Stolen By Force

      У меня прекрасно выходит замуровать себя в коконе неопределенности, отречься от всего, что происходит вокруг. Сосредоточиться на внутренней пустоте, со свистом в ушах и раскатистыми ударами сердца. Раненная птица, упрямо собирающая перья с переломанных крыльев. Без опровержений и заверений. Достаточно лишь смотреть поникшим взглядом в иллюминатор, пока Дорме громко сокрушается. Молодая женщина отказалась покидать здание Сената без меня. Наверняка еще успела выплеснуть свое негодование на Оби-Вана. Надо признать, что терпение у Кеноби ангельское, однако за ширмой благочестивого рыцаря скрывается человек, готовый пойти на поводу отчаяния, которое старательно прикрывается великим долгом. Стандартный типаж определения поступков, для большинства таких, как он. Вспомнить момент на Мустафаре, после обрубания конечностей собственного ученика. Да еще кричать что-то о братской любви, в самый пик жесточайшей боли и сброшенного c утеса камня отречения. «А ведь в Свете больше лицемерия.» Граница между ситхом и джедаем на самом деле очень тонкая. Ее так легко перешагнуть, а те, кто это уже делал, уверены, что достаточно просто немного сдать назад. Самообман, как отдельный виток философии в пояснении наших душевных терзаний. Если раньше, у меня еще возникала мысль, что я лезу не туда, то сейчас, приходит отчетливое понимание, относительно игры, затеянной Сидиусом. «Он догадывается, что я не Падме. Либо уже все знает.» Но почему тогда не устраивает экзекуции моему сознанию? Не мучает потоком страшных видений, не ищет подсказки в затаенных уголках памяти? «Вы плохо слушали.» — ему не нравится пояснять и повторять. Но к разыгрыванию новой пикантной сценки, охотно приложил усилия. Каждое слово, тембр голоса, движения рук, взгляд и воздействие Силы, все пронизывалось старанием. С такой дотошной, злостной скрупулезностью к малейшим деталям, чтобы я напрочь потеряла себя. Не зайди Органа в эту комнату... Даже сейчас, охваченная непроходимым саспенсом, я пробую проанализировать произошедшее. Каждая наша встреча каким-то образом закладывает перемены в восприятии. Мне сложнее отвергать, как раньше. Холодный мрак Темной стороны ситха кажется все более личным. Обретает обособленность, только в отношении меня и от этого становится в некоторой степени привлекательным. Больное искушение для возможной жертвы добровольного поглощения. «Вы живы, только благодаря своей... потрясающей осведомленности.»— Палпатин не просто указал очевидное, выделив мою особенность для себя. Он украсил причину, вытягивая скрипучим голосом манерное слово. — «Тайну которой, я непременно раскрою.» — утвердительно подсказал, чего стоит ожидать.— «Считайте это признанием.» — последняя фраза сбивает с мрачного прогноза, потому что выходит чем-то неудобным уже для него. Обязывает к определенной диспозиции. Если вспомнить светские, философские рассуждения про пороки, которые он отметил для себя, как остаточные, то получается, что главным объектом, представляющим для него непреодолимый интерес являюсь я. «Сукин сын!» — впиваюсь ногтями в кожу коленей через ткань платья. В жизни не соглашусь стать ручной собачонкой для экспериментов. Игра потеряла рамки примитивного противостояния сторон. Переформировалась в дуэль, не имеющей точных предписаний. Палпатин знает, что я не приму такой расклад, поэтому сразу указал фактом гибель карьеры дипломата. Но что, если действовать не прямо, а в обход? Предоставить выгодное за нужное. У меня есть только информация, далекая от подробностей, а провидение, по его словам, является сомнительным даром. Вспоминаю наш разговор, после ухода магистра Винду. Мое шуточное согласие на тему сомнительного союза джедая и ситха перетекло в неточные намеки на брак. Скупое, договорное соглашение, которое может дать призрачную иллюзию для самой Силы. Равновесие, как гарантия успеха продуманной системы гениального ситха.       Прижимаю кулак к губам и всхлипываю. Медленно подключаюсь к реальности и с удивлением отмечаю, что мы уже успели вернуться в апартаменты сенатора Амидалы. — Останься. — впервые обращаюсь к помощнице, после произошедшего. Настолько сильно я ушла в себя, что перестала реагировать на внешние раздражители. Брюнетка дергается от неожиданности и поворачивается ко мне лицом. Хмурится и присматривается, чтобы удостовериться, что я в сознании. Добираемся до гостиной. Падаю в кресло и приглашаю ее присесть на диван напротив, чтобы дать объяснения. Это необходимо сделать, особенно после пережитого. Наклоняюсь к графину с водой и стаканом. Хочу избавиться от непроходимого вкуса Канцлера на своих зубах. Ранка опять саднит, кончик языка тянется сдобрить слюной поврежденную плоть, но я специально сдерживаю этот рефлекс. Только, чтобы не прикасаться туда, где был он... Решаю все выложить помощнице. Я не углубляюсь в детали, лишь рассказываю, как именно ситх устроил мне ловушку. Как поджидал удобного момента и заговаривал, чтобы отвлечь. Рассчитал, используя Силу, а сенатору Органа представилась реалистичная, возмутительная картина, которую видели еще двое неизвестных. Слухи расползутся очень быстро, и уже завтра, я стану в глазах коллег меркантильной пустышкой. Личико Дорме мрачнеет с каждым словом. Она дергает плечом, будто пытается избавиться от