***
Заказ приходит через три дня, через три дня постоянной проверки отслеживания, через три дня голодных взглядов друг на друга, нетерпеливых касаний, но не более, потому что без Ацуму нельзя. Они обещали ему. Связующий должен приехать со сборов через сутки, /Т.и/ и Осаму проверяют часы и нервно передвигают квадратик на календаре, нелепом календаре с насекомыми, которых никто из них не любил. Его подарили, когда трое признались всем близким людям, что встречаются втроем и жить будут вместе, может поэтому он до сих пор не в мусорке, потому что каждый считает его маленьким признанием. Ах да, о посылке. Фотография заказа пришла Осаму во время обеденного перерыва, и, если бы сотрудник не подал ему стакан воды, то он, вероятнее всего, задохнулся бы раньше, чем /Т.и/ позволила бы. Эрекцию было сложно спрятать, а ответить девушке ещё сложнее, его хватило лишь на немногословное «блять» в сообщении. Он ужасно хочет домой, и отсутствие дома Ацуму пробирает до ненависти. /Т.и/ вертится перед зеркалом в коридоре, у самой дрожат колени от внешнего вида и предвкушения. Легкое шелковое кимоно, короткое до неприличия, не закрывает ровным счетом ничего. Запахнутое на груди и обвязанное тонким поясом на талии, оно манит стянуть себя или наоборот, прикасаться сквозь ткань. Сюда бы неплохо подошли чёрные чулки, прекрасный контраст с белым кимоно и новыми белыми туфлями на каблуке, заботливо привезённые Осаму, потому что он захотел сам. Распаковка остального заказа была увлекательной, в новом наряде девушка чувствовала себя хозяйкой, воинственной и по-настоящему главной. Два кожаных широких ошейника и две металические цепочки, специально для характерного и дерзкого Ацуму /Т.и/ выбрала ошейник с острыми насадками поверх, чтобы отражало его самого в этом странном для кого-то атрибуте, у Осаму же обычный ошейник, потому что он всегда ведет себя как хороший мальчик. Чёрные наручники с мягкими оранжевыми вставками для дополнения контроля тоже на двоих. Не хватало намордников, чтобы парни ещё и не могли бы прикоснуться даже губами к желанному телу девушки, но это был бы перебор, /Т.и/ сама не хочет лишать себя жадных поцелуев. Остальное, что было необходимо для её плана, уже лежало в нижнем ящике спального комода: вибро кольца, плётка, верёвки и зажимы для сосков. Всё ждёт своего часа, а /Т.и/ ждёт Осаму, который после короткого «блять», пообещал вернуться пораньше и потрогать все игрушки вживую. Возможно, и отлизать, но это чуть позже. Пока девушка укладывала всё в ящик и приводила себя в порядок перед приходом парня, экран телефона загорелся от пришедшего сообщения Ацуму. «Приеду раньше, к девяти ждите дома» Коротко и по делу, без эмоджи в конце предложения и стикера с поцелуйчиком, общий чат с Мия, названный «разочарования традиций» в шутку, тускло передавал содержание сообщения, в котором не чувствовалось игривости Ацуму. Настроение пропало, поводок в руках стал металлически холодным и ничуть не важным, видимо сегодня парню нужна будет нежность, забота и спокойствие дома. Осаму заходит домой и по его недовольному шагу уже понятно, что он тоже переживает за план на вечер. Только вот сейчас сделать ничего не сможет, даже не напишет Ацуму тревожное «что случилось?» чтобы не казаться слишком заботливым и не баловать брата вниманием. Мия просто ложится на кровать рядом с /Т.и/ и утыкается носом в её живот, урча от поглаживаний.***
В восемь тридцать Осаму и /Т.и/ уже приготовили ужин, в восемь пятьдесят успели обкусать друг другу губы и возбудиться, но не зайти дальше, Мия всё же послушный и без разрешения девушки не смеет даже опуститься на колени перед ней. Ровно в девять на пороге появляется Ацуму и вид у него замученный. Планы заканчиваются даже не начавшись, и член Осаму, вставший ещё во время приготовления ужина, болезненно ноет. Старший Мия бросает спортивную сумку, куртку и вылетает из обуви, он спешит попасть в объятья дорогих людей и, оказываясь в них, выдыхает. — Я так хочу жрать. Секунда тишины и смех Осаму, и /Т.и/ насыщает помещение. — Ты был злой, потому что голодный? — Осаму кричит это уже с кухни, пока ставит тарелки и палочки на стол. — Да, я не ел почти сутки из-за каких-то накладок с рейсами. Оба всё понимают и тащат Мию на кухню, девушка и его младший брат уверены, теперь уже точно, что планы не сорваны, и после ужина у них есть два часа на приготовление. Наевшийся Ацуму снова будет таким, каким его привыкли видеть.***
