И вновь цветёт сирень... 2: Возвращение в прошлое

Густой лес, колючие кусты, раздирающие в кровь, полянка перед оврагом… Оглушительный выстрел, падающий Никита, и сверкающие безумством глаза Тихонова, с его пробирающим до дрожи торжествующим смехом… Уже третью ночь подряд мне снился этот кошмар, «привет» из прошлого… Увы, надежда, что он меня отпустил, так как не появлялся очень долгое время, не оправдалась. Я опять, как и раньше, всякий раз в ужасе подскакивала на мокрой постели, чувствуя как бешено колотится сердце, и, утирая холодную испарину на лбу, тут же протягивала руки в сторону мирно спящего Никиты. Лишь тогда ко мне возвращалось спокойствие… «Всё давно в прошлом, — шептала я про себя, ощущая как уголки губ невольно растягиваются в счастливую улыбку, когда я аккуратно проводила ладонями по плечам, по спине, и по густым локанам Никиты. — Он здесь… Со мной, рядом. Тот кошмар остался только во снах, а они не реальны». Вдруг Никита пошевелился, видимо разбуженный моими не столь аккуратными, как следовало бы, прикосновениями, и, пробормотав что-то невнятное, развернулся ко мне. — Агния, почему не спишь? — сонно произнес он. — Опять тот кошмар увидела… — честно ответила я, давно уже рассказав Никите о его содержании. — Как, опять вернулся? — Да… Прости, что разбудила тебя… — Ладно уж, — Никита, потерев лицо обеими руками, уселся на кровати. — Включить лампу? Хотя свет с улицы и проникает сквозь щели в шторах, но всё же не достаточно. — Совсем не буду против, — охотно согласилась я. — Марья в другой комнате, думаю не разбудим её этим. Я также, как и Никита, уселась, и зажмурила глаза, чтобы не ослепило… Заодно подтянула к себе коленки и обхватила их руками, просидев так где-то с минуту, давая глазам сквозь закрытые веки привыкнуть к свету, по чуть-чуть открывая их на мгновение. Никита, я уверенна, делал сейчас то же самое. — Хочешь ещё раз поговорить об этом? — вдруг коснулся слуха приятный, полный заботы, но с нотками беспокойства голос Никиты. — Я же вижу, как тебе тяжело от этих снов… Ты и сейчас бледна как снег. Видно даже с этим тусклым жёлтым светом. А может, я ошибаюсь, и он всё это время просто вглядывался в моё лицо и изучал отражающиеся на нём эмоции… — Не думаю… — я наконец полностью открыла глаза и взглянула на него. — Ведь ничего нового не прибавилось… Сон повторяется точь-в-точь. Хотя там и без того было достаточно… Погоня, та поляна, выстрел, падение Тихонова в овраг. И ты, весь в… крови… Руки вновь сами собой потянулись к Никите, ощупав на его боку место бесследно зажившего ранения. — Так всё ярко в памяти… — тихо прошептала я в это время. — Словно тот день выжжен в ней клеймом… Каждое мгновение, весь тот ужас, ярость и бессилие… И мне страшно, Никита! Словно я всё ещё стою там, и вот-вот прозвучит выстрел. И я опять… «Опять потеряю тебя! — продолжила я уже про себя, не найдя сил высказать эти слова вслух. — Опять увижу твою смерть! Реальную, не во сне. И что не смогу на этот раз всё исправить… Что это будет уже навсегда!» — Агния, я тоже помню всё, что было на той поляне, — также тихо произнес Никита, мягко взяв мои ладони в свои руки и тепло улыбнувшись. — Но эти воспоминания меркнут на фоне остальных. Только вспомни, сколько всего было помимо этого! Поверь, один день не стоит того, чтобы ты столько времени мучилась из-за него. Знаю, такое сложно, да и невозможно, забыть полностью… Но посмотри на это как на то, что позволило нам начать новую жизнь в твоём времени. Случилось бы