***
У него красивые руки. Достаточно узкие, аккуратные запястья, без лишней мясистости и выпирающих косточек. Ровные длинные пальцы с отполированной, вытянутой ногтевой пластиной. Светлая кожа с отсутствием лишней пигментации и не разросшимся волосяным покровом. Он не удаляет волоски намеренно, потому что все вполне идеально для отображения уместной педантичности. Я не художник-вуайерист, но все же творческая натура, склонная к своеобразной детализированности. Именно сейчас, когда внушительный воздушный лайнер медленно плывет в небе, рассекая воздух огромного города, меня увлекает зрительная обрисовка кистей ситха. Мы соблюдаем молчание с момента захода на борт и держим дистанцию, заняв места напротив друг друга. В правой руке Палпатина планшет, а рядом установлен один голопроектор для внеплановой связи и прямой трансляции неотложных переговоров. Шив критически собран. Это отчетливо передается с каждым размеренным движением пальцев. Указательный чуть длиннее. Нет женственной тонкости, а огрубевшая кожа на костяшке среднего с небольшим шрамом, вносят исконно мужскую принадлежность. Гладкие ладони не знают тяжелого труда. Не имеют заметных уплотнений и мозолей, потому что их хозяин не любит световые клинки и предпочитает повелевать Силой голыми руками... Прикасаться к ней, притягивать и собирать, чтобы потом слепить шедевр, как из мягкой, разогретой глины. Он мастер-творец и не упустит возможности лишний раз исследовать, распробовать на вкус новое. Обнаружить неподвластность, которую считает изъяном. Неторопливо воздействовать на нее, соблюдая осторожность. Максимально ослабить и нанести решающий удар... — Могу я узнать, что заставило вас впасть в столь глубокий, мыслительный транс? — растягивает вопрос супруг, отложив деку. Голосвязь с одним из советников прерывается. Голубоватая фигурка исчезает, и все внимание Канцлера устремляется ко мне. Даже будучи занятым своими прямыми обязанности, он все равно наблюдает. Чуть вздрагиваю и часто моргаю, резко возвращаясь к реальности. Немного смущаюсь от того, что поймана с поличным. — Ваши руки. Я изучала их. — говорю правду и поеживаюсь. Аура Сидиуса пребывает в покое и никак не беспокоит, однако мое тело рефлекторно реагирует, прося плотнее завернуться в плащ.— Мало, кто хочет замечать мелкие детали и размышлять об истории их появления. — нейтральная тема располагает к общению, хотя я боюсь, что он ловко уведет разговор к результатам осмотра у врача или решит напомнить о моем вопросе про Империю. Мужчина вздергивает ровные брови, бросает мимолетный взгляд на свои ладони, складывает их впереди, а потом поднимается с кресла. — Ну так поведайте мне ее. — поворачивает голову к широкому иллюминатору. Делает вид, что любуется красотами Корусанта. «Лучше расписать хвалебные оды и оттянуть время до представления.» — подсказывает внутренний голос. — Вы старательно держите планку высокородного, миролюбивого простофили, не лишенного обаяния. — поглаживаю большим пальцем ряд мелких пуговичек на перчатке. Обращаю внимание на выпуклость безымянного пальца. Забыла снять обручальный фамильный перстень для удобства. — И насмехаетесь над теми, кто думает помыкать вами. — кажется, будто колье с изумрудами начинает плавно стягивать мою шею. — Однако есть... определенные не состыковки. — делаю паузу, чтобы продумать оригинальную похвалу в качестве отвлекающего маневра. — Продолжайте. — просит политик с тенью улыбки на лице. У него хорошее настроение, но нет гарантий в полном отсутствии имитации. — Для завершения образа инфантильного дворянина, вам не хватает жеманности. Нет лака на ногтях для дополнительного блеска, не удален волосяной покров. — хочу снять перчатки, так как они начинают попусту бесить своей тугой натянутостью. — Вы не используете осветляющие эссенции и крема для увлажнения кожи. Даже макияж отклоняете, хотя он сейчас популярен у представителей высшей знати. — усмехаюсь и порывисто сдираю аксессуар с правой ладони.