невидимой хватки, закусывает губу и нервничает. Молчит, обдумывая услышанное, хочет усомниться, но знает, что я говорю правду. — Любопытно, к чему такие сложности? — проговаривает молодая женщина, спустя некоторое время. Тяжело выдыхает и откидывает голову назад. — У него же целый гарем лучших в галактике фавориток. — растерянно смотрит на меня. — Такая обида, только за то, что ты не дала ему трахнуть себя на ужине? От услышанного вопроса, я давлюсь глотком воды и начинаю громко кашлять. — Да не в этом дело! — прочищаю горло и резко ставлю стеклянный стакан на столик. — Падме уважаемый дипломат и открыто выступает против политики Канцлера. Она оппозиционер, к которому еще прислушиваются, теперь понимаешь? — спрашиваю, часто поморгав глазами. — Понимаю... — растягивает служанка, сложив губы в трубочку. — Что он, как мужик просто зациклен на тебе. Мне опять не везет подавиться уже воздухом. — Господи! — закатываю глаза и хлопаю по лбу ладонью. Перспектива стать объектом фанатичного интереса Сидиуса вообще не прельщает. — Серьезно.— добавляет Дорме уверенно. — Если вспомнить сплетни фрейлин королевы и то, что ты мне сейчас рассказала, то у него какой-то непроходимый фетиш на тебя. — делает выразительное ударение на одном слове, чтобы скрыть резкие саркастические нотки в голосе. — Но ты же сама говорила мне тогда у озера, что Падме его совсем не интересовала! — вспыльчиво возражаю, облизнув пересушенные губы. — Падме нет, а вот ты... — моментально отстреливает строгим тоном. Прищуривается, детально оценив мое напряжение. — Да, Елена. Я не удивлюсь, если это так. — Дерьмо! — бью кулаком по подлокотнику. Пыхчу от злости и собственного прокола. А ведь правда. Я даже не попыталась быть близко похожей на Амидалу. Проявляла во всем именно себя, чем еще глубже залезла в ловушку. Нужно было просто пить больше его дурацкого чая. — Лишь недалекие умы полагают, что наш Канцлер мягкотелый увалень. — наклоняется корпусом тела в мою сторону, понижает голос до шепота. — Когда я встретила его впервые, то сразу поняла, что что-то не так. Такая добрая улыбка, манеры и приятный слуху голос очаровали сразу. Но главным подозрением для меня стало полное отсутствие недостатков. — украдкой смотрит на двери, боясь быть услышанной. — Это ненормально. Так не бывает. — последнее слово тонет в прерывистом вдохе. — Ты абсолютно права. — убираю руку от лица и тоже смотрю в сторону закрытых дверей. — Однако, если я сейчас раскрою тебе, кем он является на самом деле, то подвергну опасности. — Неужели ты думаешь, что... — Я серьезно, Дорме. — перебиваю молодую женщину низким, гортанным голосом. — Эта информация гарантирует тебе смерть.— говорю прямо, смотря в теплые глаза. Помощница бледнеет и прижимает кулачок дрогнувшей руки к груди, где бешено стучит сердце. — Шив Палпатин не просто дорвавшийся до огромной власти человек. — прикрываю пальцами губы, чтобы заглушить страшную правду. — Он организатор этой войны. Паук, плетущий паутину по всей галактике и безжалостный интриган. Губы брюнетки раскрываются во вдохе. Она замирает на месте и пялится немигающим взглядом в пол. Сжимается всем телом, становясь совсем маленькой от глубокого страха. — Выходит, он тот еще хитрый мудак? — осторожно спрашивает с горечью в голосе. Поднимет затравленный взгляд и ждет моего ответа. — Выходит. — коротко проговариваю и поднимаюсь. Подхожу к настенному зеркалу, вглядываюсь в собственное отражение. Поправляю прическу и рукава платья.— И мне с этим мудаком нужно договориться. — кручусь и продолжаю оценивать себя. В глазах сияет тревога, щеки бледны и немного впали от усталости, несколько непослушных прядок щекочут затылок. — Это безумие, Елена. — Дорме тоже поднимается и подходит ко мне ближе. — Даже, если ты предложишь ему себя, вряд ли что-то изменится. Он просто отметит тебя, как одну из своих побед и заставит покинуть Сенат. — Репутация Падме, как сенатора и благочестивой женщины окончательно им разрушена. — расстегиваю одну крохотную пуговку впереди, чтобы было видно ложбинку. Беру стеклянный флакон духов, чуть принюхиваюсь, оценивая аромат и капаю несколько капель на запястье. — Мне нечего терять. — кусаю губы, чтобы сделать их более выразительными. — Но еще можно предложить... союз. — нервно улыбаюсь и верчу головой. Должно произойти чудо, чтобы Палпатин согласился. Раз я ему так интересна, есть шанс получить одобрение. Если нет — попробую убить. Не знаю, получится или нет, но так хочется замучить мерзавца до смерти. Уже все равно на последствия. Во мне клокочет ненависть, повышая градус безумия внутри. Откуда-то из глубин, поднимается сгусток особой жестокости, который подобно ядовитой скверне, распространяется по сосудам и капиллярам вместе с кровью. — Возьми!— Дорме передает мне карманное устройство связи и один тонкий браслет на руку. — Здесь встроен микродатчик. Он работает от тепла человеческого тела и можно отследить твое местоположение. — взволнованно сообщает, набрасывает на мои плечи длинный плащ и надеется, что я соглашусь. — Этого будет достаточно. — возвращаю помощнице комлинк и надеваю на левую руку браслет. Фиксирую его на запястье, после проверки слабого мерцания встроенного фонарика синего цвета. — Мне не по себе, что ты собираешься туда одна. — тихо шепчет брюнетка. Ее глаза заметно краснеют, а плечи дергаются от подступающих рыданий. — Возьми хотя бы световой меч... — Никакого оружия. — сразу возражаю. — Он будет ждать этого шага и с радостью воспользуется новой уловкой.