/Т.и/, упорхнувшая в спальню, надела чёрные чулки с кружевными вставками у бёдер, подтяжки и чёрное белье, хотя от белья были только трусики, под кимоно надевать бюстгальтер было не нужно. Не нужно, потому что дразнить братьев затвердевшими просвечивающимися сосками невероятно весело, их голодные взгляды стоят всех богатств мира и всего самообладания девушки. На кровать она положила одежду и для них: ошейники, цепи, наручники и виброкольца и как заботливая хозяйка поможет им всё это надеть. Они будут послушно принимать затянувшиеся игрушки и шлепки за возможное непослушание. — Блять… — Осаму шумно вдыхает и откидывает голову назад, когда /Т.и/ выходит к ним в гостиную на каблуках и в сексуальном кимоно. — Наступи на меня. — Ацуму прикрывает рот рукой, чтобы слюни, потекшие по губам, не рассмешили Осаму. Девушка обязательно наступит, прочем именно это она и говорит, когда наступает на диван прямо между разведенных ног Ацуму. У того перехватывает дыхание, и глаза загораются привычным пламенем желания, но он ещё не знает, что ждёт его в спальне, где /Т.и/ воплотит все свои идеи. Осаму рядом молчит, всё знает и сохраняет невозмутимый вид, даже когда /Т.и/ тянет его за ворот футболки к себе и целует, вынуждая подняться на руках над диваном, то, как властно она мучает его губы, прикусывает язык, возбуждает, и парню тяжело держать себя в руках, но он старается. Когда в спальню она поманила их пальцем и не сказала, а приказала поторопиться и ждать её у кровати на коленях, парни, переглянувшись, удалились, куда просили и действительно ждали. Ждали, заламывая пальцы от нетерпения, потому что /Т.и/ шла за ними нарочито медленно, стуча каблуками по недавно уложенному паркету молочного цвета. — Мои хорошие мальчики будут сегодня послушными и хорошими, правда? — ошейник на шеи Осаму затягивается настолько, чтобы он смог дышать, но стоит дернуть за цепочку и каждый вдох становится платным, а плата — мольба. Парни кивают, принимая все украшения, они слишком быстро разделись, слишком возбужденно-согласно приняли виброкольца на члены и наручники на кисти. Когда наручники соединились с цепочкой, идущей к ошейнику, девушка отошла от них, чтобы полюбоваться. Все же они невероятно красивы, очерченные контуры мышц, словно самым ярким фломастером, выделялись и манили провести языком, кусочком льда, чем угодно, лишь бы коснуться. — Цуму, что такое? — /Т.и/ садится на край кровати и приподнимает подбородок связующего двумя пальцами. — Почему на моём ошейнике колючки? — так обиженно интересуется Ацуму, пока Осаму ухмыляется сам себе. — Они тебе идут, милый. Больше он ничего не спрашивает, и не потому, что ответ его устроил, нет, просто взгляд натыкается на нижнее белье девушки, которое видно из-за её позы: ноги разведены, и у каждой сидит её щеночек, сегодня они именно щенки, хорошо надрессированные, чтобы без разговоров вылизать каждую частичку девушки. Осаму сидит молча и ждёт, потому что так привычнее. Он любит отдавать контроль, не грызётся, если его отбирают насильно, не язвит, в отличие от своего брата. Он молчит, когда вибро кольцо включается, и по члену прокатывает колючее возбуждение. Ацуму же дергается, прикрывает глаза и ёрзает, слишком неугомонный. /Т.и/ лишь смеётся с реакции парня и в голове уже выстраивает тактику их боя, потому что с Ацуму придется бороться, а податливый мягкий Осаму будет её оружием на этом поле. Она подзывает его ближе и жестом показывает на чулки, Мия долго не думает и покорно трется щекой о бедро девушки, языком водя по кромке чулка, но не смеет оттягивать его зубами. Осаму по взгляду понимает, что придумала девушка и медленно спускается ниже, почти ложась на пол животом, чтобы дотянуться до её голени и облизать прикрытую тканью кожу. Туфлю он тоже снимает с позволения, и вид аккуратной женской ноги сводит его с ума, /Т.