Они заканчивают ремонт во второй ванной.
В награду за свою тяжелую работу, цель Ацуму - заняться сексом на каждой плоской поверхности в доме. Они решают скоротать часы, принимая вместе ванну, нежась, целуясь и обнимаясь. В какой-то момент они начинают дрочить друг другу, пока не поймут, что вода не является супер-отличной смазкой, и вместо этого возвращаются к ленивым объятиям.
Хината лежит позади Ацуму, голова которого покоится у него на плече, пока они лежат в теплой ванне, расслабляясь. Шое только что узнал, что она может спокойно уместить их двоих. Колени Ацуму слегка согнуты, и Хината начинает думать, что он спит, так как ужасно молчалив.
Он проводит рукой по волосам своего парня и целует его в ухо, зарабатывая себе довольное бормотание. «Ты не должен засыпать в ванне, - шепчет он в шею Ацуму. - А если утонешь?»
- Ты мне не позволишь, - мечтательно напевает сеттер, прижимаясь лбом к подбородку Шое, целуя его в кадык. - Если и так, ты бы спас меня с помощью искусственного дыхания, - он слегка покачивается на месте, одна рука скользит по ногам Хинаты в воде.
Он смеется, прижимаясь поцелуем к затылку Ацуму: «Ты заставляешь самые обыкновенные вещи звучать сексуально».
И это правда. За прошедшую неделю, с тех пор как они признались друг другу в своих чувствах и начали делиться поцелуями и одну постель, Ацуму удалил некий фильтр, о существовании которого Хината не подозревал. Он начал высказывать каждую связанную с ним мысль, которая, казалось, приходила ему в голову. Например, однажды Шое лежал на земле с поднятыми ногами, и, бодро проходящий мимо, Ацуму заявил: "Я хочу прижать поцелуй к твоей ступне", а затем делал именно это, сгибая ноги Хинаты назад, удивляясь гибкости, когда он раскидывал свои поцелуи везде, куда мог дотянуться.
Или однажды, лежа утром в постели, когда Хината разрешил ему немного поспать, через несколько мгновений услышал, как Ацуму зовет его. Шое вернулся наверх и обнаружил, что тот похлопывает себя по животу, требуя: "Я хочу, чтобы ты лег на меня сверху". И они просто обнимались. Хината лег на Ацуму, пока оба возились со своими телефонами.
Или когда Хината вернулся с пробежки, весь потный и, в момент вытирания пота подолом футболки, Ацуму поцеловал его и спросил, может ли он помыть его. Это упражнение длилось всего пять минут, прежде чем сеттер прижал его к стене, отсасывая, и рыжеволосый перестал беспокоится о том, насколько он был сейчас грязным.
Или когда Шое умудрился поджать под себя ноги на одном из барных стульев, а Ацуму обошел его, покусывая губу, и спросил: "Как думаешь, я бы мог трахнуть тебя на одном из них?". Хината, который был на середине глотка чая, поперхнулся, прежде чем энергично закивать головой. Таким образом, начиналась мечта Ацуму о том, чтобы заниматься сексом на любой поверхности в его доме. Они делали это на футоне Хинаты, на скамейке для гирь снаружи, на низком столике в гостиной, на стойке, на комоде Ацуму и так далее. В то утро сеттер последовал за ним из постели для медитации. Дроча друг другу на веранде, отчаянно пытаясь быть тихим, они долго целовались. К счастью, было еще очень рано, поэтому Хината думал, что они, вероятно, не побеспокоили соседей Ацуму. Возможно.
Так что теперь они лежали, обнимаясь в ванне, этот фильтр-барьер Ацуму исчез, когда он восхитительно начал перечислять любимые части тела Хинаты: «А ты знал, что у тебя настоящие сексуальные икры, Шое? - Чтобы доказать свою точку зрения, Ацуму подсунул локоть под погруженное колено Хинаты и вытащил его ногу из воды. - Каждый раз, когда ты закатываешь свои спортивные штаны, я представляю, как ты наступаешь на меня, и я почти кончаю».