— Это простая... чистота и мне все чаще кажется, что вы хотите быть раск... Мне не дают договорить. Прохладные пальцы прикасаются к подбородку и приподнимают. Мужчина мистическим образом оказывается рядом и вынуждает встать на ноги. Синева в его глазах темнеет, подобно наступающему шторму. — Вы рискуете, не заботясь о сокрытии своей наблюдательности. — скользит костяшками по скуле, задевает указательным пальцем мою нижнюю губу. — Вы тоже, когда признаетесь в любви к демократии.— задерживаю дыхание. Пальцы супруга проходятся по шее и останавливаются на крючках плаща. — Вот как... — к темной синеве в его глазах примешивается ситхское золото. Весьма интересное, опасное сочетание. Маниакальный взгляд политика медленно плывет вниз, а потом возвращается обратно к моему лицу. — Абсолютно. — голос переходит в полушепот, смотрю ему в глаза.— Ее невозможно любить, потому что это вымысел. Ситх крепче сжимает челюсти, дабы удержать маску привычного равнодушия. Душит мимику собственного лица, слегка раскрывает губы, однако задерживает выдох, безжалостно оттягивая волнительный момент. — Обласканная слабаками утопия.— проводит ладонью над застежкой. Сбрасывает мой плащ вниз. — За которой кроется анархия. — исследует пальцами линию ключицы, вырисовывает круг на плече, от чего по коже расползаются предательские мурашки. — Толпу важно держать в постоянстве... — речь политика обрывается на громком вдохе. Золото в глазах поглощает остатки синевы, а взгляд насыщается жадностью. — Но для этого нужна идея. — Уже подлетаем. — еле сдерживаю порыв упереться ладонями в мужскую грудь. Происходящее напоминает случившееся в кабинете Канцлера, когда я поддалась странному намерению, после вкушения темной сути. За иллюминатором раскрывается прекрасный вид на закрытый колизей оперного театра, окруженного целой системой мощных прожекторов. Голограммные экраны, расположенные у центрального входа с оцепленной солдатами посадочной площадкой, буйствуют яркими красками, отвлекая от непрерывного голубоватого мерцания защитного поля. На двух больших экранах отражается лицо главной оперной дивы и композитора Игерна. Тысячи маленьких военных дронов облетают внушительное здание, следуя протоколу безопасности. На некоторых установлены дальнофокусные камеры, чтобы зафиксировать событие для новостных компаний голонета. Журналистам вход воспрещен, но меня предупредили о возможных шпионах-дроидах, подосланных для сбора горячих сплетен. — А еще жертва. — добавляет Палпатин мне в губы, боднув кончиком носа. Притягивает к себе за талию. — Вы на такое не способны. — пытаюсь выдать сомнение за холодное утверждение. Всхлипываю в конце, потому что его пальцы обводят оголенную лопатку и простреливают зарядом Силы. Вынужденно цепляюсь за лацканы серого парадного фрака. — В формальном плане, я пожертвовал своей свободой. — Сидиус давит большим пальцем на мой подбородок, заставляя раскрыть губы. — И великодушно подарил вам имя. — неожиданно всасывает нижнюю, от чего подкашиваются ноги и вырывается задушенное слабое мычание. Проникает языком и усиливает энергетические заряды Великой. Становлюсь похожей на батарейку и буквально протекаю от внутреннего замыкания из-за большого тока. Позволяю мужу исследовать глубины своего рта, сдавливать тело сильными руками до асфиксии. Мне хорошо, черт возьми. Хорошо, когда он так делает. — Не стоит дразнить того, кто проглотит живьем, Елена. — выдает через утробный рык, после разрыва поцелуя с влажным, неприличным причмокиванием. Клацает зубами, будто плотоядный зверь, готовый вгрызться в горло. Мне кажется, что прочное стекло иллюминатора начинает громко трещать и лопаться, а под внутренней обшивкой летательного аппарата гнутся металлические пластины. Сила густеет и накапливается в светлой каюте, как заряженное грозовое облако. Электроника сходит с ума. «Дразнить?»— не до конца понимаю смысл последней фразы. Тело подкашивает от слабости, голова немного кружится. Жадно дышу и не могу справиться с возмущением.