и/ закидывает ногу ему на плечо, и пухлые губы обнимают каждый пальчик по очереди, его прикрытые глаза показывают всё удовольствие от игры. Так же как и сочащийся смазкой орган Ацуму, молча наблюдающего за всем этим, говорит о его желании. Но ему не позволяют прикоснуться, он сидит у ноги и шумно дышит, скалясь, когда Осаму кидает на него насмешливый взгляд. /Т.и/ удостаивает его своей мягкой руки, которая сдавливает шею, натягивая поводок. — Почему опять он? — возмущение Ацуму заставляет Осаму прекратить, а /Т.и/ нахмуриться и натянуть поводок сильнее. Младший Мия отрывается от ступни девушки и снова оказывается у её бедра, целуя и легко покусывая оголенный участок кожи над чулком. — Потому что он долго терпел и держался неделю, пока ты был на сборах, он заслужил мое внимание чуть больше. Ацуму возмущен, до красных ушей и желания оттолкнуть брата от их девушки. Его сборы влекут за собой ужасные последствия, но не сказать, что ему это не нравится. /Т.и/ отпускает поводок и скидывает туфлю с ноги, ее ступня переезжает с пола на член Ацуму, надавливая и поглаживая его, вырывая хриплое рычание. Забавно. Пока Ацуму пытается сопротивляться и не стонать, тем самым показывая недовольство, Осаму дотягивается до подтяжек на нижнем белье и преданным, молящим взглядом просит уступить ему и позволить ласкать чуть выше, напористее. /Т.и/ позволяет, потому что хоть Мия и снизу это их общая игра, а младший ни за что не упустит возможность поиздеваться над братом. Кончиком языка Осаму поддевает край нижнего белья и проводит под ним влажную дорожку, девушка неосознанно поддается и нажимает на член Ацуму сильнее, он рычит. Уже показательно, чтобы на него обратили внимание. — Я тоже здесь вообще-то. И за это он лишается всего. — Кажется, тебе нужно поучиться у Осаму, как нужно себя вести. Смотри. — девушка буквально выплевывает слова в лицо Ацуму. Осаму после «смотри» тоже насторожился, понимая, что сейчас ему придется делать что-то посерьёзнее дразнящих поцелуев. И оказывается прав, /Т.и/ тянет его и усаживает между своих разведенных ног, но так, чтобы Ацуму было видно всё, что его брат будет делать, и с каким видом он будет выполнять приказы. — Он прекрасный щеночек, правда же? Ты же мой хороший мальчик и сделаешь мамочке приятно? — она действительно говорит как с щенком, но Мие плевать, он готов быть даже ковром и стелиться под эти шикарные ноги. — У тебя есть три минуты, чтобы я кончила, если нет, то всё, что ты будешь делать — смотреть как я сама делаю твою работу. А ты, Ацуму, сиди смирно и держи руки на полу. Сталь в голосе пробрала до костей, и оба парня как зачарованные выполнили то, что приказали. Ацуму, не без злобного взгляда, конечно, послушался и уложил руки перед собой, проклиная всё на свете, потому что довольный Осаму сейчас зубами стягивает нижнее белье /Т.и/ и готовится исполнить свой долг — вылизать девушку так, чтобы она не пожалела ни о чём. И он справится, три минуты более чем достаточно, когда ты изголодался по стонам, сокам возлюбленной. Осаму припадает к влажному лону сразу, не церемонясь всасывая клитор и быстро водя по нему языком, надавливая, обводя по контуру и прикусывая, проводя зубами чуть выше. Заостряет кончик и вводит внутрь, собирая смазку и несдержанно выстанывает в промежность девушки, вибрируя. /Т.и/ водит бедрами, насаживаясь на юркий язык, водя половыми губами по нему и наслаждаясь подступающим оргазмом. Осаму словно знал, когда нужно надавить, а когда наоборот легко провести губами по клитору, стянуть его между них и прикусить, он так старательно водил языком по комочку нервов, что сам забылся и даже не заметил, как ноги девушки затряслись от нахлынувшего удовольствия, только после того как голову отстранили за волосы он понял, что справился. Нагло облизнулся и вспомнил, резкой вспышкой вспомнил, что на его члене вибрирует кольцо. — Ацуму… — обращение теряется в комнате, потому что Ацуму скулит и падает головой на руки. От картины и непривычного писка от Мии у /Т.