- Думаю мои икры ничто, по сравнению с твоими руками..., - тихо шепчет Шое на ухо Ацуму, не желая отставать. - Хочу, чтобы ты знал, что каждый раз, когда я смотрю, как твои пальцы обхватывают мяч, я представляю, как они вплетаются в мои волосы и дергают их или оборачиваются вокруг моего члена... - Ацуму ерзает перед ним, рука, обхватившая его лодыжку, напрягается. Хината ухмыляется. - Каждый раз, когда ты подавал мне мяч, я представлял, как переплетаю наши пальцы и..., - Это романтические вещи, которые действительно заводят сеттера, были самыми милыми. Ацуму поворачивается и дает ему свой грязный поцелуй, посасывая его нижнюю губу. Хината только фыркает от смеха. На самом деле это мило, говорить о том, чтобы держаться за руки, обниматься, или упоминать о том, как же приятно просыпаться рядом с ним утром - это верный способ разжечь огонь в Ацуму. Он никогда бы не догадался об этом раньше, но такое простое ему хотелось сказать. - И мы идем гулять, держась вот так за руки. - И это был самый быстрый способ для Хинаты оказаться прижатым к поверхности ванны. Ацуму не переставал целовать и тереться о него.
Он поднимает голову и косится на Шое. На его губах появляется маленькая улыбка: «Что?»
Хината только качает головой, все еще широко улыбаясь, и гладит Ацуму по щеке: «Ничего, ничего, ты просто такой милый», - сеттер фыркает, но оборачивается и снова утыкается головой в плечо Хинаты. Тот свободно обвивает руками шею Ацуму и целует его в макушку, чувствуя себя счастливым.
- Хей, Шое?
-Ммм?...
- Когда ты в первый раз дрочил думая обо мне? - спрашивает сеттер и притворяется невинным. Но Хината по опыту знает, что тот будет гордым уже от самого своего вопроса, независимо от ответа, а затем горячо попросит его описать это в ярких деталях в течение следующей недели, если не дольше. Наименее неловким ответом было бы сказать после того, как он сделал Ацуму массаж. Или после того, как увидел его голым. Или даже, может быть, когда он присоединился к команде, потому что он определенно случайно дрочил на него в той рекламе йогурта без рубашки. Но Хината по своей сути честный человек, поэтому выбирает правду. Он протягивает руку и начинает гладить мокрые волосы Ацуму.
- После того, как ты победил нас на весенних национальных. В "волейбольном ежемесячнике" была статья о том, что ты присоединился к Черным Шакалам, и на твоем лице была эта самодовольная ухмылка, от которой я сходил с ума. - Он улыбается немного огорченно. Хината не добавил, что он хранил эту страницу до самого отъезда в Рио, чувствуя себя странно из-за того, что привез с собой фотографию соперника, которого не видел два года за океаном. Это было не единственное, на что он тогда дрочил, но когда он чувствовал себя особенно расстроенным из-за чего-то, самодовольная улыбка Ацуму была единственной вещью, которая могла удовлетворить. Однако Хината знал, что если скажет ему об этом, то тот будет нетерпеливым до конца карантина.
Ацуму вскидывает голову и смотрит на Хинату. Его лицо расплывается в широкой улыбке. О боже, он должен был солгать. Да, у подростка Хинаты была странная гиперфиксация на зубах Ацуму, какая разница, они же не знали друг друга. В конце концов, были соперниками.
- Признайся, я тебе нравился, потому что действительно был так хорош, да? - Ацуму прихорашивается, совершенно очарованный этой новой информацией.
Хината тяжело вздыхает: «Нет, ты был очень самодовольным и раздражающим, - он тычет Ацуму в живот пальцами ног, зарабатывая на себе свирепый взгляд, который заставляет Хинату улыбнуться. - Нооо...Мне нравится твоя улыбка, когда ты чем-то взволнован. - Ацуму краснеет и его самодовольная ухмылка становится немного мягкой. - Да, как сейчас». - И он краснеет еще сильнее, дергая Хинату за ноги, чтобы притянуть его к себе на колени. Он прижимает сладкие поцелуи к его губам.
В конце концов сеттер откидывается назад, прижимаясь спиной к стенке ванны: «Но я нравился тебе еще и потому, что хорошо играл в волейбол, да? Это одна из причин, почему ты мне так нравишься». -
Ах, он просто напрашивается на комплименты.
