Спустя десять месяцев…
— Всё-таки фотография — это истинное чудо изобретательности человеческого воображения… Я отвлеклась от чтения и с любопытством прислушалась к разговору Никиты и мамы. Сегодня она вдруг решила ознакомить его со всеми нашими семейными фотоальбомами. Никите, конечно, это было очень интересно, но мне, признаться, было крайне неловко… Всё-таки не очень хотелось, чтобы он потом, при взгляде на меня, вспоминал те снимки, на которых я запечатлена ещё младенцем. Отец же, сидя вместе с нами на терассе, целиком был поглощён Марьей, прыгающей у него на коленях, и с виду никак, в отличии от меня, не интересовался разговором. «Но, с другой стороны, что такого в том, что Никита посмотрит снимки и узнает что-то из моего детства? — пыталась я безуспешно успокоить себя. — Между нами уже столько всего было, что какое-либо стеснение не только неуместно, но и просто глупо!» — …Навсегда остановить мгновение, — продолжал в это время Никита, — в том самом виде, каким он был в действительности — это воистину бесценно! Ты можешь спустя годы увидеть себя таким, каким был когда-то в детстве, причём в том возрасте, о котором ещё не остаётся никаких воспоминаний… Также всегда можешь увидеть тех, с кем тебе уже никогда не суждено встретиться при жизни… К тому же память любит искажать воспоминания, в том числе и лица, а снимки исключают это. Уверен, если бы мне показали фотографии моего батюшки в его молодости, то я очень бы удивился, увидев различия с его образом в моей памяти. — Да, память любит шутить с нами, — согласилась мама. — Она и плохое зачастую сглаживает… Жаль, конечно, что в твоём времени не было фотоаппаратов. Интересно посмотреть, каким был твой отец. — Для этого достаточно просто взглянуть на Никиту, — встряла я в разговор. — Они удивительно похожи. Я, когда ещё в первый раз увидела Григория Ильича, первым же делом подумала, что это огромнейшая редкость, чтобы отец с сыном были настолько похожи друг на друга. Уверена, будь здесь Гаврила, он бы подтвердил мои слова. — Мы с ним, конечно, схожи, но всё же не настолько, — с едва уловимой тоской улыбнулся Никита. — Мне это со стороны было виднее, — упрямо произнесла я. — Но вот что точно у Григория Ильича было другим, так это жёсткость во взгляде и резкость характера. У тебя такого никогда не замечала. — Что, неужели он был такой суровый? — тут же поинтересовалась мама, шумно захлопнув наш альбом, видимо потеряв к нему всякий интерес, и целиком переключившись на новую тему. — Это уже Никите рассказывать, — ответила я уклончиво. — Со мной Григорий Ильич всегда был добр и чуток. — Потому что ты не являлась ему сыном, — впервые за последний час подал голос папа, и взглянул на Никиту поверх своих очков. — Вот будь у меня сын, я бы тоже с ним особо не церемонился. С девочками же совсем иная история… Тут даже не заметишь, как размякнешь от одних только блестящих глазок! Так что ты учись на ошибках старших, папаша, и не потакай во всём своей дочурке. У неё на это есть дед. А то мы вот баловали Агнию, баловали, а она в итоге привела в дом мужика из восемнадцатого века! — Папа… — я не знала, то ли мне под землю провалиться, то ли рассмеяться, то ли разозлиться. — Шура, не перегибай!.. — негромко произнесла мама, но весьма выразительно взглянув при этом на отца. — Ты смущаешь дочь и зятя. Смотри, он вообще теперь как спелый помидор. — Мама! — уже громко воскликнула я. — А что я такого сказала? — невинно похлопала она ресницами. — Да, вот именно, — поддержал её папа. — К тому же смущаться полезно, давно известный факт. Но, кроме шуток, мне было бы очень интересно услышать от тебя, Никита, про твоё детство. Хотя бы немного. — Конечно, — охотно кивнул он. — Что вы хотите узнать? — А что ты сам готов рассказать? — Скрывать мне нечего, так что всё. «Ой, зря ты это… — пронеслось у меня в мыслях. — В последний раз родители таким образом в подробностях расспросили тебя о нашем венчании и первой совместной ночи. Кстати, мне ведь не привиделось, что они были весьма не довольны тем фактом, что мы тянули с этим несколько недель?..» — Ну, что ж… — протянул в это время папа, задумчиво постучав указательным