и/ взгляд становится ещё более пламенным, и вибрация на члене парня увеличивается от легкого нажатия кнопки. Смотреть как оба брата извиваются, но все же стараются выглядеть собранными, тешит самолюбие и забавляет. Мучать их оргазмами или же не давать кончить совершенно самые важные вопросы сейчас. И ответы на них находятся пока /Т.и/ достает плётку с мягкими кисточками, которые могут больно обжечь, если приложить достаточно усилий. Но бить парней она не будет, скорее просто раздразнит и сведет с ума, особенно связующего, которому не удалось даже прикоснуться к желанному телу, которое он не видел, не ощущал неделю. У Осаму хотя бы была возможность касаться и целовать. /Т.и/ садится на кровать снова и разводит полы кимоно в стороны, цепочки между зажимами на сосках игриво звенят и отражаются блеском во внимательных возбужденных глазах напротив, парни смотрят пристально, следят за каждым движением кисточек плети по нежной коже груди, живота, на влажное нижнее белье и покрасневшую шею. Оторвать их от созерцания этого шедевра, которым по праву является /Т.и/, может только увеличивающаяся вибрация внизу. — Можно мне… — Ацуму сглатывает, когда девушка недовольно вздергивает брови вверх, он понимает, что придется сдаваться и умолять, делать так, как нравится ей. — Прошу, можно прикоснуться к тебе, мне нужно это, я сделаю, как ты попросишь, только позволь. Такой покорный и очаровательный тон приятно ласкает слух, почти также приятно, как Осаму, забираясь на кровать, ставит широкую ладонь на бедро, сжимая его, заранее зная, что можно. /Т.и/ позволяет Ацуму подползти ближе и устроить голову на её бедре, пока она, не сама, а пальцами Осаму, выводит круги на чувствительной горошине, постанывая и оттягивая рукой, уже свободной от плетки, цепочки зажимов. Ацуму не может оторвать взгляд от того, насколько плавно исчезают в лоно пальцы его брата, как они снова возвращаются на клитор, пачкая его в смазке. Мия хочет попробовать её, готов слизать всё, потому что возбуждение уже накладывает пелену на глаза, хочется прикоснуться к себе, сжать член и убавить вибрацию, иначе он больше не протянет. Думать о том, как держится Саму нет сил. — Дай ему облизать пальцы. — Осаму слушается и в рот Ацуму наконец-то попадает хоть что-то. Вязкий сладковатый вкус смазки оседает на языке и на члене, он пульсирует, и парню кажется, что скоро он кончит, продержавшись так мало. Только вот /Т.и/ благородно снимает с него кольцо и когда она дотрагивается до органа, налитого кровью, Мия сжимает зубы почти до их треска. Девушка заботливо укладывает его на пол и натягивает цепочку на себя, заставляя хрипеть и отчаянно шевелить губами в поисках воздуха. — Побалую тебя, если назовешь меня мамочкой. Капризный Ацуму никогда не называл девушку так, он отстаивал непокорность до последнего, но сейчас, ей почему-то кажется, что он сломается и назовет её так, сладко протянув «пожалуйста» в самом конце. Но Мия молчит и краснеет, /Т.и/ отпускает цепочку и дает ему отдышаться, смотрит на Осаму через плечо. — Мамочка, сделай что-нибудь, мне так больно. — Осаму подает хороший пример брату и подползает к девушке на коленях. Он жмется к ней, потираясь о бедро своим возбуждением и хнычет, отчаянно показывает как сам нуждается во внимании. Ему необходимо или наказание, или милостыня. И /Т.и/ выбирает то, что вызывает чувства смешанные и непохожие на что-то. Она так нежно улыбается и целует Осаму в нос, что Ацуму, лежащей под ней, хочет попросить и себе один такой незаконно нежный поцелуй. — Конечно, дорогой. Ацуму хочет кричать от несправедливости. /Т.и/ спускается промежностью на его член, и он чувствует, как она пульсирует и обволакивает его соками, быть не внутри до пятен перед глазами больно. Она дразнит, издевается, а он глупо молчит, но отчасти потому что ему нравится эта пытка, черт, ему даже нравится то, что в сантиметрах от его лица /Т.