Хината поджимает губы и вспоминает, как Ячи ругала его и Кагеяму на третьем курсе, не понимая, что когда уже в пятый раз девочки признались им что они “сексуальные волейболисты”, они подумали, что это смешно. Но, может быть, и Ацуму тоже. «Может, мы оба сексуальные волейболисты», - размышляет Хината вслух, и сеттер бросает на него смешной взгляд.
Шое пожимает плечами, слезает с колен Ацуму и встает, намереваясь вытереться полотенцем и одеться. «Просто мне интересно, нравились бы мы друг другу так же сильно, если бы у нас не было волейбола...» - Ему не часто нравилось думать о том, какой была бы его жизнь без этого вида спорта, который он так любил. Это заставляет его задуматься, знал бы он тогда Ацуму. Разделяли бы они один и тот же драйв и страсть друг в друге, даже если бы не были сосредоточены на одном и том же. Чем бы он увлекся, если не волейболом?
Ацуму фыркает, следуя его примеру и двигаясь, чтобы схватить полотенце. «Не все ли равно? Мы нашли друг друга и мы любим друг друга, - он бросает полотенце на голову Хинаты, смеясь, когда тот мычит, - И хорошо проводим время. Разве это сейчас имеет отношение к волейболу?»
Хината энергично вытирается, прежде чем двинуться, чтобы ткнуться в спину Ацуму. «Знаю. Я не говорю, что это судьба или что-то в этом роде, просто... - Он двигает полотенце, чтобы грубо высушить волосы, накидывая его на голову, думая о том, как это правильно сделать, - Было так много вариантов, из-за которых наши пути могли разойтись. Например, я попал бы в другую команду, или пошел в колледж и перестал играть, или остался в Южной Америке». - Он пожимает плечами, натягивая штаны.
Ацуму глубоко выдыхает. «Мы все равно нашли бы друг друга, я уверен».
- Почему? - Не похоже было, чтобы Ацуму вел себя по-свински, просто он был сверхъестественно уверен в этом факте. Как будто он знает, что они всегда должны играть вместе.
Ацуму стягивает полотенце с головы Хинаты, теплая мягкая улыбка на его лице заставляет того немного покраснеть. «Я сказал тебе, когда мы были детьми, что однажды дам тебе пас. Я не нарушаю своих обещаний. - Это была невероятная ложь, но Хината не собирался указывать на то, что тот часто нарушал их (особенно связанные с едой), только для того, чтобы запечатлеть момент или эту его линию крутого парня. Вместо этого он прижимает руку к груди сеттера и запрокидывает голову, чтобы поцеловать его в губы. Ацуму издает довольное жужжание, открывая дверь, позволяя прохладному сухому воздуху из гостиной коснуться их кожи. Они выходят. Хината следует за ним. Ацуму бросает через плечо: - Кроме того, у меня была долгая влюбленность в тебя с подростковых лет. Говорю тебе, даже если бы ты был офисным работником я бы просто разыскал тебя в какой то момент».
Хината останавливается, его дыхание замерло в груди.
Что? Он смотрит на спину Ацуму, который тоже застыл, уставившись в дальнюю стену, отчаянно не глядя на него. Хината чувствует, как его губы открываются и закрываются несколько раз, прежде чем он успевает издать хоть какой-то звук: «Э-э, что? Д-долгая...? - Он облизывает губы. Ацуму все еще не оборачивается. На самом деле они никогда не говорили о том, как долго они любили друг друга, за исключением определенных моментов на эту тему. Но только потому, что Хината думал, что Ацуму был горячим, когда ему было 16, не означало, что он скажет, что у него была долгая влюбленность с тех самых пор. Хината делает шаг вперед, оборачивается вокруг Ацуму и поворачивается к нему лицом. Тот поднимает руки, чтобы прикрыть лицо, и Шое видит, как покраснели уголки его щек и уши. - Ацуму? - Он отвечает, издавая недовольный звук в глубине горла. - Как долго, говоришь, ты влюблен?»
Горло Ацуму подпрыгивает, когда он сглатывает, и его руки все еще закрывают лицо. «Недолго», - жалобно мычит он.