— «Какого хрена, подонок?!» Он назвал меня настоящим именем. Не через Силу, а впервые произнес своим голосом. Тихо, слегка растянуто, с подгибом языка на втором «е». Для усиления влияния угрозы, чтобы она точно въелась в мозг на подобии извращенной мантры. «Твою же мать! Неужели этому гавнюку нравится?!» Чувствую прикосновение к своей ладони. Супруг удерживает меня и игнорирует упавший на пол плащ. Перешагивает груду ткани, растягивает фирменную улыбку на самодовольном лице. Вот уж кто действительно занимается поддразниванием. Забирает контроль над конечностями, будоражит кожу и разум. — Сволочь. — злобно шепчу в ответ. Он чуть не раздавил мое сердце Силовой удавкой, пребывая во власти Темной стороны. Унизил и укусил до крови. Такое не забывается. Отказываюсь соглашаться с внутренним голосом, который упрямо настаивает на безумном предположении о симпатии ситха в отношении моей реакции. Ведь наверняка этот гад развлекается так не в первый раз. — Не прерывайте свое изучение. — поправляет колье с изумрудами и опять рисует кружок пальцем на оголенном плече. Хмыкает, прикрывая золотистые глаза. — Оно по-своему прелестно.— звучит наиграно и пошло, но я точно знаю, что говорит он так специально. — Ваша игра в манерного идиота тоже достойна похвалы. — процеживаю сквозь сжатые зубы. На языке вертятся более грубые словечки, но приходится в очередной раз сдерживать себя. Боюсь посмотреть на мужа в ответ. Мысль об остатках помады на его губах не дает покоя, как и возникшее, ноющее неудобство внизу живота. Хуже всего, что теперь, я начинаю по-другому реагировать на острые подколы и физическое раздражение.***
В конференц-зале собираются приглашенные гости. Влиятельные политические деятели, высокородные дворяне и главные акционеры ведущих республиканских компаний. Разбавляют эту тусовку редкие мундиры военных из высшего состава управления. Голодная на зрелища аристократия, пестрящая разнообразием удивительных нарядов, дорогих украшений, вооруженной личной охраны. Каждое слово, жест и взгляд нацелены на единственную, лидирующую для этого вечера цель — позерство. Не простая демонстрация своего достатка, как навязчиво продвигаемая по успеху компании. Не хвалебные, пылко завуалированные речи о величии нерушимой Республики. Контрольная, единая основа для жалкой кучки обеспеченных подхалимов — показать себя. Свою значимость и непреклонность перед ужасами войны. Я иду рядом с Канцлером. Неторопливо вышагиваю и несколько раз останавливаюсь, выдерживая его ритм. Дорме и капитан Тайфо шествуют позади, в качестве моих представителей. Держатся в стороне, как положено доверенным сотрудникам. Приветствую некоторых, особо активных на дифирамбы гостей. С каменным терпением выношу свой новый статус Первой Леди. Едва слышно дышу, замедляю собственное сердцебиение и монотонно тяну воображаемые края холодной, непроницаемой маски. Кто-то из присутствующих мне знаком, но есть и те, кого я вижу впервые. «Они наблюдают и жалят своими взглядами, как змеи.» — трудно игнорировать и имитировать спокойствие, хотя для Падме подобные рауты должны быть привычны. — Вы дрожите. — едва слышно произносит над ухом муж, взяв два фужера с шампанским у официанта. — Мне не терпится насладиться представлением. — готова прижаться к нему, только чтобы укрыться от этих ядовитых голосов, пафосной колючей роскоши и пугающей брезгливости ко всему гуманному. «Вот он, дух умирающего правления чистокровной элиты.» — мрачные мысли бросают в холодный пот. Хочется бежать без оглядки. Вырваться наружу на свежий, прохладный воздух и отдышаться. — Выпейте, милая. — Шив протягивает фужер с напитком. — Нужно расслабиться. Сегодня вы сияете ярче звезд. — в холодных проницательных глазах политика отражается непоколебимая уверенность, подтверждая мастерство перевоплощения. Размышляю какое-то время. Вижу, что ситх пробует напиток, без тени страха при возможном отравлении. Решаю сделать пару глотков и позволяю взгляду прогуляться по толпе. В поле зрения попадают две знакомые фигуры, направляющиеся в нашу сторону. «Что они здесь делают?» — тут же задаюсь про себя вопросом. — Ваши друзья джедаи спешат на помощь. — едва слышно бормочет муж, а мне приходится опустошить