Ты с ним.

      Тишина не была такой безбожно противной, когда пелену пустоты квартиры разрывала трель назойливого дверного звонка, а после того, как щелчок замка срывался, заходил тот, кто разделял щемящее чувство потерянности в этом огромном и жестоком мире.       Иваизуми никогда не давал упасть в болото разочарований, подавая крепкую руку, усыпанную едва видимыми прозрачными родинками на смуглой коже. Он просто не позволял шуму в ушах убить здравые мысли, которые держали от посмертного шага. И быть ему за это благодарной вполне естественно, но на любое «спасибо» Иваизуми отвечал глубоким вздохом.       Для него придти ночью в ледяную квартиру девушки было нормой, согреть помещение своим присутствием и вырвать саму /Т.и/ из лап самобичевания и тоски также входило в его понятие нормальности. И он, честно говоря, любил быть рядом, помогать справляться и чувствовать себя важным. Да, возможно, эти отношения между ними, не имеющие характеристики, были нездоровыми, но в чём проблема если ваши травмы идеально сошлись?       Она ненавидит себя каждой клеточкой, осуждая за слабость, за то, что не может интегрироваться в общество, оставаясь пугливым щенком. /Т.и/ ответственна даже больше чем нужно, изводит себя нагрузкой, лишь бы не чувствовать, как всепоглощающая пустота засасывает приобретаемое, засасывает эмоции и силы на борьбу со своей слабостью. Она чувствует себя жалкой, кладя голову на край холодного стола.       Он — парень, желающий спасать, быть значимым в чей-то жизни. Хаджиме хочет быть любимым, но считает, что любовь нужно заслужить помощью, жертвенностью. Синдром спасателя и, на самом деле, глубокое чувство нелюбви к себе, делают его сверх меры заботливым, но так подходящим /Т.и/.       Зарываясь под слои ткани, она чувствует себя уничтоженной угрызениями совести, ответственности, структурной и родной самоненависти, пока сквозь слой одеяла её талии не касаются те самые руки с родинками. Ива словно вырывает из ямы, в которой вот-вот взорвется бомба, гладит через плотное одеяло, но его грубые ладони все равно касаются кожи. И /Т.и/ жмется спиной к нему сильнее, чувствуя его бедро, чувствуя себя уже не одинокой.       — Почему ты сразу не позвонила? — сухой голос проникает в самое нутро, заставляя дрожащие внутренности успокаиваться.       Никогда ему не звонит, потому что чувствует, что становится в позицию жертвы и эгоистично желает внимания, жалости к себе, теплых объятий и заботы, не отдавая ничего взамен. Знает, что Иваизуми нужно не меньше комфорта, чем ей, но она не может его дать, чисто физически.       Пустота не может ничего отдавать, кроме леденящего кожу отсутствия.       Он сам чувствует, когда что-то не так. Его тревожное чутье подвело его лишь однажды, когда он думал, что девушка после очередного «Всё нормально» перестала отвечать на смс. Тогда он прибежал к ней, молясь, чтобы не очередная паническая атака, но она просто уснула, снова укутанная в несколько тяжелых пледов.       У Хаджиме были ключи от её маленькой студии, /Т.и/ же хранила на полке в коридоре связку его ключей, он дал их со словами, бережно вложенными в её голову — «Ты всегда можешь придти и остаться». Но она ни разу не приходила, оставляя парня топтать и своё одиночество. Он был одинок. Хотел перестать быть подушкой безопасности, но не получалось, каждый раз срывался и бежал со всех ног к метро, чтобы вагон, чистый и тоскливый, привез его к станции, от которой пятнадцать минут ходьбы, и он уже будет держать в своих руках маленькую девочку, трясущуюся от любого шороха.       — Прости. — девушка выбирается из кокона и смотрит красными глазами на Иваизуми, уставшего и спокойного.       И он именно устал. Ему тяжело быть вечно сильным. Понимает это, но продолжает отрицать помощь со стороны и, наверно, это похоже на то, как пёс идет только к своей хозяйке, злобно лая на чужаков. Но его хозяйка не может приласкать. Она нуждается в ласке сама, но не знает в какой.       — Иваизуми, ты меня любишь? — странный вопрос, достаточно резкий и глубинный, но борясь с каким-то облаком чувств внутри, ей необходим ответ.       — Не знаю, сомневаюсь, но что-то определенно чувствую. — задать встречный вопрос он просто не решается.       И не врёт. Действительно не любит, просто реализует свою травму в ней, находя /Т.и/ идеальным «утопающим». Странные отношения, смазанные, дарящие лишь мнимый покой, но никак не восстанавливают, потому что они ещё не поняли, как быть, как решать проблему, а не снимать синдром.       /Т.и/ перебирается на колени парня и как коала, маленькая и слабая, фиксируется на нём, прижимаясь всем телом к сильной и надежной груди, носом утыкаясь в шею, щекоча чувствительную кожу дыханием. Он никогда не оттолкнет, потому что сам нуждается в ней как в кислороде.       И что это за нелюбовь? Никто не знает, продолжая заниматься чем-то слишком сумбурным и жалостливым.       — Давай вместе пойдем к психологу? — /Т.и/ бурчит. — Я больше не хочу быть жалкой и висеть у тебя на шее. Ты заслуживаешь быть любимым, но пока, увы, я не могу этого дать, но очень хочу.       Прекрасная идея — наконец-то что-то решать, делать и серьезно подойти к вопросу, не страдать и беспочвенно себя жалеть, становясь бесформенной слабой субстанцией, лишенной абсолютно всего. Хаджиме поддерживает и говорит, что согласен, что она молодец, и они обязательно справятся, что она перестанет спасаться от пробирающего ледяного чувства, она просто его переживёт.       Но есть у него и горечь сожаления, потому что больше всего Иваизуми боится стать ненужным.       И ему тоже придется перебороть себя, прекратить бежать к ней по первому зову, стать старше и вытащить из глубины своей души и сознания то самое ядро, заставляющее его быть спасателем, отчаянно и самоотверженно кидающимся в буйство стихии. Им будет больно, но всё проходит, и всё решается, они оба имеют шанс на то, что скоро клубок ниток их странных отношений станет ровным и аккуратным мотком, и пара наконец-то поймёт, что между ними.