И вновь цветёт сирень... 2: Возвращение в прошлое

На то, чтобы привести себя в порядок и переодеться, у меня ушло не больше получаса. Даже чуть меньше. Ванной я толком не успела насладиться, хотя в тёплой воде перенапряженные мышцы наконец-то расслабились, и мне стало значительно легче. В физическом плане, не моральном. С трудом удерживалась я от соблазнительного порыва окунуться с головой, дабы полностью смыть с себя прошедшие дни… Убрать остатки этого ужасного болотного запаха, что засел в волосах с того момента, как Анисимова заставила меня окунуться в той речке. Но нет, нельзя… Потом пришлось бы долго сушить волосы, на что не было времени, а с мокрыми разгуливать… Вот уж точно верный способ простудиться — ведь на дворе пока и не пахнет летом. Хотя, если верить словам Рады и дарованный мне кристалл действительно должен был защищать, чего мне пока не довелось ощутить на себе, не считая исходящего от него жара, то подобное не должно было мне грозить. Но проверять как-то не хотелось… А с другой стороны, голода же я не чувствовала! Хотя у меня во рту не было ни крошки с тех пор, как я перенеслась в это время. Может кристалл всё-таки работает?.. Нет, даже с этим аргументом не хочу устраивать проверку. Когда вода начала остывать, я принялась играть с остатками пены, и сдув её с ладони, нечаянно угодила в камеристку Лизаветы, присланную своей хозяйкой помочь мне. На удивление серая, незаметная, и будто бы безликая женщина! С недобрыми крошечными глазками, коими она то и дело как-то странно зыркала в мою сторону. Впрочем оно и понятно… Вряд ли в её обязанности входил пункт обслуживания посторонних лиц, гостящих в доме. Я была для неё обременительной обузой, от которой ей нетерпелось избавиться как можно скорее. Она даже не разговаривала со мной… Не скажу, что это плохо — терпеть не могу, когда кто-то навязывается с разговорами, — но даже на мои извинения за пену она ничего не ответила, только сделала такое выражение лица, словно ей в рот попало что-то очень горькое. Да, даже не знаю кто хуже… Та Авдотья с её гримасами, чаще состоящими из глуповатой улыбки и беспричинным испугом, выраженном неестественно вытаращенными глазами, но хотя бы пытающаяся выглядеть любезной, или эта особа, которую приходилось терпеть возле себя. Именно терпеть, просто из желания не ссориться ни с кем, или потому, что не хотелось выглядеть капризной. Хотя мне ли бояться подобной репутации?.. Переодеться же пришлось обратно в мою амазонку. Точнее в амазонку Анисимовой, насильно «подаренной» мне. Выстиранная, отглаженная, аккуратно зашитая в тех местах, где ткань порвалась во время моего падения с Графа на мостовой, она оказалась не такой уж плохой альтернативой моей несчастной ночнушке, которая теперь годилась только в качестве половой тряпки. Но у меня особо и не было выбора… В платья Лизаветы я не смогла бы влезть при всём своём желании (коего и не было вовсе). Эта девушка была значительно тоньше меня, почти как веточка, и ниже примерно на голову, так что даже если бы я и смогла натянуть на себя её наряд, то подол юбки просто не дотянулся бы до пола. Нелепое зрелище… Оставалась ещё одежда прислуги, но я предпочла облачиться в «свой» наряд. А вот с причёской возникли сложности… Мало того, что получалось какое-то совершенно безобразное гнездо, подобное которому под силу свить лишь косоглазой птице с очень кривым клювом, так эта камеристка ещё и дёргала меня за волосы, словно те локоны, которые не желали ложиться так, как ей хотелось, она со злости решала вырвать с корнем! Здесь я уже не стала терпеть — заявив, что я лучше пойду с распущенными волосами, чем потеряю больше половины из них по её милости, я быстро избавилась от вонзённых шпилек, как-то расчесала пострадавшие локоны, и наконец-то покинула эту комнату, в которой так и витал удушливый запах роз. «Ну ты подумай, она ещё и обиделась на меня из-за этого! — фыркнула я мысленно в коридоре, потирая ещё все ещё неприятно саднящую кожу головы. — Да за такую работу в суд нужно подавать! Или потом сделать ей точно такую же «причёску», полностью скопировав процесс изготовления». — О, ну