между строк, общий смысл я уловила, поэтому быстра поднесла ручку к бумаге. Подписи у меня не было, так что я криво вывела: Марил Х. В конце не забыв поставить жирную точку. — Пре-кра-сно! — Мистер Стоун аккуратно свернул листок и засунул обратно. — Мои ребята заедут к семи. Утра. — зачем-то добавил он. — И да… Тебе лучше сегодня ночью остаться у матери, а то, что ты будешь объяснять копам. Спокойной, кхм, ночи. До меня как бы из далека донёсся звук закрывающейся двери. «Так вот какого быть в зюзю пьяной, это даже забавно.» Я опустила голову на холодную доску стола. Сон захватил меня почти сразу. Или это был вовсе не сон? Деревья качались под натиском ветра. Кругом ни души, лишь где-то вдалеке маячит неясный свет. Снег вперемешку с маленькими кусочками льда больно терзает лицо. «Эй, дай ещё пива!» Раздаётся на всю округу. Только теперь я увидела миллионы пивных бутылок, разбросанных под ногами. А голос всё взывал: «Пива! Пива! Я хочу пива!». Вскоре голос стал невыносимо громким. Я закрыла уши, но тут ко мне подъехало такси, но на этот раз его стёкла не были затонированы, и я видела каждую деталь соединённых вместе тел мамы и мистера Стоуна. Я хотела отвернуться, но не могла сдвинуться даже на миллиметр. — Мари-и-и-ил! — сначала тихо, потом всё громче, громче… Я попыталась вспомнить кому принадлежит это дурацкое имя. Мне. Глаза, словно налитые свинцом, не хотели открываться. Тёмный силуэт медленно уходил в даль, потом зловеще приближался, ровно настолько чтобы его лицо оставалось скрытым. — Кто ты?! Кто! Я резко подскочила на стуле. Осмотрелась по сторонам, увидела мать, стоящую в дверном проёме. Она удивлённо смотрела на меня, потом перевела взгляд на бутылку, стоящую неподалёку. Её лицо преобразилось. — Ма-а-арил, ты приняла верное решение, работать с Адрианом — одно удовольствие! — мама лукаво улыбнулась и подошла к столу. Мне было сложно воспринимать всю информацию, но при слове «приятно работать» из уст матери, к горлу подкатил рвотный рефлекс. К сожалению, я вовремя не уловила его, так что спустя секунду меня уже выворачивало на дощатый пол. Это неприятное действо закончилось, и, к моему счастью, я почувствовала себя лучше. — Тебя что вынесло с одного бокала? — мать поднесла бутылку к глазам внимательно всматриваясь в содержимое. Я, вытирая рот салфеткой, осторожно кивнула, всё-таки голова ещё ходила кругом. — М-да, в твои годы я была совершенно другой… — Охотно верю, — тихо прошептала я. Мама перекинула длинные волосы на другое плечо и кокетливо уселась на стол. — Что ж, наконец я могу поговорить с дочерью по душам! — О, нет-нет-нет! Я пас. Ещё один такой разговор, и тебе придётся отмывать не только пол. Но мать как будто и не слышала меня, она налила водки себе, а потом мне (надеюсь по привычке). — Знаешь, я давно хотела тебе сказать, — мама осушила свой бокал, зажмурилась, глубоко вздохнула и потянулась к моему. — Ты, наверное, меня презираешь. Отчасти заслужено, но, хочу сказать, я любила тебя и твоего папеньку. Я неопределённо повела плечом. — Допустим, и что с того? Этот факт тебя не оправдывает. В другой ситуации я бы не стала столь откровенно и смело говорить с ней. Но под дурманным средством я чувствовала себя если не всемогущей, то хотя бы не гнушалась высказать своё мнение. — Ха-ха, верно… Презираешь меня да? Я взглянула на маму, какие чувства я к ней испытываю? Гнев, предательство, омерзение, жалость? Позитивными их никак не назвать. Вдруг в душе что-то натянулось: она выглядела так жалко, так бедно и потеряно, неожиданно для себя я отметила, что больше не испытываю к ней того гадкого