- С тех пор, как ты был подростком? - спрашивает Хината, нахмурив брови. Ацуму издает звук, который Шое воспринимает как утвердительный. - Все это время? Непрерывно?
Ацуму молчит с минуту, потом кивает головой и отводит взгляд в сторону, все еще прикрывая рот рукой и не желая встречаться взглядом.
Что касается Хинаты, то он просто смотрит в ужасе. Во-первых, он даже не осознавал этого все это время, потому что был слепым идиотом. И во-вторых, сейчас он начал перебирать все невнимательные и эгоистичные мальчишеские безумства, которые он когда-либо делал перед Ацуму с тех пор, как присоединился к Черным Шакалам. Как откровенный флирт с Кагеямой в их первой игре друг против друга. Или развалившись на скамейке в раздевалке, чтобы пожаловаться на свои проблемы в отношениях. Или как он бросил свою команду в баре, чтобы пойти целоваться с симпатичным барменом. Или требовать, чтобы Ацуму спас его от слишком красивых парней, которые хотели заполучить все его внимание на дне рождения в прошлом году, и карабкаться на его спину, чтобы тот отнес его домой. Или...
- О нет... - говорит Хината, прижимая руки к лицу и чувствуя, как слезятся глаза от смущения и стыда. Он откидывается на спинку дивана, желая, чтобы сидение поглотило его.
- Не то чтобы это было неловко! - Ацуму кажется оскорбился. - Ты не должен так реагировать!
- Нет, не то чтобы..., - Хината съеживается, закрывая голову скрещенными руками, и прижимается лицом к дивану.
- Тогда что?
Хината чувствует, как его кожу покалывает от стыда. Ему сейчас слишком жарко, и это не имеет никакого отношения к ванне, которую они только что приняли. Он жалеет, что не знал или не видел этого. Потому что, возможно, он не обязательно набросился бы на Ацуму, как бы он ни был пуглив в романтических связях в командах, но он был бы добрее, более внимателен к своей жизни на свиданиях.
Или, может быть...Просто, может быть, он сделал бы что-нибудь с этим и перестал бы так сильно подавлять свои чувства к Ацуму. Он находил его таким очаровательным и крутым в старшей школе, но часть его понимала тогда, что тот был своего рода неприкасаемым, вне досягаемости. И его это вполне устраивало. А потом он присоединился к команде, и они так хорошо подходили друг другу. Подстраиваясь под страсть и рвение, они оба упорно трудились, периодически напоминая
о необходимости заботиться о себе.
У него никогда не было такого партнерства, как с Ацуму, где они действительно чувствовали себя равными, восполняя недостатки друг друга. Сеттер не возражал, что Хината иногда бывал самодовольным, потому что он всегда был таким. И Шое был одним из немногих, кто действительно видел добродушное самоуничижение Ацуму, которое он использовал для обработки сильных чувств. Хината всегда был готов сказать, что любит своих друзей, что он любит своих товарищей по команде, но у него было так много проблем за эти годы, особенно выделяя Ацуму, потому что он никогда не любил его просто как друга или как товарища по команде.
И он так жестоко обращался с ним на протяжении многих лет, будучи таким эгоистичным только потому, что чувствовал, что не может заполучить его. Он судорожно выдохнул, отодвигая руки и чувствуя, как горит лицо. Выражение, вероятно, слишком суровое, судя по настороженному взгляду, который бросает на него Ацуму, но это нормально. «Ты мне тоже...очень давно нравишься», - его брови нахмурены, и возможно он выглядит так, будто бросает вызов.
Должно быть, так оно и было, потому что выражение лица Ацуму тоже щиплет: «Да ну...Ты мне нравишься больше, чем давно».
- Это неправда, я же говорил тебе о журнале с твоей фотографией. Я не упомянул, как долго хранил ее, - Хината сердито смотрит на него.
- Это мило, маленький извращенец, но у тебя нет ничего против меня, - Ацуму одаривает его своей лучшей самодовольной ухмылкой.
- Или сколько я мечтал о тебе с тех пор, как присоединился к команде, - хмурится тот.