пальцем по подбородку. — Расскажи тогда, как именно тебя растили. Ты ведь, как я помню, незаконный сын, верно? Глупость, конечно, полнейшая… Законный, не законный — какая, к лешему, разница? Да, так вот, отражалось ли это как-то на воспитании? — Папа, зачем тебе это? — вырвался у меня вопрос, когда я заметила заминку со стороны Никиты. — Я не очень уверенна, что ему приятна эта тема. — А речь не о том, что кому приятно. Я должен знать, как растили отца моей внучки. Ведь это по-любому будет влиять на то, как он в свою очередь будет растить её. — Ну, тогда никаких проблем с этим не будет — ведь Никиту растил Гаврила, а более заботливой няньки не найти при всём желании. — Всё так, — Никита тепло улыбнулся, вспоминая своего верного камердинера. — Мной с первых же дней занимался Гаврила, так что своему воспитанию и образованию я обязан ему. Он же по-своему любил и заботился обо мне. Он даже ради меня в глубокое изучение наук подался, так как не доверял гувернёрам: он ведь их всех в считанные дни выживал из дома! Но, надо отдать Гавриле должное, в науках он действительно очень хорошо разбирался. Арифметика, география, история, языки, химия… Про них он знал практически всё, что можно в моём времени. — А остальное ты уже сам добирал в вашей библиотеке, — прибавила я. — Да. Ну, а потом я был отправлен в Навигацкую школу… — Окончить которую тебе не дала моя Агния, — подытожил с улыбкой папа. — Встреча с ней стоила того, — ответил Никита, взглянув на меня так, как умел только он. — И это самое незначительное из того, что я готов отдать, только бы не терять её. — Ты вот, Александр, никогда не говоришь мне такого! — притворно возмутилась мама. — Потому что я это делаю, — парировал с улыбкой папа. — Но, на твоё счастье, Никита Григорьевич, я вижу, что ты не только говоришь, но и делаешь. Это похвально. Бог, видимо, забыл при твоём создании вложить в тебя хотя бы малейшую способность ко вранью. Ты вообще знаешь, что это такое? Уже год как знаю тебя, а ещё ни разу не видел, чтобы ты солгал! Поучился хотя бы у своей жены. Она, как оказалось, в изворотливости почти не знает себе равных. — Папа! — я аж подскочила от возмущения. — Агния лгала только тогда, когда это было необходимо для выживания, — с достоинством ответил Никита. — Я тоже могу соврать, но, как и она, только в том случае, если от этого зависит моя жизнь или жизни и честь близких мне людей. И я очень надеюсь, что мне никогда не предстоит прибегнуть к этой крайней мере. — Я тоже надеюсь, — удовлетворённо кивнул папа. — И я не говорю, что осуждаю Агнию. Шутка ли, пристроиться в чужом времени!.. Да ещё прожить там довольно долгое время. Тут без лжи и притворства никак не обойтись. — Всякая женщина немного лукавая лисица в душе, — с ухмылкой промолвила мама. — А в сочетании с умом и красотой это становится очень сильным оружием. К счастью Агнии и то, и другое в избытке досталось от меня. — Ты нарочно всегда хвалишь других так, что не забываешь и про себя? — рассмеялся папа. — Сама себя не похвалишь, ни от кого этого не дождешься. — О, это твоя коронная фраза, милая. Мы с Никитой бегло переглянулись, обменявшись улыбками. — Ну, что ж, про Гаврилу я уже наслушался достаточно, — продолжил папа. — Ты, Никита, про отца своего лучше расскажи наконец. Хоть что-нибудь. Или это для тебя запретная тема? — Нет, просто здесь рассказывать особо нечего, — улыбка на лице Никиты приобрела тень печали. — Батюшка редко появлялся дома. Но не скажу, что он не заботился обо мне. Нет, совсем нет, он всегда обеспечивал всем необходимым, всякий раз привозил из заграницы различные подарки. Пару раз мы даже сходили вместе на охоту… Но такого, чтобы просто поговорить по-душам, поделиться чем-то друг с другом… нет, такого ни разу не было. Можно сказать, отец чем-то походил на строгого судью, которому я с ранних лет стремился доказать, что я достоин называться его сыном. Не знаю, с чего я так считал… Возможно именно из-за своего незаконного происхождения. Лишь недавно я смог осознать, что он и так любил меня. Не за что-то конкретное, а просто за то, что я его сын. Пускай и незаконный. — И что же тебе помогло осознать