Ты с ним.

      Шум, присущий любому спортивному залу, гулом стоял в голове, крики девушек на трибунах, и парней на площадке стали неотъемлемой частью жизни /Т.и/. Будучи возлюбленной одного из самых перспективных связующих в стране, который ко всему прочему, требователен ко вниманию, девушка не пропускала ни одной игры, неважно товарищеский матч или нет.       Мия носится по площадке, словно заведенный, не устающий. Глазами она еле успевает уследить за мячом, что направляется от связки к нападающему. Движения парня восхитительно легкие, но совершенно точные. Пасы Ацуму поражают, не меньше поражает и подача.       Взмах рукой, призывающий болельщиков замолчать, будь рядом Осаму он бы обязательно пошутил про напыщенность брата, но сейчас он лишь прикрывает затылок, зная непостоянность подачи.       Визг рядом сидящих девушек оглушает не только самую важную для Мии болельщицу, но треть зала в общем. Девушка злостно смотрит на них, но не видя реакции на смазливых лицах, переводит взгляд на Ацуму, что также гневно осматривает трибуны. Особенно его пылающий от негодования взор задерживается на возлюбленной, отчего та невольно покрывается неприятными мурашками.       После игры, Ацуму, хоть они и выиграли, недовольно шел в раздевалку, топая так, будто хотел проломить пол. Девушка возникла перед ним внезапно, хватая за покрасневшую ладонь, ей хотелось обнять и поздравить волейболиста, но он, очевидно, был против.       — Не до тебя, дай переодеться.       Мия ушел в раздевалку даже не взглянув на потерянную девушку, что хлопала ресницами и таращилась в одну точку. Чем она могла так разозлить парня и она ли причина скверного настроения? Из клубочка мыслей /Т.и/ старалась вытянуть хоть одну причину, которая могла быть адекватной, но увы, ничего не выходило. Отойдя к лестнице, прижавшись спиной к перилам, она покорно ждала связующего, параллельно оглядывая всех присутствующих.       — Цуму, что случилось?       /Т.и/ выглядела, действительно, обеспокоенно, оглядывая хмурого Ацуму, который все ещё держался на расстоянии от неё, на лице ходили желваки.       — Потому что ты знаешь как меня раздражает крик болельщиц, сегодня ты вела себя как визгливая свинья.       Возмущение подступило к горлу вместе с обидой. Неужели он действительно думает, что она могла так поступить, не первый год встречаясь с ним, девушка знала его отношение к этому. Во рту стало сухо от одной мысли, что она для него такая же как все, и его фразы по типу «ты моя единственная и неповторимая» не имеют смысла. Мия прожигал её взглядом, словно ожидая чего-то. Извинения? Но получил он другое.       Звук громкой пощечины отлетел от стен коридора, оседая на полу. Теперь возмущен был уже Ацуму, прижимающий ладонь к горящей и покрасневшей щеке. Девушка смотрела на него взглядом, уничтожающим и разбирающим на мельчайшие частицы, она была не робкой, совершенно не боялась парня и не собиралась терпеть такие выпады в свой адрес. Уважение к себе выше всяких чувств.       — Мия Ацуму, ты кретин, который до сих пор не может узнать голос собственной девушки и готовый назвать её так оскорбительно! Я бы никогда не стала прерывать твою подачу и игру.       Цуму закусил губу, но злость во взгляде не пропала, как и решимость врезать ему повторно во взгляде девушки, недовольно сложившей руки на груди. Конфликт родился из пустоты, но расти стал по обоснованным причинам. Сейчас /Т.ф/ ждала извинений, они были бы как никогда кстати после «визгливой свиньи», но парень, видимо, собирался молчать дальше, наверно, отходил от шока, неужели так сильно ударила.       — Пошел к черту, мог бы и извиниться.       Девушка проигрывает в гляделки, отводя глаза в сторону выхода из помещения, хотелось оставить Ацуму одного прямо тут, чтобы думалось лучше. Махнув на него рукой и проглотив ком обиды, она, поправляя волосы, начала удаляться под пристальный взгляд младшего близнеца.       Мия стоял пораженный, смущенный и расстроенный. Щеку жгло уже не так сильно. Внутренний голос отчетливо повторял одну и ту же фразу: «не узнал». Он действительно не узнал голос любимой, подумал, что она будет отвлекать его, за это было очень стыдно, примерно настолько, что уши покраснели.       Осаму, наблюдающий за происходящим вместе с Суной, тихо подкрался к брату и прошептал, ехидно посмеиваясь:       — Придурок. Хорошо она тебе приложила.       Ацуму не стал отвечать, а бегом выбежал из здания догонять, уходящую в слезах, возлюбленную.