- Да, но я буквально смотрел каждую твою игру, которые были в старшей школе. По нескольку раз, - Ацуму поднимает голову, глядя сверху вниз.
- Да, хорошо, - Хината фыркает, не веря ему. Как он вообще мог смотреть все игры?
Ацуму кривит челюсть, прежде чем его самодовольная ухмылка возвращается: «Я тебе это докажу, - И он протискивается мимо Хинаты к двери в подвал. Он оглядывается через плечо: - Ты идешь?»
Хината, которого не пускали в подвал уже почти два месяца, с тех пор как они живут вместе, бежит за Ацуму, высоко подняв брови. Они спускаются по бетонным ступеням в прохладное и пыльное помещение. Хината впитывает каждую деталь, какую только может. Здесь полно коробок, пыли и стеллажей на стенах, несколько старых велосипедов и немного спортивного инвентаря, который выглядит как из 80-х, но в остальном Хината не видит никакой причины, почему его не пустили сюда, кроме того, что оно просто немного затхлое и здесь было мало места.
Куча коробок на стеллажах с надписью “Хатори” по бокам, вероятно, старые вещи, принадлежавшие дяде. У задней стены стоит стол, на котором громоздятся коробки с надписью “Ацуму”, в которых и стал копаться сеттер.
Хината стоит рядом, наблюдая, как он открывает и закрывает коробки, охотясь за чем-то. Вдруг Ацуму издает довольный звук. Потянув коробку вниз, он поставил ее перед Хинатой. Когда он открывает его, там стоит старый видеомагнитофон, а под ним - целые груды видеокассет и DVD. Шое берет одну и читает этикетку вслух.
- "Карасуно против Джозендзи, 2012", - моргает он в замешательстве, наклоняя голову к Ацуму.
- А, это одно из моих любимых. Когда ты спас неудачный прием и спрыгнул со стены, как супергерой или что-то в этом роде, - Хината смотрит на него с открытым ртом, но сеттер лишь задумчиво потирает подбородок, прежде чем вытащить еще кассеты и диски. Он берет DVD с надписью "Весенние национальные, бронзовая медаль, 2015" и нажимает на него. - Наблюдая за этим, я убедился, что умру, если никогда не буду играть с тобой.
Полуфинал, где Карасуно занял третье место. Это была последняя игра Хинаты в старшей школе. В последний раз он стоял на корте рядом с Кагеямой, Цукишимой и Тадаши. Шое был полон решимости получить столько удовольствия от этой игры. Это была их последняя встреча, так что он собирался провести лучшее время в своей жизни. Он помнит, как со смехом дал Цукишиме пять после того, как они вместе выполнили идеальный блок. Он помнит, как плакал от счастья вместе со своими товарищами по команде, даже Кагеяма немного затуманился, когда они выиграли.
Шое открыл рот от удивления. Он смотрит на этикетку, а затем снова на Ацуму, выражение лица которого стало немного напряженным. «Но это было уже после того, как ты закончил школу», - сказал Хината, тыча в футляр с DVD.
Ацуму слегка краснеет, пожав плечами. «Можно сказать это мое хобби - коллекционировать игры Карасуно, поэтому имело смысл собрать весь набор. - Весь набор игр с участием Хинаты. - Я уже сказал тебе, что у меня была долгая влюбленность, и я не знал, как начать говорить с тобой, как с нормальным человеком, поэтому вместо этого сосредоточился на твоей игре в волейбол. - Он искоса смотрит на Шое. - Это действительно странно, ты был так хорошо в свой первый год старшей школы».
Хината посмотрел на коробки.
Ацуму наблюдал за всеми этими играми. Все до единого. Он никогда ничего не говорил. Шое обнаруживает, что его глаза снова немного слезятся. Он перемещает свой взгляд на виновника своих слез. «Я так несправедливо обошелся с тобой», - он шатался, закусив губу.
- Что? - Немного повысив тон вскрикнул Ацуму. - Нет, это не...Я лишь хотел доказать тебе свои чувства, но, может быть...да это немного жутко. Поэтому ты плачешь? - нервно спрашивает он, притягивая Хинату за плечи.