это? — поинтересовался папа. — Возможно, кто-то подтолкнул отца к тому, чтобы он сделал первый шаг и разбил между нами ту стену, — Никита при этом взглянул в мою сторону. Я же сделала вид, что нашла что-то крайне интересное на потолке, и теперь мне необходимо как следует рассмотреть это. — Кем бы ни был этот некто, — произнесла мама, явно поняв о ком шла речь, — он, или вернее, она, сделала большое дело. Сблизить отцов с детьми порой бывает невозможно… А всё из-за глупого упрямства! Оно хорошо там, где необходимо, но в человеческих отношениях ему не место. И не важно, о чём речь — про супругов, или же про детей с родителями… Кстати, я ведь ещё вчера хотела поинтересоваться, а чего это вы двое не поделили позавчера во дворе? — А что, нас настолько хорошо было слышно? — осторожно поинтересовалась я. — Ещё как! Орали так, что, я думала, оглохну тут. Ну, так в чём же было дело? — мама обвела нас пристальным взглядом, будто хотела отсканировать все наши мысли. — Ну, как сказать, — Никита пожал плечами. — Из чего обычно возникают ссоры? На ровном месте, и из такого пустяка, что любой сторонний наблюдатель лишь в недоумении будет разводить руками при виде этой сцены. Я собирался полить газон из шланга, и часть струи нечаянно зацепила Агнию. — Ничего себе часть. Ты же облил меня с ног до головы! — воскликнула я возмущённо. Чёрт возьми, а я ведь только забыла про этот случай!.. Вот кто тянул маму за язык? — А откуда ты там вообще возникла? Будто нарочно подставилась… — Нарочно? Да я ещё за три часа до этого на весь поселок объявляла, что сейчас перейду через газон к дому, и чтобы ты был осторожен! А что в итоге? Как специально облил меня! — Так ты как ужаленная вылетела из-за угла бани, и сразу же бросилась бежать! — Правильно, я хотела проскочить поскорее. — И в результате я не успел среагировать и отвести шланг в сторону. — Не не успел, а попусту не хотел! — Так, всё ясно, — рассмеялся папа, переглянувшись с прыснувшей в кулак мамой. — Детский сад неискореним в людях. Оба накосячили, а теперь чирикают нахохлившись, кто более виноват! Ну, подумаешь, ерунда какая, облил из шланга… Посмеялись, да и дело с концом! Я вообще однажды уронил на Олю торт на её день рождения, который она перед этим готовила часа два. — Вот это действительно была грация чистокровного слона… — недобро сверкнула глазами мама. — У нас такой скандал случился из-за этого! Едва до развода дело не дошло. Оно и понятно, обидно было даже мне, что загубил такую красоту и вкуснятину. А здесь… Господи, нашли из-за чего ссориться, честное слово! — Если бы Никита на меня уронил торт, который я перед этим готовила бы несколько часов, то не ручаюсь, что он остался бы в живых после этого, — произнесла я нарочито сурово. — Намек ясен, — усмехнулся Никита, — буду за несколько метров обходить тебя, коль начнёшь делать что-нибудь подобное. Только ты предупреди сперва, а не жди, что я сам каким-то образом должен догадаться. Как с этим шлангом. — Слышать нужно уметь, тогда и догадываться не придётся, — парировала я. — О, и это моя любимая фраза! — с нарочито преувеличенным умилением произнесла мама, утирая несуществующую слезу. — Растет дочка, вся в маму пошла! — Сочувствую тебе, парень, — в свою очередь преувеличенно печально вздохнул папа, поглядев на Никиту. Мы с ним на это опять бегло переглянулись между собой, и одновременно не удержались от смеха. Что и говорить, хотя ссоры у нас возникали довольно часто, но заканчивались они почти всегда одинаково — мы просто в конце концов начинали смеяться над тем, что служило причиной раздора. Вскоре отец завел с Никитой разговор на тему различий в знаниях людей восемнадцатого и двадцать первого веков, а потом всё как-то незаметно свелось к политике… Моей самой ненавистной теме. Поэтому, забрав у отца Марью, я, как и мама, решившая вдруг срочно приготовить всем чаю, направилась в дом, захватив и свою недочитанную книгу, точнее самоучитель французского языка. Если Никита весь этот год занимался глубоким изучением современного мира, в том числе и с научной стороны (не без моей помощи открыв для себя в том числе один удивительный раздел, связанный с