— последний раз оцениваю себя перед зеркалом. — Пусть капитан Тайфо подготовит лендспидер и доставит меня к зданию Администрации Республики. — точно знаю, что ситх будет там.— А ты проконтролируй состояние R2 и спрячь оставшиеся голодиски. — А если Канцлер не захочет принимать тебя? — сомневается Дорме дрогнувшим голосом.— Вряд ли у него найдется сейчас свободная минута.— имеет в виду многочисленные разбирательства, после случившегося на заседании. — Он примет. — щипаю себя за щеки, игнорирую вспышку зеленого цвета в своих глазах. Вернее, это глаза Падме, но они удивительным образом становятся такими же, как у меня. — Так или иначе.

***

      Темнокожий мужчина провожает меня до зала ожидания. — Вы уверены, что этот визит так... необходим? — капитан Тайфо осматривает пустующие апартаменты и прислушивается к тишине. Ему не нравится моя затея встречи с Канцлером в столь позднее время. На Корусант опускаетcя ночь. Сегодня, она особенно темна и неприветлива. Яркие огни и воздушные магистрали с потоком кораблей словно застывают в какой-то туманной дымке. Сама жизнь засыпает под плотным покровом холодной, пропитанной ликованием мглы. Ее часть ложится густым облаком мне на плечи, вызывая легкий озноб. Сила встревожена и вертится бесконечным волчком в предвкушении. Рефлекторно кутаюсь в плащ, чтобы согнать ненужное ощущение. — В моем случае, это единственный выход. — отвечаю, понизив голос, ускоряюсь, чтобы быстрей добраться до приемной. Мои слова наверняка еще больше смущают спутника, однако не стоит тратить собственные силы на увертливые фразы. Рабочее место секретаря пустует, а вот удвоенный штат стражи Сената во главе с капитаном встает непробиваемым препятствием на моем пути. — Сенатор Амидала. — мужчина в сияющих доспехах приветствует стандартным поклоном, однако взгляд не успевает подавить на лице потрясение из-за моего внепланового визита. — Канцлер не принимает сегодня. — выходит вперед, чтобы я отступила. — И велел никого не допускать. — трое солдат позади него блокируют массивные двери живым щитом. — Раз так... — решаю схитрить и разыграть сцену. — Будем надеяться, что Республика доживет до утра... — тяжело вздыхаю и очень медленно разворачиваюсь. Жду нужной реакции. — Подождите. — растерянно бросает капитан, заподозрив неладное. — Вы же не имеете в виду... — вопрос застревает у него в горле от витка сильного волнения. Видимо хорошо досталось за упущенного наемника, устроившего нападение в палате созыва. — У меня срочное донесение для Канцлера Палпатина. — проговариваю безапелляционным тоном. — Которое не терпит отлагательств. — делаю ударение на последнем слове с беспокойством в интонации. — Но меня не поставили в известность. — еще пытается воспротивиться. — Просто не успели. — тут же отвечаю и расправляю плечи. — Оставьте все издержки под мою ответственность, как и предписания протокола. — знаю, что он опасается нового выговора, который поставит под угрозу военную карьеру. Решительно подхожу к солдатам, ожидая, что они расступятся. — Хорошо. — неуверенно соглашается и коротким движением головы, молча приказывает подчиненным пропустить меня. — Капитан Тайфо, вам придется остаться в зале ожидания. — обращается начальник стражи к моему сопровождающему. — Солдаты проводят вас. Взгляд темнокожего мужчины отчетливо говорит мне быть на чеку. Он молча уходит, заглушив перчаткой сигнал комлинка. Наверняка Дорме распереживалась и теперь пытается дозвониться. Массивные двери медленно раскрываются передо мной. Задерживаю дыхание на вдохе, чтобы не отравиться воображаемым смрадом зла. Иду вперед на добровольную плаху и чувствую, как бунтует каждая клеточка тела. Вновь оказываюсь в сердце кровавого некрополя, с устремленными на меня, безумными взглядами давно почивших незнакомцев. Останавливаюсь возле единственной ступени и в упор смотрю на виновника своих бед. Наши глаза сталкиваются и ведут молчаливую схватку, терзая пространство электрическими импульсами. Напряжение в Силе резко возрастает. Вздрагиваю, когда за спиной раздается короткий, характерный звук. Отступить уже нельзя, пути перекрыты. Сражение взглядов углубляется, зарывается под кожу, вызывая фантомную боль в суставах. Я тону в его льдистых водах, а он погружается в теплую зелень моих надежд на спасение. Решаю первой разорвать эту жестокую связь. Не сразу замечаю присутствие главного советника политика. Его темно-лиловые одежды режут взгляд неуместностью, а глубокие морщины на худом лице умерщвляют даже намек на мимику. Сейт Пестаж, тот самый серый кардинал, жестоко проходится по мне своим темным, бездушным взором. В памяти Падме он никак не значится, но я без Силы понимаю, что это очень опасный человек с повадками немого убийцы. Советник стоит возле Палпатина, пока тот просматривает неизвестные данные на информационном планшете. — Сенатор Амидала... — не хотя, с ленцой растягивает ситх, сидя в высоком кресле. На нем все та же рубашка, но с полностью оторванным рукавом, а на плече плотная белоснежная повязка. — И чем мы обязаны в столь поздний час?