Хината только качает головой: «Нет, нет, я прос..., - он делает глубокий вдох, собираясь с мыслями, - Я не знал, что ты чувствовал все это время, и думаю, что поступил с тобой очень плохо, не думая о твоих чувствах. Мне очень жаль. Ты прошел через всю мою романтическую драму, и при этом был...», - он указывает на коробку с играми Карасуно. Он не знает, как выразить, что для него значит, что Ацуму так внимательно следил за его карьерой, наблюдал за его ростом, хотел играть с ним и хочет продолжать играть с ним. Это очень много.
_
Хината выходит на свою первую тренировку с Черными Шакалами, пружинисто шагая, чувствуя абсолютное головокружение от того, что ему наконец-то удалось забраться так далеко. Испытания были сложными, но он прошел через них, полный решимости добраться сюда. Играть с великими. Он поздоровался со всеми, кто уже разминался, болтая со своим новым капитаном, когда позади них раздался голос.
- Эй! Ниндзя Шое! Здесь на своей первой тренировке! - кричит Ацуму, махая рукой и направляясь в раздевалку, чтобы переодеться. Хината смотрит на него в замешательстве, как и остальные члены команды, никогда раньше не слышавшие этого прозвища.
Хината подходит к Ацуму позже, когда он делает свою растяжку: «Эй, Ацуму-сан?»
Ацуму оживляется и улыбается ему: «Как дела, Шое-кун?»
Хината облизывает губы и чувствует себя глупо, спрашивая об этом, как он всегда делает, когда люди называли его придуманным прозвищем: «Мне просто интересно, как ты узнал об этом прозвище? - Он думает, может быть, Бокуто сказал ему, но он обещал, что постарается сохранить это в тайне.
- Ниндзя Шое? - Хината кивает. - Тебя же так называли в Бразилии, да?
- Эм..да, но как ты узнал об этом?...
Ацуму поднимается на ноги, криво ухмыляясь: «Потому что я смотрел твои игры, конечно же».
И Хината смотрит на него широко раскрытыми глазами на мгновение прежде чем улыбка раскалывает его лицо: «Правда?». Румянец гордости, удивления и восторга горит в его груди, и он хочет задать так много вопросов, и, судя по выражению лица Ацуму, похоже, он был бы счастлив ответить.
_
Ацуму вздыхает: «
Когда ты любишь что-то, лучше всего позволить этому свободно летать, верно? Не нужно пытаться подавить и держать все в себе». - Его лицо вспыхивает красным, когда он понимает, что только что сказал. Хината краснеет в ответ. Они стоят, глядя друг на друга, кажется, целую вечность, прежде чем Шое, наконец, закрывает глаза, вздыхает и делает шаг вперед, чтобы обнять Ацуму за талию.
- Я тоже тебя люблю…
Ацуму смотрит на него с открытым ртом и пустым выражением на лице прежде чем его брови сходятся вместе: «П-правда? - Хината кивает ему, его лицо расплывается в улыбке, и он заключает Шое в объятия. - Ну, спасибо, - Он что-то бормочет в плечо Хинате, заставляя того смеяться. - Я очень тебя люблю», - тихо говорит Ацуму.
- Я люблю тебя больше, - нейтрально говорит Хината и кусает губу, чтобы не усмехнуться, когда Ацуму отстраняется и хмуро смотрит на него сверху вниз. В его глазах горит тот самый соревновательный огонек.
- Иди ты, нет. - сеттер хлопает по своей коробке с кассетами игр Карасуно. - Я определенно люблю тебя больше.
Хината вздыхает, морщит нос: «Определенно…жутко. - Он поворачивается и идет обратно к лестнице, небрежно бросив через плечо, - я не приставал к тебе почти три года из-за страха потерять тебя, так кто же пострадал больше?»
Ацуму топает за ним: «Ты страдал!? Тебе, очевидно, никогда не приходилось слушать себя, когда ты тосковал по другому чуваку, ожидая, что он напишет тебе, потому что…позвольте же мне рассказать тебе об истинном страдании!»
Они препираются всю дорогу наверх, все еще бросая насмешки, даже когда Хината оседлает Ацуму в его постели, прижимая его к матрасу, планируя насытиться мужчиной, которого он любит, и который любит его в ответ.
