Ты с ним.

      В квартире не кричали. Было непринято выяснять отношения на повышенных тонах, но это не уменьшало накала между двумя взрослыми людьми, говорящих на кухне о том, насколько каждый из них плох. Мама не ругалась на папу, она лишь говорила, что ей нехорошо от его слов, и что она хочет от него, не переходя невидимую, но существующую черту. В отличие от неё, отчим отзывался нелестно и грубил, открыто высказывая недовольство, но голос его не повышался ни на октаву, он и так давил на ссутуленные плечи матери.       Она была сильной, но он её сломал.       Именно это злило /Т.и/, в очередной раз ставшую невольной свидетельницей ссоры. Девушка отчётливо понимала, что это не её дело, и они сами должны разобраться, придти к чему-то и наконец перестать ругаться, но внутри кипела злость и обида за мать, которую хотелось защитить, ударить отца, закрыть его в другом месте и даже близко не дать ему подойти к семье.       Девушка любила маму невероятно, почти до боли. Точнее не почти. Из-за матери, сломавшейся под гнётом мужчины, /Т.и/ приходилось быть сильной и не нагружать её своими проблемами, чтобы она в очередной раз не расплакалась на её плече со словами «я такая ужасная мать». Ужасной она не была, ужасной была сложившаяся ситуация.       Так продолжалось долго, до омерзения длительный период мрака в доме, который мама пыталась разогнать своей улыбкой и уютом, но девушка видела, как внутри у неё угасает что-то необходимое. Но в один момент /Т.и/ всё же не выдерживает, она тоже ломается, но иначе, не жалостливо роняя слезы, она просто выходит из себя.       Отец стоит на кухне, сверху вниз обращаясь к матери, отчитывая её за, как думает девушка, абсурдную вещь: «ты изменилась после свадьбы». /Т.и/ вскипает, видя слёзы на щеках мамы, и подходит к отцу, вставая перед ней.       — Хватит так с ней обращаться. — голос девушки твёрд и груб, но она всё равно боится его.       — Уйди в свою комнату. — брови отчима дёргаются в удивлении, но заходившие желваки говорят, что он взбешён.       — Нет. Ты ведёшь себя отвратительно, никакой нормальный мужчина не будет так изводить свою жену!       — Хочешь сказать, я ненормальный мужчина?       — Именно это!       Мать испугано встаёт, когда на щеку девочки падает ладонь мужа. Ребёнок кривится, хватаясь за ушибленное место и смеётся, хватая руку матери.       — Мудак. — теперь уже не страшно, только больше ярости выходит наружу. — Пошли, мам.       Девочка тянет женщину за руку, уводя в комнату. Отец не идёт за ними, слегка растерянный. У /Т.и/ на глазах пелена ненависти и жалости к обоим родителям, которых она любит столько же, сколько и ненавидит за то, какими они стали. Сломленная мать и садист-отчим.       — Уезжаем к бабушке. Если ты ничего не можешь сделать, то сделаю я.       Поражено молча, мама собирает вещи, поглядывая на вскипевшую дочь, решительно впихивающую свои толстовки в чемодан, нервно дергая замок.       /Т.и/ в шоке от того, что мама молчит, но ей сейчас это удобно, она может и сама сорваться. Сорваться из-за мудака, который стоит на кухне, из-за того, что девочка снова защищает мать, но теперь уже не косвенно, а открыто, хватая за руку спасает. А /Т.и/ самой хочется заботы, которую она отдаёт маме, хочется побыть ребёнком, жалующимся на проблемы. Но не сейчас, не сегодня и видимо никогда.

