Новогодний триптих

      Холодные зимние сквозняки, врывающиеся в беззубые пасти то и дело разъезжающихся дверей пассажирского терминала, пробирают до костей.       Многоголосый шум возбуждённой толпы накатывает волной, бьёт в больные напряжённые виски.       Могучая, почти идеальной треугольной формы ёлка, — искусственное дизайнерское чудовище, увешанное холодными серебристо-стального цвета шарами, — высится над пёстрой туристической толпой, как суровый таёжный надзиратель.       Алексей плотнее закутывается в пальто и оборачивается на стягивающего сумку с ленты сканера Пашу. Паша закидывает ремень сумки на плечо и озирает окружающий пейзаж тяжёлым взглядом из-под припухших век. Алексей пытается ободряюще улыбнуться, но тяжелая от почти сорока восьми часового недосыпа голова даже на простое движение губ отзывается глухой болью.       — Простите, но в связи с небольшими техническими проблемами, зал повышенной комфортности временно закрыт, — миниатюрная девушка за стойкой у двери говорит по-английски с лёгким акцентом и смотрит с сочувствием. — Вам придётся подождать в общем зале.       — Вы шутите? — почти стонет Паша.       — Простите, сэр, к сожалению, я ничем не могу вам помочь.       — Попробуем место найти? — вздыхает Алексей, обреченно оглядывая кишащий праздничным народом зал.       — Ага, на полу если только, — Паша тянет его за рукав. — Вон там, кажется, кофейня.       — Паш, у тебя сердце лопнет. Какая это будет по счёту чашка за сегодняшний день? — устало вопрошает Алексей, волоча ноги по кафельному полу.       — Да и наплевать, — мрачно бормочет Паша. — Там хоть не так бесприютно.       Кофе приносят быстро. Жидкость в Пашиной чашке черна, как безлунная разбойничья ночь. Повинуясь вежливой Лёшиной просьбе, приправленной тяжёлым Пашиным взглядом, немедленно делают тише льющуюся из динамиков на стене развесёлую рождественскую музыку.       — Ну и как мы расквитаемся с Витгенштейном за это чудесное новогоднее путешествие в преисподнюю? Или, по его собственному выражению, «небольшую деловую поездку»?       — Ну, он нам определенно за это заплатит, — Паша кровожадно отхлёбывает из чашки. — Сначала в прямом смысле, потом в переносном.       — Новый год в самолёте, — крепкий чай горчит на языке. — Это, конечно, не самое страшное, что может случится в жизни. Но я бы предпочёл дома…       — Господи, я тоже хочу домой, — Паша закрывает глаза и тянет себя за воротник рубашки. — Хочу уже снять это всё наконец, влезть в пижаму и тапочки и не вылезать из них целую вечность. Я даже согласен на тот дурацкий свитер с оленями, который Соня подарила. Только не говори ей, пожалуйста.       — Хорошо, — улыбается Алексей. — Не выдам…       Изначально назначенный выход в самом дальнем углу терминала меняют ровно в тот момент, когда они его наконец-то находят. Алексей явственно слышит скрип Пашиных зубов. Сладкая парочка с грандиозным дисбалансом в возрасте, получившая милостью невнимательной девушки на стойке регистрации места в разных концах салона, закатывает грандиознейший скандал на посадке. Алексей с опаской прислушивается к медленно, но верно зарождающемуся внутри, совсем ему не свойственному желанию убивать. Отсеки для ручной клади, забитые громоздкими чемоданами. Пожилая благообразная пара, терпеливо ожидавшая посадки у другого выхода и задержавшая вылет на сорок минут…       Паша застегивает ремень безопасности с таким звуком и выражением лица, словно он совсем непрочь обернуть этот ремень вокруг чьей-нибудь шеи.       Набор высоты кажется Алексею бесконечным. Несчастная голова не оставляет попыток расколоться на неопределенное количество частей, а попытка продуть заложенные уши заканчивается острым спазмом в затылке и яркими цветными вспышками перед глазами. Новогодний фейерверк, практически.       Паша приобнимает за плечи, целует в висок и вкладывает в ладонь капсулу Нурофена. Скручивает крышку с зажатой между коленей бутылки воды.       — Я знаю что ты не любишь, — шепчет на ухо. — Но вид у тебя — краше в гроб кладут. Выпей, а…       Обещание улыбчивым женским голосом скорого ужина заставляет желудок сначала сжаться, а затем совершить мастерский акробатический кульбит.       Алексей послушно глотает лекарство, откидывается на спинку кресла и закрывает глаза, молясь о скором избавлении.       — Сколько там?       — Без пятнадцати.       Таблетка не подводит. Мир вокруг больше не пытается взорвать измученный мозг или взорваться сам.       — Ты знаешь, — Алексей гладит пальцами маленький деревянный футляр в кармане пиджака. — Твой главный подарок Дед Мороз уже принёс и положил под ёлку дома. Но у меня для тебя тоже кое-что есть.       Паша смотрит на футляр загоревшимися глазами, переводит взгляд на Лёшу, расплываясь в почти детской улыбке, и приподнимает крышку. Бриаровая трубка, небольшая, с коротким мундштуком, покоится на желтоватом щёлке, отражая полированным боком тусклый свет ламп салона.       — Откуда ты… — у Паши расширяются глаза и прерывается голос.       — Просто кое-кто не чистит после себя историю браузера на домашнем компьютере, — с независимым видом поясняет Лёша.       — Чего?! — Паша поворачивается к нему всем телом. — Ты мои запросы отслеживаешь?       — Да шучу я, шучу, — смеется Лёша и чмокает Пашу в возмущенно вздёрнутый нос. — Просто наш друг и соратник Гугл популярно мне объяснил, что подобная трубка это мечта любого коллекционера. Я решил довериться более опытному товарищу и вижу, что не прогадал.       — Нет, не прогадал, — тихо произносит Паша и, рвано выдохнув, целует Алексея в губы. — Но такие ведь очень сложно достать.       — Для тебя — ничего не сложно.       Взгляд у Паши такой, словно ему единовременно открылись все земные сокровища.       — Тогда моя очередь.       Продолговатая бархатная коробочка легко умещается на ладони. Сердце Алексея пропускает удар.       Позолоченный камертон с изящной ручкой и изысканным вензелем АЮ у её основания — истинное произведение искусства.       — Переверни, — просит Паша.       Алексей нетвердыми пальцами достает инструмент из выемки в футляре. Две повторяющиеся буквы вензеля на обратной стороне заставляют руку дрогнуть.       — Один человек, которого я люблю больше жизни, однажды сказал мне, что музыкальный инструмент не только способен рождать красоту в умелых руках, но и красив сам по себе, — голос у Паши тихий, но твёрдый. — А ещё я подумал… Это ведь лучше колец?       — Я… — голос дрожит, но Алексей глубоко вдыхает и справляется. — Да, Паш, гораздо лучше.       — Слушай, а ты тоже попросил Тамару Петровну побыть Дедом Морозом?       Они сидят, укрывшись одним пледом. Единогласно отвергнув нехитрый полётный ужин.       — Что значит «тоже»? — Лёша приподнимает брови.       Паша только широко улыбается.       — Знала ли бедная женщина, сколько самых необычных функций ей придется выполнять. А ведь устраивалась к нам простой домработницей.       — Мне кажется, она уже привыкла и даже получает от этого некоторое удовольствие, — смеётся Лёша. — К тому же, все свои странности мы ей с лихвой компенсируем финансово.       Паша не может удержаться, высвобождает руку, сжимающую трубку, из-под пледа и осторожно берет губами мундштук. Ложится идеально.       — Сейчас тебя с трубкой во рту увидит стюардесса и получит сердечный приступ.       Паша немедленно прячет подарок под плед, принимает невинный вид и осторожно выглядывает в проход.       — Она далеко.       — Кто бы мог подумать ещё пару часов назад, что я смогу назвать этот Новый год самым лучшим в своей жизни, — философски изрекает Лёша.       — Ничего, следующий будет ещё лучше, — уверенно обещает Паша. — В следующем мы полетим туда, куда сами захотим.       — Ага, — Лёша несколько грустнеет. — Мы уже третий год так планируем. Петр Христианович опять не отпустит.       — Значит, уволимся прямо перед Новым годом, — решительно заявляет Паша.       — А хорошая мысль, — Алексей приподнимает брови. — О таком варианте я как-то не подумал.       — Тогда решено.       Они засыпают под мерный гул двигателей, тесно прижавшись друг к другу.