отвращения, как было поначалу. Но заглянув себе в душу чуть пристальней, я также не обнаружила любви, ни привязанности к ней. Она было просто человеком, породившим меня на свет. Кто-то скажет, что этого вполне достаточно, и я соглашусь. — Нет. Нет, я не презираю тебя за то, что ты стала проституткой и за то, что была ей и до этого. Не виню за то, что поднимала на меня руку, за то, что бросила. Но, знаешь, за что я тебя действительно ненавижу? Ты прекратила связь с отцом. Она расхохоталась. Медленно, точно смакуя каждую нотку своего голоса. — Что мне оставалось делать? Он сам сделал свой выбор, конечно я захотела прервать с ним все контакты. Кстати, я всегда думала, что это он тебя бросил. — Ты не думала, что он сделал это почему-то?! Что на это есть причина! — О-ох, дорогая, ты смотришь на мир через красные… розовые очки, ты не понимаешь, что люди бываю плохими и точка. Что они такие без причины. Твой отец был именно таким. Знаешь почему он нас бросил? У него был лёгкий курортный роман, интрижка, не удивлюсь если где-то там дома у него была жена и пара-тройка детей. К тому же, тебе не кажется, что, если на «это» была какая-нибудь причина, он бы навестил нас? Я знала, что она говорит правдивые и логичные вещи, но в глубине души я продолжала надеется, что это не так. Возразить было нечего, поэтому я уткнулась лицом во влажные ладони. — Как, как его звали? — тихо пробубнила я. Несколько раз мне уже доводилось слышать его имя, но я не придавала этому особое значение. — Альфред-Джон Тейлор. Если честно, я даже не уверенна, что это его настоящее имя. Сказать, что я была разочарована — ничего не сказать. Этот короткий разговор с матерью, да и в целом весь вечер не прояснил все мои вопросы и догадки, лишь больше обострил их. Почему? Зачем? Я понимала, что никто не даст ответа, но продолжала надеется. Хотя, впрочем, чего я ожидала? С самого начала было понятно, что всё откровенно пойдёт через задницу. Да и авантюра с наркоторговцем не лучший путь, который я избрала. Должно быть вы сейчас очень удивлены, но позвольте. Здесь каждый достопочтенный ребёнок трущоб знает, что прячут в игрушках. Этим промыслом занимались их отцы, братья и сёстры. Они ходили в школу, где им неоднократно предлагали попробовать весёлый порошок. Хотела бы я этим заниматься? М-м-м, пожалуй, нет, но что остаётся. Знала ли, что рано или поздно мне придётся это делать? Несомненно, это был лишь вопрос времени, теперь он решён. Одно из двух: либо пан, либо пропал. Самое страшное, что теперь я им по гроб жизни должна, как говориться: бывших наркоманов не бывает. Или вовсе не так. Впрочем, пока я планировала только получать деньги с товара, а не употреблять его. Дальше — как пойдёт. Бедная тётушка, когда она узнает… Она всегда хотела мне лучшей жизни, хоть и скрывала это. Она скажет, что ещё я слишком мала, что ещё должна пожить. Она не понимает, что моя надежда на «нормальную жизнь» закончилась ещё тринадцать лет назад. Внутри заскрежетали кошки, проснулась жалость к себе. В горле завязался ком. Все те строгие, умные, по-моему мнению слова разом померкли с осознанием. Это были всего лишь глупые, надуманные, идиотские попытки строить из себя взрослую. Если бы мне только дали возможность вернуться в прошлое, я бы не пошла на этот чёртов вечер, не погубила бы свою и так никчёмную жизнь! Я не удержалась, и сквозь пальцы медленно просочились горькие капли. Я яростно сжимала губы, тёрла нос, но рыдания медленно перетекали в истерику. Мать, что совсем недавно сидела неподалёку, куда-то испарилась. Я осталась наедине со своим неразделённым горем.