Ты с ним.

      Суна может и разрешал кататься на своем лице, да и посмотреть как /Т.и/ скачет, сидя на члене, тоже был не против, только вот доминировать над ним все равно не получалось. В зелёном омуте глаз было столько уверенности в себе, что зубы сводило от того, насколько сильно Суна бесил девушку в те нередкие моменты, когда она пытается его подчинить. Ухмылка на его лице и томное, но такое острое «да, госпожа» просто не давали получить удовольствие в полном размере. Суна даже если и был снизу, то был там не в психологическом плане и ненадолго, потому что через пятнадцать минут уже девушку вжимали лицом в матрас или закидывали на руки, вытрахивая из неё даже мысли о подчинении.       И мириться с этим /Т.и/ не собиралась.       Говорить с ним бесполезно, только в очередной раз получишь ухмылку с язвительным отблеском в глазах, а силой никак не взять, всё же Ринтаро профессиональный спортсмен, да и выше головы на две, но кроме честных разговоров и грубой силы всегда есть третий путь, осуждаемый в некоторых играх, но не запрещенный — хитрость.       Ринтаро — лис, хитрый и проворный, как в стереотипных сказках, только вот в спутницы он выбрал себе девушку ничуть не уступающую ему в этой самой хитрости. Может по взгляду он и сможет понять, когда она увиливает, но что если глаза его будут закрыты?       Когда Ринтаро просыпается, то темнота перед глазами почему-то не исчезает, а на затылке что-то давит и тянет волосы, попытка убрать это что-то с глаз не увенчалась успехом, руки не двигались и болели. До Суны медленно дошло его положение: кисти точно чем-то завязаны, скорее всего это ремень, изголовье кровати, зачем они только купили с резными вставками, не дает отстранить руки ни на сантиметр, а глаза парня накрыты платком, потому что он улавливает сладковатые нотки женского парфюма.       — Что ты придумала? — Суна шепчет это себе под нос и ухмыляется, даже не подозревая, что девушка сидит у кровати и ждет его полного пробуждения.       Подло было воспользоваться тем, что Суна спит как убитый и совершенно не слышит будильник. Т/И встала раньше чем он, чтобы завязать его руки ремнем, осторожно и невесомо притянуть за кисти к спинке кровати, но эта подлость того стоила.       Девушка заползает на кровать и тянет сладким голосом «доброе утро», проходясь ногтями по затекшим рукам парня. Она знает, что он потерпит, а даже если и попросит развязать, то она не согласится даже ослабить. Больше на это не купится. Суна ухмыляется даже сейчас, не зная что его ждет, наверняка он надеется снова взять всё под свой контроль. Но не сегодня, потому что /Т.и/ настроена идти до конца.       Платок, как правильно заметил Ринтаро, падает с его глаз, и он немного жмурится, не фокусируясь ни на чем, утренний свет даже сквозь тёмные шторы слишком яркий. И секунды пока он привыкает к освещению являются теми сладкими мгновениями, когда в его глазах нет уверенности. Девушка надеется, что он её потеряет, свою жутко раздражающую доминантную натуру. Потеряет хотя бы раз, чтобы она могла потешить свою самооценку.       — Нас ждёт увлекательное утро и, возможно, день, если ты сейчас меня развяжешь.       Начинает игриво просить, не прекращая ухмыляться, и причина перехода в наступление для /Т.и/ ясна. Она сидит на нём обнаженная, контуры фигуры очерчены приглушенным светом и каждый пробивающийся луч облизывает нежную кожу. Весь образ манил Суну прикоснуться, но не получалось, девушка чувствовала, как он возбуждается и злится от невозможности осуществить свои желания.       Ей не следует говорить с ним, обсуждать и ставить ультиматумы, потому что это прямая дорога к проигрышу, /Т.и/ молча следует своему плану и стягивает одеяло с Суны, а затем и боксеры, оставляя юношу совсем обнаженным. Уязвимым и горячим он лежит на кровати и, стиснув зубы, старается восстановить сбившееся дыхание. Ему нравятся игры, и в них он почти никогда не проигрывает. Когда /Т.