наконец-то! — воскликнула столкнуваяся со мной Лизавета, и тут же окинула меня оценивающим и неприятно придирчивым взором. — А что у тебя с волосами? — А что такое? — Почему простоволосая? — Спасибо, что хоть лысой не осталась! Слушай, а эта дама, камеристка то есть, и тебя причёсывает так, словно на парик свежий урожай собирает? — Нет, всегда всё было очень аккуратно. — Понятно. Значит это мне просто повезло попасть на неё именно в тот момент, когда всё вдруг перестало получаться!.. Кстати, а где Гаврила? — немного обеспокоенно спросила я. — Разве он не с тобой? — Был, но я отправила его из комнаты. Не знаю почему, но мне совсем не хотелось в действительности мыться и переодеваться в его присутствии. Одно дело шутки, и совсем другое — реальность. Кажется он говорил, что сходит на кухню, узнать что-нибудь насчёт завтрака для нас. Что-то долго он там пропадает… Лизавета равнодушно пожала плечами. — Мало ли, что он там делает… Не бойся, сквозь землю не провалится. — Знаешь, я уже во всё готова поверить. — Так поверь лучше в то, что нам нельзя больше задерживаться ни на минуту! Мы и так заставили мистера Брюса ждать непозволительно долго. «Будь моя воля, я бы ещё несколько часов заставила бы его прождать! — мысленно воскликнула я, пытаясь не дать эмоциям проступить на лице. — До тех пор, пока он сам не решил бы уйти. Как же я не хочу видеться с этим… типом! Как я не хочу идти к нему!» — А-у! — Лиза помахала рукой перед моим лицом. — Где ты витаешь? Нам идти нужно, а не мечтать тут стоять. — Да иду уже… А почему ты никогда не обращаешься ко мне по имени? — решила спросить я. — Просто не приходилось, — спустя несколько секунд отозвалась она, шагая впереди меня по коридору, размеренно постукивая каблуками невидимых под юбкой туфель по мраморному полу, натертому до блеска. — Тебе это так важно? — Важно, — твердо произнесла я, просто из принципа, хотя мне на самом деле было абсолютно всё равно. — Ладно… Агнесса, — нехотя кивнула в ответ Лизавета. — Почему «Агнесса»? — несколько удивилась я, зачем-то взглянув на висящий на стене среди прочих картин портрет какого-то худого рыжего господина, похожего на голландца семнадцатого века, словно он мог сказать мне что-то на это. — Меня зовут Агния… — Разве есть разница? — почти раздражённо бросила она. — Одно и то же имя, просто произносится с маленьким отличием. — Хоть и маленькое, а всё же оно имеется. Впрочем, — решила добавить я, видя, как начала краснеть Лизавета, — можно и Агнесса, я совсем не против. Ну, что же мы стоим? Не ты ли только что говорила, что нужно торопиться? Вздохнув, она двинулась дальше, чуть прибавив шагу, и едва слышно прошептала: — Ох, и за что ты послана именно ко мне? Где я согрешила так, что получила подобную кару?.. «Нарочно сказала это будто бы самой себе, а всё же так, чтобы и я услышала? — усмехнулась я, покачав головой. — Кара… Я толком ничего не знаю о твоей жизни, но то, что происходит со мной сейчас, скорее похоже на неё!» Чем ближе мы приближались к гостиной, тем лихорадочные мой мозг пытался отыскать путь к отступлению… Пытался найти хоть какую-нибудь зацепочку, лишь бы ещё на несколько минут оттянуть эту встречу, коей всё так противилось во мне! «Так, это поведение глупого, взбалмошного ребёнка! — попыталась одёрнуть я себя. — Возьми себя в руки, тряпка, и сделай то, что должна! Это не тот случай, где позволительно отлынивать. Как ты тогда смеешь считать себя кем-то, если не способна переступить через себя даже в таком простейшем деле?» Однако, хотя разум и поддакивал как только мог, тело не хотело подчиняться… Стоило нам спуститься с лестницы, как сердце вдруг бешено заколотилось, как от сильного испуга, перед глазами поплыли мутные круги, а ноги внезапно подкосились. Если бы поблизости не возник Гаврила, успевший подхватить меня, я бы безвольно грохнулась на пол… — Батюшки, что на этот раз? — воскликнул бывший камердинер, с трудом помогая мне подняться. — Я… — пришлось сперва сглотнуть плотный ком в горле. — Я не знаю… Так резко… Просто ни с того ни с сего! — Мадмуазель? — Гаврила выжидающе взглянул на невозмутимо следящую за нами