возможностью безгранично предаваться плотским утехам, не рискуя всякий раз после этого узнавать от супруги новость о новой беременности), то я, напротив, с головой погрузилась в улучшение тех знаний и навыков, каких мне не хватало в прошлом. Манера письма как в восемнадцатом веке, иностранные языки, используемые в общении высшего общества, танцы (и тут без помощи Никиты не обходилось), этикет, верховая езда… Ради последнего я даже начала посещать занятия с инструктором — не покупать же ради этого коня, предварительно ограбив банк! — и крайне удивляя его своим требованием дополнительно учить меня искусству езды в дамском седле. Хорошо, что он не вдавался в подробности, на кой чёрт мне это понадобилось, а то пришлось бы врать, что у нас с друзьями готовится ролевая игра на тему прошлого. Вы спросите, зачем же мне это было нужно? Да я и сама толком не знала… Но, возможно, по той причине я начала изучать всё это, что в груди неизменно давило неприятное ощущение незаконченного начала. Григорий Ильич ведь специально нанимал мне учителей, но обучение было прервано беременностью и дальнейшим возвращением в родное время. А я не привыкла бросать начатое и не доводить дело до конца. Вот потому и «нагоняла» упущенное своими силами. Никита же на удивление быстро осваивался в новом для него мире. Для его пытливого ума, жаждающего знаний ничуть не меньше моего, здесь раскинулся истинный рай. Ему было интересно абсолютно всё: электричество, состав пластика, телевидение, Интернет, машины, телефоны, и т.д. И, что самое приятное, мои родители были очень рады помогать ему. В том числе и в особенностях общения в этом времени, а то в первый же день, когда мы вернулись из парка и шли к дому, нам навстречу вышел сосед, давний наш знакомый, и которого Никита назвал «сударем». Недоумение на лице соседа было весьма красноречивым, так что пришлось мне срочно вмешиваться и объяснить, что Никита просто не хочет выходить из роли, которую ему скоро предстоит играть в одном неизвестном любительском театре. Вроде убедила… Но потом пришлось в подробностях объяснить Никите, что обращения «сударь», «милостивый государь», и другие подобные неуместны в этом времени. В общем, с этим он освоился в первый же день. Но вот что стало для него настоящей проблемой, как и для всех нас, так это… воздух. Привычный и вполне обычный для современных людей, для Никиты же он оказался очень тяжёлым, можно сказать — ядовитым. Головные боли — это не единственное из того, чем он мучился. Хорошо, что у нас в квартире имелся кондиционер, очищающий воздух, так что первое время Никита почти не отходил от него, привыкая к новой атмосфере постепенно, как и к любому яду. Само собой, эта ситуация привела к тому, что мы, весьма удачно продав подаренные Радой брильянты, приобрели загородный дом. Воздух там, конечно, не был настолько чистым, как в восемнадцатом веке, но всё лучше, чем в городе. А находящийся поблизости лес оказался сродни живой воде! Мы часто туда приезжали, а когда мир перевернула с ног на голову пандемия коронавируса, вообще переселились туда на всё время мучительно длительной изоляции. Лишь сейчас, в конце мая, родители пару раз уезжали в город, проверить квартиру, да и просто чтобы дать нам с Никитой немного свободы. Вот и завтра поедут, заодно и Марью возьмут с собой, чтобы прикупить ей кое-какую новую одежду. — Жаль, что Григорий Ильич сейчас не с нами, — прошептала я, усевшись на диван в гостиной, отложив книгу в сторону, и поцеловала дочку в обе щеки. — Милая моя… Как был бы счастлив твой родовитый дедушка поиграть с тобой! А Гаврила… Заботливый, ответственный, с безгранично огромной душой, и любящий Никиту всем сердцем… Он, я не сомневаюсь, и тебя обожал бы ничуть не меньше. Такая няня со стажем была бы нам очень кстати. Я тут же рассмеялась, почему то представив Гаврилу в кружевном переднике и в аккуратненьком белом чепчике, нянчившим Марью. Ему подошло бы… В это время мой взгляд скользнул в дальний угол гостиной, где стояла клетка с нашим попугаем Карлом. Это невинное создание с плутовскими глазками упорно пыталось перегрызть своим мощным клювом ненавистные прутья клетки. — А ведь