— опять медленно, вымученно, будто от усталости и раздражения. Вообще непонятно, ждал он моего прихода или нет. — Это касается вопроса моих полномочий в Сенате. — поднимаюсь и осторожно иду вперед по прямой. Боюсь споткнуться, потому что холодные глаза Сидиуса продолжают оценивать меня. Считывать изменения в мимике, осанке, дыхании и пульсе. Он не сдерживает свою ауру, которая ледяным потоком проходится по мне. Явно не одобряет и не приветствует такой отчаянной, неприличной напористости. Но не это главное. Ситх даже не пытается претворяться перед стоящим рядом человеком, а значит, что этому теневому соратнику известна истинная суть политика. «Хуже быть не может.»— пытаюсь проглотить комок в горле, застрявший после мрачной догадки. — Ждете, что я так просто приму вашу отставку? — брови ситха приподнимаются, а светлые глаза мимолетно закатываются в показном разочаровании. Он передает Пестажу датапад и еще больше расслабляется в кресле, кратко погладив пальцами зеркальные подлокотники. Мой взгляд застывает на его ярких волосах, которые сейчас находятся в легком беспорядке. Эта блестящая, солнечная копна подчеркивает тонкие черты лица политика и усиливает морскую яркость в глазах. Ощущаю зуд под ногтями из-за неуместного желания запустить в живую массу свои пальцы, сжать ее, потянуть и вдохнуть аромат... «Черт!» — стараюсь сдержать румянец и мимолетно смазываю языком сухие губы. Со стыдом понимаю, что Шив успевает отследить эту реакцию, но вида не подает, будто ему подобное вовсе не интересно. — Хотите лишить меня даже отступления? — вспыльчиво переспрашиваю и дохожу до гостевых кресел. Сжимаю руки в кулаки, пробую противостоять напору его ауры. Сила внутри меня кажется маленьким нахохленным зверьком, обнажившим острые зубки. Мое яростное возражение действительно помогает сконцентрироваться, даже не смотря на учащенное сердцебиение с затормаживающей тревогой. Отбрасываю холодную волну чуть назад и делаю глубокий вдох, испытывая облегчение. Получается не так хорошо, как хотелось, да и меч я давно не держала в своих руках. Великая будто тянет из меня веревки, чтобы выплеснуться наружу. Ее не становится больше, но она сгущается внутри, требуя высвобождения. Все-таки эмоциональный фон и внутренний настрой играют ведущую роль в пользовании и усилении восприятия. — Снимите плащ и вспомните об обязательствах этикета для гостя. — приказывает политик скрипучим голосом. Его взгляд обостряется и меняется от простого наблюдательного к удушающему. Раскрываю губы на выдохе и неохотно тянусь к застежке. Опять смотрю на его оголенное плечо с повязкой. Интересно, может ли он исцелять себя через Силу, как это показывали в диснеевской трилогии? Если да, то почему не воспользуется этим? Бросаю предмет одежды на спинку ближайшего кресла, готовлюсь присесть, потому что стоять перед ситхом неудобно. — Я не приглашал вас присаживаться. — Палпатин откидывает голову назад, на секунду прищуривается, ища крошечные изменения в моем облике. «Ублюдок!» — в этот раз вспыхиваю от возмущения, опускаю глаза к его столу и вижу недопитый бокал с крепким алкоголем. Янтарная жидкость, похожая на виски в чистом виде, без льда. — К сожалению, у меня нет вашего любимого набуанского вина из раннего урожая, — он отправляет короткий взгляд в сторону молчаливого советника, который сразу же наклоняет голову в понимании и уходит через запасной вход, возле ниши в стене с золотой скульптурой неизвестного ученого.— Но вы можете перейти на кореллианский виски.— притягивает Силой бокал, делает короткий глоток и даже не морщится. Ему не нужен лед, чтобы охладить напиток, не нужна легкая закуска для привычного обряда распития. Он смакует вкус в чистоте, мастерски проверяя каждую ноту и задерживая на языке оттенки дорогого алкоголя. Явственно ощущаю разницу между ним и другими мужчинами, которых встречала в своей жизни. Никогда не пробовала короткие интрижки с не обязывающей связью. Вислава часто говорила, что мне нужен избранник по-старше и ругалась каждый раз, когда к нам подходили знакомиться. После расставания с Еронимом, мое отношение к противоположному полу переросло в некую фобию, а одиночество казалось весьма уютным и даже правильным. Поэтому, стоило мужчине проявить активность в отношении меня, как я тут же превращалась в пугливую лань, с картошкой во рту и дерганными конечностями. Благодаря неофициальному облику Палпатина, я четко отслеживаю движение кадыка и гортани при глотке, вижу след крепленной влаги на тонких губах и слабый румянец от повышения кровяного давления. Он старше меня намного. Девятнадцать лет кажутся пропастью и тем не менее, волнение внутри затвердевает до томления, когда глаза насыщаются этой зрелостью, неторопливостью, породой и своеобразным, извращенным благородством. Дьявольская опытность с тяжелой харизмой, как созревший плод из Эдемского сада, за которым приятно наблюдать... — Вас так сразило мое предложение? — медовый голос выводит меня из гипнотического оцепенения. Шив смотрит на жидкость в бокале, медленно раскачивая ее. Принюхивается и прикрывает глаза на пару секунд. От него ничего нельзя утаить. — Скорее ваша непонятная, грязная манипуляция. — резко дергаюсь вперед, подхожу к столу и сдвигаю брови.