и/ садится на его бёдра снова, смазкой пачкая кожу, он улыбается как-то несвойственно дико.       — Захотела побыть главной? — после того, как девушка дразняще прикоснулась к его затвердевшим соскам, он всё же заговорил.       И, конечно, его голос был полон нетерпения, также как и тело напряжено, вены выступали на руках оплетая предплечья, на шее пульс был практически виден. Только вот девушка игнорировала его вопросы и внешний вид, она самозабвенно продолжала тереться о бедро Суны и пальцами сухими настолько, что сожми она их стало бы больно, ласкала соски, переодически ногтями очерчивая крепкие мышцы груди.       Покусанные пухлые губы постепенно втягивались в игру и опускались на покрытую мурашками кожу плеч, оставляемые девушкой влажные дорожки постепенно становились непростительно холодными для такого развлечения, но она не спешила снова согреть Суну. Будто специально охлаждала его, просила сбавить напор, с которым он дергал руками и вскидывал бедра. Но так продолжалось лишь какое-то время, Суна совершенно не глупый и, к тому же ещё по-лисьи хитрый, успокоился и испытывающе смотрел на /Т.и/, показательно облизываясь.       Ему нравилось внимание девушки, нравилось, как влажные складки скользили по бедру, нравилось, как она зажимала кожу на его груди зубами и зализывала, но не извиняясь, а дразня, остужая. Ринтаро не нравилось только отсутствие возможности обхватить соблазнительно мягкие бедра руками и как следует воспользоваться положением.       — Успокойся. — холодный и властный тон /Т.и/ ничуть не отрезвляет Суну, ерзающего на кровати.       — Вау, какая серьёзность, так и хочется подчиниться.       С поддельным восторгом Суна скалится, когда рука девушки дразняще поглаживает паховые сгибы, невесомо задевая большими пальцами член, который требует внимания, но лишается его, когда насмешка в глазах девушки становится заметна Суне.       — Займи рот делом, раз не можешь успокоиться.       /Т.и/ перебирается на грудь парня и задерживается на ней, чтобы свысока посмотреть на его возмущенно сведенные брови, редко удается быть главной, поэтому она собирается вытянуть из него всё. Устраиваясь на красивом юношеском лице, /Т.и/ играет с его волосами, не опускается полностью так, что Суне приходится приподнять голову, чтобы хотя бы мазнуть языком по влажной промежности. За что он и получает удар по груди, не слишком сильный.       — Я не разрешала. — кажется, девушка слышит, как он рычит и кладет голову обратно.       И молчит. Молчит и даже не двигается, потому что смотрит, как пальцы девушки кружатся на клиторе прямо над его лицом, он чувствует запах смазки, хочет попробовать её, но не шевелится, сам не зная почему, а когда осознание приходит, злится сам на себя, что повелся так быстро. Подрывает голову в очередной раз и мажет языком по клитору, задевая палец девушки, и на этот раз уже готовится победно вгрызаться в неё, лаская языком и губами, возможно, он бы даже прикусил её, но не сразу.       Девушка прерывает его, оттягивая за волосы и слезая с лица снова на грудь, на губах усмешка, властная и подавляющая. Суне это не нравится, руки начинают болеть от мысли, что он не может схватить /Т.и/ за щеки и агрессивно сцеловать эту улыбку с её губ.       — Играешь не по правилам, котик.       Ринтаро ненавидел, когда его называли «котик», потому что на кота ничуть не похож, а сладкий тон раздражал, особенно раздражал, когда девушка, говорящая это, сидит уже на его бедрах и надрачивает ему, нагло улыбаясь прямо в лицо. Ему уже не смешно, когда /Т.и/ медленно, что хочется завыть, садится на член, вводя его по миллиметру и закатывая глаза слишком показательно. Если кто и играет не по правилам, так это она, потому что только Ринтаро имеет право мучать её.       Вскинуть бедра — получить шлепок по уже и так красной груди, это правило Суна усвоил после пятой попытки ускорить девушку, но она лишь замедлялась или останавливалась вовсе, пульсирующий в ней орган требовал разрядки, Суна требовал быть быстрее.       