Лизавету. — А я что? Не бойтесь, всё в порядке; такие приступы случаются первое время с теми, кто только обрёл способность. Ведь при этом основному изменению подвергается мозг… — Который только что едва не разукрасил тут вам всё! А же падала на каменный пол! Ладно, мраморный. Но это не отменяет… Я не смогла договорить — слова сами собой застряли в горле, а от поднимающейся волны ужаса волосы зашевелились у меня на голове. Это… он… Это он! Мутным облачком, вряд ли различимом глазом простого человека, из дальней от нас распахнутой двери выплыло существо, в котором я сразу же узнала того ужасного волка, напавшего на меня в лесу. Достаточно было одних сверкнувших алым пламенем глаз, уставившихся на меня, глядящих словно в самую душу, сковывая её и лишая всякой воли. Кажется, Гаврила пытался мягко встряхнуть меня, явно не понимая, что происходит. До слуха смутно долетал приглушённый голос Лизаветы, похоже пытавшейся как-то успокоить меня… Не могу точно сказать, так как я в это время словно плавно опускалась на дно глубокой реки, или океана, постепенно переставая видеть свет солнца — просто лучи не могут достигнуть этих мест… Я что, опять теряю сознание? Вдруг… Вспышка! Яркий свет!.. Покалывание по всей коже, лёгкое головокружение… Ещё секунда, и… Я оказываюсь в какой-то подворотне, так и оставшись зажатой в руках перепуганного до оцепенения Гаврилы. Рядом, пыхтя как паровоз, судорожно держась за моё плечо, стояла бледная Лизавета. Наверное прошло несколько минут, прежде чем мы кое-как начали приходить в себя. И первым делом Гаврила прохрипел: — Лысый чёрт… Что это было? — Мы… переместились… — облизнув губы ответила Лизавета, прижав левую ладонь ко лбу. — Но как, почему? — спросила уже я, чувствуя, как к горлу подкатывала тошнота. Мы втроём на это лишь молча переглянулись, но никто не озвучил вслух своих предположений, если таковые и были. У Лизаветы так точно что-то промелькнуло, судя по тому, как она несколько раз прошлась туда-сюда, опустив нахмуренный взгляд в пол. Гаврила утирался платком, явно пытаясь унять пострадавшее от шока сердце, а я… я едва сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. Сил уже нет никаких выносить подобное! Опять перемещение! И опять именно тогда, когда поблизости находился этот Брюсс и его треклятый волк! Совпадение ли это? — Господи, Никита Григорьевич!.. — вдруг не своим голосом завопил Гаврила, как ошпаренный подскочив и бросившись куда-то вперёд, едва не сбив с ног проходящего мимо входа в эту подворотню Никиту. — Гаврила… — в изумлении произнёс он. — Ты как тут… Откуда? «Та-ак… — протянула я, встрепенувшись, непроизвольно пригладив взъерошенные волосы. — Ладно, без паники. Хотя бы не ускакали в другое время. И вполне можно порадоваться, что рядом нет этого волка. Как и Брюса. Значит, и встреча откладывается на неопределенный срок! Что ж, а жизнь не так уж и плоха…» Думать о причинах произошедшего, вернее гадать, я не собиралась. Лучше чуть позже попытаю Лизавету, ведь она явно что-то смекнула… — Пошли, — сказала я, ухватив её за запястье и потянув за собой, — догоним Гаврилу, да и не стоять же нам тут до вечера? Последнее замечание было лишним, так как я уже после него со странной смесью чувств отметила, что вечер-то и так уже наступил. Причем давно — солнце уже не было видно. — Да, пошли, — отстраненно согласилась Лизавета, продолжая о чем-то сосредоточенно размышлять. Интересно, что сейчас вид Никиты нисколько не напряг меня. То ли сказывалась передозировка адреналина в крови — с такими темпами иное вряд ли могло быть, — то ли мой ночной визит всё же не прошел даром… Однако я без всякого сомнения подошла к ним, прервав тем самым беседу ни о чем, и, глядя прямо в глаза Никите, с ухмылкой сделала книксен. Да, похоже дело всё же в адреналине… Никита на это вопросительно вскинул бровь, затем перевёл чуть потеплевший взгляд на Лизавету, которая при виде него тут же вынырнула в реальность. — Мадмуазель Овсова, счастлив видеть вас так скоро. — Доброго вам вечера, Никита Григорьевич, — с улыбкой ответила она. «Так… Это что ещё такое? — во мне тихо вспыхнула ярость, когда я увидела