— У нас было соглашение. — наклоняюсь и облокачиваюсь ладонями о твердую поверхность. — У вас короткая память... — холодный взгляд плывет по мне и останавливается на лице. — Мы договаривались только о защите падавана Скайуокера. — бокал с алкоголем перемещается по воздуху на прежнее место. — Как вы раздобыли запись с камер наблюдения? — спрашивает строгим тоном, откидывается назад, очерчивает магические круги пальцами на подлокотниках. «Он знает, что ее прислал Серенно, но хочет проверить меня и своего ученика.»— собираюсь с мыслями. — Какая разница? — не сдерживаю раздражения в ответ и скрещиваю руки впереди себя. — Можно подумать, вас не радует такой итог. — решаю провести дальше логическую цепочку. — Избавились от надоедливых, трусливых подхалимов, валящих все ваши планы. Да еще и дополнительную компенсацию получите, после судебных разбирательств, а это выгодный вклад в экономику, расшатанной вами Республики... — прерываюсь на пару секунд и продолжаю. — Не придется искать дополнительные средства, чтобы кого-то подкупить или убрать. — не замечаю, насколько живо рассуждаю о столь беспринципных вещах. — Хватит даже на... запасные войска клонов. — наши взгляды сталкиваются, но на этот раз, заметная скукота ситха сменяется заинтересованным блеском. — Неужели, вы думали, что я не знаю о ваших планах растерзать этой войной всю галактику? — раскрываю часть информации, чтобы отвлечь Сидиуса от Дуку. — Обставляете увертливость против самой себя... — тянет, разгадывая мою тактику, как ребус. Хищно улыбается уголками губ. — Вы так и не ответили на мой вопрос. — начинаю терять терпение. — Зачем опять опустились до подобного? — напоминаю про отвратительную сцену в Сенате. — Неужели всему виной моя популярность и ваш страх перед оппозицией? — мне хочется его унизить, дать хоть и неверный, но оскорбительный для злобного гения намек. — Вы сами верите в подобную чушь? — переспрашивает на выдохе с отчетливым раздражением. Мои глаза застилает красная тряпка. Вскипаю окончательно и теряю контроль над своими эмоциями. Все, что сейчас хочется, так это удавить его, как таракана и залить сверху остатками виски. — Просто ответьте, мать вашу! Неужели это так сложно?! — ударяю ладонями о стол и громко дышу. Плевать на ругательства и последствия. Меня несет на волнах ярости. Сила бушует внутри нарастающим смерчем. — Какого черта, вам все это понадобилось?! Ведь теперь и ваша репутация под угрозой. — спонтанно нахожу маленькую брешь в гадкой уловке ситха. Он продолжает сидеть без изменений, чуть вздернув брови от бранного потока моих расспросов. Знаю, что выдаю себя с потрохами, да еще и выражаюсь не как благопристойный член Сената. Но безумие пламенного гнева не удержать и я иду у него на поводу. Внезапно ощущаю ледяную удавку на шее, которая тянет меня вниз, прямо на стол. Цепляюсь за горло и кряхчу, широко раскрыв глаза от испуга. Похоже, мне удалось его разозлить. — Наглеете... — скрипит через Силу, выкручивая указательным пальцем круг в воздухе. Синева в глазах поддевается золотом, живой румянец исчезает под пугающей бледностью. Шив усиливает хватку, чтобы мой мозг испытал кислородный голод, роняет ладонь, как и меня лицом к столу, а потом медленно отпускает, скрестив тонкие пальцы. — Урон моей репутации слишком ничтожен, по сравнению с катастрофой, вокруг вашего... доброго имени. — цедит с издевкой. — Это... еще почему? — спрашиваю через череду сухого кашля. Жадно вдыхаю воздух и собираюсь сесть в кресло, так как голова еще кружится. Радует, что смогла удержаться рукой от падения и возможного перелома носа, по вине невидимой Силовой удавки. — Вы были сверху. — так просто отвечает, что я теряю дар речи на целую минуту. Юмор у психопатов не просто жуткий, а поразительный. В самом критичном понимании. — Знаете что? — вяло произношу, посмотрев на ритуальную чашу для крови. В голове обрисовывается прекрасная сцена с проломлением черепушки мерзавца именно этой штуковиной. — Я убью вас. — возвращаю свой взгляд к ситху. — Прямо сейчас. Честное слово. — говорю со всей искренностью, на которую способна. Шмыгаю носом от подступающих слез. Палпатин размыкает пальцы, несколько раз медленно моргает, а потом хрипло смеется. Его злодейский низкий смех убивает тишину, а скрипучее эхо в Силе отражается на моих барабанных перепонках. Мне удается рассмешить Сидиуса? Да я оказывается клоун галактического масштаба. «Мало придушить тебя, сволочь!» — отчаяние сдавливает сердце, потому что все вопросы, попытки вывести и понять мотивы этого мужчины оборачиваются против меня. Канцлер перестает смеяться так же резко, как и начал. Еще раз внимательно осматривает меня, с глубокой иронией в холодных глазах. — Мне редко нравятся комедии, но у вас получилось. — вновь непроницаемое выражение на лице, а голос источает угрозу. — А я не шучу! — пылко отвечаю в ответ, призывая про себя Силу для помощи в расправе. — Я убью вас. — повторяю на полном серьезе. — Обещаю. — Позвольте полюбопытствовать. — ситх пододвигается к столу, опять притягивает бокал с виски и делает глоток. — Куда вы спрятали свой меч? — его взгляд, как в доказательство своих извращенных догадок, прохаживается по моим бедрам и застревает строго между ними. Раскрываю губы от негодования и терплю радугу на лице из красного румянца с бледностью утопленницы. Испытываю серьезный шок от такого