Из пепла

Первое, что бросилось ей в глаза по прибытии: маленький город у полузаброшенной станции был мертв. Сначала «зайцем» на товарном поезде из столицы, потом два километра пешком, и Аглая оказалась в совершенно ином мире. Это, конечно, не далекий степной Город-На-Горхоне. Здесь, если найти возвышенность, можно увидеть столичные огни – прямо у горизонта. Тем не менее, город был мертв. Мутные от грязи и пыли окна, точно глаза покрытые бельмом, смотрели за каждым её шагом невидящим взглядом. Главное, что она сумела сбросить правительственный «хвост»: по следам за ней шла только тишина, перебиваемая шелестом ветра и хрустом листвы под ногами. Аглая Лилич, променявшая иквизиторскую форму и привычный пучок на тугой хвост и черное пальто с просторной белой рубашкой под ним, шла и старалась не вспоминать. Но не вспоминать сложно. Стоит посмотреть под ноги – и видно, что вместе с листвой под ногами хрустит застарелый пепел. Огонь и смерть. Инквизиция и народ. Все едино. Здесь произошло одно из первых восстаний, первых залпов зреющей революции, и подавлено оно было безжалостно. От иных домов остались лишь тлеющие бревна и покрытый копотью разломанный фундамент из покрошившегося кирпича. Поэтому Данковская выбрала город местом встречи? Чтобы напомнить лишний раз о том, что представляет из себя Инквизиция с ее методами? Возможно. Но, скорее всего, дело в удобном расположении. Аглая не должна покидать столицу, Диана не должна к ней приближаться. Поэтому их встречи редки, а письма – зашифрованы. Тьма почти поглотила призрачный городок – и в одном из самых уцелевших домов стал различим тусклый свет в окне. Нащупав конверт в подкладке пальто, инквизитесса ускорила шаг. Впереди её ждал покрытый пылью и золой коридор. Она прошла в комнату, источающую свет: о ее прибытии Диану оповестил хруст битого стекла. Некогда на двери в кабинет жившего здесь человека был, судя по разноцветным осколкам, искусный витраж. А теперь владелец, скорее всего, как и остальной город, развеян по ветру в качестве пепла. Одинокая свеча на столе освещала уставшее лицо Данковской. Она выглядела хуже, чем три месяца назад, когда они виделись в последний раз: нездоровая бледность лица и синяки под горящими глазами говорили о том, что Диана почти не спала. Значит, предчувствия Аглаю не обманывали – скоро начнется финальная партия. На кону будет вся страна. И, если инквизитесса продолжает играть за саму себя, Диана свою сторону уже выбрала. Развалившись в потертом пыльном кресле, уложив ноги на один из его подлокотников, Диана раскуривала сигарету. Она томно, внимательно посмотрела прямо в глаза Аглаи и ухмыльнулась, пустив дым изо рта. - Я бы хотела встретить вас в более приятном месте. Знаете, тоже при свете свечей, но за чистым столиком, с бокалом вина и, возможно, играющей на фоне скрипачкой. Но… что имеем. Вы припозднились. - Учитывая, что от меня требовалось и в какие сроки, вам повезло, что я оказалась здесь – и не с пустыми руками, Данковская, - бесстрастно ответила Аглая, медленными шагами приближаясь к креслу. Диана засмеялась. - Тем не менее, все будут в выигрыше. И вы, и наша бесстрашная глава революции. - И вы, конечно. Уже думаете, где откроете вторую «Танатику», если все закончится, как вы ожидаете? - Когда закончится, Аглая, – уже без ухмылки поправляет Данковская. – Это лишь вопрос времени. При том, скорого. Я бы даже сказала, нескольких дней. Их зашифрованные послания всегда получались неравнозначными: Аглаи хватало и половины страницы, а Диане, порой, было мало и двух листов. Но, как не удивительно, чем больше писала Данковская, тем меньше полезной информации оказывалось в ее словах. Все больше легкого флирта и колкостей в адрес засевших в столице властей. Тем не менее, последнее сообщение было кратким: имя, задача, время встречи и координаты. И, если бы удача не улыбнулась инквизитессе, ее бы уже вели на расстрел – но теперь дуло в спину приставят к чужой черной форме. Она молча положила конверт на стол перед Данковской. Та нехотя села, широко расставив ноги, отбросила бычок в сторону и, вытерев руки платком, аккуратно достала одну-единственную небольшую бумажку. Коротко взглянув на нее, Диана убрала конверт во внутренний карман своего потертого плаща. С виду ничего особенного: документ, разрешающий пересечь границу и покинуть страну. С именем, фамилией и инквизиторской печатью. И подписью. Принадлежащей, конечно же, не Аглае Лилич. - Настоящая?.. - Разумеется. Это было нелегко провернуть, но, когда Антонина Меньшова скроется из страны, одна из самых преданных властям голов окажется под хозяйским прицелом. - Инквизиция грызет друг другу глотки, как вы и думали, - сказала она с искренним удовлетворением, расплывшемся на уставшем лице. – Даже жаль, что я не смогу увидеть, как псы отгрызают собственные хвосты. Почти вся армия на стороне мятежников, а элитный орден властей, навевающий страх одним своим именем, слишком занят игрой в Уроборос. Ха! Без обид, Аглая. Диана пододвинула к ней открытый портсигар, лежащий на