эту сцену. — Что за улыбочки такие взаимные?» — Как же вы здесь оказались? — с заботливым беспокойством спросил Никита, и опять у Лизаветы. — Гаврила говорит, что вы заблудились… — Да нарочно петляли по городу весь день, чтобы вот так выйти на вас в итоге, — съязвила я, едва не дав себе ткнуть Лизавету локтем. — Я не вас спрашивал, мадам, — лениво, но крайне недовольно проговорил Никита. — А мы не в школе, чтобы руку тянуть для разрешения говорить! Лучше сам скажи, ты-то какого лешего тут забыл? Что-то слишком часто мы стали «случайно» встречаться в последнее время! Гаврила предостерегающе кашлянул в кулак, а Никита на этот раз взглянул на меня со скрытым удивлением: — Что вы сказали, Лидия Ивановна? — Ишь, как имя выделил… — вновь усмехнулась я, уперев руки в бока. — Лидия, говоришь? Знай, ещё хоть раз назовёшь меня так, я тебе язык на голову намотаю! Ясно? «Всё, Остапа понесло… Что я говорю? И зачем орать начала?» — Агнесса, спокойно, — мягко, чуть ли не пропела Лизавета, коснувшись руками моих плеч. — Тихо, не волнуйся, Никита Григорьевич не хотел тебя обидеть. Если ты так хочешь, он больше не будет звать тебя твоим именем. Правда ведь, не будете? — Ну… Если вам так угодно… — Никита на миг закатил глаза, после чего вновь глянул на Лизавету до безобразия тепло. «Ах ты, мерзавка… — кровь так и забурлила во мне. — Решила выставить меня сумасшедшей? А сама в это время строишь глазки моему мужу?! Да я тебя прямо сейчас на куски разорву!» — Ой, осторожно! — вдруг воскликнул Гаврила, резко дёрнув меня на себя. И вовремя — как раз в этот момент в то место, где я только что стояла, вонзился тонкий, короткий нож. Именно вонзился — лезвие прошло сквозь бетон, и почти до середины клинка. «Это ещё что?..» — тенью пронеслось в сознании. Гаврила, Никита и Лизавета синхронно подняли головы вверх, справедливо полагая, что нож прилетел оттуда. Я же почему-то не стала… Следовала внутреннему чутью, тихо шепчущему мне на каком-то одному ему понятном языке. И этого оказалось достаточно, чтобы успеть уловить взметнувшуюся тень, со стремительным свистом несщуюся на нас. Доля секунды, неосознанный порыв… И я встала перед Никитой, закрыв его от летящего в него второго ножа. Угодившего мне прямо в левое плечо… — С-с-с… — нервы оказались натянуты настолько, что я даже не смогла закричать, несмотря на всю боль, пронзившую меня как прикосновение раскалённого железа. Прежде чем кто-либо из них успел отреагировать на произошедшее, я трясущейся, почти онемевшей, рукой ухватилась за рукоять и рванула нож, тут же выронив его, и кое-как зажала рану, из которой по пальцам струилась горячая кровь… А из глаз точно так же, сами по себе, без всякого плача, хлынули слёзы. Наконец все трое словно очнулись от гипноза — Гаврила метнулся ко мне, возбуждённо тараторя что-то, Никита отшатнулся назад, с окаменевшим лицом оглядываясь вокруг, а Лизавета присела возле ножа, подцепила его кончиками пальцев и рассмотрела рукоять. Длилось это всего пару мгновений, после чего она, с исказившим лицо ужасом отбросила его в сторону, и произнесла на выдохе: — Мортамбры! — Чего? — поперхнувшись переспросила я, попутно гневно косясь на Никиту. — Мог бы и кивнуть в знак благодарности! Вот ведь… Вырвалось вслух! — Вы только ради этого бросились под нож? — бросил он, продолжая всё так же напряжённо озираться. — Ага, и сама же его метнула! Да не будь здесь тебя, я бы ни за что не попала в эту ситуацию! — Заметьте, первый нож бросили именно в вас. Так что вы имели ввиду, Лизавета Ермолаевна? Что ещё за «мортамбры» такие вы назвали? — Да, о чём вы? — подхватил Гаврила, пытаясь своим платком перевязать мою рану. Из который, к слову, кровь текла всё меньше и меньше… — Мортамбры… — словно в трансе повторила Лизавета. — Тень смерти… Убийцы колдунов… Это были они!.. — Почему это «были»? — тут же раздался из подворотни чей-то грубый, насмешливый голос. Не успели мы и глазом моргнуть, как на нас с обеих сторон, в том числе и с улицы, начали двигаться по трое человек в тёмных одеждах и масках, скрывающих их лица. В злобно блестящих глазах можно было прочесть лишь одно — нам конец…