***

      Отправив маму к бабушке с вещами, девушка сказала, что ей нужно пройтись и выдохнуть, поэтому не поехала с ней, ушла в парк, в котором всегда становится легче. Становится потому что Ушиджима именно здесь встретил её тогда, когда она снова хотела побыть слабой и маленькой, и тогда он поделился водой с девушкой, захлебывающейся своим отчаянием. Наверно, не слишком приятная первая встреча, но тем не менее он оказался человеком понимающим всё и поддержал /Т.и/, не спрашивая в чём проблема.       Сейчас сидя на скамейке, в голове утихает шум злости, и приходит голос разума, задающий интригующие вопросы, ответ на которые узнавать страшно, как и взрослеть теперь тоже.       Если мы с Вакатоши поженимся, и я стану выглядеть иначе, он тоже станет таким?       Тревога как-то по-родному ощущается в груди, щекотя сердце неприятными спазмами. А что если действительно он тоже не сможет смириться, если девушка изменится с возрастом? Им всего по восемнадцать лет, и за годы /Т.и/ может поменяться и внешне и внутренне, что, к слову, абсолютно нормально. Но сейчас нормальным не казалось. Вакатоши она любит до безумия, находя его более близким человеком, чем кто-то из семьи, доверяя всецело. Пускай и встречаются они от силы месяца два. Терять его не хотелось.       Представляя ужасные сценарии их разрыва, в которых глупо оказалась даже измена, девушка заплакала. Не только потому что было страшно представлять это, а потому что позволила себе так подумать о прекрасном парне с оливковыми мягкими волосами. Он был не таким. Вакатоши не предаст, не будет унижать и даже хоть как-то задевать кого-то. Да, он бывает груб и говорит слишком прямо, смотря в глаза, но девушку никогда не заденет и будет мягок, как хлопок.       — Привет. — голос сверху доносится до ушей, и девушка поднимает голову, заплаканными глазами смотря на юношу.       Вакатоши бегал по вечерам и не менял маршрут. Он любил этот парк. Особенно любил, потому что здесь познакомился со своей драгоценной и хрупкой девочкой, которую нашёл и сейчас, такую же разбитую.       — Ой, ты с пробежки, да? — будничный приветливый тон злит парня, и он садится рядом, молча перетягивая /Т.и/ на колени.       И от того насколько тёплыми и надежными чувствуются его объятья, /Т.и/ ревёт, срываясь на судорожные вдохи, едва держась, чтобы не закричать от бессилия. Ей так необходимы эти крепкие руки на плечах, тепло его дыхания на макушке, горячее тело и тихий шёпот, который она не слышит, но уверена, что он говорит что-то успокаивающее.       — Вакатоши, я так хочу быть маленькой, чтобы обо мне заботились и любили, хочу быть слабой. — его футболка мокрая от слёз, но парень не волнуется об этом.       Он подхватывает девушку на руки и молча идёт в сторону своего дома. Волейболист не стесняется приводить девушку домой, его мама всячески поддерживает сына, зная, что иногда ему непросто с противоположным полом в силу отсутствия опыта. Но Ушиджима крайне быстро учится. Сейчас, к примеру, он знает, что нельзя оставить /Т.и/ одну или отправить её домой. Ей необходим комфорт и забота, тёплый чай с двумя ложками сахара, который он заваривает ей уже месяц, и нужен, а точнее сверхсильно необходим, сам Ушиджима, который поцелует в лоб, даст одну из своих кофт и будет держать на руках, пока девушка не заснёт.       Уже на его кровати, в его зелёной толстовке /Т.и/ снова говорит о своём накопившемся, открыто злится на мать, которая по сути ломает и её, и себя. Девушке нужно сказать об этом, хоть неясное чувство долга, вины или чего-то ещё говорит ей, что маме нужно помочь, что злиться на неё нельзя. Можно. Про отца девушка умалчивает, но потом всё же говорит и о нём, потому что кровь закипает.       — Он ударил тебя? Где? — губы у парня вытянуты в тонкую нить, и глаза нездорово блеснули.       — Дал пощёчину. — девушка тычет в щёку, опуская голову. — Ударил бы сильнее, то написала бы заявление, чтобы его припекли за насилие.       Вакатоши накрывает щеку своей широкой ладонью и гладит мягкую кожу, не сводя злого взгляда с того места. Он никогда так не злился, никогда ему не хотелось придушить человека или врезать так, чтобы зубы вылетели как M&M’s из пачки. Ушиджима не уважал мужчин, поднимающих руку на девушек. Людей, которые обижают его близких, Вакатоши ненавидел.       — Вакатоши, а если я стану другой, потолстею или похудею, стану лысой, ты тоже можешь стать таким как он?       Вопрос выбил из Вакатоши воздух, крепким ударом он пришелся в солнечное сплетение, и весь абсурд, сказанный девушкой, расстроил его, но он этого не покажет. Юноша прижимает девушку к себе и обвивает крепкими руками.       — Хоть мы и недолго вместе, я давно тебя знаю и поэтому уверен, что хоть ты станешь лысой, полной, у тебя будет много акне, и что угодно вообще может случиться, я всё равно не стану таким, не уйду, буду рядом, потому что... — запнулся, раньше не говорил о любви, не желая торопиться. — Ты один из самых близких и важных мне людей.       В груди расцветает чувство уверенности, где-то рядом с некой злостью на себя за то, что мысли о сравнении Вакатоши и отчима вообще проскользнули в голове. /Т.и/ льнёт ближе, упиваясь силой этого парня, и тем, какой защищённой и любимой она чувствует себя рядом с ним. Именно этого не хватало, той чуткости, заботы, которую девушка не получала дома.       — Со мной ты можешь быть маленькой и слабой. Я буду защищать тебя всегда, буду самым надёжным, солнце.       Его слова не вяжутся с тем образом, который существует в обществе. Но это даже мило, до алеющих ушей мило, до крепких поцелуев в щёки, в губы всё ещё смущает. С ним всё хочется сделать постепенно и правильно, медленно и тягуче, с каждым днем узнавая его больше и больше.