это без моего ранения? Нам никогда не узнать… Да и не нужно. Знаешь, хотя я почти погиб в тот день… но я безмерно ему благодарен, ничуть не меньше, чем всем остальным, проведенным с тобой. — Нет худа без добра, верно? — произнесла я, чувствуя как на губах уже играет искренняя улыбка. — Именно. И это худо принесло нам большое добро. — Я поняла твою мысль: воспоминание останется со мной навсегда, но только мне решать, как я буду к нему относиться — как ко злу, или как к тому, что в итоге принесло нам счастье. — Верно, — ещё теплее улыбнулся Никита, поцеловав мои руки, — княжна моя. — Я уже не княжна… Да и не была ею никогда. А ты всё зовёшь меня так… — Опять-таки, нам же решать, кого кем считать. Ведь… — Не надо! — остановила я его, поняв, что не готова сейчас продолжать философские беседы. — Я понимаю, что ты имеешь ввиду. — Я и не сомневаюсь в этом. Но, если ты не хочешь, я могу перестать звать тебя княжной… — Нет-нет! — тут же возразила я и прибавила потише, словно сознавалась в чём-то постыдном: — Пожалуйста, не переставай. Мне это… очень нравится. — Как прикажите, княжна, — Никита подтянул меня к себе, бережно сжав в объятиях. — Ваше слово — закон для меня. Всегда было и будет. Я на это глубоко и тяжело вздохнула… — Что такое? — тут же спросил Никита. — Да так. Вспомнилось… Тот вечер, когда ты… Пришел тогда ко мне на балкон в доме Анисимовых, а я потом… Мне так стыдно до сих пор! С такой силой я тебя ударила, наотмашь, словно… Никита не дал договорить, приложив палец к моим губам. Он ничего не произнес на это, но в его взгляде читалось гораздо больше, чем могли выразить слова. Для него и тот вечер был ценен… Настолько, что никакая боль не могла изменить этого. «Может стоит и мне попытаться вспоминать про это… под другим углом? Как и о той злосчастной поляне. Вдруг, искренне изменив отношение к прошлому, я тем самым смогу наконец избавиться от своих кошмаров?» Размышления прервал негромкий плач Марьи. — Ну вот, разбудили ребенка… — несколько обречённо вздохнула я, улыбаясь при этом. — Пойду, уложу заново. — Нет, теперь моя очередь укладывать дочь, — возразил Никита, тут же соскочив с постели и погасив свет лампы на прикроватной тумбе. — А ты лежи, да постарайся пока уснуть. — Справишься там сам? — поинтересовалась я, чувствуя в груди приятное тепло от его заботы. — Конечно. В первый раз что ли? Уснуть мне, конечно же, не удалось. Да я и не пыталась особо… Слух так и улавливал малейший шорох в соседней комнате, так что я, хотя и находилась не там, но полностью учавствовала во всём, что делал Никита. Марья после его появления перестала плакать, но, как я поняла, совсем не хотела вновь засыпать. «Что ж, без матери и тут никак, — я сползла с кровати, ступив босыми ступнями на холодный линолеум. — Надо будет наконец уговорить родителей сделать ремонт и заменить этот пол на паркетную доску… Или хотя бы ковром застелить. И плевать на пыль, что он будет собирать…» Думая так, я поковыляла из спальни. Никита, как я и ожидала, сидел на одном из двух стульев возле кроватки Марьи, и возился с ней, что-то ласково шепча дочке. Услышав меня он тут же обернулся, несколько виновато улыбнувшись: — Вся в тебя, совсем не хочет засыпать снова. — Просто ей, как и мне, слишком нравится слушать твой голос, чтобы спать под него, — я плюхнулась на свободный стул, покачав кроватку за край бортика. Марья засмеялась, словно изначально планировала таким образом позвать к себе обоих родителей. — Может споешь ей? — предложил