фужер парой больших глотков, чтобы не ответить ему с той же ядовитой иронией. — У меня хотя бы есть друзья. — скрываю злость за кроткой улыбкой и поднимаю голову, глядя на супруга. — Вам так кажется. — быстро парирует, бросая цепкий взгляд в сторону Дорме. Это открытое предупреждение с обязательной, реальной угрозой. Он уже обозначил для себя мои болевые точки и теперь считывает наиболее выгодные способы их использования. Агрессивное манипулирование, сравнимое с безжалостным террором. «Ну и скот.» — прикусываю язык, чтобы не обматерить рыжеволосого, нарывающегося козла прямо здесь, на виду у его почитателей. Ярость бурлит внутри и повышает температуру тела. — Ваше Превосходительство. — Энакин приветствует Канцлера с учтивым поклоном. Устремляет взор вниз, заводит одну руку за спину. — Леди Палпатин. — сухо обращается ко мне, еле шевеля губами. — Генерал Скайуокер. — одариваю его приветливой улыбкой. Понимаю, что в обществе посторонних не следует обращаться по имени. — Генерал Кеноби. — киваю мастеру-джедаю. — Рада видеть вас в здравии. — продолжаю смотреть на татуинца. Прошло чуть больше месяца, но война куда сильнее отразилась на внешности молодого человека. Сделала его не просто старше своих лет, а добавила суровости и забрала остатки задорного блеска в глазах. Морщины углубились, выточенные скулы усилили тень на лице, правда заметный румянец на щеках еще остался. «Эни...» — он похож на дикого воина, живущего кровопролитными битвами с тяжелыми потерями и неотступным сопровождением смерти. Если раньше, я обижалась на слова, брошенные в разгар празднований, после венчания, то сейчас хочется просто обнять этого парня и успокоить. Слабая вера в достойное напутствие графа Дуку еще теплится в моем сердце, но продолжительное молчание со стороны бывшего джедая вызывает беспокойство. «Может он собирает вокруг себя союзников, чтобы атаковать Сидиуса?» — мысленно строю предположения и совсем не реагирую на отголоски тяжелой ауры со стороны молодого человека. Он старательно игнорирует меня, даже не удостоив взглядом. — Энакин. — Канцлер разводит руками, будто раскрывает отцовские объятия. — Мальчик мой, ты так возмужал. Мои глаза уже на автомате начинают закатываться и хочется прыснуть со смеху от таких умилительных нежностей. Это при том, что присутствие Оби-Вана весьма заметно и достаточно пренебрежительно попирается ситхом. — Наши герои и верные защитники мира. — политик распинается с более громкой интонацией, дабы другие гости прислушались и обратили внимание. — Судьба Республики в ваших руках. — начинает хлопать в ладоши, призывая остальных к громким аплодисментам. Приходится подхватывать помпезную идею благодарности, устроенную политиком. Вижу, как неловко приходится сладкой парочке, особенно Кеноби. Мастер несколько раз склоняет голову, поджимает губы и заметно краснеет. Энакин воспринимает похвалу немного иначе. Расправляет плечи, тянет уголок губ вверх и чуть откидывает голову назад. В голубых глазах проскальзывает довольство. «Амбиции тяжело скрывать, малыш.» — прекрасно понимаю жгучее желание парня выделиться. Пробить себе путь в другую жизнь и увековечить имя в истории. Палпатин тоже об этом знает и великолепно отыгрывает, подогревая хвалебными напутствиями неокрепшую волю избранного, у которого еще буйствует юношеский максимализм. — Я наслышан о ваших подвигах. Особенно последняя миссия по спасению медицинской станции в туманности Калиида.— Шив поворачивает голову ко мне. — Энакин сам возглавил вылет бомбардировщиков и организовал атаку на секретное оружие сепаратистов.— продолжает красочно расписывать таланты Скайуокера, о которых я итак знаю. — Надеюсь в скором времени увидеть тебя в рядах главнокомандующих нашего флота.— обращается к молодому человеку. — Такие уникальные способности несомненно принесут победу. — лживость тепла в голосе ситха почти не разобрать. — Простите, Ваше Превосходительство. — вмешивается в диалог Оби-Ван. — Энакин еще пока не мастер. Ему предстоят испытания, чтобы заслужить это звание, не говоря о должном опыте. Возникает неловкое молчание, и я вижу, как стынет только что зародившаяся улыбка на лице парня. «Зря он так. Ой зря...»