и/ отсасывает его брату. Она низко опускается на член Осаму ртом, пропуская его в глотку, и как видит Цуму, и чувствует Саму, специально глотает, чтобы сжать сильнее, прикусывает основание и выпускает почти полностью, только посасывая головку одними губами, рука занята яичками, а вторая служит опорой. Опирается она на грудь Ацуму и царапает его своим маникюром. Он надеется, что она выцарапает на нём своё имя. Ацуму сдаётся. — Мамочка, мамочка, пожалуйста, сядь на меня, дай мне себя, пожалуйста. Он чувствует, как /Т.и/ потекла сильнее и слышит, как она стонет в унисон с Осаму, который от её стона вокруг своего члена чуть не потерял себя. Девушка опускает руку с груди волейболиста и помогает себе насадиться на член. Стонут все трое, а Осаму почти кончает, когда руки девушки впиваются в его таз, сжимая ягодицы. Осаму тяжело держаться, он много терпел и был послушным, хотя и сейчас он остается таким, каким хочет его видеть /Т.и/, руки всё ещё не зарываются в мягкие девичьи волосы, потому что так нельзя по правилам. Зато стонать он может сколько угодно, поэтому голос ему неподвластен, он срывается на высокие стоны, когда девушка берёт в рот глубже, пускает головку за щеку и щекочет ствол языком, вибрирующее кольцо тоже сводит с ума, не выключающееся ни на секунду. /Т.и/ отстраняется ровно в тот момент, когда Осаму подходит к грани, и это почти ломает его, он несдержанно вскидывает бедра, за что ошейник натягивается сильнее. — Саму, черт, Саму, помоги своему брату. — девушка теряет контроль над голосом и просит слишком умоляющим тоном. Осаму подстраивает движение пальцев на клиторе под ритм девушки, скачущей на Ацуму, член болезненно сжимается от невозможности получить разрядку. Но рука /Т.и/ оказывает необходимо близко, и ее рваные движения по члену вверх-вниз доводят Осаму за секунды, и семя выплескивается теплыми струями на бок Ацуму и колено /Т.и/. Громкий гортанный стон заполоняет комнату, и Осаму из последних сил заставляет руки двигаться. Ацуму сходит с ума от движений на нем, то, как сжимает его внутри себя девушка кажется таким незнакомым чувством после недели воздержания, что каждая мелкая пульсация заставляет задрожать и прошептать слишком слышно, то заветное «мамочка». Он кончает одновременно с ней, пока Осаму пальцами продлевает её оргазм, Мия выплёскивает семя внутрь, не прекращая дрожать в ногах. Трое обессилено валятся на пол, и Осаму сам снимает испачканное виброкольцо, матерясь от стимуляции. Застегнутые руки мешают обнять девушку и брата, дышащих также тяжело как и он сам. /Т.и/ шипит от того, что соски натерлись от зажимов, снимает их с облегчением и замирает, когда натыкается на заинтересованные взгляды парней. — Можно. — почти шепчет, но они слышат её и приподнимаются, припадая губами к опухшим соскам. Внутри всё трясется от колючего наслаждения и переворачивается, когда /Т.и/ натягивает цепи на шеях парней, придушивая их и наслаждаясь хриплыми стонами. Их языки не прекращают выводит узоры на ореолах и вершинках сосков, даже когда они краснеют от недостатка воздуха. — Вы такие горячие и послушные, мои мальчики. Когда они отстраняются, девушка целует их поочередно, нежно и заботливо облизывая губы, парни поддаются, уставшие и удовлетворенные ластятся под мягкие касания рук девушки. Рук, оттягивающих ошейники немного слабее, чем раньше. — Я вытрахан. — выдыхает Ацуму, и Осаму утвердительно кивает, поддерживая. — Ты буквально самое горячее, что я видел в жизни. — Если ты отшлепаешь меня в этом виде, то я кончу снова. — /Т.и/ смеется от слов Осаму и целует его в подбородок, мягко прикусывая. Их обнаженные тела прижимаются друг к другу так плотно, что границ совершенно нет, три тела становятся чем-то одним, пока сердца давно учащенно бьются в унисон. — Спасибо, мамочка. Парни одновременно шепчут в уши /Т.и/, и она стонет, понимая, что на сегодня она их ещё не отпускает, за сегодняшнюю ночь Ацуму придется отработать всю неделю вне дома, а Осаму вынужден будет поселиться между разведенных ног девушки, чтобы отработать все пошлые смс на работе.