Никита. — Твои колыбельные всегда действуют… — Признайся, лукавый, что сам захотел послушать моё пение, — усмехнулась я, и тут же добавила: — Но ты прав, это всегда работает. Подумав немного, я негромко запела, вкладывая в слова всю свою нежность и любовь, что были в моей душе и в сердце: «Люли, люли, люленьки, Летят сизы гуленьки. Летят гули вон, вон. Несут Марье сон, сон. Будут гули ворковать, Будет Марья крепко спать. Будут гули говорить, Чем Марью накормить. Полетят они в лесок И найдут там колосок, Станут кашку варить, Станут детку кормить, Белой кашкой с молочком И румяным пирожком. Люли, люли, люленьки, Летят сизы гуленьки. Летят гули вон, вон. Несут Марье сон, сон». Понадобилось ещё три колыбельные, прежде чем Марья заснула. Тихо, стараясь лишний раз не дышать, мы с Никитой крадучись вернулись в спальню. — Уверен, теперь она проспит до утра, — шепнул Никита. — Надеюсь… — я зевнула, кутаясь в одеяло. — Я, конечно, всё понимаю, но что-то природа всё-таки не доработала в людях. Могла хотя бы на первые три года после рождения детей снижать у молодых родителей потребность в сне. Или сделала бы так, что бы все малыши спали как нормальные взрослые… Да, спать хотелось сильно. Но, как на зло, сон при этом никак не желал приходить. Я уже и так устроилась, и так, а всё неудобно… Никита не ворочился, но я чувствовала, что и он не спит. «Ещё бы… — съехидничал надо мной внутренний голос. — С тобой попробуй тут усни!» — Агния… — вдруг тихо прошептал Никита. — Всё-всё, перестаю. Сейчас лягу на спину и не буду больше тебе мешать. — Нет, я не про то… Я про… Другое. Он не договорил свою мысль. Лишь слез с кровати, прошел к двери нашей комнаты и тихонько прикрыл её. Этого было достаточно, чтобы начать догадываться, что он имел ввиду, и от этих мыслей щеки начали пылать жаром, а по всему телу вихрем пронеслась будоражащая волна мурашек. «Но уместно ли прямо сейчас?.. — мелькнуло сомнение, но тут же растаяло бесследно, уступая место решимости. — Да, уместно. Уже два месяца, как Никита вернулся, а мы до сих пор ещё ни разу не были вместе. Хорошо, что матрас новый и почти не скрипит… Не должны разбудить Марью. Тем более с закрытой дверью». Никита к тому моменту уже вернулся, и я подалась ему навстречу. В одно мгновение он сжал меня в объятиях, шепнув на ухо: — Если нет, то только скажи… — Ты знаешь мой ответ… Всегда да. Неуместная одежда… Пришлось повозиться с ней, так как мы умело мешали друг другу избавляться от неё, конечно же желая при этом помочь. Холодный источник посреди раскаленной пустыни… Пылающий огонь в морозной степи, выдерживающий яростные удары ветров… То, чего не встретить в жизни, но то, чем мы были друг для друга в такое время. Действия возникали раньше мысли, неведомая сила влекла и искусно управляла нами. Любое касание пронзало кожу приятным током, внутренний жар пылал и неистовствовал, всё ярче вспыхивая с каждым новым поцелуем, с каждой робкой или же смелой лаской… Нам нравилось узнавать друг друга, исследовать, проверять, каждый раз будто заново, но неизменно с учётом прошлого опыта. Изученное неизвестное… И если ради этого мне предстоит всю жизнь смотреть во снах один и тот же кошмар, я без раздумий готова согласиться. Ведь прав Никита, что без того дня не было бы ничего в настоящем… В нашем общем настоящем, подаренном самой судьбой. Но всё же у этой судьбы весьма своеобразное чувство юмора… Порой слишком изощреное. И, увы, мне опять предстояло испытать это на себе. Причём уже в ближайшее время…