вопиющего, низменного намека. При этом, поданного весьма элегантно и непринужденно. — Да плевать я хотела на мечи, вашу Силу и способности! — начинаю медленно обходить стол и самого политика. — Все равно, терять мне уже нечего... — голова окрыляется безумием и я послушно иду по его призыву. Задираю подол платья, сбрасываю туфельку в сторону ситха и снимаю плотный чулок с правой ноги. Кстати о белье в Звездных Войнах. У представительниц аристократии все выполнено из однотонных материалов, без какого-либо кружева и используется больше для удобства. — Что вы задумали? — Шив кажется озадаченным, что совсем непривычно для моего наблюдения. Ему не нравится решимость, с которой в ногу идет моя нездоровая импровизация. Мужчина сдвигает брови, пялится на чулок в моих руках и разворачивается, чтобы не пропустить малейших деталей этого сумасшествия. — Вы любите драму... — поправляю подол платья и проворачиваю эластичную ткань вокруг ладоней. Натягиваю, проверяя стойкость. — Я поддержу вас в этом. — поднимаю голову, упиваюсь моментом своей дикой выходки. Раздумываю над прыжком, чтобы оказаться позади ситха. — Видели когда-нибудь, как убивают женским чулком? — глупо интересуюсь, хотя знаю, что Палпатин не ответит.— Нужно всего-то выбрать правильный захват и продержать так... некоторое время. — поясняю, опираясь на сцены из фильмов. Делаю первые шаги к своей жертве. Хочу ухмыльнуться, как какой-нибудь маньяк, но вряд ли смогу соперничать с этим рыжим хмырем.— Обещаю быть нежной... — произношу приторно-ласковым тоном. Ничего путного из этого точно не выйдет, но раз я решила попытаться, чтобы наконец встретить свою смерть, так тому и быть. Шив наверняка отправит меня к праотцам через дырку в окне, предварительно переломает хребет и испытает наслаждение от своих действий. Мне остается совсем немного, тем более, Палпатин не двигается с места. По-прежнему ровно сидит, как восковая фигура и пристально смотрит на меня, идущую к нему по кривой линии. Он выжидает, оценивая степень моей готовности и возможные для себя риски. Наши глаза держат тяжелый, осязаемый нервной системой контакт. Его аура будто исчезает, а глаза не заполняются золотом. «Что ты намерен сделать?»— только я собираюсь приблизиться на недопустимую приличиями дистанцию, вздергиваю крепко сжатый в кулаках чулок, как все разом взрывается в невидимом хлопке моментального всплеска Темной стороны. Череда четких действий проходит настолько стремительно, что даже в зрительной памяти ничего не отпечатывается. — Ах! — вскрикиваю, когда прутья Силы резко подталкивают меня вперед, а левая мужская рука ловко разворачивает и прижимает спиной к твердому телу. Улавливаю ярко красный отблеск светового меча, лезвие которого замирает в опасной близости от моего лица. «Палпатин держит меч при себе или совсем рядом, иначе как так быстро удалось вооружиться?» — пытаюсь понять, где точно ситх прячет оружие, обманывая систему безопасности, но мозг упорно концентрируется на прикосновениях. Прохладные пальцы чуть сдавливают мою шею, двигаются немного вверх и сжимают подбородок. Слух обостряется, внимая дыханию политика. Оно кажется громким, заглушающим любые другие звуки. — Достаточно на сегодня иронии... — шепчет, повернув мою голову в сторону, чтобы я не смогла как следует рассмотреть световой меч. — Ведь она легко может стать трагедией. — удерживает рукоять правой рукой. Опускает лезвие на уровень моей груди и наклоняет голову. Всхлипываю и дергаюсь от неожиданности, потому что кончик его носа упирается в чувствительное место за ухом. Сидиус делает вдох, растягивает внутри себя аромат моей кожи, пробует смешать со слюной на языке и блокирует на выдохе, выводя экзекуцию парфюмера на какой-то небывалый уровень. Не могу совладать с нехваткой воздуха, поэтому жадно глотаю его ртом, от чего грудная клетка ходит ходуном. Чулок сползает вниз с ослабевших рук. — Спокойней... — ситх не касается моего уха языком, но его скрипучий голос обретает влажность, которая оседает на внешней раковине. — Свет этого лезвия намного горячее, чем у любого другого меча... — смотрит вниз на мою вздымающуюся грудь. — Можно повредить эпителий кожи, если поднести слишком близко. — скрип смешивается с грудным рычанием, вызывая волну мурашек на затылке. Замираю на вдохе и задерживаю дыхание. Как раз в тот момент, когда маленькая пуговка на платье оплавляется и обрывается, делая декольте более открытым. — Вот так... — растягивает ситх, одобряя мое послушание. — Ваша драма потерпела фиаско. — отпускает рукоять меча и Силой удерживает оружие в воздухе. — Особенно в отношении безрассудного упрямства, коим вы регулярно кичитесь перед моими очами. — лезвие меча чуть отдаляется и я наконец выдыхаю, прикрыв глаза, чтобы вслушаться в каждое слово Сидиуса. — Нагло требуете, хотя я всегда отвечаю, но вам мало, — он продолжает удерживать меня за подбородок. Опускает пальцы, чтобы контролировать наружные мышцы гортани. Другой рукой поддевает ткань рукава платья. — Мечетесь, как неразумное дитя и опять вопрошаете, прекрасно зная ответы. — Я не... — мне не дают даже голос подать, так как резко сдавливают щеки и сильнее прижимают к себе. Палпатин предупреждающе цыкает, начинает вынимать шпильки из волос, чтобы стереть простую строгость с моего образа. — Вы