ты был одним из тех, по кому я тосковала там, в прошлом… — вздохнула я, ещё чуть крепче прижимая дочь к груди. — Удивительно, а теперь я тоскую здесь, в будущем, по людям из прошлого! Даже по коням… Вот моего Тихого я бы с радостью забрала с собой, если бы могла. И Федосью тоже… Боже, ну зачем наши сердца всегда так привязываются ко всему?.. Просидев в гостиной ещё немного, погрузившись в свои воспоминания, и бездумно наблюдая за возней Карла, я наконец ушла с Марьей наверх, по пути напевая ей мотив одной детской французской песенки. Надеюсь впоследствии она не станет повторять за мной этот ужасный акцент…***
На следующий день, как и планировали, мама и папа, взяв с собой Марью, отправились в город. — Смотрите мне здесь, шалите, но не очень увлекайтесь! — шутливо пригрозила мама пальцем мне с Никитой. — Второму внуку мы, конечно же, очень будем рады, но лучше не спешить с его появлением. — Мама!.. Я с вашими шутками сквозь землю провалюсь в конце концов. — Вытянем обратно. Только не забудь по пути прихватить оттуда парочку червячков для рыбалки, — с самым серьёзным видом произнёс вышедший из дома папа. — Когда вернёмся, то обязательно сходим на речку. Ты как, Никита, силён в рыбацком деле? — Я, признаться, не самый удачливый рыбак, но занятие это люблю так же, как поиск грибов. — О, теперь он мне стал намного больше нравиться! — воскликнула мама, попутно закрепив кресло с Марьей на пассажирском сидении, и обняла нас по очереди. — Ну, мы поехали. Не скучайте! Завтра вернёмся к вечеру. — Уверен, эти скромные молодые супруги и не думают тут скучать, — как бы невзначай бросил папа, в очередной раз вогнав меня и Никиту в краску. Закрыв за ними ворота, мы неспешным шагом направились в дом. — А ты ведь никогда не рассказывал, что любишь собирать грибы, — нарушила я молчание уже на кухне, взявшись заваривать чай — кофе мы терпеть не могли всей семьёй. — Не очень-то честно… Я твоя жена, а выходит, что моим родителям ты рассказываешь больше, чем мне. — Берёг эту новость для подходящего случая, — улыбнулся Никита, заодно вскрыв новую упаковку печенья. — Сейчас как раз и был такой. — Если всё беречь для подходящих случаев, то так можно ничего и не рассказать в итоге! Слушай, всё хочу спросить, тебя не слишком задевает юмор моих родителей в наш адрес? — Учитывая, как тепло они меня приняли, и их любовь к тебе и Марье — нет, совсем не задевает. Хотя, признаться, порой смущает. Но они же не со зла это делают… Тебе вообще очень повезло с родителями. У вас прекрасная семья, и мне очень повезло стать её частью. — Или это нам повезло с тем, что ты стал частью нас. Я поставила на стол две кружки с дымящимся чаем, оставив напиток завариваться, и, не став тратить время на разрешение, уселась к Никите на колени, тут же обвив руками его шею. Он молча посмотрел на меня, но в этом взгляде мерцал медленно зарождающийся огонь. Тот самый, что делал глаза Никиты столь непохожими на все остальные… — Если твои родители не хотят второго внука в ближайшее время, то им следовало бы увозить с собой не только Марью, но и кого-нибудь из нас двоих, — с улыбкой прошептал он, уткнувшись лицом в мою грудь. — Агния… Княжна моей жизни. Роса, оживившая пересушенную зноем землю… Луч солнца, блеснувший в глазах слепца, и даровавший ему зрение. Молитвами ли моей бедной матушки Господь по милости своей даровал мне возможность увидеть тебя? Своей жизнью я не мог заслужить такого… — Я не знаю, по чьей именно воле мы встретились, хотя подобное и выходит за рамки обычного восприятия мира, но тем не менее полагаю, что с нашей стороны неблагодарно считать, что ты, или я, каким-то образом можем не заслуживать это. Случилась же встреча? Случилась. И далеко не одна. Так что не… Договорить у меня не вышло — слова резко застряли в горле неприятным комом, когда мой взгляд случайно упал на окно и я заметила в нашем саду тёмный мужской силуэт в старинном камзоле, длинном кудрявом парике, с широкой шляпой и пышным пером на ней… Лица незнакомца я не видела — было ли оно у него вообще, учитывая, что он весь выглядел как тень? — но с неприятной дрожью ощущала, что он пристально вглядывается в меня…