столе. Пожав плечами, инквизитесса достала одну сигарету. Она собиралась прикурить от свечи, но Данковская успела достать из внешнего кармана зажигалку и почти подскочила с места, чтобы поднести свое пламя. Уголок губ Аглаи слегка приподнялся. Как много лишних движений и блеска в глазах. Одним словом, Данковская. - Так… Антонина, кто она такая? – произнесла Аглая с показным безразличием – взгляд ее был направлен на покрытое пылью окно. Хрустнув шеей и поправив свой красный платок, Диана потянулась за новой сигаретой. Она редко курила, но бессонные ночи плохо сказываются на привычках. Легкая ухмылка снова возникла на ее лице. - Не вежливо задавать вопрос, на который уже знаете ответ. Но, смотря кого спрашивать. Кто-то скажет, что любовница предводительницы восстания… или ближайшая подруга, или любовь всей жизни… Выдохнув дым из легких, Аглая подошла вплотную к креслу и посмотрела Диане в глаза. Льдинок в голосе стало меньше. - Я спрашивала вас, Данковская. Блеск во взгляде Дианы стал иным: она осмотрела Аглаю снизу вверх и облизнула сухие губы, прежде чем сделать новую затяжку. К бледным щекам прилила кровь – в тусклом свете свечи можно было разглядеть легкий румянец. - Антонина хорошая ученая. Но профиль… не мой, - ехидно добавила она. – Геология никогда не прельщала меня, но кому-то по душе человеческий сосуд, кому-то – сосуд земной. Женщина с добрым сердцем, а разумом вся в своем деле. Едва ли она заинтересована в политике или в интригах. Что делает ее легкой мишенью. Поэтому к полудню ее автомобиль уже должен пересечь границу. Аглая сочувственно коснулась плеча Дианы, но тут же убрала руку. - Еще одна бессонная ночь? - Если повезет, то последняя из них. Я хороша во многих вещах, - игриво протянула Диана, - но не в войне. Она похлопала себя по шраму на ладони – и Аглая вспомнила: запах горелой плоти, проникающий в Собор с улицы, звуки криков, гул выстрелов и покрытую сажей и запекшейся кровью Диану с грязной повязкой на проткнутой насквозь руке. Отмычкой бродяги. Из-за куска хлеба… По телу инквизитессы пробежала легкая дрожь. - Аглая, - мягко, почти ласково сказала она, встав с кресла, - больше нет смысла во всей этой паутине, в плетении нитей, поиске ключей, во вскрытии человеческих душ. Своего ты уже добилась: Инквизиции до краха остались считанные часы. Верные властям вгрызутся в глотки тем, кто ставит превыше собственное выживание, а остальных заденет перекрестный огонь. Ты победила в своей войне. Пошли со мной… Лицо её совсем близко – Аглая видит, как темны круги под глазами. Диана взяла ее руку в свою, поднесла к губам, нежно поцеловала. И пальцы ее так же холодны, как горячи губы. Эта игра длилась годами после Горхонска – Артемия выбыла, а они остались. В мире без чудес, где вместо чумы пропаганда, а чужой донос может убить быстрее песчанки. Сначала между ними было лишь несколько полных ужасов дней – и одна сумбурная и страстная ночь. Потом письма, редкие встречи, и почти каждый раз все заканчивалось губами Дианы на ее губах. Каждый раз Аглая говорила себе, что пора сделать шаг назад, вернуть к сухому сотрудничеству или оборвать вовсе. Каждый раз начинался с ее беспристрастности и шутливого флирта Дианы. Каждый раз, когда Диана тянулась за поцелуем, она собиралась отстраниться… … и каждый раз не отстранялась. Намерения оставались только намерениями. А Диана, тем временем, все же решилась на шаг – вперед. От легкого поцелуя в шею Аглая прерывисто выдохнула. Голос, вопреки ее воле, задрожал. - Бежать сейчас, значит выбыть из партии до ее окончания. Да и… Коснувшись губами виска Аглаи, Диана отстранилась, чтобы взять ее лицо в свои руки и заглянуть в глубокие, печальные глаза. - Даже я устала от этих… игр. Может, огонь принесет очищение. Но нам не нужно быть теми, кто поджигает его ценой своей жизни. Не в этот раз! Мы сделали достаточно, чтобы жгли другие. Мы можем быть теми, кто строит новое на руинах. Скоро не будет Инквизиции, значит и инквизитесс тоже. А вот Аглая Лилич останется… и я предлагаю ей уйти сегодня со мной. Вместо ответа, Аглая потянулась к ней за поцелуем: руки обвились вокруг талии Данковской. Сначала – лишь мягкое касание губ. И теплое мгновение, разливающееся в груди теми красками, которыми, как считала Аглая, после черноты инквизиторской формы, пылать сердце уже не может. Дианины поцелуи стали жадными и глубокими, почти такими же отчаянными, как в ту злосчастную ночь, когда они обе ждали не встретить рассвет. Прохладная ладонь пробралась под рубашку Аглаи – и сомкнулась на груди. - Диана… - прошептала она, хрипло, почти умоляюще, - не здесь… и не сейчас… Битое стекло, пыль, пепел и догорающая свеча – не лучшее начало. Не в этот раз. - Тогда где и когда? – спросила Диана, целуя ее в висок. Ладони ее послушно вернулись на талию Аглаи. - Не вежливо задавать вопрос, на который уже знаешь ответ, - улыбнулась она. Когда мертвый город за их спинами исчез за лесом, а в воздухе не осталось горечи затхлого пепла – лишь свежесть хвои, Диана не сдержалась и поцеловала Аглаю еще раз.