смеете перебивать, забыв о правилах и такте, — его тон теряет вкрадчивость и окатывает ледяным потоком Силы. Кончик меча меняет свое направление и становится строго на уровне моих глаз. — Тянете мое время, проявляя заурядность... — резко выдыхает мне в ухо. — Которая совсем не интересна, девочка. — голос Палпатина меняется на последнем слове. Смягчается, будто дает указание к бесполезности предпринятых мною мер. Активированный меч начинает крутиться в воздухе, медленно приближаясь кровавым сверлом к раскрытым от ужаса глазам. — Ваше признание. — быстро тараторю, терпя нажим прохладных пальцев. — Я пришла обсудить его и принять условия союза. — быстро облизываю пересушенные губы и чувствую, что ситх отпускает меня. Световой меч плавно ускользает в сторону стола. Радуюсь краткому моменту свободы. Думаю развернуться и отойти в сторону, делаю первый шаг и вскрикиваю от испуга. Тяжелое тело, вместе с Силой подталкивают меня к столу. Успеваю выставить руки вперед, чтобы не удариться лицом о поверхность. Волосы рассыпаются по плечам, а цепочка на спине натягивается от грубого захвата. Шив с легкостью срывает украшение, запускает пятерню мне в волосы и тянет на себя. Не больно, но достаточно крепко и уверенно. — Вы пришли, потому что расстроены, — его меч нависает сверху, два пальца свободной руки проходятся по выемке позвоночника. — Такой недолгий триумф с упущенной победой... — зарывается носом мне в волосы и прикрывает золотистые глаза. Воздух вокруг нас трещит от мороза и чего-то более опасного. — Обида хлещет из вас, как из расколотого сосуда. Шиплю в ответ и пытаюсь вырваться из власти недопустимых прикосновений. Чувствую кожей знакомые разряды тока Силы. Политик немного приподнимается, чтобы не давить на меня сверху, хотя эта тяжесть воспринимается моим женским чутьем, как некое завоевание. — Вся эта истерия лишь оправдание и маскировка истинной жажды. — медленно ведет ладонью до ягодицы. Широко расставляет пальцы, надавливает на плоть и громко выдыхает. Я вздрагиваю и забываю, как дышать. С губ готово сорваться нечто похожее на стон. Руки дрожат и кажется, что вот-вот рухну на его, черт возьми, рабочий стол. «Сейчас вставит.» — поражаюсь четкости собственных мыслей, прерывисто дышу и обреченно жду, когда ситх сгребет ткань платья рукой, задерет подол и грубо отымеет меня, как явный победитель дуэли. — Справедливость здесь не при чем. — мужская ладонь поднимается вверх, опять блуждает по спине, простреливая раскрасневшуюся кожу разрядами. — Я лишил вас удовольствия... — обхватывает за талию, задерживается на пару секунд и ведет к животу. — Той экзальтации и восторга от оваций слепой толпы. Вы хотели насладиться этим, чтобы вкусить новые грани власти. Довести зародившейся трепет внутри до финала... — пальцы поднимаются вверх в сторону правой груди. — Утешить себя и насытить собственное тщеславие. Не знаю, кому молиться. Он так ловко играет со мной в доктора Лектера, что разум начинает действительно верить в столь порочную идентификацию. — М-мм... — закусываю губу, чтобы не показывать бурной реакции, когда мужская ладонь достигает нужного места. На мне нет бюстгальтера, поэтому невесомое , дразнящее прикосновение кажется более острым. Плоть груди тяжелеет вместе с ударами сердца, кровь приливает к животу. Не замечаю, как выгибаюсь и подставляю себя для продолжения продуманной пытки. — Даже после покушения в палате созыва, которое только усилило голод, вы оставались в крайней степени возбуждения, — его ладонь не сжимает плоть, не давит, а просто мягко поглаживает вокруг подушечками пальцев, заставляя сильнее затвердевать изнывающий сосок. «Хватит! Перестань!» — дышу через раскрытые губы. Мне душно и хочется, чтобы ледяная волна Темной стороны остудила этот внутренний жар. Перед глазами все начинает плыть, ощутимо тяжелеет между бедер и собирается влагой на ластовице трусиков. Я действительно возбуждена и тянусь к этому злу, дабы вкусить, распробовать, понять, освоить... — Ожидали прихода ночи, чтобы сгореть от страсти к самой себе. — ладонь оставляет грудь и опять движется к животу, но спускается ниже. — Возвести нерушимый храм собственноручно. — давит кончиком среднего пальца на лобок через платье. — В свою честь... — ситх довольно улыбается, когда я начинаю испуганно вертеть головой. — Отпустите... меня. — шепчу и всхлипываю, потому что новый заряд вызывает онемение в коленях. Я настолько близка к разрядке, что начинаю бояться саму себя. «Что он со мной делает?»