— Кеноби не мешает подучиться терпимости, а то раздражение с недовольством так и выплескиваются наружу.—«Надо же мягче.» — Разве учитель не может поверить в своего ученика? — мой вопрос вырывается слишком поспешно. — Поддержка близких — лучшая защита от сомнений. — надеюсь, что джедай додумается смягчить свою упертость. Тот в ответ хмурится и присматривается ко мне с каким-то жгучим осуждением, будто его лично задевают эти слова. — Зачастую сомнения помогают глубже понять наши ошибки. — учтиво произносит генерал, однако тон сквозит ревностным вызовом, который подтверждается хитрым прищуром светлых глаз. «Да что с ним такое?» — наконец переглядываюсь с Энакином и пытаюсь понять, чем я так не угодила мистеру занудная жопа. — Понимание еще не исправление, генерал Кеноби. — мягко парирую с улыбкой на лице. — А бросать вызов условностям... порой лучше слепого почитания. — заканчиваю в манере дедушки, который очень любил спорить на извечные темы о предназначении и фундаментальных смыслах бытия. Оби-Ван раскрывает губы на вдохе, а его бывший ученик приподнимает брови в удивлении, не успевает вовремя спрятать ответную улыбку. Должно быть, мне удается застать врасплох главного гуру джедайский морали. Можно смело наградить себя вторым фужером с шампанским. — Ваши суждения достаточно вольны, милая. И больше подходят романтикам-авантюристам, нежели рыцарям Ордена. — Палпатин великолепно сглаживает неловкую ситуацию, но я все равно ощущаю колючий взгляд Кеноби. Джедай умело скрывает растерянность за растущим негодованием. Муж приподнимает мою руку и едва касается губами тонкой перчатки, изображая легкий поцелуй. Хватка его пальцев лишь кажется аккуратной и нежной. На самом деле, мои суставы словно сдавливают тяжелыми тисками и приходится наиболее правдиво демонстрировать «влюбленное» спокойствие. — Разумеется. Ведь я не джедай. — отвечаю ситху, но в упор смотрю на Энакина. — Думаю, стоит посетить Храм в ближайшее время. — в голове зреет пока еще сырая идея по получению информации из проверенного источника «Надо поговорить!» — кричу про себя в надежде, что он услышит через Силу. Эти двое знакомы с Вентресс и наверняка в курсе ее связи с Датомиром. Скайуокер может помочь. Молодой человек немного теряется, неодобрительно косится на гостей и еле успевает сдержать привычное движение шеей для разминки усталых мышц. Отросшие волосы лежат в беспорядке и придают ему варварский вид. Хорошо, что бороды еще нет. — Представление вот-вот начнется. — намекает Канцлер, поставив фужер с недопитым напитком на поднос официанту. — На каком уровне вы забронировали ложу? — спрашивает у Кеноби. — К сожалению, мы здесь по чрезвычайному делу от Совета. — отвечает Оби-Ван, учтиво поклонившись. — Тогда не будем вам мешать. С нетерпением ожидаю новой встречи.— улыбается ситх и уводит меня в сторону одной из проходных арок, охраняемых республиканской стражей. Кто-то из гостей начинает тесниться, торопливо приказывая подручным дроидам захватить больше выпивки. Солдаты любезно раскрывают плотную штору, чтобы пропустить приглашенных. — Дорме. — оборачиваюсь в поисках помощницы и капитана Тайфо, но пальцы мужа крепче сжимают мою ладонь. — В нашей ложе только два места. — указывает Шив. — Служанке придется остаться здесь или вернуться в апартаменты.— цепляет недобрым взглядом замершую от страха молодую женщину. — Но... — Мы слишком редко проводим время наедине. — опять показательно целует руку. — А это прекрасная возможность. Молча соглашаюсь и еле заметно киваю головой. Внутри просыпается тревога. Хочется обернуться назад и убедиться, что джедаи еще здесь. Затылок горит от провожающего взгляда Энакина.***