Попросить вежливо — получить то, что так хочешь, Суна знал это, но к правилу не обращался, точнее он просил, но своеобразно, огонь и «мерзкую уверенность в себе» даже не пытался убрать. Ему нравилось действовать /Т.и/ на нервы и вынуждать её каждый раз сдаваться, но сегодня этого почему-то не получалось.       — Кончи для меня. — как гром под самыми окнами, как шум взрыва, слова /Т.и/ убийственно действуют на Суну, и он кончает слишком внезапно и стонет непозволительно громко.       И он ошибся, думая, пока отходил от оргазма, что на этом они закончат, что девушка слезет с него и позволит(хотя ему разрешение уже будет не нужно) взять себя так, как хочет он. Он понял что ошибся, когда /Т.и/ слезла с него и начала медленно водить рукой по полувставшему члену, ложась рядом с парнем.       Её шея была так близко и так манила оставить на себе пару засосов, чтобы все увидели и стыдливо молчали об этом, пока Суна будет обнимать /Т.и/ за талию и улыбаться властно, показывая, что она его, что кадык выгрызет, если кто-то осмелится её потревожить. Милая и беззащитная /Т.и/ сейчас змеей извивалась возле Суны, постанывая от того, что трогала его, что терлась об его тело. Она сама просила поцелуй, приближалась к губам, но не давалась, быстро отстраняясь на отвратительно недостижимую дистанцию.       — Дай, блять, сюда свои губы. —Суна рычит ей на ухо, вырывая очередной стон, внизу он уже готов повторить раунд, но /Т.и/ всё никак не дает ему свободы действий.       Она снова близко к нему, губами к губам, но не касается и не сдаётся, тяжело дышит, снова забираясь на него сверху. Шепот обжигает уже налитые кровью губы.       — Ты знаешь, как нужно.       Знает, но не сдастся так просто, не пойдет на поводу у дьявольски сильного желания поцеловать девушку, не вскинет бедра, прося о большем, когда она снова опускается на него, покачиваясь и потираясь о его лобок клитором. Темп /Т.и/ берет быстрее, чем в прошлый раз, от резких движений по телу прокатывается щекочущее удовольствие вперемешку с легкими покалываниями и спазмами в животе. Ринтаро знает, что продержится недолго, но второй оргазм будет болезненно слабым.       То, что у /Т.и/ затекли ноги —мелочь, с которой она смирилась, замечая, что кисти парня уже натерлись ремнём слишком сильно. Но это не повод его освободить, слишком долго она желала взять контроль, а сейчас его так много, что оргазм охватывает всё тело, забирая самый громкий стон прямо в шею Суны, который хрипит от того, как девушка сжалась на нём.       Сжалась и слезла с него, заменяя давление мягких стеночек на давление языка на красной влажной головке. Суна издает какой-то невнятный звук и улыбка с его лица исчезает, когда /Т.и/ вбирает член так глубоко в горло, что он чувствует, как она глотает вязкую слюну и его семя, которое выплескивается неожиданно, как и в прошлый раз, он сходит с ума, не отдает себе отчёт.       — Хватит, уже больно. — парень пытается увести бедра от настойчивых ласк, но девушка не останавливается и снова возбуждает его нервные окончания дразнящим движением языка по стволу.       /Т.и/ мычит отрицательно, вылизывая член, словно мороженое, и нагло смотря в глаза брюнета. В глаза, где больше нет намека на уверенность и нахальный блеск. Именно то, чего она добивалась, именно то, что она хотела получить. /Т.и/ прекрасно знает, что третий оргазм будет для Суны мучением, беспрерывные ласки языка и губ могут свести его с ума, и она знает, что член встает уже по рефлексу, а не от желания парня. Она сделает ему больно за все те неудавшиеся разы.       Глубоко вбирая в себя орган, доставая до горла, она стонет вокруг его длины, посылая вибрации в тело парня, и они проходят сквозь него, потому что иначе она не может объяснить его дрожь и стоны, непривычно высокие для Суны. Она превратила его в одно сплошное возбуждение, в тело, не контролирующее свои движения.       — Тебе нравится? — вопрос был почти контрольным, и от ответа зависят дальнейшие действия девушки.       — Да, мне нравится, пожалуйста, продолжай. — голос юноши срывается на высокий скулящий стон, когда девушка зажимает сосок пальцами, прокручивая, а рукой продолжает водить вверх-вниз по колом стоящему члену.       Продолжать? Ни в коем случае. /Т.и/ прекращает всё и встает с кровати, недосягаемая и с хитрым блеском в глазах отходит к двери и ловит на себе злой взгляд Суны, злой и непонимающий что происходит.       — Ты серьёзно уйдешь? — он так соблазнительно тяжело дышит, что сразу захотелось вернуться. — Развяжи меня и иди куда хочешь, я сам справлюсь.       Злится, так откровенно, что венки на висках вздулись от напряжения. На самом деле он не хочет, чтобы /Т.и/ ушла, он хочет вернуть её на кровать, которая сейчас кажется холодной и опустевшей, забытой.       Суна знает, что для этого нужно.       — Пожалуйста, вернись, сделай мне приятно и не оставляй, пожалуйста. — всё ещё недостаточно, потому что /Т.и/ садится на кровать снова, но не притрагивается к парню, начинающему остывать. — Я хочу тебя. Пожалуйста, я сделаю всё, что ты захочешь, вылижу тебя, буду снизу хоть всю неделю, что блять угодно, дай мне кончить!       Отчаянно возится на кровати, закрыв глаза. Неужели Суна и правда смущается быть снизу и просить, хотя всегда заставляет это делать /Т.и/. Девушка не может отказать ему в этой просьбе и лишь заботливо уточняет, что он хочет больше и, получив в ответ короткое «внутрь», садится на него сверху, бесцеремонно быстро пропуская член внутрь, сжимая его.       У Суны глаза закатываются и на внутренней стороне век взрываются петарды от острого удовольствия, нежные стенки обхватывают его и стимулируют, кажется, все необходимые точки, а руки девушки, уложенные близко к его шее, дразнят умолять о стыдном. Он хочет, чтобы его придушили и, ловя себя на этой мысли, стонет, неконтролируемо вскидывая бедра вверх, но не получая за это наказание.       — Придуши. — Ринтаро сдается своим желаниям, а /Т.и/ победно стонет, выполняя просьбу. Или же мольбу?       Свой оргазм девушка ощущает, как постепенно охвативший её жар, а Суна ощущает его как яркую вспышку, громкий стон, усилившееся давление и не выдерживает сам, предупреждает /Т.и/, что кончает и забывается. Ноги трясутся в послеоргазменной судороге, а сил нет, даже чтобы открыть глаза или чувствовать тело.       Они оба тяжело дышат, /Т.и/ обнимает парня и лениво водит ладонями по груди, стараясь отдышаться, ноги онемели от однообразных движений, и она вспоминает про руки Суны, спеша их освободить. В глубине души она надеется, что сейчас он не возьмёт всё под свой контроль и не растворит её удовлетворение от власти, доставшейся ненадолго.       И Суна ничего не рушит, его руки свободно падают на постель и всё что он может сделать сейчас, обнять /Т.и/ и зарыться носом в её шею, к которой наконец-то удалось прикоснуться губами. Он не хочет признавать, что удовлетворен до звездочек перед глазами и что сейчас он до сих пор хочет стонать от возбуждения и приятно растекающегося по венам тепла.       — Хороший мальчик. — /Т.и/ лениво накрывает его губы поцелуем, предполагая сразу прервать его «замолчи».       Но Суна и не дёргается возразить, наслаждается медленным поцелуем не пытаясь перехватить инициативу, он просто доволен и сейчас согласен быть котиком. Ему всё равно, что он проиграл сейчас, возможно, этот проигрыш на самом деле его самая большая победа. Хотя, нет, лучшая и важнейшая победа — начать отношения с той самой девушкой, которую сначала не мог терпеть.       — Старался для тебя, моя госпожа.       И сейчас он даже не увиливает, не играется тоном голоса и не язвит, а признаётся, что /Т.и/ имеет над ним невероятную власть, просто за неё нужно немного побороться.