— столь противоречивое состояние бьет наковальней по затылку, рождая воспаленную безумием мысль о спонтанном сексе прямо на столе, где решается судьба Республики. — «Еще немного, и я...» — Поздно роптать, пред пастью зверя... — скрипит и хмурит брови, оценивая перемены моего состояния. Знаю, что он видит и чувствует меня через Силу. Возможно поэтому клинок светового меча перестает вертеться в воздухе, а холодные волны ауры накатывают в обратном направлении. — Прошу вас... — на глазах появляются слезы, тело плавно качается в такт ожидаемому физическому акту. Хочу прекратить это, точнее не допустить. Напомнить, для чего я пришла. — Ваше признание, Си... Сидиус... — не знаю почему, но мои губы сами произносят это имя, захлебывают с громким выдохом, минуя доводы рассудка. Интуиция и воля Великой, пересиливают осторожность, прокручивают барабан револьвера судьбы, как в русской рулетке. Щелчок затвора, спуск, тишина. Мне кажется, или рука, удерживающая мои волосы вздрагивает. Мужчина выпрямляется и резко разворачивает меня лицом к себе, наклоняется. Чрезмерно близко, почти соприкасаясь носами, как для поцелуя. Канцлер всматривается расплавленным золотом в перепуганные глаза, чуть встряхивает, как тряпичную куклу и раздувает ноздри. Принюхивается, прикасаясь указательным пальцем к моему виску. Чувствую острую боль, будто мне нож воткнули в черепушку. Морщусь в агонии, закрываю глаза и готовлюсь к худшему, однако, все быстро пропадает. Вскрикиваю от испуга из-за громкого падения на стол рукояти светового меча. Палпатин молча отходит к своему креслу, притягивает бокал с виски и делает один глоток. Присаживается, буравя меня золотистыми глазами. На меня накатывает слабость и головокружение. Понятия не имею, почему ситх передумал травмировать мой мозг, но вряд ли я переживу подобную пытку еще раз. Все тело дрожит и приходится опереться о стол, даже полу-присесть на него, чтобы не упасть. Не знаю, что сказать и сделать, потому что следы от его прикосновений оставляют за собой требование. Низ живота тянет, между ног неудобно и горячо. Краска стыда заливает щеки, с левого плеча сползает рукав платья, а волосы в полнейшем беспорядке. Еще и губу до крови прокусить успела. Знаю, что Шив считывает все, как с раскрытой книги, делает определенные выводы, наблюдает, оценивает, заключает. Мне сейчас настолько неловко, что предпочитаю упереться глазами в пол, как поруганная девица и молчать. — Наконец решили сорвать маски... — политик делает еще один глоток и передает бокал по воздуху в мою сторону. — И закончить нелепое представление. — вытягивает мрачным тоном, продолжая смотреть. — Придите в себя. — намекает, чтобы я испила алкоголь из его бокала. — Ведь начинается... самое интересное. Поднимаю голову и судорожно вздыхаю, бросаю короткий взгляд затравленного зверька в сторону ситха, тянусь рукой к бокалу. Ощущаю горечь во рту, вместе с древесными нотками и еще чем-то неизвестным. Обжигаю горло при глотке и кашляю. «Гадость!» — никогда не понимала крепкий алкоголь. Вопреки ожиданию, наступает облегчение. Сердце успокаивается, руки больше не трясутся, хотя стыд и неуверенность продолжают разрастаться токсичным самобичеванием. — Ваше признание. — начинаю заново, обняв себя руками. — Оно... — Прежде, чем приступать к переговорам... — Канцлер перебивает меня с явным нетерпением и порицанием. — Следует должным образом представиться. — скрещивает пальцы рук и прищуривается. Золото в его глазах сияет еще ярче. — Раз вы в курсе моего настоящего имени, мне бы хотелось узнать ваше. — требует и поглощает весь облик с подозрительностью. — Тем более, что вы кажетесь сейчас особенно... — зрительное наблюдение насыщается жадностью, словно ему приятно видеть такую меня. — Настоящей. «Он хочет, чтобы я сама ему все рассказала.»— начинаю понимать некую заботу о своем сознании с его стороны. Ведь нет гарантий, что я не сойду с ума, после воздействия Темной стороны на мозг. Особо ценная игрушка нуждается в бережном обращении... — Ваше настоящее имя Шив Косинга Палпатин. — уверенно возражаю и приподнимаю подбородок. Ставлю пустой бокал на стол. — Которое вам дали родители при рождении. — поправляю рукав платья и сильно сжимаю ноги вместе. До сих пор сложно побороть не утихающий пожар внутри. — Я сам волен выбирать для себя. — зло прищуривается, выводит пальцами круги по подлокотникам и ядовито ухмыляется. Он настолько открыто презирает все, что связано с его семьей, что поражает до глубины души. Особенно после того, как я стала невольной свидетельницей безжалостных убийств. Такой вывод придает мне сил и заряжает стремлением опровергнуть издевку над святым для многих людей. — Нет. — чуть качаю головой, смело смотрю ему в глаза. — Это абсолютное, неоспоримое право отца и матери. — негодование делает мой голос более твердым, уверенным. Зверек внутри фыркает и скалится. — Благословить выбранным именем судьбу своего дитя. И никакие постулаты Темной стороны не властны над этим. — последнее изрекаю с давлением через Силу. Я уверена в своей правоте и морально гашу любое сопротивление из вне. Пальцы ситха замирают, желваки отчетливо проступают под кожей, а подбородок медленно двигается, как при сильном сжатии челюстей. Ему не нравится услышанное, ибо столь яростная, жизненная трактовка вводит в излишнее напряжение, судя по плотному сжатию тонких губ. — У меня только одно имя. — продолжаю, чтобы лишний раз не усугубить шаткую передышку в нашей дуэли. — Но здесь, в этом мире, мне приходится прикрываться другим. — говорю правду, продолжая смотреть в глаза ситха. — Я не знаю как, не знаю зачем оказалась здесь, но вынуждена играть роль, чтобы определиться со своей... новой судьбой. — сказанные слова, обрывают самые первые планы, которым я ранее придерживалась. Поправляю волосы, опускаю руки и выпрямляю спину. Тяжело вздыхаю. Раздумываю несколько секунд, но все же решаюсь приблизиться к политику. С надеждой. С согласием. — Елена. — коротко представляюсь, испытывая странное волнение от сказанного вслух имени. «Вот мы и познакомились, Шив. По-настоящему.»