Ложа Верховного Канцлера расположена выше остальных, строго напротив сцены, где разворачивается, непередаваемая по своей красоте игра света. Голограммные поля плавно накладываются друг на друга и распускаются странными обрывками всевозможных цветов. Линии иллюзий сужаются, обретают форму и плывут в воздухе, даря взгляду зрителя упоение. Бесшумная тонкая платформа поднимается вверх, а на ней, в обилии лучей от прожекторов, подчеркивающих блеск звездного наряда, стоит оперная певица из расы артурианцев. Ее бело-синяя кожа сияет жемчугом, голос гипнотизирует, окутывая сознание легкой дымкой удовольствия. Симфонический оркестр полной величины, укрыт тенью в самом низу, чтобы не отвлекать внимание гостей от оперы. Богатство аккордных переплетений сливаются в густую реку, окружая каждого присутствующего магией тонов с углубленным сопереживанием. Прижимаю руку к груди и смотрю на развернувшееся великолепие. Эмоциональный ответ зреет внутри, собирается вырваться с первыми слезами восхищения. И хотя дива поет на своем языке, мне понятны тяжесть со стенаниями, которые передаются удивительно прекрасным голосом. — Вы впервые в опере? — интересуется Палпатин, отслеживая мое полное погружение в волшебную атмосферу высокого искусства. — Да. — отвечаю не сразу. — В моем мире она не столь... колоссальна. — Ария «Чаша и Алтарь» больше всех импонирует мне. — пододвигается ближе. Мы сидим на софе, отделанной мягким велюром насыщенного бордового цвета с широкими, выдвижными подлокотниками. — В ней раскрывается истина. Та самая причина, по которой весь этот сброд собрался здесь,— его ладонь неожиданно оказывается на моей правой ноге. «Какого черта?!» — перестаю дышать, тут же опускаю голову и смотрю вниз на руку, не совладав с удивлением. — Не отвлекайтесь. — приказывает ситх тягучим, бархатным голосом. — Иначе они заметят. — мужские пальцы находят скрытый вырез и добираются до бедра. Осторожно поглаживают через тонкую ткань чулок. — Их голодные, алчные взгляды устремлены отнюдь не на сцену, а чаши готовы принять вожделенное и единственно важное. Меня выбивает из равновесия спонтанность столь неприличных действий. Палпатин не просто выплескивает токсичные речи, решив осудить ближайшее окружение аристократов. Он плетет ледяные веревки из Силы и перевязывает ими, прикасаясь в самый неподходящий момент. Без натяжения и грубости, но с подавляющим вниманием. — Приглядитесь, здесь нет деталей. Все доступно и открыто, как зияющая, глубокая рана. — говорит мне в ухо, затрагивая пальцами коленку. Ведет руку выше с расслабленным довольством на лице.— Сборище глупцов, предателей, отступников и убийц. Раздвиньте ноги.— давит ладонью на кожу, бросает равнодушный взгляд на представление. — Что?! Да как вы... — теряю дар речи от такой вопиющей бесцеремонности. Вздрагиваю и хочу подняться, чтобы уйти, но путы Силы прочно удерживают меня на месте. Взгляд ловит точно воссозданные космические взрывы из множества ярких цветов, а голос дивы берет более высокое драматическое сопрано. — Раздвиньте и смотрите.— настойчиво повторяет политик, ведя пальцами по внутренней стороне бедра. — Они явились сюда по первому зову, разодетые в пух и прах. Кто-то с женами и любовницами, а некоторые притащили рабов, для показательного ублажения.— добирается до белья. Опять легко поглаживает и прислушивается к моему рваному дыханию. — Их черствые сердца полны ожидания и ускоряются лишь в моменте охоты. — заходит безымянным и средним за тонкую ткань, отчего я дергаюсь с легким всхлипом и закрываю глаза на пару секунд. Раскрываю губы, царапаю ногтями подлокотник софы, пытаюсь удержать тело в прежнем положении. — Тише. — ласково призывает к успокоению, но при этом пропускает легкие заряды Великой через гибкие пальцы. Пямо в самое чувствительное место.— Не стоит показывать, как прекрасно вы отдаетесь страсти. — Хватит, зачем вы это делаете? Мы же... — торопливо шепчу на выдохе, сгораю от стыда и жара. Действительно кажется, что все гости смотрят на нас. Замечают румянец на моем лице, слышат громкое дыхание. Возвышенная красота голограммных образов на сцене с удивительно прекрасным голосом певицы, повышают чувствительность тела. Смягчают строгость и стирают моральный запрет в одурманенной голове. Палпатин искушает меня Силой, плетет невидимые веревки, как паук паутину. Облизывает слух своим ровным голосом и трогает там... — Вы знаете, чем они хотят наполнить свои чаши. — двигает пальцами в неторопливом ритме, очерчивая разгоряченную плоть по кругу. — По-настоящему абсолютным и увековеченным... — растягивает каждое слово, проникает внутрь и подгибает средний. — Я... — не могу совладать с духотой. Тяжело дышу и закусываю губу. Тело не слушается и покорно отзывается на бесстыдную ласку. — Произнесите. — настаивает политик, толкаясь пальцами глубже. — В... власть. — едва слышно отвечаю и резко хватаюсь рукой за его ногу. Сладостный импульс стягивает низ живота. — Да. — подтверждает Шив с хрипотцой в голосе. — Самое значимое, что было, есть и всегда будет. — немного ускоряется, чем вызывает у меня слабый стон. Его преступное, бессовестное воздействие поднимает планку моей чувственности. Награждает безрассудством и смелостью. Желание избавиться от мешающего платья прямо здесь, уже не кажется столь чудовищным. — А что вы... готовы возложить на алтарь, в качестве жертвы? — с трудом спрашиваю, облизнув языком сухие губы. Начинаю ерзать на месте. — Все, Елена. Абсолютно все. — рычит в конце супруг. Возвращает пальцы к наиболее чувствительному месту, ударяет зарядом Силы и окружает мое тело свежей прохладой своей ауры. — Честь, совесть, семью, любовь и саму жизнь. Нет смысла упоминать народ.— лениво улыбается, сверкая золотом в глазах. — Отдай бедняку с низов свои богатства, одари его властью, и он познает безумие. Ненависть никуда не исчезнет, только вырастет больным плодом упадка. — осматривает ближайшие к нам ложи, наклоняется и теснит меня. — Как иронично. Старый Порядок так легко разрушить... — открывает взмахом свободной руки панель с датчиками, встроенную в подлокотник со своей стороны. — Выдав ничтожный кусочек власти не в те руки и создав сладкую иллюзию важности их роли. — более активно терзает мою плоть пальцами. Раскрывает губы и закатывает глаза. Откровенно наслаждается своим влиянием. — Ты это понимаешь, моя девочка. Не так ли? — дышит на меня, заглядывает в вырез платья и ощущает приближение кульминации. — Давай.— жажда в золотых глазах вспыхивает огненными бликами, на подобии разгоревшегося оранжево-красного пламени. Боюсь сорваться и опозориться на весь зал. В глазах мутнеет, по коленям ползет волна онемения. Закрываю рот кулаком, откидываю голову назад и падаю в бездну удовольствия. Тело выгибается навстречу последним движениям его пальцев, содрогается в сладких конвульсиях. Между ног становится щекотно, поэтому я удерживаю преступную руку, прося остановиться. Силюсь выровнять дыхание и вернуть самообладание, однако поле Силы вокруг меня нарастает. Пытается проникнуть через кожу, ласкает невидимыми холодными языками и взывает к ответу. Открыть свою ауру, впустить в себя суть ситха и слиться с ней в единый удивительный поток. — Идея и жертва — главные столпы безоговорочной победы. — заключает Шив, убирая руку, но не отстраняясь. Его тихий голос разносится со странным эхо, которое не может возникнуть в заполненном помещении и перебить целый концертный оркестр. В воздух передается пульсация и затрагивает меня крошечными ударами. Задерживается на губах, спускается на шею и добирается до груди. Тело растекается киселем, но жесткая спинка софы мешает полностью расслабиться. Чувствую на себе взгляд ситха. Он не отпускает и продолжает оценивать. — Здесь нужен диван... побольше.— ничего другого на ум не приходит. Сидиус усмехается в ответ, игнорируя влагу на своих пальцах. Истома отступает, возвращая прежнюю остроту зрения. Вяло замечаю мерцающий голограммный щит вокруг нашей ложи. Оказывается политик успел вовремя активировать его, чтобы скрыть происходящее от посторонних глаз. — Давайте уйдем? — неожиданно для самой себя, тянусь к мужу. Вольно запускаю руку в волосы и целую, пребывая в аффекте головокружительного экстаза. Связь с Силой и принятие его ауры продолжают усиливаться. Знаю, что поступаю плохо по отношению к самой себе, но не могу отказаться от болезненного, странно естественного притяжения.